Страдавшая за истину
Святая Олимпиада, диаконисса

Олимпиада происходила из аристократической константинопольской фамилии и была очень богата. Отец ее был сенатор Анисий Секунд, а мать – дочь благочестивого Эвлавия, префекта претории при благоверном Константине. Она еще в детском возрасте лишилась родителей. Потому опека над ее имениями поручена была ее дяде Прокопию, а воспитанием ее занималась Феодосия, тетка святого Амфилохия и святого Григория Назианского, умная и добродетельная, которой поручена она была еще отцом.

Так как она была богата и учена, руки ее искали многие. Еще юной она была обручена с Небридием, префектом столицы.

В 384 году в подарок Олимпиаде, вступающей в брак, святитель Григорий Богослов прислал прекрасные стихи. Но спустя двадцать месяцев после обручения Небридий умер, Олимпиада осталась вдовой и одновременно девственницей.

Многие после этого искали руки Олимпиады. Сам император Феодосий Великий предлагал ей выйти за Елпидия, молодого аристократа, своего родственника. Но она отклонила предложение.

– Если бы Господь хотел, чтобы была я женой, то не взял бы у меня Небридия, – отвечала она.

Феодосий повторил свое предложение, но также услышал отказ. Император оскорбился и, отправляясь на войну в 388 году, приказал префекту столицы взять в опеку ее имение до тридцатилетнего возраста Олимпиады.

Префект, услуживая Елпидию, поступил с Олимпиадой оскорбительно: ей запретили посещать епископов, не пускали ее и в храм Божий, лишь бы вынудить к браку. Олимпиада переносила все с кротостью. Она желала стеснить себя даже еще больше.

Она писала императору: «Ты оказал мне милость, которая достойна не только императора, но и епископа; опекой над имениями освобождена я от многих забот. Для большего счастья моего благоволи повелеть, чтобы роздано было все церквам и нищим. Издавна боюсь я наклонностей суетности, которые при раздаче имений так легко возникают. Временные блага, пожалуй, могли бы оторвать сердце мое от истинных благ, духовных и вечных».

Феодосий жил тогда на Западе, и когда после трехгодичного отсутствия в 391 году возвратился в столицу, вернул в полное распоряжение Олимпиады все имения.

– Такая добродетельная и умная девушка лучше нас знает, как употреблять блага времени, – заметил император.

Получив свободу в распоряжении имениями, блаженная Олимпиада тратила средства на дела милосердия щедрой рукой. Не было города, деревни, пустыни, где бы ни пользовались милостями знаменитой Олимпиады. Она доставляла приношения церквам, монастырям, кафедрам, странноприимным домам, темницам, местам ссылки. Не сосчитать невольников, которым она даровала свободу уплатой выкупа их господам. Святой Иоанн Златоуст сравнивал ее милосердие с обильной рекой, которая несет воды до самых границ земли и обогащает море. И он же убеждал Олимпиаду (а она смиренно слушалась) ограничивать щедрость, измерять ее не просьбами, а нуждами.

При всем богатстве Олимпиада вела жизнь смиренной рабы Божией. Воспитанная в пышности и неге, она отказалась от всех удовольствий света и вела простую жизнь. Не ела мяса, не принимала ванн, которые так нужны в жарком климате. Ночные бдения стали ее привычкой, и время ее посвящалось преимущественно молитве. Отношения ее с другими дышали христианской скромностью и искренностью. «Наружность ее открытая, нрав искренний, одежда даже одетым влохмотья показалась бы ничего не стоящей. Кротость ее была такова, что превосходила простоту детей», – писал очевидец.

Святой Иоанн Златоуст, утешая ее в скорбях, писал ей из заточения: «Ты от природы получила самое нежное и слабое тело; знатная порода доставила тебе все способы роскошно питать его, но ты разными страданиями так истощила его, что оно теперь ничем не лучше мертвого. Ты добровольно произвела в теле твоем такой род болезней, что их не могут вылечить ни искусство врачей, ни сила лекарств… Тебя не одолевает страсть к плотским удовольствиям, и потому нет для тебя труда воздерживаться от них. Ты приучила свое тело столько принимать хлеба и питья, чтобы только не умереть.

