Влюбленный Люци
– Ну, когда же! – Люцифер саданул кулаком, усеянным золотыми перстнями, по подлокотнику. – Где она?!
Веспасиан нервно цокал копытами у входа, совершал руками хаотичные манипуляции.
– Сейчас, сейчас, хозяин… Небольшие проблемы с материализацией…
Он был чёртом низшего порядка, с выцветшей шерстью, местами неприятно линяющей. Ему была оказана великая честь заниматься этим вопросом, и он понимал это. Понимал и причину, по которой удостоился сея поручения – адская дизентерия огненного поноса изрядно покосила ряды нечисти, лазареты у кратера вулкана Эо были переполнены; среди демонов поговаривали, что карантин внесён на повестку XXXXXXIV-го Адского Собрания.
– Субстанция… оболочка… стабилизировать… – бормотал Веспасиан.
– К чёрту отговорки! – крикнул Люцифер, но тут же улыбнулся. – К чёрту… хм, забавно звучит… особенно здесь.
– Да, да…
– Что – да?
– Забавно, – неуверенно сказал чёрт, виляя хвостом.
На протяжении столетий он являлся директором сети проточных лава-туалетов, имел с этого небольшой процент и тихонько линял на краю Ада. Бизнес подарил ему прозвище – Веспасиан – причину насмешек и издёвок. Нечисть занудливый и неуступчивый народ – избавиться от полученной клички низшим сословиям можно лишь получив более унизительную и смешную. Адресованные Веспасиану письма почти всегда заканчивались припиской «Нюхай бабло!».
Иногда называли просто Весп, иногда (желчные старые демоны, стараясь сильно обидеть) Сортирмэн.
– Так что там?! – глаза дьявола вспыхнули огнём, опалили брови. – Только внятно!
– Всё в порядке… Очень хорошая душа, очень грешная, очень распутная…
– Это я знаю! Сам выбирал! Что с оболочкой?!
– Доводим до совершенства, шлифуем, ровняем… стабилизируем материю…
– Когда я её увижу?
– Сегодня же… сегодня, хозяин… клянусь рогами…
– Твои рога даже для стены не годятся. – Люцифер засмеялся, взял кубок со скотчем, разбавленным кровью и льдом, повертел его в руках, но не отпил, поставил обратно на цилиндрическую, сплетённую из костей подставку.
– Лично, лично контролирую… сегодня же…
– Иди и не заставляй меня ждать. Я у себя…
Весп, согнувшись, попятился к дверям. Три раза он наступал на собственный хвост.
«Где ты моя, черноглазая, где… – донеслось из зала, когда он закрывал дверь, – при смерти, при смерти, где-где-где…»
– Великолепно, – выдохнул Люцифер, поражённый непреисподней красотой своей будущей невесты, – дьявольски красива…
Весп позволил себе улыбку, также он позволил своим коленям дрожать менее интенсивно.
– Лично, лично контролировал… – пробормотал он.
Дьявол жестом выгнал из покоев всех двукопытных, его глаза не отрывались от девушки.
Как там звали земную модель, по фотографиям которой он приказал слепить себе спутницу? Ах да, их были тысячи… сплав штрихов, линий, форм, сплав материи…
– Божест… тьфу, дьявольски красива! – повторил он.
– Как мне тебя звать?
О-о, а какой голос! Возбуждающе-хрипловатый, завораживающий. И ни тебе набивших оскомину «хозяин», «господин». Хорошая душа, испорчено-наглая, кисло-приторная, похотливо-самоуверенная…
– Люцифер, Забулус, Мефистофель, Воланд, Мажиааг, Гоорах… адское количество имён. Выбирай сама.
– Мне нравится Люци…
– Что ж… – дьявол приложил палец к губам. – Только при придворных не увлекайся. Не люблю насмешек, а жечь каждого шептуна – дворец палёным пропахнет.
Она стояла, обнажённая и уверенная, с новым телом, перед новым мужем.
Он попросил её сесть, и она села. Взяла его руку. Стала перебирать кольца: с гравировкой головы жабы, с тиснением кинжала, пламени, оторванной кисти… Один перстень заинтересовал её. « <3» – значилось на нём.
– Что это значит?
– Это… – Люци с усилием отвёл взгляд от колен девушки. – А, ерунда… молодёжное… – он смутился, – от английского Love (a sideways heart) – Любовь (боковое сердце) … компьютерный сленг…
– Ты веришь в любовь? – спросила она.
– Я?
Его смех отразился от стен, впитался в ковры.
– Ты…
– Это слово – всего лишь издержка вашего мира.
– Теперь мой мир здесь.
– Всё так… теперь… Но мне интересно, что думает твоя душа, что она помнит и что она вынесла из прошлого… скажи, что значит Любовь для этих адских глаз и губ?
Она практически не думала. У неё был опыт – самый разнообразный.
– Любовь есть нечто сложное, нечто, имеющее единство только в качестве слова… Но может ли одно единственное слово определять это состояние? Слово, которое и само-то не имеет единой, целостной, конкретной формулировки.
– Любовь лишь слово, – усмехнулся он. – Не ново…
– Даже не слово. Она буквы этого слова, которые очень трудно собрать в значение.
Люци встал, взял её на руки. Он был великолепно сложён и убийственно красив – без рогов, хвостов, перепончатых крыльев, шерсти, ужасных ушей и других отвратительных атрибутов и аномалий своего народа.
– Хочу тебя… – выдохнула она, когда он опустил её на ложе из пепельных роз.
– Я буду звать тебя – Ева!
– Не слишком ли…
– Ерунда. Помоги мне…
– Всё сделано из любви, – сказал Люцифер, ведя пальцами по её мраморному бедру. – А любовь сделана из всего….
Вот уже как несколько столетий (ерунда, но всё-таки) они были вместе. Он и Ева.
– Говори… – прошептали алые губы у самой мочки его уха.
– Огонь, камни, кровь, небо – отражения. Самого себя, но всё-таки отражения. Призма любви всегда стоит между нашим глазом и миром. Даже между нами и тьмой…
– Говори…
– Возможно, это буквы, возможно, целые слога… Возможно – весь алфавит. Комбинируя и составляя. Хаотично и неосознанно. Проклятия или признания. Всё это – Она…
– Говори…
– Бож… тьфу, дьявол меня разбери, но любовь… Почему ты смеёшься? Что? Дьявол меня? Ах да, смешно… так, я хотел сказать… Любовь – это самый нелепый оксюморон, чьи новые смысловые значения объединяются в ещё более противоречивые, противоположные комбинации… Это райский Ад…
– Кто-то стучит.
– Это сердце…
– Нет – в дверь.
– Кто там?!
– Главнокомандующий Омэн, сэр!
– А завтра нельзя?!
– Уже два года как ждёт аудиенции!
– Прими его, милый. Я в душ.
– Хорошо, хорошо… Пусть войдёт!
Люцифер зажёг сигару, заказал по интеркому вина и лишь тогда указал Омэну на стул. Главнокомандующий плохо скрывал раздражение – крылья за спиной заметно дрогнули, словно в рефлекторной попытке расправиться.
– Полетать вздумал? – поинтересовался дьявол.
– Извините… – сухо ответил Омэн.
– Ближе к делу.
– Президент… – начал Омэн. «Твою мать, если, конечно, она у тебя была, – подумал Люцифер, – как только меня не называли, и каждый на свой лад… скоро Его Святейшество начнут…» – В войсках паника…
– Опять огненный понос?
– Нет. Паника бездействия. Черти хотят крови и войн. Уже тысячу лет армия бездействует…
– Ну, устройте там спарринги – взвод на взвод. Сожгите какую-нибудь земную деревню… Только без фанатизма.
– На это нужны санкции, а к вам не так легко…
– Молчи! Не надо понукать меня этим. Я был занят!
– Чем? – кашлянул Омэн.
– Лю… – Люци запнулся. Потом беспомощно, как показалось главнокомандующему, сказал. – Ты не поймёшь, Ом…
– Президент, дело тут даже не в деревне… бес с ней, бес с точечными террористическими вылазками под кодом Безумие… В этом тысячелетии у нас намечалось нечто помасштабнее…
– Что? – дьявол затушил остаток сигары в глазнице мумифицированной гарпии.
– Вы не помните?
– Ом, ты не похож на демона-еврея…
– Президент, я говорю про операцию Огненный Водопад.
– Ах, да… прошлый раз мы лихо перевели стрелки на этих, – Люцифер ткнул пальцем в потолок пещеры. – Содом и Гоморра… эх, дела веков, давно минувших…
– Вы собирались рассмотреть вопрос о начале боевых действий против Небес, – Омэн скривился, произнеся это пошлое слово.
– Н-да…
– Так что, мой Президент?
– Потом, давай попозже… не до этого…
– Но…
– Хватит о насилии. Как там твоя жёнушка?
– А-а, – Омэн махнул когтистой рукой. – Эта ведьма всё по командировкам. На поверхности жарко, Америка прессует Ирак, все дела… а она любит в таких декорациях поразвлечься.
– Дела…
– Но, как быть с армией? Черканите хоть пару приказов: переходы открыть, магистраль душ обстрелять… Экстрасенсов зачистить или патрули серафимов пощипать…
– Потом… не до этого…
– Президент, хоть….
– Всё! Вон!!!
– У тебя такие горячие руки, Люци… не останавливайся…
– Если тебе горячо, я могу понизить… знаешь, терморегуляция…
– Я всё про тебя знаю, но не надо… мне нравится…
Белоснежные волосы, струящиеся по его груди, крики слепых ворон за окном… кровавый закат над холмами костей… романтика…
– Ты моё проклятие… Ева, Ева… слышишь меня… ты – проклятие… погибель… почему ты молчишь? Ах, извини… не останавливайся…
Весп топтался у дверей с довольной улыбкой. Его шерсть за два прошедших тысячелетия ещё более выцвела, а местами и вовсе выпала, оголив архипелаги пожухшей кожи. Это не расстраивало старого чёрта, тем более в День Презентации (так он его назвал). Последний успех окрылил (образно, конечно, а то высшие демоны обидятся) Веспа, и теперь он ждал нового триумфа.
Люцифер показался из-за посадки мака и направился к креслу. Весп показательно откашлялся.
– Что за чёрт? А, это ты… – устало сказал дьявол.
– Я, хозяин. Всё готово… Лично, лично…
– Ты о чём?
– Как… – Веспасиан поперхнулся заготовленными словами. – О новой… спутнице…
Смысл сказанного не сразу дошёл до Люцифера. Но когда это произошло, его лицо перекосила ярость и отчаяние.
– Где Ева?!
Крик ударился о колонны, и они лопнули крошкой мрамора и эбонита. Весп упал на колени, поджав копыта к ягодицам.
– Она… она… но…
– Где?!
– Утилизирована… как и всегда… два тысячелетия… новая жена…
Веспа колотило от страха. Чёрт, старый дурак, не надо было спешить – сам же выбирал душу, не дождавшись, хотел…
– Ева! – рычал Люцифер. – Ева!!!
Плиты пола вспучились, запузырились. Потёк камень свода, чудовищными каплями падая вниз.
«Два тысячелетия – так мало…»
– Хорошая душа, порочная, новая… – лепетал Весп, понимая, что обречён.
Страшная сила подняла его в воздух, скрутила. Чёрт приоткрыл глаза и встретился с окутанным паром лицом хозяина. Потом был рывок, для каждой из половинок его тела в разные стороны, мир последний раз вспыхнул, напрягся и лопнул. Разорвался. Скрюченные волосатые конечности с хвостом отлетели к кипящему бассейну, верхняя часть в кровавом облаке бесформенным куском мяса упала у двери. Весп умер.
Люцифер сел на корточки, продолжая кричать. Глазные яблоки слуг (находящихся в соседних помещениях), не выдержав вибрации, взорвались.
«Утилизирована… утилизирована, – билось в голове. – Это конец… матрица стёрта…»
Убить человеческую душу невозможно. Размыть до неузнаваемости, просеять – да. Утилизация – означала перерождение, сброс матрицы души обратно на землю, в тело новорожденного. Утилизация – означала Жизнь и Смерть.
«Мужчины, Вам нравится воевать… и любить, – раздался в голове голос Евы, воспалённые слова прошлого. – Воевать и любить… впрочем, это одно и то же».
И тогда он сомкнул руки, скрепляя заклинанием, новым криком. Круша стены и предметы, пока слёзы не прервали эту бессмысленную игру.
– Омэн у телефона.
– Привет, дружище…
– Президент, мои приветствия. И… соболезнования…
– Не надо, оставь…
– Черти прибыли?
– Да, твои вояки оказались неплохими строителями – дворец восстанавливается не по дням, а по годам… дьявольская скорость. Ну, как известно, самый лучший строитель – солдат, а точнее – самый дешёвый.
– В точку, мой Президент! Ваше остроумие, как всегда…
– Оставь в покое моё остроумие. Я по делу.
– Слушаю. Внимательно.
– Ом, дружище, как насчёт, немного повоевать?
– О-о, диверсии, терроризм?
– Я сказал ПОВОЕВАТЬ! Эти дятлы наверху уже, наверное, и забыли такое слово!
– О-о, даже так! С Ним?.. Небольшие вылазки? Или?..
– Настоящая бойня, до тотального уничтожения, с объявлением войны и прочей лабудой… Мобилизуй войска! Все!
– Слушаюсь!
– Давай, дружище… Если что-то и делать, то по-настоящему…
