Глава вторая
МАРКУС
Старший капитан Маркус Д’Ивуар сидел за самодельным письменным столом и размышлял о вечных муках.
Церковь утверждала — верней, утверждал Эллевсин Лигаменти, но, поскольку он был святой, это практически одно и то же, — что если после смерти человека груз его грехов перевешивает число богоугодных поступков, то умерший обречен на пребывание в своем личном аду. Там он претерпевает муки, которые воплощают в себе его наихудшие страхи, равно как и характер его беззаконных деяний, — таков замысел Божий во всей его беспощадной насмешке. Маркус не думал, что в его случае Всемогущему придется особенно напрягать воображение. Он сильно подозревал, что его ад окажется до отвращения знакомым.
Бумаги. Гора, лавина, груда документов, которые надо прочесть и подписать, и нет им конца. И нависшая над каждым листком тень страха — этот клочок бумаги был всего лишь расписанием рытья отхожих мест, но следующий может оказаться важным. По–настоящему, жизненно важным, таким, что историки будущего станут качать головами и приговаривать: «Если бы только Д’Ивуар прочел это донесение, все остались бы живы». Маркус уже подумывал, что на самом деле умер, только сам не заметил когда и как. Может, ему удастся выпросить краткосрочный отпуск в каком–нибудь соседнем аду. Перспектива провести пару миллионов лет, корчась под раскаленными кочергами демонов, все больше казалась ему приятной сменой обстановки.
В довершение худшего Маркус даже не был обязан возиться с бумагами. Он мог сказать: «Фиц, займись этим, хорошо?» — и молодой лейтенант охотно исполнил бы его просьбу. И даже улыбался бы при этом! Поступить так Маркусу мешала дурацкая гордость и все тот же страх, что в недрах бумажного моря затаилось нечто жизненно важное, то, что он вот–вот упустит.
Вернулся Фиц, выпроводив из кабинета очередного свежеиспеченного сержанта. Маркус откинулся назад, вытянув под столом длинные ноги и чувствуя, как похрустывают позвонки в затекшей спине. Правая рука ныла от боли, а на большом пальце вызревал волдырь.
— Скажи, что это был последний, — пробормотал он.
— Это был последний, — послушно произнес Фиц.
— Но ты говоришь это только потому, что я велел так сказать.
— Нет, — ответил лейтенант, — это и в самом деле был последний. И как нельзя вовремя. Сигнал флотилии сообщает, что полковник отправляется на берег.
— Слава богу!
Всего лишь год назад, до того как Бен Варус отправился в погоню за собственной смертью, Маркус мог бы сказать, что хочет командовать полком. Вот только это было в совсем другой жизни, когда Хандар представлял собой сонное захолустье, а от солдат Колониального полка требовалось только торчать по торжественным случаям за спиной у принца, являя собой символ вечной дружбы между троном Вермильона и Орбоанской династией. До того как банда священников и сумасшедших — ничем, по мнению Маркуса, друг от друга не отличавшихся — заразила местное население мыслью, что ему будет во благо избавиться от обоих.
С тех самых пор Хандар стал пренеприятнейшим местом для всякого, кто носит синий мундир, а Маркус пребывал на грани срыва, с вечной сухостью во рту и желчной горечью в бунтующем желудке. Ему казалось невероятным, что через несколько минут он снова станет подчиненным. После того как он передаст командование полком совершенно незнакомому человеку, его обязанности сократятся до одного–единственного пункта: выполнять приказы. Этот пункт казался Маркусу невероятно притягательным. Конечно, новый командир может и завалить все дело — и наверняка завалит, если судить по богатому опыту Маркуса в общении со всякого рода полковниками, — но, что бы при этом ни произошло, вплоть до того, что фанатично визжащие искупители вырежут под корень весь полк, это будет уже не его, Маркуса, вина. Он сможет, представ перед горним судом, с чистой совестью заявить: «Я здесь ни при чем. Я только выполнял приказ!»
Интересно, подумал Маркус, примет ли такое объяснение Вседержитель. Ну да оно в любом случае окажется обоснованным в глазах Конкордата и Военного министерства, а уж это куда важнее. Вседержителя Маркус боялся гораздо меньше. Господь в безграничном своем милосердии способен простить солдата, сбившегося с пути истинного, а вот Последний Герцог — вряд ли.
Фиц что–то говорил, но Маркус не уловил из его речи ни единого слова. В последнее время он не высыпался.
— Что ты сказал? — спросил он вслух.
Лейтенант, прекрасно осведомленный о состоянии начальника, терпеливо повторил:
— Я сказал, что почти весь личный состав уже на берегу. Кавалерии нет, увы, зато полковник привез по меньшей мере две артиллерийские батареи. Капитан Каанос по одной отправляет роты вверх по склону.
— Хватит ли в форте места, чтобы всех разместить?
Фиц кивнул.
— Мне бы не хотелось выдерживать осаду, но денек–другой мы выстоим.
Последняя фраза была чем–то вроде шутки. Как, впрочем, и сам Форт Доблести. Подобно прочному замку на хлипкой двери, он исполнял свое предназначение только до тех пор, пока незваные гости не пускали в ход силу. Форт был возведен в те дни, когда самую серьезную опасность для укреплений представляли собой катапульты или, может быть, тараны. Отвесные высокие стены были сложены из местного известняка, который раскрошился бы, точно мягкий сыр, под первыми же ударами чугунных ядер. Нападающим не понадобилась бы даже тяжелая осадная артиллерия, — чтобы взять форт, хватило бы и одной полевой батареи, особенно если учесть, что защитникам негде было бы разместить свои орудия для ответного огня.
По счастью, в ближайшем будущем осада форту не грозила. Ворданаи ретировались из Эш–Катариона, бывшей столицы принца, и, поскольку их намерение покинуть Хандар было очевидно, искупители удовольствовались тем, что пристально проследили за их исходом. Тем не менее Маркус обглодал себе ногти до живого мяса за все эти недели ожидания флота.
— Что ж, — произнес он, — пойдем, пожалуй, знакомиться с полковником.
Лейтенант деликатно кашлянул. Маркус достаточно долго общался с Фицем, чтобы без труда перевести этот звук в слова: «Сэр, вы собираетесь сделать нечто крайне глупое и/или неуместное». Он окинул взглядом комнату, потом посмотрел на себя — и сообразил, что имел в виду Фиц. Маркус был одет, строго говоря, не по уставу: рубашка и штаны хоть и синего цвета, почти близкого к норме, но пошиты в Хандаре, поскольку дешевые изделия ворданайских фабрик давным- давно уже выцвели либо истрепались. Капитан тяжело вздохнул.
— Надеть парадную форму? — обреченно спросил он.
— Это было бы в высшей степени подобающе, сэр.
— Верно. — Маркус поднялся на ноги и поморщился, когда затекшие мышцы отозвались ноющей болью. — Пойду переоденусь. Посторожи снаружи и, если полковник вдруг явится сюда, постарайся его задержать.
— Есть, сэр.
«Если б только, — думал Маркус, глядя, как лейтенант плавной поступью покидает кабинет, — если б только я мог целиком и полностью возложить общение с полковником на Фица! Парень явно знает толк в таких делах».
К парадному мундиру прилагалась парадная шпага, которую Маркус не надевал с тех пор, как закончил военную академию. Теперь из–за тяжести шпаги его словно перекосило, а торчащие назад ножны представляли серьезную угрозу для окружающих всякий раз, когда капитану по забывчивости случалось чересчур резко поворачиваться. Парадная форма, пролежавшая пять лет на дне сундука, показалась ему гораздо более синей, чем помнилось. Одевшись, Маркус для приличия провел гребнем по волосам и, воспользовавшись обмылком, наскоро ополоснул лицо.
— Господин старший капитан, да вы сущий франт! — промолвил Адрехт, нырнув в палатку. — Надо бы вам почаще надевать парадную форму.
Маркус, сражавшийся с одной из бесчисленных латунных пуговиц мундира, упустил ее и от души выругался. Адрехт расхохотался.