Скажу несколько слов вот об этой простоте и невзыскательности касательно платья. Кажется, что эта добродетель ниже других, но если внимательно рассмотреть ее, найдешь, что она весьма величественна, что она требует для себя души умной, стоящей всего житейского, парящей к небу. По этой причине не только в Новом, но и в Ветхом Завете Бог запрещал страсть к нарядам и говорил: «За то, что дочери Сиона надменны и ходят, подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавою поступью и гремят цепочками на ногах, – оголит Господь темя дочерей Сиона и обнажит Господь срамоту их; в тот день отнимет Господь красивые цепочки на ногах и звездочки, и луночки, серьги, и ожерелья, и опахала… и запястья, и пояса, и сосудцы с духами, и привески волшебные… перстни и кольца в носу, верхнюю одежду и нижнюю, и платки, и кошельки, светлые тонкие епанчи и повязки, и покрывала. И будет вместо благовония зловоние, и вместо пояса будетверевка, и вместо завитых волос – плешь, и вместо широкой епанчи – узкое вретище, вместо красоты – клеймо» (Ис. 3, 16–23).

Апостол Павел, обращая речь к светским женщинам, не только отклоняет их от нарядов золотых, но не дозволяет одеваться и в ценные одежды (1 Тим. 2, 9). Ибо знал он, знал хорошо, что щегольство – тяжкая болезнь души; болезнь, с которой трудно бороться, – самый верный признак испорченного сердца».

Еще святой Нектарий, патриарх Константинопольский, посвятил святую Олимпиаду в диакониссы. В чем состояли занятия Олимпиады как диакониссы?

Первая забота – смотрение за страждущими и несчастными женщинами. «С рассветом дня можно видеть: многие старушки и вдовы толпятся около темницы; даже знаменитые из них прислуживают заключенной и всю ночь проводят при ней; приносятся вкусные угощения и читаются священные книги им», – так писал язычник о христианских диакониссах.

Диакониссы обучали женский пол закону Божию, особенно во время приготовления к крещению. Карфагенский IV Собор постановил: «Вдовицы или посвященные, избираемые в служение при крещении женщин, должны быть настолько приготовлены к должности, чтобы могли обучать простых сельских женщин ясными и церковными правилами, как отвечать крещаемой и как жить после крещения».

Диакониссы услуживали женщинам при совершении над ними таинств, при крещении, при причащении, при исповеди, при браке; они наблюдали за благочинием женщин в доме молитвы, украшали храмы и смотрели за их чистотой.

Служение таинствам и сестрам было приятным занятием для Олимпиады. Очевидец ее жизни писал: «Она питала священство, уважала клир, помогала вдовым, кормила сирот, посещала больных, плакала с грешниками, возвращала заблудших на путьдобра, многих женщин, бывших замужем за язычниками, наставляла в вере и давала им средства к пропитанию».

Добродетели Олимпиады были предметом удивления и утешения для целой Церкви. Знаменитые святители того времени говорили о ней с глубоким уважением. Святой Амфилохий, святой Епифаний, святой Петр Севастийский, святой Оптат-епископ пользовались щедрой ее благотворительностью и славили за нее Господа. Она благотворила и тем архипастырям, которые не отличались высокой нравственностью, каковы Акакий, Антиох, Севериан; она чтила их высокий сан.

Буря бед поднялась на святую Олимпиаду с того времени, как начались гонения на святого Иоанна Златоуста. Первый враг Златоуста, Феофил Александрийский, был первым врагом и блаженной Олимпиады. Она с любовью принимала его в своем доме, когда был он в столице, угощала и одаривала его. Когда же приняла она, как принимала всех иноков и страждущих, великих братьев, выгнанных из Египта гордостью Феофила, Феофил начал позорить ее гнусными клеветами. Злость императрицы, преследовавшая Златоуста, бесновалась и против Олимпиады, уважавшей Златоуста и уважаемой в свете и Церкви. Особенно, когда пожар опустошил Софийский храм и сенат, злоба врагов Златоуста обрушилась на защищавших Златоуста. Говорили, что пожар – их дело.

