Во время отречения государя от престола в течение нескольких дней императрица не получала от него известий. Муки ее в эти дни смертельной тревоги без этих известий и у постелей больных тогда детей превзошли все, что можно себе вообразить. Она дошла до крайнего предела сил человеческих.

Могильщики нашей родины отлично понимали, что на пути к осуществлению их предательских замыслов стоит императрица, мужественная и непоколебимая охранительница престола, и потому они решили не позволять державной чете быть в каких-либо сношениях. Письма их задерживались и государя шантажировали возможными опасностями для его семьи.

Государыня писала в этих письмах: «Ничего не знаю о тебе, только раздирающие сердце слухи…» «Мое сердце разрывается от мысли, что ты в полном одиночестве переживаешь все эти муки и волнения, и мы не знаем о тебе, а ты ничего не знаешь о нас… Ясно, что они хотят не допустить тебя увидеться со мной прежде, чем ты не подпишешь какую-нибудь бумагу… Если тебя принудят к уступкам, то ты ни в каком случае не обязан их выполнять, потому что они были добыты недостойным способом… Все мы бодры, не подавлены обстоятельствами, только мучаемся за тебя… Я не могу ничего советовать, только будь, дорогой, самим собой… О, мой святой страдалец».

Получив известие об отречении, императрица смело ободряет мужа, простирая взгляд в будущее и видя в нем великую славу его: «Я вполне понимаю твой поступок… Клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками…»

Такова была русская несравненная героиня и великомученица императрица Александра Федоровна. Это была одна из немногих сильных душ, на которую охотно обрушиваются испытания, ибо их трудно или невозможно одолеть, но и мера их страданий почти беспредельна.

Государь в Ставке простился со всеми чинами штаба и управления, с рыдавшими офицерами и казаками конвоя и сводного полка, но не выдержал всего ужаса этих своих и общих переживаний насильственной разлуки и, оборвав обход, поклонился, и, вытирая глаза, вышел из зала.

«Сердце мое чуть не разорвалось», – записал он в дневнике.

Государь телеграфировал императрице: «Отчаяние проходит. Благослови вас всех Господь. Нежно люблю».

Купе отходящего ночью поезда было освещено только лампадой пред иконой. Здесь он обнял дворцового коменданта и зарыдал. «Образ государя, с заплаканными глазами, в полуосвещенном купе, – писал последний, – до конца жизни не изгладится из моей памяти».

В Могилеве государь встретился с матерью, императрицей Мариею Федоровной, прибывшей из Киева. Мать и сын крепко несколько раз поцеловались, а в комнате мать долго сидела без движения и много плакала. Когда царский поезд отходил, государь стоял у окна и смотрел на всех провожавших. Почти против его вагона был вагон императрицы-матери. Она стояла у окна и крестила сына. В последний раз в жизни они видели друг друга.