Глава 50

Именно Ада сообщила Луизе удивительные вести: вечером должна приехать Шарлотта Кертис.

– Она намерена провести с нами все праздники, – сказала Ада, когда они в детской убирали после обеда тарелки. – Как по мне, это странно.

Луизу удивило, что ни Нэнси, ни Памела не обмолвились ей ни словом – видимо, обиделись.

Шарлотта прибыла в четыре часа; Нэнси с Хупером встретили ее на вокзале. До Рождества оставалась неделя, однако мать Шарлотты уехала поправлять здоровье в пансионат на юге Франции, и девушка попросилась в гости к Митфордам. Эту просьбу сочли весьма необычной; даже Ада с миссис Стоби обсуждали ее на кухне, не говоря о лорде и леди Редесдейл. Зачем Шарлотте проводить праздники в доме, где убили ее брата? Луиза слышала разные версии: что та решила самостоятельно выяснить какие-то обстоятельства убийства; что в первые дни здесь к ней проявили редкую заботу, и бедняжке захотелось новой ласки от леди Редесдейл; что ей просто некуда деться, потому что друзья разъехались по домам. Хотя Нэнси, например, никакой загадки не видела: по ее мнению, дело было в том, что Астхолл-манор находился поблизости от Оксфорда, и Шарлотта могла в любой момент повидаться с друзьями Эдриана.

Когда Шарлотта прибыла, стало ясно: она по-прежнему в глубоком трауре. Каждый предмет ее одежды был столь густо, столь щедро окрашен в черный, что на солнце отливал фиолетовым. Луизе показалось, все вещи совершенно новые: манжеты, воротник и кружевной подол еще ни разу не видели стирки. Каштановые волосы Шарлотты были уложены в густые волны длиной чуть ниже подбородка, а глаза, подведенные карандашом (невиданная смелость за пределами Лондона), смотрелись выразительнее и печальнее обычного. Двигаясь медленно и изящно, девушка легким взмахом указала на свой багаж в холле, словно то была метафизическая ноша, предназначенная кому-то другому. Проделала это Шарлотта с уверенностью женщины, никогда не носившей ничего тяжелее бриллиантовых колец.

Леди Редесдейл решила, что отныне все должны собираться в библиотеке: там, в уютной обстановке, приятнее проводить вечера в компании юной малознакомой леди. Хозяйка дома призналась миссис Виндзор (а та сказала миссис Стоби, а та – Аде, а та – Луизе), что ее несколько смущает присутствие мисс Кертис: вдруг праздник в ее обществе выйдет слишком грустным, и младшие девочки не смогут повеселиться. И все же она была рада, что сумеет хоть как-то загладить чувство вины, которое волей-неволей мучило ее после случившегося. Возможно, если им удастся развеселить мисс Кертис, та будет вспоминать об Астхолл-маноре иначе…

Лорда Редесдейла более волновало другое: в доме будет жить девица вольных нравов, дурно влияющая на податливый разум его юных дочерей. Хотя, возможно, слуги просто неверно истолковали причину, по которой лорд сыпал ругательствами и хлопал дверьми кабинета.

Как бы там ни было, все уселись в библиотеке, где на каминной полке стоял рождественский календарь, и в семнадцатом окошке, которое утром открыла Декка, красовалась карминно-красная грудка малиновки. Луиза привела Дебо, Юнити и Декку из детской – заново причесанных после прогулки, с бархатными ленточками в волосах, в чистых платьицах с белыми носочками и красивых туфельках. С улицы вернулся Том, Памела наконец-то выбралась из конюшен, где провела все утро, а Диана встала с дивана, где провалялась целый день с книжкой про Елизавету Первую. По крайней мере, так она сказала матери. Гувернантку до января отпустили домой, и дети не стеснялись говорить, что до ее возвращения не видят смысла в том, чтобы «освежать знания».

Ада принесла целый поднос щедро смазанных маслом лепешек, который девочки в два счета опустошили. Шарлотта взяла лишь одну, попросив чашечку китайского чая без молока. Луиза украдкой поглядывала на нее, все сильнее видя сходство между девушкой и Даниэлем: их роднили не только темные завитки волос, но и хмуро поджатые губы, и линия подбородка – такая же, как у погибшего брата. Кертисы всегда, даже если все было чудесно, находили повод обиженно надуться: из-за лишнего кубика льда в бокале или забрызганного грязью подола.

Беседа за чаем не ладилась, только дети засыпали Шарлотту вопросами о том, какой подарок она ждет на Рождество и кто ей больше нравится: малиновки или Иисус («На рождественских открытках!» – хором воскликнули они, когда леди Редесдейл начала протестовать против подобного сравнения).

Возможно, именно благодаря их непосредственности Нэнси заявила вдруг, что завтра вечером хочет устроить праздник.

– Что?! – поразилась леди Редесдейл.

Впрочем, Нэнси знала, что при Шарлотте мать не станет спорить слишком яро.

– Себастьян и Тэд сейчас в Оксфорде, они готовы приехать в любой момент, – невозмутимо сказала Нэнси.

Шарлотта заметно оживилась.

Нэнси же продолжила, беззастенчиво пользуясь тем, что у матери связаны руки:

– Я сегодня разговаривала по телефону с Кларой, она с удовольствием приедет к нам в гости. И Фиби тоже.

Из груди леди Редесдейл вырвался гортанный звук.

– Я подошла к миссис Стоби: она запросто приготовит нам нехитрый ужин. Запечет, например, курицу… Еды много не надо. А стол накроем прямо здесь, и тогда вас с Пав мы не потревожим.

Айрис Митфорд, с присущим ей изяществом следившая за разговором, тихонько рассмеялась, ничуть, впрочем, не осуждая безрассудную племянницу. Леди Редесдейл наморщив высокий лоб, промолвила:

– Скажите, Шарлотта, вы были бы рады такому празднику, раз уж пропускаете все торжества в Лондоне?

– Да, было бы замечательно повидать друзей, – сказала Шарлотта, и Луиза заметила, как у той краснеют щеки, выдавая истинную причину для приезда в Астхолл-манор.

Шарлотта повернулась к Нэнси:

– Только Долли не зови. У нее все равно не будет времени. Надо следить за клубом.

Нэнси расхохоталась.

– Хорошо, Долли не зовем. Пойдем, позвоним всем остальным.

Луиза задумалась: что за игру она затеяла? Впрочем, вскоре все и без того стало ясно.