Префект Оптат, язычник, вызвал Олимпиаду на допрос.

– Для чего был устроен этот пожар? – спрашивал он ее.

– Моя жизнь, какую доселе я вела, – отвечала Олимпиада, – освобождает меня от подозрения, высказываемого тобой. Кто столько денег раздал для построения храмов, конечно, не в состоянии жечь их.

Префект присудил невинной на покрытие ущерба казны внести соразмерную (огромную) сумму денег.

Отягощенная скорбями, Олимпиада впала в болезнь, которая томила ее всю зиму. В начале весны ей приказано было оставить столицу. Долгое время она скиталась, не зная, где приклонить голову. В середине осени 405 года ей приказали возвратиться в столицу. Ее и теперь обвиняли в том, что она производит раздор в Церкви. Она не могла не считать невинно изгнанным Златоуста, и страдания великого святителя причиняли ее душе глубокое страдание. Но тем более чтила она заповедь его и не отделялась от Церкви. «Со всяким благочестием покорялась она своим епископам, – писал современник и прибавлял: – Никто из близких к ней никогда не замечал, чтобы эта христоносная порицала кого-нибудь».

Много раз ее призывали к суду, бесстыдные слуги позорили ее, рвали на ней платье. Одни имения ее продавались с публичного торга, другие разоряла чернь, за третьи ее таскали по судам. Собственные слуги, которым она благотворила как мать, восставали против нее по наущению врагов. Ее душа сильно страдала.

Святой Иоанн Златоуст писал ей: «Перестань плакать, перестань мучить себя печалью; не смотри на эти несчастья, которые идут к тебе непрестанно, идут одно за другим без промежутка; помышляй о свободе, которая так близка-близка; помышляй о неизреченных наградах, которые принесут тебе твои несчастья… Что значит быть выброшенным из отечества, быть переводимым с места на место, быть пленником, везде быть гонимым, жить в ссылке, влачиться по судам, получать оскорбления от людей, получавших тысячи благодеяний, подвергаться мучениям и от рабов и от свободных, – что все это значит, когда за все это награда – целое небо».

«Многих других жен научила она», – писал Гераклид о святой Олимпиаде. Святой Иоанн Златоуст писал Олимпиаде: «Особенно приятно мне, что ты, освободившись от тяжб и поручений, положила им конец, достойный тебя. Ты не отвергла их малодушно, не задержала понапрасну, не унизила себя в судах и неприятностях, соединенных с тяжбой».

Слова Гераклида и Златоуста свидетельствуют, что в последние годы свои блаженная Олимпиада была настоятельницей сестер-монахинь. Прерыванием связей с миром блаженная хотела оградить себя от дрязг суда, как и от обвинений, сыпавшихся на нее без разбора, будто она, первая диаконисса, – причина того, что многие не хотят знать нового патриарха. Мир не любит винить себя в чем-либо; он всегда прав в своих глазах, а виноваты только другие: слепой от страстей, он не видит ни себя, ни других. Потому злость мира преследовала Олимпиаду и в ее уединении.

И вот общину сестер Олимпиады выслали из столицы в Кизик. Святой Иоанн Златоуст писал тогда к Олимпиаде: «Как славна добродетель, презирающая все перевороты настоящей жизни! Через старающихся унизить ее она делает подвижников своих сильнее, выше, непобедимее… Вот чем, боголюбезнейшая госпожа моя, должна ты веселить себя и тех, которые вместе с тобой борются в нынешней славной борьбе! Вот чем одобряй мысли и дух всех девственниц, настраивая свою дружину».

Святая девственница Олимпиада осталась в заточении до самой своей кончины, которая последовала в 410 году. «Лучшие жители Константинополя, – писал Палладий в 420 году, – считают ее в числе исповедниц и уверены, что она, страдавшая за истину и за Бога, наследовала блаженную жизнь».

Ее святое тело, положенное в храме безвестного местечка, совершало чудеса. Спустя двести лет дикари сожгли храм, но тело святой осталось невредимым. Когда его переносили в Константинополь, из него текла кровь, как из живого, в знак невинного страдания, перенесенного в земной жизни. Мощи положены были в обители, основанной святой.