— Если хочешь сделать доброе дело, — проворчал Маркус, — так хотя бы помоги.
— Разумеется, сэр! — тут же отозвался Адрехт. — Всегда рад услужить.
Все упоминания о старшинстве или должности Маркуса были со стороны капитана Адрехта Ростона безусловной насмешкой. Он учился в военной академии вместе с Маркусом и был младше его на целых семь минут — ровно столько времени прошло на выпускной церемонии между оглашением их имен. Это обстоятельство было для обоих предметом шуток — до тех пор, пока не погиб Бен Варус, и разрыв в семь минут не определил (к несказанному облегчению Адрехта), что бремя командования полком должно лечь на плечи Маркуса.
Адрехт был высокого роста, с крючковатым носом и худым, чисто выбритым лицом. Закончив военную академию, он перестал подстригать свои щегольские темные кудри. Пронзительный взгляд умных голубых глаз и едва заметный изгиб рта создавали впечатление, что он вот–вот одарит собеседника ехидной усмешкой.
Маркус командовал первым батальоном, а Адрехт — четвертым, который на марше неизменно замыкал строй. Капитан Ростон и два других командира батальонов, Вал и Мор, а также покойный Бен Варус и его брат с самого прибытия в Хандар стали для Маркуса второй семьей. По сути, первой и единственной.
Маркус застыл в стесненной позе, пока ловкие пальцы Адрехта застегивали пуговицы и расправляли ворот мундира. Глядя поверх макушки друга, он спросил:
— У тебя была какая–то причина явиться сюда? Или просто не терпелось посмотреть, как я опозорюсь?
— Да ладно тебе. Можно подумать, это такая уж редкость. — Адрехт отступил на шаг, полюбовался делом рук своих и удовлетворенно кивнул. — Судя по наряду, ты отправляешься на встречу с новым полковником?
— Верно, — кивнул Маркус, стараясь не показывать, как мало прельщает его эта перспектива.
— Не найдется минутка отметить? — Адрехт приоткрыл полу мундира, показав горлышко пузатой коричневой бутыли. — Я припас кое–что специально для этого случая.
— Полковнику вряд ли понравится, если я явлюсь на встречу мертвецки пьяным, — ответил Маркус. — С моим–то везением я, чего доброго, облюю его с головы до ног.
— От одной–единственной чарки?
— С тобой чарка никогда не бывает одной–единственной. — Маркус подергал чересчур тугой ворот и сел, чтобы привести в порядок сапоги. Раздался лязг — это ножны смели пустую оловянную тарелку и стукнулись о походную койку, — и он поморщился. — И что, собственно говоря, нам отмечать?
— Как что? — удивился Адрехт. — Избавление от этого пустынного ада, что же еще? Через неделю мы уже будем полным ходом плыть на родину.
— Это ты так думаешь. — Маркус с усилием подтянул неподатливый сапог.
— Не только. Я слышал, как Вал говорил то же самое Зададим Жару. Даже рядовые только об этом и толкуют.
— Не Валу это решать, — сказал Маркус. — И не Зададим Жару, и уж тем более не рядовым. Принять такое решение может только полковник.
— Да брось! — воскликнул Адрехт. — Ты отправляешь рапорт, что у серомордых завелись какие–то новые священники, которые не слишком нас обожают, да еще имеют скверную привычку жечь людей живьем и, кстати, превышают нас числом раз этак в двести, а принц от всего этого сильно не в духе. И вот нам присылают пару тысяч солдат и нового полковника, который, ясное дело, собирается изображать этакого тиранчика, жечь деревушки, показывать жалким крестьянским шайкам, кто здесь главный, и так далее. Наконец он прибывает сюда — и обнаруживает, что вышеупомянутые священники собрали тридцатитысячное войско, что местные ополченцы, которых мы обучали и вооружали, перекинулись со всеми потрохами на сторону врага, а принц, решив не тратить времени даром, загреб денежки и ударился в бега. И как, по–твоему, этот полковник поступит?
— Ты исходишь из предположения, что у него имеется хотя бы капля здравого смысла, — заметил Маркус, затягивая шнурки. — Львиная доля полковников, которых я встречал в академии, была не слишком–то одарена в этой области.
— Да и ни в какой другой, — согласился Адрехт. — И все–таки даже они были бы способны понять…
— Возможно. — Маркус встал. — Я пойду и все выясню сам, ладно? Хочешь со мной?
Адрехт покачал головой:
— Пойду лучше гляну, все ли у моих парней в порядке. Ублюдок наверняка пожелает устроить инспекцию. Все они так поступают.
Маркус кивнул, снова поглядел на себя в зеркало и, помолчав немного, окликнул:
— Адрехт?
— А?
— Если мы и вправду отправимся домой — что ты сделаешь?
— То есть?
— Насколько я помню, некий граф заявил, что, если ты когда- нибудь подойдешь ближе, чем на тысячу миль, к его дочурке, он привяжет тебя к пушке и запустит в сторону Вора.
— А, вот ты о чем! — Адрехт усмехнулся. — Думаю, он уже забыл об этом.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Маркус стоял рядом с Фицем на краю обрыва и наблюдал, как плетутся вверх по дороге последние роты прибывшего подкрепления. От подножия до вершины скалы было полсотни метров, и на всем этом расстоянии дорога немилосердно петляла. Колонна солдат, поднимавшихся вверх по склону, походила издали на огромную синюю змею, которая, отчаянно извиваясь, ползет к цели — лишь затем, чтобы сгинуть в разверстой пасти ворот форта, распахнутых настежь за спиной у Маркуса. Люди брели и брели, и казалось, что им не будет конца.
Маркус не ожидал, что его так поразит их внешность. Они казались ему неестественно бледными. И он вдруг понял, отчего местные жители наградили ворданаев прозвищем «трупы». В сравнении с продубленными солнцем ветеранами Колониального полка вновь прибывшие смахивали на рыбин, всплывших вверх белесым брюхом с самого дна пруда.
И они были так молоды! Служба в Колониальном полку являлась, как правило, наказанием. Если не считать редких безумцев, которые добровольно вызвались служить в Хандаре, даже рядовые полка в основном разменяли второй десяток армейской службы. Маркус сомневался, что большинство солдат, шагавших сейчас по извилистой дороге, прожило на свете хотя бы восемнадцать лет, не говоря уже о двадцати, — судя по их юношески угловатым фигурам и цыплячьему пуху на подбородках. Они и шагать–то как полагается не умели, а потому их колонна больше напоминала толпу беженцев, нежели регулярное войско на марше. В общем и целом, заключил Маркус, подобное зрелище вряд ли способно впечатлить вражеского наблюдателя.
А уж в том, что таковые имеются, Маркус не сомневался. Ворданаи и не пытались высылать патрули в горы, окружавшие форт, и, даже если главари мятежников считали, что Колониальный полк вот–вот уберется восвояси, вряд ли они были столь глупы, чтобы безоглядно положиться на эти расчеты. В каждом ущелье, на каждом склоне, покрытом чахлой растительностью, мог запросто укрыться десяток конных десолтаев. Пустынные кочевники при известном старании могли скрыться из виду даже на совершенно голой скале, причем вместе с лошадьми и прочим скарбом.
Далеко внизу, в самом хвосте колонны, за последней ротой брел одинокий штатский, сгибаясь под тяжестью двух увесистых баулов. В длинной черной хламиде он отчасти напоминал служителя тьмы из балаганной пьески. Однако, поскольку Обсидиановый орден, постоянный вдохновитель дешевых драм, которым пугали детей, был полностью уничтожен более столетия назад, Маркус предположил, что этот бедолага попросту чей–то слуга, усердно волокущий в гору пожитки хозяина. Да и вряд ли древний зловещий инквизитор стал бы сам тащить собственные вещи. Маркус лениво гадал, что за ценности могут храниться в тех баулах, если их нельзя просто положить в повозку вместе с остальным багажом.
Маркус праздно разглядывал корабли, дожидаясь, когда наконец появится полковник со свитой. Само собой, он аристократ. Патент на полковничий чин стоит дорого, но дело не только в деньгах. Хотя за последние сто лет Военное министерство вынуждено было признать существование простолюдинов, которые способны расставлять пушки и писать отчеты ничуть не хуже какого–нибудь вельможи, оно тихо, но непреклонно гнуло свою линию: не допускать низкорожденную чернь на высокие армейские посты. Командование полком издревле было прерогативой знати, и так останется впредь.
Даже Бен Варус являлся, можно сказать, титулованной особой — одним из младших сыновей старинного рода, которого семья пристроила на армейскую службу в качестве синекуры. То, что при этом он оказался славным малым, было самым настоящим чудом. Скорее всего, новый полковник больше похож на тех, кого Маркус встречал в военной академии, — невежественный, высокомерный и не терпящий советов от всех, кто ниже рангом. Маркус только надеялся, что этот человек не окажется чересчур невыносимым, иначе кто–нибудь из солдат, не выдержав, поднимет на него руку и угодит в лапы военно–полевого суда.
Слуга с баулами уже добрался до последнего изгиба дороги, а на кораблях по–прежнему не наблюдалось суматохи, которая обыкновенно сопровождает высадку крупного чина. Шлюпки причаливали одна за другой, но в них были только припасы и багаж, и грузчики на причале уже принялись укладывать в повозки ящики с галетами, коробки патронов и пустые бочонки для воды. Маркус искоса глянул на Фица:
— Ты уверен, что полковник собирался сойти на берег?
— Таково было сообщение флота, — отозвался лейтенант. — Быть может, его что–то задержало?
— Я не намерен торчать тут весь день! — прорычал Маркус. Даже здесь, в тени, он обливался потом.
Капитан ждал, когда носильщик в черном подойдет к ним, но тот, как назло, остановился шагах в двадцати и, поставив на землю баулы, присел на корточки на самом краю пыльной дороги. Прежде чем Маркус успел удивиться такому поступку, человек в черном подался вперед и издал возбужденный крик.
«В зад мне зверя, он наступил на какую–то дрянь!» — подумал капитан.
Хандар служил пристанищем великому множеству разнообразных тварей: жужжащих, ползучих и пресмыкающихся. Почти все они отличались злобным нравом и были по большей части ядовиты. Беда, если служба под началом нового полковника начнется с доклада о том, что его слуга умер от змеиного укуса! С этой мыслью Маркус поспешил вниз, и Фиц, словно верная тень, последовал за ним. Человек в черном вскочил, точно игрушечный чертик из коробочки, вытянув перед собой руку, в которой яростно извивалось нечто желто–зеленое. Маркус застыл как вкопанный.
— Подлинный хлыстохвост клейменый, — проговорил незнакомец, явно обращаясь к нему. Он был молод — пожалуй, моложе Маркуса, с тонким худым лицом и высокими скулами. — Знаете, мне довелось видеть иллюстрации Конье, но я всегда сомневался, что они достоверно отображают цвета. Экземпляры, которые он присылал, были так невзрачны, но этот… вы только поглядите!
С этими словами он шагнул вперед и сунул под нос Маркусу свою добычу. Только многолетняя армейская выучка помешала тому броситься прочь. Скорпион был невелик, меньше ладони, зато чрезвычайно яркой расцветки — неравномерные ярко–зеленые полосы покрывали крест–накрест темно–желтый хитиновый панцирь. Незнакомец в черном держал его большим и указательным пальцем за хвост, под самым жалом, и тварь, несмотря на все отчаянные попытки, никак не могла выгнуться настолько, чтобы вцепиться в его руку. Скорпион извивался, в бессильной ярости хватая жвалами пустоту.
Маркуса вдруг осенило, что незнакомец ждет его ответа.
— Да, очень красивое животное, — осторожно проговорил он, — но на вашем месте я бы его отпустил. Оно может быть опасно.
По правде говоря, Маркус не отличил бы хлыстохвоста клейменого от лошадиного навоза — до тех пор, пока тварь не впилась бы ему в лодыжку; но это не означало, что он не обошел бы на почтительном расстоянии и то и другое.
— О да, смертельно опасно, — согласился незнакомец, пошевеливая пальцами, отчего маленький скорпион задергался. — Одного–двух гранов его яда достаточно, чтобы меньше чем за минуту парализовать нервную систему человека.
Он испытующе вгляделся в нарочито бесстрастное лицо Маркуса и добавил:
— Впрочем, вам это, я думаю, уже давным–давно хорошо известно. Прошу прощенья, что позволил себе так увлечься. Воображаю, что вы обо мне подумали!
— Ничего страшного, — заверил Маркус. — Послушайте, я — капитан Д’Ивуар, и я получил сообщение, что…
— Ну конечно же это вы! — с пылом воскликнул незнакомец. — Старший капитан Маркус Д’Ивуар, командир первого батальона! Для меня это большая честь. — С этими словами он протянул руку для рукопожатия. — Меня зовут Янус. Чрезвычайно приятно с вами познакомиться.
Наступила долгая пауза. В протянутой руке по–прежнему яростно извивался скорпион, и этот факт привел Маркуса в замешательство. Наконец Янус проследил за его взглядом, рассмеялся и круто развернулся на каблуках. Отойдя к самому краю дороги, он выпустил свою добычу между камней и, вытирая ладонь о полу черной хламиды, вернулся к Маркусу.
— Простите, — проговорил он. — Давайте попробуем еще раз. — Он снова протянул руку. — Янус.
— Маркус, — представился капитан, и они обменялись рукопожатиями.
— Если бы вы могли проводить меня в крепость, я был бы чрезвычайно благодарен, — сообщил Янус. — При мне кое–какие вещи, которые не мешало бы поскорей укрыть от чужих глаз.
— Честно говоря, — сказал Маркус, — я надеялся узнать у вас, где полковник. Он прислал сообщение о своем прибытии… — Маркус в поисках поддержки оглянулся на Фица.
На лице Януса отразилось непонимание. Затем он окинул себя взглядом — и его, судя по всему, осенило. Он вежливо кашлянул.
— Вероятно, мне стоит кое–что прояснить, — сказал он. — Полковник граф Янус бет Вальних–Миеран, к вашим услугам.
Воцарилось долгое натянутое молчание. Нечто похожее бывает в тот миг, когда совершишь какую–нибудь страшную глупость — например, шарахнешь себя молотком по пальцу, — за долю секунды до того, как нахлынет боль. Миг невероятной тишины, когда словно прекращается течение времени и весь мир замирает, осознавая нанесенный тобой ущерб.
Маркус решил взять быка за рога. Лихо отступив назад, он застыл по стойке «смирно» и отдал честь — так четко, что инструкторы из военной академии испытали бы законную гордость за своего ученика. Голос его возвысился до парадного рыка на плацу:
— Сэр! Прошу прощения, сэр!
— Не нужно извиняться, капитан, — мягко проговорил Янус. — Вы не могли этого знать.
— Сэр! Благодарю, сэр!
Они вновь замолчали, меряя друг друга взглядами.
— Пожалуй, стоит сразу же покончить с формальностями, — сказал Янус. Пошарив в нагрудном кармане, он выудил аккуратно сложенную бумагу и вручил ее Маркусу. — Старший капитан Д’Ивуар, согласно приказу Военного министерства, именем армии его королевского величества, я принимаю командование Первым колониальным пехотным полком.
Маркус слегка ослабил стойку, чтобы принять документ. Там с обычным для министерства многословием сообщалось, что полковник граф Янус бет Вальних–Миеран направляется для принятия командования Первым колониальным полком, дабы «по мере возможности» употребить свои полномочия на подавление мятежа и защиту интересов королевства Вордан и его граждан. Под текстом красовалась печать Военного министерства — вдавленное в ярко–синий воск изображение пикирующего орла. Маркус чопорно вернул бумагу Янусу.
— Сэр, — отчеканил он, — передаю вам командование полком!
Он опять отдал честь, и Янус в ответ вскинул руку к виску. И на этом все кончилось — с несколькими простыми словами бремя власти над Колониальным полком и всех сопутствующих этому бремени обязанностей спало с плеч Маркуса. Он вздохнул полной грудью — впервые за много недель с тех пор, как начался мятеж.
— А теперь, когда мы покончили с этим делом, — промолвил Янус, пряча бумагу, — надеюсь, вы сделаете мне одолжение и немного расслабитесь. Стоять навытяжку пагубно для позвоночника.
Маркус, застывший по стойке «смирно», как на плацу, и сам уже почувствовал, как ноет одеревеневшая спина. Он подчинился, испытав благодарность.
— Спасибо, сэр! Добро пожаловать в Колониальный полк. — Маркус жестом показал Фицу, чтобы тот вышел вперед. — Это лейтенант Фицхью Варус, мой адъютант.
Фиц щеголевато отдал честь — уж он–то, в отличие от Маркуса, никогда не испытывал затруднений с соблюдением строгого армейского этикета. Янус ответил приветственным кивком.
— Лейтенант, — сказал он. — Вы ведь младший брат покойного полковника Варуса, не так ли?
— Да, сэр, — отозвался Фиц.
— В таком случае примите мои соболезнования. Ваш брат был храбрецом.
— Благодарю, сэр.
Справедливо сказано, подумал Маркус. Может, и не семи пядей во лбу, и не безукоризненно честный, но, уж безусловно, храбрец. Впрочем, для Маркуса стало неожиданностью уже то, что Янус вообще что–то знает о своем предшественнике. Судя по тому, какое внимание уделяло Военное министерство Первому колониальному полку до начала мятежа, Хандар с тем же успехом мог располагаться на Луне. «Может быть, он сказал так из простой вежливости», — подумал Маркус.
— Сэр, если вы подождете минутку, я найду кого–нибудь отнести ваши вещи, — предложил он. — Мы приготовили для вас комнаты в форте.
— Если вы не против, — ответил полковник, — я отнесу их сам. Только покажите мне дорогу.
— Как пожелаете, сэр. Может, мне приказать, чтобы вам принесли поесть? Вы, наверное, устали.
— В этом нет необходимости, — сказал Янус. — С остальным багажом прибывает мой слуга, и все подобные вопросы будут в его ведении. Кроме того, мне следует как можно скорее нанести визит его светлости. Как полагаете?
— Его светлости? — озадаченно переспросил Маркус. — Вы имеете в виду принца?
Он так давно не уделял изгнанному правителю сколько–нибудь значительного внимания, что почти позабыл о присутствии этого человека в форте.
— Разумеется. В конце концов, я ведь оказался здесь именно ради него.
Маркус хотел было неодобрительно нахмуриться, но тут же спохватился. Янус, скорее всего, испытает жгучее разочарование, когда встретится лицом к лицу с правителем Хандара, но его, Маркуса, это уже нисколько не касается. «Все, что от тебя теперь требуется, — напомнил он себе, — выполнять приказы».
— Да, сэр. Я прикажу кому–нибудь проводить вас в покои принца.
— Капитан, — Янус лучезарно улыбнулся, — я был бы крайне признателен, если бы меня сопровождали именно вы. Возможно, мне понадобится прибегнуть к вашим знаниям.
«Если это так, то мы по уши в дерьме», — подумал Маркус и тем не менее лихо отдал честь:
— Безусловно, сэр!
Едва они оказались в тени стен форта, полковник сбросил просторную черную хламиду, которая оказалась пошита из настолько тонкого шелка, что ее можно было сложить до размеров носового платка. Маркус поспешно подозвал подвернувшегося под руку солдата и приказал отнести хламиду в комнаты полковника. Солдат, застигнутый врасплох, так опешил, что забыл отдать честь, но Янус лишь поприветствовал его бодрым кивком.
Под мантией полковник носил заурядный мундир, такой же свежий и ярко–синий, как парадная униформа Маркуса, но без золотого шитья или позументов, столь характерных для высшего офицерства. Единственным признаком полковничьего чина была пара ворданайских орлов на плечах — серебряных, со сверкающими нефритовыми глазами.
Сам Янус был внешне почти непримечателен, если не считать его относительной молодости и поразительных глаз, ясно–серых, казавшихся чересчур большими для его тонкого лица. Темные волосы полковника были подстрижены и причесаны в полном соответствии с армейской модой, отчего Маркус почувствовал себя неловко, вспомнив, что давно не наведывался к цирюльнику.
Апартаменты принца находились в противоположном конце форта. Свита бывшего повелителя Хандара потребовала, чтобы в ее распоряжение была предоставлена одна из угловых башен, а потому Маркус отдал им северо–западную башню, которая выходила на море и вряд ли понадобилась бы для обороны при возможном нападении. Сейчас над ней развевалось огромное шелковое знамя, которое принц вывез из Эш–Катариона, с серым орлом на белом фоне, наполовину скрытым поднявшимся на дыбы красным скорпионом.
Саму башню охраняла Небесная Гвардия, но Маркус расставил на почтительном расстоянии собственные посты — надежных солдат из первого батальона. Прежде всего он стремился избежать возможных столкновений, но и, кроме того, — охладить пыл желающих втихую обшарить покои принца. При отступлении из Эш–Катариона кортеж принца сопровождал десяток крытых повозок, и в форте ходили слухи, что в них спрятаны все ценности и реликвии трона Вермильона, на которые его светлость успел наложить лапу.
Часовые Маркуса при его приближении отдали честь и расступились, но двое хандараев, стоявших по обе стороны от входной двери, повели себя далеко не так дружелюбно. Маркус вынужден был прикусить губу, чтобы не усмехнуться при виде их неподдельно мрачных физиономий. Без сомнения, когда–то Небесная Гвардия была грозной боевой силой, однако эти времена давно миновали. Предшественники нынешнего принца набрали в ее ряды своих стареющих прихвостней, и эти двое гвардейцев представляли собой типичных представителей такого пополнения. Оба были седоволосы, а стоявший слева так упитан, что жир выпирал валиками из–под золоченого нагрудника. Копья их были щедро изукрашены золотом и серебром.
Когда двое офицеров подошли ближе, один из гвардейцев грохнул по плиткам древком копья и повелительно рявкнул по–хандарайски. Маркус, обернувшись к Янусу, перевел:
— Он хочет знать, кто мы такие.
Легкая усмешка промелькнула по губам полковника и тотчас исчезла, словно отдаленная вспышка молнии.
— Скажите ему, что новый полковник смиренно просит Избранника Неба об аудиенции.
Маркус скривился, словно попробовал что–то кислое, но добросовестно перевел. На местном наречии он говорил кое–как, да еще и с чудовищным акцентом, однако гвардеец его понял. Он отступил в сторону (второй гвардеец сделал то же самое) и жестом показал ворданаям, что они могут войти.
Первый этаж башни представлял собой одно просторное помещение. Когда полк только добрался до Форта Доблести, здесь, как и во всем форте, было хоть шаром покати, но сейчас пол в несколько слоев выстелили коврами, а грязные стены задрапировали шелком. В золоченых сосудах курились благовония, дабы обоняние Избранника Неба не оскорбил никакой неуместный запах. На небольшом столике стояли фрукты и серебряные кубки с водой — на случай, если принцу захочется утолить голод или жажду.
Однако эти потуги на роскошь не могли скрыть неприглядную реальность. Фрукты на столике были засохшие и дряблые, и никакие завесы не могли скрыть неказистости помещения, предназначенного изначально для более грубых нужд. И что самое унизительное — тому, кто некогда повелевал тысячами, сейчас прислуживало едва ли полдесятка. Две девицы неопределенного рода занятий возлежали у подножия трона, еще две махали опахалами, тщетно пытаясь внести в духоту дуновение искусственного ветерка, да пухлолицый мужчина, расплывшись в улыбке, поспешил навстречу вошедшим в зал Маркусу и Янусу.
Трон, разумеется, вовсе не был подлинным троном Вермильона. Достопамятный престол, грандиозное уродливое творение из позолоты и мрамора, которое заняло бы добрую половину здешнего зала, остался в эш–катарионском дворце, и сейчас его, по всей вероятности, согревала пресвятая задница какого–нибудь искупителя. Слуги превзошли себя, колдуя с резным деревом и красной краской, однако плод их усилий походил не столько на трон, сколько на самое обыкновенное кресло, да к тому же наверняка неудобное.
Именно на нем восседал принц Эксоптер, Избранник Неба, Верховный Повелитель Хандара и Двух Десолов. Внешний вид его полностью соответствовал традициям. Коротко остриженные волосы скрывались под искусно окрашенным париком, который, по мнению Маркуса, смахивал на клубок змей, предающихся свальному блуду, бледное лицо покрывал такой густой слой белил и румян, что оно больше походило на маску. Повсюду — на пальцах, на шее, в ушах принца — сверкали золото и драгоценные камни, пурпурная шелковая мантия, наброшенная на плечи, была сколота брильянтовой брошью и расшита по краям крупными белыми жемчужинами, которые едва слышно постукивали при каждом движении принца.
«Интересно, — подумал Маркус, — вызовет ли это зрелище у полковника благоговейный трепет? Вряд ли. Он, в конце концов, и сам граф». Формально граф на иерархической лестнице знати располагался ниже принца, однако самый мелкий ворданайский дворянин полагал себя невообразимо выше всякой иноземной шишки, каким бы громким титулом ни похвалялся иноземец.
Когда они вошли в зал, Янус огляделся по сторонам с вежливым, но явно отчужденным интересом. Пухлолицый мужчина, щедро обливаясь потом, низко поклонился офицерам.
— Приветствую вас! — проговорил он по–ворданайски, с сильным акцентом, но вполне приемлемо. — Я — Раззан дан-Ксопта, министр его светлости. Избранник Неба повелевает вам предстать перед его монаршим взором.
Принц, чье выражение лица под толстым слоем румян и белил оставалось совершенно неразличимо, бросил несколько слов по–хандарайски. В тоне его отчетливо прозвучала скука.
— Его светлость изволит также приветствовать вас, — перевел министр. — Он весьма доволен, что вы явились по его зову.
Именно этого Маркус как раз и опасался. Он без труда мог понять речь большинства местных жителей, но при дворе принца пользовались церемониальным диалектом, который очень отличался от основного языка. Маркус с грехом пополам понимал одно слово из четырех, а этого явно не хватало, чтобы быть уверенным в том, что Раззан переводит правильно.
Он наклонился к Янусу и прошептал:
— Принцу, по всей видимости, кажется, что вас прислали сюда только потому, что он попросил…
Янус поднял руку, призывая к молчанию, помедлил немного и заговорил:
— Передайте его светлости мои искренние приветствия и сообщите, что перед ним — полковник граф Янус бет Вальних–Миеран, командир Первого колониального пехотного полка. Полагаю, старшего капитана Д’Ивуара его светлость уже знает.
Раззан добросовестно перевел его слова и выслушал ответ.
— Его светлость чрезвычайно рад тому, что Фарус Восьмой, его дражайший друг, прислал к нему столь достойную персону.
Янус вновь поклонился:
— Я приложу все усилия, дабы оправдать ожидания его светлости.
У принца дернулись губы, и он явно недовольно выпалил нечто. Раззан на миг заколебался, затем произнес:
— Его светлость желает узнать, где находится остальной флот.
Лицо полковника не дрогнуло.
— Весь флот прибыл и стоит на якоре в бухте.
После долгой паузы Эксоптер вновь заговорил.
— Его светлость предполагает, что в перевод, вероятно, вкралась некая ошибка. — Раззан облизал губы. — Насколько понимает его светлость, сейчас в бухте находится всего тринадцать кораблей.
— Именно так.
— Но этого недостаточно! В обращении его светлости к королю Фарусу Восьмому, его благодетельному союзнику, была недвусмысленно высказана просьба прислать сто тысяч солдат. На тринадцати кораблях столько не поместится!
Маркус едва не прыснул со смеху. Сто тысяч солдат составили бы почти всю численность армии его величества, и, чтобы доставить их сюда, потребовались бы суда со всего побережья. Раззан старательно изображал непонимание, но его светлость не спускал с ворданаев настороженного взгляда.
— На кораблях прибыло достаточно живой силы, чтобы пополнить численность Первого колониального полка до изначальной, — сказал Янус, — а кроме того, боеприпасы, амуниция и прочее необходимое снаряжение.
Эксоптер что–то отрывисто буркнул.
— Может, в Первом колониальном полку служат не люди, а демоны? — осведомился Раззан. — Каждый из них сражается за десятерых? Они неуязвимы для пуль?
Ни тени усмешки не промелькнуло на лице полковника, но в его ответе Маркус явственно услышал веселье:
— Это храбрые и искусные бойцы, но тем не менее вынужден признать: они самые обыкновенные люди.
— В таком случае его светлость желал бы узнать, каким образом вы помышляете вернуть ему трон силами одного–единственного полка. — Раззан говорил учтиво, и вид у него при этом был виноватый, зато глаза принца засверкали так, словно он только что нанес убийственный удар. — Или, быть может, вы ни о чем подобном не помышляете? Быть может, король, наш друг, презрел свои подкрепленные договором обязательства?
— Его величеству такое и в голову бы не пришло, — сказал Янус. — Что касается возвращения вашей светлости отнятого трона — можете быть уверены, что все мои помыслы устремлены к этой цели.
Принц что–то проговорил в ответ, растягивая слова, и Раззан побледнел. Прежде чем он сумел измыслить достаточно приглаженный перевод, Янус выпалил фразу на придворном диалекте хандарайского — настолько безупречную, что у пухлолицего лизоблюда отвисла челюсть. Даже принц опешил, и глаза его под нарумяненной маской изумленно округлились. Маркус оторопело моргнул.
— Если это все, — продолжал Янус уже по–ворданайски, — то я позволю себе удалиться. Передайте его светлости мою благодарность за уделенное нам время.
С этими словами он развернулся на каблуках и чеканным шагом вышел из зала. Двое гвардейцев расступились перед ним. Маркус поспешил следом, чувствуя себя мальчуганом, который изо всех сил старается не отставать от старшего брата. Он дождался, пока они отойдут на приличное расстояние от башни, и только тогда заговорил.
— Сэр, я не знал, что вы владеете хандарайским. — Маркус постарался произнести эти слова нейтральным тоном, но все равно с неловкостью ощутил, что они прозвучали как обвинение.
— Я владею семью языками, — рассеянно отозвался Янус. — В дополнение к традиционным ворданайскому, норелдрайскому и хамвелтайскому я углубленно изучил борелгайский, мурнскайский, видайский и хандарайский. — Он пожал плечами. — Впрочем, должен признать, что мне пришлось вдобавок освежить в памяти обороты придворного диалекта. Я обнаружил, что морское путешествие — наилучшее время для занятий языками поскольку больше заняться все равно нечем.
— Весьма… впечатляюще.
Янус покачал головой, отряхнувшись от задумчивости.
— Извините, — сказал он. — У меня и в мыслях не было похваляться своими познаниями.
— Вы и не похвалялись, сэр.
— Капитан, если нам предстоит работать вместе, очень важно, чтобы каждый из нас не скрывал от другого, на что он способен. Прошу прощения, если застал вас врасплох.
— Сэр, я просто не ожидал ничего подобного. — Маркус на миг замялся. — А что сказал вам принц? Я неплохо понимаю хандарайский, но не эту придворную тарабарщину.
Губы Януса дрогнули.
— Он сказал, что мои заверения недорого стоят, учитывая, что король прислал ему на помощь отребье своего офицерского корпуса.
Слово «отребье» как нельзя больше подходило Первому колониальному полку, но это было уже чересчур. Маркуса передернуло.
— А вы что ему ответили?
— Что, поскольку он явился к нам нищим просителем, ничего лучше отребья он и не заслуживает. — Вновь по губам полковника пробежала быстрая усмешка. — Пожалуй, с моей стороны это было не слишком… дипломатично.
— После того как он оскорбил его величество — так ему и надо! — подержал Маркус. — Но…
Он запнулся, и Янус, уловив нерешительность собеседника, по- птичьи склонил голову набок.
— Что такое, капитан? Когда мы наедине, можете всегда говорить со мной откровенно.
Маркус собрался с духом.
— Сэр, неужели вы и вправду хотите отвоевать Хандар? Люди почти поголовно ждут, что их погрузят на эти же самые суда и вернут на родину.
Наступило долгое молчание. Полковник задумчиво взирал на Маркуса, и его серые глаза поблескивали. Маркусу подумалось, что в них есть нечто необычное. Они словно видят тебя насквозь, минуя все ухищрения и уловки этикета, проникают через плоть и кровь, добираясь до самой сути твоего естества. Если бы на свете и впрямь существовал зверь Страшного суда, у него был бы именно такой взгляд.
— А чего ожидаете вы, капитан? — негромко спросил Янус.
— Я… — начал Маркус и оборвал себя, чуя подвох. — Я не осмелился бы предвосхищать ваши планы, сэр.
— Но каково было бы ваше мнение? — Янус подался ближе. — Что сделали бы вы, если бы командовали полком?
«Поджал бы хвост и удрал без оглядки», — подумал Маркус, медленно покачав головой.
— Согласно донесениям, которые мы получили перед самым отходом, численность армии искупителей в Эш–Катарионе составляла почти двадцать тысяч человек. С тех пор их стало значительно больше. Кроме того, есть еще генерал Хтоба, — при звуке это имени он едва не сплюнул, — и его аскеры, добрых шесть батальонов солдат, обученных ворданайскими инструкторами и оснащенных ворданайским оружием. А с тех пор как Стальной Призрак поднял десолтаев и столкнулся со священниками… — Маркус развел руки. — Наши силы, если полк будет укомплектован полностью, составят около четырех тысяч человек.
— Чуть больше, — перебил Янус, — с артиллерией и кавалерией.
— Чуть больше четырех тысяч, — согласился Маркус. — Против… скажем приблизительно, тридцати тысяч. Шесть против одного, и это только считая солдат в строю. К тому времени, когда искупители взбудоражили чернь, почти все население Эш–Катариона спало и видело, как бы избавиться от принца.
— Шесть против одного, — повторил Янус. — Неравные шансы.
— Неравные, — кивнул Маркус. — Сэр, я не говорю, что мои люди не готовы драться. Будь у нас еще хоть один отряд, еще несколько пушек, быть может, полк кирасир — я бы не стал колебаться. Но… неравные шансы есть неравные шансы.
Янус медленно кивнул. И, словно приняв какое–то решение, широко улыбнулся:
— Капитан, вы не согласитесь поужинать со мной? Полагаю, я должен вам кое–что объяснить.
До ужина оставалось еще несколько светлых часов, а значит — еще несколько часов возни с бумагами. Избежать этого было невозможно; за то время, когда полком командовал Бен Варус, учетные книги и личные дела Колониального полка плачевно устарели, несмотря на все тайные старания Фица навести порядок в кавардаке, устроенном его старшим братом, а у Маркуса с самого начала попросту не хватало времени на то, чтобы вплотную заняться заброшенной документацией. Теперь же, когда полковые списки предстояло пополнить двумя тысячами рекрутов, не считая нескольких десятков новоиспеченных сержантов и лейтенантов, океан бюрократических нужд грозил захлестнуть его с головой.
Маркус, однако, был не из тех, кто сдается без боя, и остаток дня он провел, продираясь сквозь дебри бумажной зауми и ставя повсюду, где необходимо, свою подпись. Он даже головы не поднял, когда Фиц беззвучной тенью проскользнул в кабинет и поставил рядом с его локтем дымящуюся чашку. Впрочем, стоило Маркусу рассеянно потянуться к ней и сделать глоток, как он тотчас оторвался от бумаг и взглянул на лейтенанта.
— Чай?! Настоящий чай?! Фиц, ты держал его на черный день?
Молодой человек улыбнулся:
— Нет, сэр, его доставил сюда флот. Если быть точным, это подарок от полковника.
Маркус вытянул губы, подул на чашку и сделал второй, уже более основательный глоток. Изысканный тонкий аромат, словно заклинание могущественного мага, перенес его за много миль и за много лет отсюда, в давнее мирное прошлое. На краткий миг капитан вернулся в военную академию в Гренте, и чашка чая дымилась, остывая, у локтя, покуда он штудировал очередной трудный текст по теории тактики и вполуха слушал болтовню Адрехта о свежих сплетнях студенческого городка. Маркус прикрыл глаза.
В Хандаре пили кофе — редкий деликатес в Вордане, но здесь настолько дешевый, что сырые зерна можно было купить по паре медяков за бушель. Местные жители предпочитали черный кофе, крепкий, обильно приправленный пряностями, с густым осадком. С годами Маркус более–менее свыкся со вкусом этого напитка, тем более незаменимого, когда приходилось бодрствовать полночи, и все же…
Он выдохнул, в кои–то веки ощутив себя хотя бы отчасти умиротворенным:
— Спасибо, Фиц.
— Не за что, сэр.
Маркус открыл глаза.
— Кстати, о полковнике…
— Да, сэр?
— Судя по всему, мне потребуется находиться при нем, по крайней мере часть времени. Я рассчитываю на то, что ты займешься делами первого батальона.
Строго говоря, Маркусу полагалось бы иметь в своем распоряжении еще по меньшей мере двух полевых лейтенантов, на которых он мог бы возложить командование батальоном в свое отсутствие, чтобы штабной лейтенант мог заниматься исключительно работой штаба. На самом же деле Фиц в одиночку исполнял и те и другие обязанности, причем иногда одновременно.
— Разумеется, сэр. На сей счет можете не беспокоиться. — Лейтенант замялся. — Сэр, могу я спросить?..
Маркус отхлебнул чаю и махнул рукой:
— Мм?
— Каково ваше впечатление о полковнике?
— Он… — Маркус сделал паузу, размышляя. — Он очень умный. Фиц нахмурился. Слово «умный» в лексиконе простого солдата было почти ругательным. «Умный» офицер сочиняет «тщательно проработанный» план, а потом в самый неподходящий момент все идет наперекосяк, и бац — пал смертью героя.
— Он граф, — продолжал Маркус, — но не цепляется за дворянские привилегии. Приятный человек, я бы сказал, но есть в нем что- то… — он запнулся, вспомнив испытующий взгляд прозрачно–серых глаз, — что–то странное. Не знаю. — Маркус пожал плечами. — Я ведь и сам только что с ним познакомился.
— Он хотя бы намекнул, что собирается делать дальше?
Прежде чем Маркус успел ответить, в дверь постучали. Фиц поспешил открыть, а Маркус вернулся к разложенным перед ним бумагам, всеми правдами и неправдами стараясь сосредоточиться на чтении. Отпил большой глоток чаю, подержал во рту, наслаждаясь теплом и горьковатым привкусом, но, услышав деликатное покашливание, поднял голову и торопливо проглотил напиток. Фиц стоял у двери, и лицо его, как обычно, было официально непроницаемым, но слегка приподнятая бровь намекала на нечто из ряда вон выходящее.
— Вас хотят видеть, сэр, — сказал лейтенант. — Мисс Дженнифер Алхундт.
Маркус опешил.
— Ты уверен?
— Так точно, сэр.
— Тогда впусти ее, что ли.
Маркус расправил плечи и одернул воротничок, краем сознания отметив, что на парадном мундире уже кое–где проступают пятна пота.
Вошедшая женщина выглядела необычайно бледной даже для уроженки Вордана. Такая бледность бывает свойственна человеку, который всю жизнь провел в четырех стенах, и слезящиеся глаза, скрытые очками в серебряной оправе, лишь усиливали это впечатление. Волосы ее, длинные и темные, были туго заплетены в косу. Ее наряд состоял из тонкого коричневого жакета поверх мешковатой хлопчатой блузы и коричневых же брюк. В те времена, когда Маркус покинул Вордан, приличная женщина в брюках была зрелищем если не скандальным, то по крайней мере чрезвычайно редким. Мелькнула праздная мысль: что, если дамы высшего света сменили с тех пор пышные юбки на облегающие мальчишеские штанишки? В мире высокой моды и не такое случалось.
Когда гостья вошла, Маркус поднялся на ноги и изобразил легкий поклон. Женщина поклонилась в ответ — без особого изящества. Очки при этом едва не соскользнули с носа, но она привычно перехватила их и заученным движением вернула на переносицу.
— Здравствуйте, мисс Алхундт. Я — капитан Маркус Д’Ивуар. Не желаете ли присесть? — Он запнулся, со стыдом сообразив, что предлагает даме усесться на корточках на голом полу, и кашлянул, чтобы скрыть смущение. — Фиц, принеси–ка для мисс Алхундт подушку.
— Благодарю, — промолвила она, — не нужно.
Они уселись по обе стороны самодельного стола, и гостья сквозь толстые линзы очков устремила на Маркуса взгляд натуралиста, изучающего весьма необычное насекомое. Маркус все еще ломал голову, как бы поделикатней осведомиться, какого черта она здесь делает, и тут женщина сказала:
— Полагаю, вы сейчас гадаете, что я здесь делаю.
Маркус пожал плечами и беспомощно махнул рукой Фицу. Лейтенант послушно ретировался.
— Хотите чаю?
— Да, будьте любезны, — согласилась она. — Я прибыла сюда, разумеется, с флотом. Со специальным заданием.
— И каким же?
— Его светлость получил от его величества приказ составить независимую картину событий в Хандаре.
Маркус оцепенел.
— Его светлость?
— Герцог Орланко, — уточнила гостья. — Я служу в Министерстве информации.
Вернулся Фиц с чаем, и его появление избавило Маркуса от необходимости придумывать, что же на это ответить. Мисс Алхундт приняла у лейтенанта кружку, отхлебнула чаю и вновь уставилась на Маркуса.
— В Министерстве информации, — наконец повторил он. — Могу ли я поинтересоваться, в… качестве кого?
— Боюсь, что всего лишь бедного ученого. — Женщина сдержанно улыбнулась. — Капитан, мне хорошо известна наша репутация, однако я уверяю вас, что книжников под началом его светлости трудится куда больше, чем шпионов и наемных убийц.
Мисс Алхундт решительно не походила ни на шпиона, ни на наемного убийцу. Скорее можно было сказать, что в окружении книг она чувствует себя более уверенно, чем в обществе людей. И, однако же, всему Вордану было известно, что у Конкордата герцога Орланко — всевидящее око и крайне длинные руки.
— Вы упомянули приказ короля, — сказал Маркус вслух, стараясь выиграть время.
Мисс Алхундт кивнула:
— Его величество был обеспокоен тем, что донесения, которые мы до недавних пор получали из Хандара, могут… не вполне соответствовать действительности. В свете наших расширенных обязательств и здешней ситуации в целом он счел целесообразным получить беспристрастную оценку обстановки. По армейским каналам сделать это нелегко.
— Да, наверное, вы правы. — Маркус неловко поерзал. — Тогда что вам нужно именно от меня?
— Я просто подумала, что мне следует вам представиться. — Женщина одарила его улыбкой, сверкнув безукоризненно белыми зубами. — Мой опыт пребывания в действующей армии, боюсь, изрядно ограничен, и я уверена, что смогу всецело рассчитывать на то, что вы и ваши офицеры поделитесь со мной своими взглядами.
— Вам же вроде бы поручили составить беспристрастный доклад?
— Я представлю вашу точку зрения и добавлю к ней свою, — пояснила мисс Алхундт. — Таким образом его величество и его светлость получат всю доступную информацию. В последнее время этого, безусловно, недоставало.
Маркус не мог не согласиться с этим заключением. Сам он во время отступления удосужился наспех настрочить всего один рапорт, да и тот едва ли успел дойти до столицы. «Его светлость, должно быть, до сих пор блуждает впотьмах. Неудивительно, что он послал сюда своего человека. Но почему именно ее?» — подумал Маркус.
— Я сделаю все, что в моих силах, — произнес он. — Впрочем, вы же понимаете, что сейчас полком командует полковник Вальних. Моя точка зрения сейчас, быть может, уже немногого стоит.
— Я, конечно же, поговорю и с полковником, — деловито заверила мисс Алхундт. — Полагаю, вы с ним уже познакомились?
— Да, я встретил его сегодня днем.
— Вас не затруднит высказать свои впечатления?
— Затруднит, — отрезал Маркус. Сплетничать с Фицем — одно дело, но обсуждать старшего по званию со штатским — категорическое табу, даже если бы этот штатский не служил в тайной полиции.
— Что ж, вопрос снят, — сказала мисс Алхундт, все так же улыбаясь. — Понимаю. — И внезапно поверх стола протянула руку Маркусу. — Капитан Д’Ивуар, я искренне надеюсь, что мы подружимся.
Маркус, вновь растерявшись, неловко пожал протянутую руку. Мисс Алхундт отпила чаю, вручила свою кружку Фицу и поднялась на ноги.
— А сейчас, полагаю, вас ждут дела, — промолвила она. — До скорой встречи, капитан, не сомневаюсь, что очень скорой.
Едва гостья скрылась за дверью, Маркус поднял взгляд на адъютанта:
— Меня и вправду ждут дела?
— Конечно, — отозвался Фиц. — Но сначала, если помните, — ужин с полковником.
Когда Маркус подошел к обиталищу полковника, дверь распахнулась, и за ней обнаружился высокомерный слуга в ливрее. Застигнутый врасплох, Маркус наспех, едва заметно, поклонился и получил в ответ краткий кивок.
— Я — капитан Д’Ивуар, — сказал он. — Полковник ждет меня.
— Безусловно, сэр. — Слуга с худым лицом и седой гривой, которому на вид было никак не меньше пятидесяти, вновь одарил Маркуса кивком, уже более отчетливым, а затем вперил в него неодобрительный взгляд. — Проходите.
— А, капитан! — донесся из глубины помещения голос Януса. — Огюстен, можете подавать ужин.
— Слушаюсь, сэр.
Слуга низко поклонился и отступил в сторону.
— Огюстен служит нашей семье с детских лет, — сообщил Янус, когда тот поспешил исполнять распоряжение. — Он считает целью своей жизни поддерживать величие моего положения. Не позволяйте, чтобы он вам докучал.
К некоторому удивлению Маркуса, самая дальняя и просторная комната небольшой квартирки оказалась преображена во вполне приемлемое подобие столовой. Стены, разумеется, оставались все такими же голыми, и на полу не было ковров, зато неизвестно откуда появился стол, за которым могли уместиться шесть едоков, окруженный стульями и накрытый как полагается — с салфетками и столовыми приборами. И даже с тарелками — Маркус с самого своего прибытия в Хандар в глаза не видел подлинного фарфора. «Интересно, — подумал он, — собирается ли полковник возить за собой эту роскошь на поле боя».
— Присаживайтесь, капитан! Можете снять мундир, если хотите. — Сам Янус был в рубахе, а его синий мундир валялся, небрежно брошенный, на крышке сундука в углу комнаты. — Вы, должно быть, уже заметили, что я не большой поклонник церемоний. — Видя, что Маркус все так же переминается на пороге, он повелительно прибавил: — Садитесь! Я сейчас вернусь. Мне нужно кое–что разобрать.
С этими словами Янус проворно нырнул за хлипкую занавеску, которая отделяла столовую от прочих помещений. Маркус без особой уверенности взял один из стульев и устроился на нем. Стул оказался куда более сложной конструкции, чем представлялось на первый взгляд, с брезентовым сиденьем и спинкой, и сидеть на нем было на удивление удобно. После некоторых исследований Маркус пришел к выводу, что стулья складные и их можно перевозить в сложенном виде.
В нем разгорелось любопытство, и он взял со стола тарелку. Она оказалась необычайно легкой, и стало ясно, что это совсем не фарфор: судя по весу, скорее уж жесть. Маркус постучал по тарелке ногтем.
— Особый сплав, — сообщил полковник с порога комнаты. — А глазурь сама по себе весьма любопытное изобретение. Выглядит как настоящий фарфор, верно? Вот только ее практически невозможно поцарапать. — Он покачал головой. — Угощение, боюсь, будет скромное. Огюстен — настоящий волшебник, но какое волшебство можно сотворить из солонины с галетами?
Маркус, чья последняя трапеза состояла из жидкой бараньей похлебки в деревянной миске, безмолвно пожал плечами.
— Надеюсь, — продолжал полковник, — как только мы немного обустроимся, вы познакомите меня с местными деликатесами.
— Когда мы покидали Эш–Катарион, — сказал Маркус, — основным блюдом были зажаренные целиком жуки–имхалиты. При должном уходе они достигают двадцати сантиметров в длину, и их мясо считается восхитительным на вкус.
Янус бровью не повел:
— Звучит… хм… заманчиво. Вы часто общались с местными жителями?
— До появления искупителей мы были с ними во вполне приличных отношениях, — задумчиво проговорил Маркус. — В целом я бы не сказал, конечно, что местные нас обожали, однако у меня имелись друзья в городе. Неподалеку от гавани находилось одно небольшое заведение, где продавали арфальту, разновидность моллюсков, и я обычно проводил там свободные вечера. Извлечь этих шельмецов из раковины непросто — нужна особая сноровка, — зато мясо у них сладкое, как леденцы.
Маркус смолк, задумавшись вдруг, уцелела ли лавчонка, торговавшая арфальтой, или же искупители предали ее огню. И если уж речь зашла об огне, скольких его друзей постигла та же участь.
— Как бы мне хотелось там побывать, — проговорил полковник. — Местная культура весьма увлекательна, и я был бы счастлив, если бы имел возможность изучать ее в мирных условиях. Подозреваю, в ближайшее время наши отношения с местными жителями будут… мягко говоря, напряженными.
— Вполне вероятно, — с каменным лицом подтвердил Маркус.
Вошел Огюстен, неся серебряную супницу с густым красным супом и две глубокие тарелки. Он расставил все на столе и наполнил тарелки с бесшумным изяществом средневекового слуги, затем вернулся в кухню и принес два бокала и бутылку вина. Бутылка была представлена на одобрение Януса.
— Да, вполне подойдет, — сказал тот и искоса глянул на Маркуса. — Надеюсь, у вас нет возражений против хамвелтайского флагеллена?
Маркус, чьи познания в винопитии ограничивались представлением о цвете напитка, неуверенно кивнул.
— Огюстен был крайне сердит на меня, когда я не позволил ему прихватить с собой половину нашего погреба, — продолжал Янус. — Я объяснял, что вряд ли нам в походе понадобится «Бер Нефе» урожая семьдесят девятого года, но он не желал отступать.
— В жизни никогда не знаешь, чем дело обернется, — заметил Огюстен, ловко наполняя стаканы, — а джентльмен всегда должен быть готов принять гостей как подобает.
— Ну да, ну да. — Янус взял свой стакан и, подняв его, провозгласил: — За здоровье его величества!
— За здоровье его величества! — эхом отозвался Маркус и сделал глоток. Вино и вправду было хорошее, хотя после хандарайского пойла, которым ему приходилось довольствоваться столько лет, оно больше напоминало фруктовый сок. Куда сильнее Маркуса интересовал суп — если его и вправду готовили из солонины с галетами, то эти ингредиенты оказались надежно скрыты. Маркус не успел опомниться, как уже опустошил тарелку и помимо воли высматривал супницу.
— Добавки капитану! — велел Янус.
— Благодарю, сэр. — Маркус осторожно кашлянул. — Знаете, у меня сегодня незадолго до ужина побывала гостья…
— Наша мисс Алхундт? Да, я не сомневался, что она к вам заглянет.
— Она… — Маркус запнулся, глянул на Августина. Янус перехватил его взгляд.
— Можете быть уверены, что Огюстен не станет болтать лишнего. Я ему всецело доверяю. Тем не менее, если вам так спокойней… Огюстен, вы не могли бы на несколько минут оставить нас одних?
— Безусловно, сэр. — Слуга поклонился. — Я побуду в соседней комнате, на случай если милорду что–нибудь понадобится.
С этими словами он точно испарился из столовой. «Этот человек, — подумал Маркус, — неплохо бы спелся с Фицем». И тот, и другой в совершенстве овладели искусством передвигаться бесшумно, следуя верной тенью за хозяином.
— Вы что–то говорили о мисс Алхундт?
— Э-э… да, сэр, — отозвался Маркус. — Она служит в Министерстве информации. Думаю, вам это известно.
— Совершенно верно, — кивнул Янус. — Какое впечатление она на вас произвела?
— На меня? — Маркус пожал плечами. — Мы общались слишком мало, чтобы я успел составить какое–то мнение. Пожалуй, она немного чопорна. А в целом — безвредна.
Полковник чуть заметно усмехнулся краешком рта:
— Сама по себе она, может быть, и безвредна. Что именно вам известно о политической ситуации на родине?
Политика. Маркус поборол приступ паники.
— Почти ничего, сэр. До нас даже сплетни доходят с опозданием на полгода.
— Я не стану докучать вам ненужными подробностями об интригах и заговорах. Достаточно будет сказать, что с некоторых пор правительство его королевского величества разделено на группировки. Одна — назовем ее партией сторонников мира — выступает за тесное сближение с борелгаями и императором Мурнска, и в особенности — с Истинной церковью Элизиума. Другая сторона предпочитает вести в отношении тех и других агрессивную политику. Как правило, невозможно определить со всей точностью, к какой именно партии относится тот или иной деятель, однако известно, что партию сторонников мира некоторое время возглавлял его светлость герцог Орланко. — Янус склонил голову к плечу. — Полагаю, хоть это–то имя вам известно?
— Последний Герцог, — проговорил Маркус. — Министр информации.
— Совершенно верно. Именно усиление партии сторонников войны ввергло нас в Войну принцев, которая так катастрофически завершилась при Вансфельдте.
— Мне об этом можете не напоминать, — сказал Маркус. — Я присутствовал там.
Он, тогда еще лейтенант, был на стажировке, командовал ротой снабжения и не принимал никакого участия в военных действиях. Тем не менее Маркус оказался достаточно близко от места битвы, чтобы видеть далекие вспышки взрывов и слышать грохот пушек, а потом угодить в поток бегущего в панике войска.
Янус кивнул:
— После подписания мирного договора партия сторонников мира получила практически неограниченную власть. Гибель принца Доминика лишила партию сторонников войны вождя, а король был слишком измучен горем и болезнью, чтобы вмешиваться в происходящее. Орланко как никогда тесно сошелся с борелгаями и церковью. Чем чаще одолевали короля приступы болезни, тем больше крепла власть Орланко. Если бы его величество — упаси нас боже, конечно, — скончался, на трон взошла бы принцесса Расиния, но всю власть получил бы Орланко — причем такую, о которой он и мечтать не мог.
— Что ж, понятно, — без особой уверенности проговорил Маркус, — но какое отношение все это имеет к Хандару? Я скорее подумал бы, что до нас ему нет дела.
— Так и есть. Когда Военное министерство выступило с идеей Хандарайской операции, все ожидали, что Орланко начнет яростно возражать. Вместо этого он не только всецело поддержал операцию, но и потребовал, чтобы один из его людей был отправлен в качестве официального наблюдателя.
— Но почему?
Янус улыбнулся:
— Именно над этим вопросом я ломал голову последние пару месяцев. Одна вероятная причина: он вычислил, что командовать операцией назначат именно меня. Мы с герцогом… гм… не в самых дружеских отношениях. