Есть ли в книгах Нового Завета упоминания об облике Спасителя? Ответ на этот вопрос однозначен: нет. Как нет упоминаний и о том, как выглядели апостолы и Божия Матерь. И это вполне объяснимо, если учесть, что в канонических Евангелиях сохранено только то, что, безусловно, относится к Благой Вести; все остальное, не относящееся к благовестию, не описано. По словам евангелиста Иоанна если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг (Ин. 21, 25).

Но что же послужило основой для многообразной иконографии Спасителя? Священное Предание и дошедшие до нас исторические свидетельства.

Без сомнения, уже в первые века христианства существовали изображения и словесные описания внешности Иисуса Христа. Христиане, по словам Евсевия Памфила, историка IV века, имели у себя «частью нарисованные, частью из другого материала изготовленные изображения и возводили начало их ко временам <…> земной жизни Спасителя».

Описание внешности Спасителя можно встретить у преподобного Иоанна Дамаскина: «Христос был высок и строен, — имел прекрасные глаза, прямой нос, вьющиеся волосы, черную бороду; голову, склоненную несколько вперед».

Церковный историк Никифор Каллист Ксанфопул пишет: «Лицо Его (Христа), было замечательно красотою и выразительностью… Его волосы походили на русые; они были не слишком густы, но вились на оконечностях. Его брови были черные и продолговатые. Глаза, подходящие близко к черным, были исполнены живости и имели невыразимую прелесть. Нос Он имел прямой, бороду русую и довольно короткую, но волосы на голове носил длинные».

Таким образом, несмотря на вполне обоснованное мнение о поздних интерполяциях — текстовых изменениях, которые были внесены в копии некоторых документов, можно с уверенностью сказать, что все словесные описания внешности Спасителя восходят к одному кругу свидетельств.

Тем не менее, среди раннехристианских богословов (Тертуллиан, свв. Климент и Кирилл Александрийские, св. Ириней Лионский и др.) бытовало воззрение о внешней непривлекательности и невзрачной наружности Иисуса Христа. Но это было частное богословское мнение, основанное на буквальном понимании цитат из Священного Писания, косвенно говорящих о Боговоплощении, к примеру: …нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который бы привлекал нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми… (Ис. 53, 2–3). Другие же (св. Иоанн Златоуст, св. Григорий Нисский, блж. Августин, св. Амвросий Медиоланский), напротив были уверены, что Богочеловек прекраснее сынов человеческих; благодать излилась из уст Твоих; посему благословил Тебя Бог на веки (Пс. 44, 3).

И уверенность эта основывалась как на исторических документах, так и на конкретных изображениях Господа Иисуса Христа, о которых говорит Предание. Среди них: величайшая раннехристианская святыня — Нерукотворенный Образ Спасителя (о котором будет подробно рассказано в отдельной главе), упомянутые выше изображения Христа, сделанные во время Его земной жизни, и статуя в городе Панеаде, воздвигнутая женщиной, исцеленной Спасителем от кровоточения.

Евсевий Памфил, бывавший в Панеаде, оставил следующее описание: «Здесь и теперь еще указывают дом ее (исцеленной жены) и сохраняют славные памятники благодеяния, оказанного ей Спасителем. Именно: перед дверями ее дома лежит высокий камень и на нем поставлено медное изваяние женщины с преклоненными коленами и с простертыми вперед руками, представляющее подобие молящейся. Против нее стоит из того же металла прямая фигура мужчины, красиво облеченного в двойную мантию и простирающего руку к женщине… Эта статуя представляет, говорили, образ Иисуса. Она сохранилась до нашего времени и мы собственными глазами видели ее в бытность нашу в городе».

Об этой статуе писали и другие древние авторы, а историк Созомен свидетельствует о уничтожении ее во времена императора Юлиана Отступника в 361–362 годах по Р. X.

Евсевий также пишет следующее: «…посредством красок на картинах сохранены лики апостолов Петра и Павла, да и Самого Иисуса Христа. Вероятно, древние, следуя обычаю язычников, выражали таким образом уважение ко своим благодетелям».

Свидетельство Евсевия Памфила представляет особый интерес и тем, что он был категорически против любых изображений в христианстве.

Таким образом, и Предание, и исторические документы свидетельствуют нам о существовании изображений Спасителя уже в апостольские времена.

И еще одно важное свидетельство о внешности Спасителя, относящееся уже к современности.

С 1578 года в Турине, в соборе св. Иоанна Крестителя находится на постоянном хранении плащаница, или погребальная пелена, считающаяся той самой погребальной пеленой, в которую было обернуто Пречистое тело Спасителя. Это большое полотно светло-желтого цвета длиной 4 метра 30 сантиметров и шириной 1 метр 10 сантиметров. На ткани запечатлена в полный рост обнаженная фигура человека спереди и со спины. Слегка размытое изображение складывается из темно-бурых пятен различной плотности и носит характер фотографического негатива. Множество различных исследований как со стороны Церкви, так и со стороны научного мира убедительно доказали, что изображение на плащанице не нанесено краской или каким-либо другим красителем и явно не создано руками человека.

В настоящее время синдологи (специалисты, занимающиеся изучением плащаницы) стремятся доказать уже не ее нерукотворность, а принадлежность к факту Воскресения Иисуса Христа. Компьютерная обработка отпечатков тела на ткани позволила воссоздать трехмерное изображение Лика с плащаницы. И вот что удивительно. Лик Спасителя на иконах канонического письма — византийских и древнерусских — и Лик Человека с плащаницы, очень и очень схожи.

Российский профессор Б.В. Сапунов, доктор исторических наук, используя свидетельства о внешности Спасителя, составил письменный перечень характерных черт Иисуса Христа.

Далее при помощи экспертов-криминалистов и специалистов по компьютерной обработке получил портретное изображение Спасителя.

Немногим ранее западные ученые проделали подобный эксперимент с раннехристианскими изображениями Христа. Оба результата имеют полное соответствие с изображением на Плащанице. Таким образом, Плащаница служит зримым подтверждением сходства иконописных черт облика Спасителя с Его реальным историческим образом.

Но почему же первохристиане, столь бережно сохранившие слова, слышанные ими из уст Спасителя, не сохранили ни одного из Его изображений?

Основных причин здесь две. О первой хорошо говорит Леонид Александрович Успенский, автор книги «Богословие иконы Православной Церкви»: «…некоторые христиане, особенно пришедшие из иудейства, основываясь на ветхозаветном запрете образа, отрицали его и в христианстве, и это тем более, что христианские общины были со всех сторон окружены язычеством с его идолопоклонством. Учитывая весь разрушительный опыт язычества, эти христиане пытались оградить церковь от заразы идолопоклонства, которое могло проникнуть в нее через художественное творчество».

Вторая причина — эсхатологическая. Первые христиане жили в ожидании скорого второго пришествия Спасителя и Страшного Суда. Важнейшим делом было стремление к внутреннему преображению человека и подготовка к достойному ответу перед Господом. Упование на скорую встречу со Спасителем отодвигало на второй план заботу о сохранении Его облика для потомков.

И нужно, конечно учитывать следующее. Современные люди, часто не задумываюся, в каком ограниченном информационном пространстве жили христиане первых веков, не учитывают скорость распространения информации в те времена. Сегодня о важнейших событиях можно узнать сразу и даже в самых отдаленных уголках земли, благодаря мощнейшим техническим способам оповещения. В древности же способы эти были таковы: словесные — из уст в уста и письменные — из рук в руки.

А средство доставки одно — посыльный. Не лучше обстояло дело и с хранением информации. Поэтому, многие из священных предметов и изображений ранних христиан нам неизвестны. И можно сказать, что от первохристианских изображений до догмата иконопочитания, принятого на Седьмом Вселенском соборе в 787 году прошел длительный и сложный период. И в самом начале этого периода, во II–III веках, наряду с реалистичными (то есть выполненными в рамках античной изобразительной грамотности) присутствовали изображения и символические.

Самым распространенным из символов Спасителя было изображение рыбы. Аббревиатура греческой фразы Ιησούς Χριστός, Θεού Υίός, Σωτήρ (Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель) — складывается в слово Ιχθύς (ихтис), которое и означает «рыба». Если обратиться к евангельским сюжетам, то символы рыбы и рыболовов имеют там вполне определенное смысловое значение.

Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков (Мф. 4, 18–19).

Святитель Климент Александрийский в своем гимне Спасителю восклицает: «Ловец смертных (рыболовов), Тобою спасаемых! Ты уловляешь чистых рыб в волнах неприязненных из моря нечестия для жизни блаженной».

Если же вспомнить и о чудесном насыщении народа в пустыне несколькими хлебами и рыбой, чудесный улов рыбы и трапезу воскресшего Христа с учениками на берегу Тивериадского озера, то можно толковать знак рыбы и как раннехристианский символ Евхаристии, о чем есть упоминания у церковных писателей. А сама фраза: Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель, — это, по сути, древнейший символ исповедания христианской веры.

Среди священных изображений первых веков, находимых в римских катакомбах, которые не впрямую символизируют Спасителя, а изображают саму идею Спасения, можно выделить следующие: якорь — образ христианской надежды; феникс — умирающая и воскресающая птица — образ всеобщего воскресения; символом воскресения является и петух, который своим криком пробуждает от сна; павлин — символ бессмертия, так как по древним повериям его мясо не подвержено гниению; виноградная лоза — указание на Церковь, ведомую Христом: Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода… (Ин. 15, 5).

Агнец же, как и рыба, впрямую отображает Христа, который в Евангелии назван Агнцем Божиим, Который берет на Себя грех мира (Ин. 1, 29).

К знаковым символам можно отнести монограмму Христа, которую в одних случаях обрамляют венцом, как напоминание о терновом венце Спасителя, а в других — в монограмму дополнительно включают буквы а и со, согласно словам из Откровения святого евангелиста Иоанна Богослова: Я есмь Альфа и Омега, начало и конец… (Откр. 21, 6).

Раннехристианские художники использовали в качестве символов не только изображения различных предметов, элементов флоры, представителей фауны, но и человека. Из античной мифологии был заимствован образ поэта Орфея, который своим сладкогласным пением и игрой на лире усмирял диких зверей. Этот образ был переосмыслен христианами как символ Самого Христа, Который проповедью любви и милосердия изменил нрав людей.

Но наиболее распространенным было изображение доброго пастыря.

Я есть пастырь добрый: пастырь полагает жизнь свою за овец (Ин. 10, 11).

Этот символ имеет особое догматическое содержание. Л.А. Успенский писал: «Пастырь — воплощенный Бог — несет на себе заблудшую овцу — падшую человеческую природу и сочетает ее со Своей Божественной славой».

В чем же причины столь широкого использования символических изображений?

Во-первых, — сам строй мышления древних христиан, в котором значительное место занимала притча. По наблюдению святителя Климента Александрийского, притча, весьма распространенная в библейских текстах — особый способ выражения мысли, при котором за внешней, упрощенной для доступности восприятия, формой скрывается более глубокий смысловой план.

Другим серьезным основанием для появления символических образов послужило стремление христиан оградить свою веру от поругания, сделать христианские символы доступными для понимания только в среде посвященных. Такие знаки позволяли христианам узнавать друг друга в окружении враждебно настроенного языческого мира.

Символические изображения в раннехристианской живописи, барельефе и скульптуре, в предметах прикладного назначения послужили определенной ступенью в развитии художественного языка священных изображений. Само понятие символ (от греческого συμβολον — знак, примета, признак, печать) помимо своего основного значения определяется и как соединение, связь, как часть предмета или понятия, дополняющая его до целого. В древности, расставаясь на длительное время, люди разделяли на части какой-нибудь предмет, например, дощечку, и оставляли эти части у себя в качестве опознавательного знака. Подавая о себе весть через незнакомцев, или встречаясь по прошествии многих лет, они соединяли разрозненные части в единое целое, тем самым свидетельствуя о подлинности сообщения или о самом себе. Отсюда и происходит понятие символа, как части, которая и дополняет нечто расчлененное до целого, и свидетельствует о истине. Поэтому можно сказать, что раннехристианские символические изображения — связующее звено церковного искусства первых веков со священными изображениями нашего времени; именно символические изображения заложили основной принцип понимания христианской живописи: за внешней формой видеть внутреннее содержание, то, что потом в иконописании будет осознано как образ и первообраз.

Изображение непосредственно Самого Христа — качественно новый этап развития иконографии Спасителя. Как упоминалось выше, наряду с символическими образами и сохранившимися в начальный период историческими изображениями Спасителя, были распространены и другие — идеализированные, выполненные в античных традициях и весьма далекие от сложившегося в поздней иконографии образа Христа. Безбородый юноша, с миловидными чертами лица, зачастую в окружении учеников — таким предстает Спаситель на барельефах римских саркофагов. Не только на Западе, но и на Востоке этот тип также получил распространение.

Выдающийся византолог, автор труда «Иконография Спасителя», академик Никодим Павлович Кондаков, изучая барельеф V века из монастыря Сулу в Константинополе, писал, что Спаситель «изображен в виде стройного, безбородого юноши, с длинными, вьющимися волосами, охваченными повязкой… Образ Христа напоминает высокие типы мудрецов, но в юношеском возрасте».

Из Евангелия от Луки мы знаем, что Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати (Лк. 3, 23), то есть Спаситель, выходя на свою проповедь был, по тем временам, зрелым, умудренным опытом человеком.

Поэтому следует сказать, что изображения Христа в виде юноши не означало того, что раннехристианские художники не были внимательны к свидетельству евангелиста. Дело в том, что подобные идеализированные изображения Христа как нельзя лучше соединялись в сознании человека, воспитанного на античной эстетике, с христианской проповедью. Ведь и первохристианские апологеты — защитники христианского мировоззрения — взяли в свой арсенал язык греческой философии, так как он был наиболее пригоден для создания христианского богословия.

Таким образом, ко времени правления св. Константина Великого (307–337 гг.), при котором христианство получило статус официальной религии, уже существовали определенные типы изображений Спасителя.

IV–VIII века в истории Православной Церкви можно охарактеризовать как эпоху Вселенских соборов, на которых разрешались вопросы вероучительные и канонические, устанавливались нормы и правила внутрицерковной жизни, велась непримиримая борьба с различными ересями. И, конечно, на Вселенских соборах поднимались вопросы о священных изображениях.

Прежде, чем перейти к Седьмому Вселенскому собору, без решений которого нынешнее богословие иконы, да и само иконопочитание, были бы немыслимы, необходимо вкратце рассказать о том, какова была внутрицерковная ситуация ко времени созыва этого, последнего в истории Православной Церкви собора.

К VIII веку окончательно утвердились основные догматические и канонические принципы, закончились богословские споры и борьба с ересями, имевшими, в основном, христологический характер; священные изображения заняли достойное место в литургической жизни христиан и стали восприниматься наиболее образованной частью Церкви как богословие в линиях и красках.

Но в начале этого же столетия в приграничных с Византией районах Малой Азии значительно усиливаются позиции арабских мусульманских государств, и не без влияния мусульманства, враждебно настроенного по отношению не только к иконам, но и к изображениям людей вообще, в среде христианских малоазийских епископов возникают тенденция к отказу от священных изображений.

В 723 году халиф Иезид отдает распоряжение, по которому производится изъятие и уничтожение икон из всех христианских храмов, находящихся на подчиненной халифу территории. А в 726 году византийский император Лев III дает приказ офицеру своей гвардии по имени Ювин снять особо почитаемый образ Спасителя с Халкопратийских врат в Константинополе. Присутствующий при этом народ пришел в сильное волнение и попытался помешать святотатству. В результате возникшей схватки императорский посланник был убит, а сам император в отместку организовал жестокую расправу над участниками стычки. Начался период жесточайшей борьбы против сторонников иконопочитания, отмеченный кровью мучеников и страданиями исповедников. После событий у городских врат последовали указы императора, один из которых, датированный 730 годом, был подписан и Патриархом иконоборцем Анастасием. Иконы стали изыматься из храмов и уничтожаться. Святой патриарх Герман, православные епископы, священнослужители и миряне, не подчинившиеся указам василевса (императора)., подвергались ссылке, пыткам и смертной казни. А жестокость, с которой в 741–775 годах сын Льва III император Константин Копроним преследовал защитников иконопочитания, была особенно изощренной и принимала крайние формы. Так, например, защитникам священных изображений разбивали голову, положив ее на икону; иконописцам отсекали или жгли на огне руки; монахов, не подчинившихся требованию нарушить монашеские обеты, топили в воде зашитыми в мешках.

По инициативе императора в 754 году был созван иконоборческий собор, участие в котором приняли 388 епископов-иконоборцев. «Собор постановил, что всякий, пишущий или хранящий у себя иконы, если он клирик, будет извержен, если же он мирянин или монах, то будет предан анафеме. Виновные предавались гражданскому суду, и таким образом вопросы веры подчинялись юрисдикции светских властей. По окончании собора были преданы анафеме все почитатели икон, защитники и исповедники Православия, святой патриарх Герман, преподобный Иоанн Дамаскин и святитель Георгий Кипрский».

Что же послужило поводом для иконоборческой ереси? Каковы основные причины «генерального наступления на всю совокупность православного учения в целом»?

Нельзя, конечно, сбросить со счетов политические цели византийских василевсов, которые хотели путем отказа от почитания священных изображений добиться определенных выгод в отношениях с пограничными исламскими государствами и иудеями. Поводом для распространения иконоборческих идей послужили и крайне уродливые, граничащие с идолопоклонством формы почитания священных изображений, бытовавшие, к сожалению, в церковной жизни того времени. Не чувствуя разницы между образом и первообразом, верующие зачастую почитали не изображенное на иконе лицо, а сам предмет — доску и краски, что являлось профанацией иконопочитания и смыкалось с самыми низкими видами язычества. Священнослужители, которые в понятии благочестия видели только внешнюю форму, доходили до крайности: соскабливали частицы краски с иконы и опускали их в Святую чашу, полагая, что таким образом Таинство Евхаристии приобретает «большую благодать». Византийские придворные щеголи украшали себя одеждами, на которых были вышиты лики святых. Все это, несомненно, служило соблазном для множества христиан и приводило к пагубным последствиям для их духовной жизни. Поэтому и возникли в среде интеллектуальной элиты того времени тенденции к отказу от подобных форм почитания священных изображений. Противники такого иконопочитания предпочитали вовсе отказаться от него, чтобы сохранить чистоту Православия и «уберечь» по их мнению, малосведущую часть христиан от пагубы язычества.

Но подобные воззрения таили в себе серьезную опасность: ставилась под сомнение сама истинность Боговоплощения.

По словам Л.А. Успенского «с первых шагов иконоборчества православные поняли опасность, которую оно представляло для основного догмата христианства. Если самый факт существования иконы основан на воплощении второго Лица Святой Троицы, то и наоборот — реальность воплощения подтверждается и доказывается иконой. Другими словами, икона является ручательством истинности, а не призрачности воплощения. Поэтому отрицание иконы в глазах Церкви было равносильно отрицанию Боговоплощения, отрицанию всего дела нашего спасения». Возникло насущное требование дать убедительный, богословски аргументированный ответ иконоборцам. И такой ответ Церковь дала на Седьмом Вселенском соборе, состоявшемся в 787 году в Константинополе, во время правления императрицы Ирины. Представительное собрание возглавил святой Патриарх Тарасий.

Отцы Собора выявили истинное православное понимание иконопочитания, осудили иконоборчество как ересь, объявили ложным предыдущий иконоборческий собор, пункт за пунктом разобрали иконоборческое учение, дав ответ Церкви на него, и сформулировали догмат почитания икон.

«Храним без изменения все, писанием, или без писания установленные для нас церковные предания, от которых произошли также и иконные изображения, с евангельской проповедью согласующиеся, и служащие нам подтверждением истинного, а не воображаемаго воплощения Бога Слова… следуя богоглаголивому учению святых отцов наших и преданию кафолической церкви… со всякою достоверностию и тщательным рассмотрением определяем: подобно изображению Честного и Животворящего Креста, помещать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях, честные и святые иконы, написанная красками и из дробных камений и из другого пригодного к тому вещества выполненные, иконы Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и непорочной Владычицы нашей Пресвятой Богородицы…и честных Ангелов, и всех святых и преподобных мужей… поскольку взирающие на оные изображения подвизаемы бывают вспоминать и любить первообразных им, и чествовать их лобзанием и почитательным поклонением, не истинным, по вере нашей, богопоклонением, которое подобает единому Божескому естеству, но почитанием по тому образу, какими являются изображение Честного и Животворящего Креста и святое Евангелие и прочие святыни… честь воздается фимиамом и возжиганием свечей, каковой благочестный обычай был и у древних. Ибо честь воздаваемая образу преходит к первообразу, и поклоняющиеся иконе, покланяются существу изображенного на ней. Так утверждается учение святых отцов наших, которое есть, предание кафолической церкви, которая по всей земле проповедует Евангелие».

Через 25 лет после Собора Император Лев V Армянин вновь поднял волну иконоборчества, которая продолжалась 30 лет, вплоть до царствования благочестивой императрицы Феодоры, которая и восстановила в 842 году почитание священных изображений. Эта дата и отмечается в первую неделю Великого поста как праздник Торжества Православия.

Какие же богословские аргументы выдвигали против священных изображений иконоборцы и какой ответ дала на них Церковь?

Помимо нелепого обвинения почитателей икон в идолопоклонстве, всю несостоятельность которого чувствовали и сами противники святых икон, главным постулатом иконоборческой ереси стала идея о невозможности существования иконы Спасителя.

Упомянутый нами император Константин Копроним в своем трактате дал такое понимание иконы: образ должен быть единосущен с первообразом, тождественен ему, быть одной с ним природы. Если тождества нет, то нет и образа. Икона Спасителя, написанная руками художника, не имеет ничего общего с самим Спасителем. Следовательно, единственным образом Христа может служить только Евхаристия.

Отцы Церкви, отвечая на этот вопрос, указывали иконоборцам на путаницу в таких понятиях, как икона — образ, изображение, отображение и первообраз — архетип, сам объект изображения. Образ не может быть тождественен первообразу. К примеру, изображение дерева не является самим деревом.

Св. Патриарх Никифор (806–815 гг.) отметил, что «…икона сходна с архетипом благодаря совершенству искусства подражания, сущностью же она от первообраза отлична». Следующее обвинение иконоборцев заключалось в том, что на иконах Спасителя изображена только Его плоть, отделенная от Божества, что является несторианской ересью. Пытаясь же показать изобразительными средствами всю Божественную славу Сына Божия, иконописцы берутся за непосильное. Но и в этих аргументах у противников икон наблюдается путаница, основанная на неправильном понимании Халкидонского догмата о Богочеловеке Иисусе Христе, принятого на Четвертом Вселенском соборе в 451 году. А этот догмат, между тем, четко раскрывает различие между такими понятиями, как природа и личность. Иконы Спасителя являют нам Его личность, но никак не природу.

Несостоятельными являются и ссылки иконоборцев на Священное Писание, в котором нет указаний на повеление Христа делать Его живописные изображения. Выдающийся апологет иконопочитания преподобный Феодор Студит, отвечая на эти выпады, писал: «Он (Спаситель) нигде не повелел начертать даже краткое слово, однако Его образ начертан апостолами и сохраняется до настоящего времени; что изображено посредством бумаги и чернил, то на иконе изображено посредством различных красок или какого-либо другого материала».

Иконоборческая ересь, направленная, прежде всего против изображений Спасителя, потребовала величайшего усилия и мобилизации всех сил со стороны Православной Церкви. В этой борьбе вскрылись величайшие глубины православной богословской мысли, всему миру была показана твердость и мужество христиан, оставшихся верными Православию. Но этот период был и величайшей трагедией для Церкви: было уничтожено множество священных изображений, которые по Преданию восходили еще к апостольским временам, сожжены мощи многих святых, пролилась кровь защитников и исповедников иконопочитания. Но как через муки и страдания раннехристианского периода Церковь пришла к торжеству эпохи св. императора Константина Великого, так через гонения и скорбь длительной иконоборческой смуты пришла она к торжеству Православия.

В завершение этого краткого очерка истории становления иконографии Спасителя, необходимо еще раз напомнить о двух постулатах догмата Боговоплощения: Бог воплотился, чтобы человек обо́жился. Именно икона Господа нашего Иисуса Христа, как наглядное свидетельство Боговоплощения, служит залогом освящения материального мира и основой домостроительства нашего спасения.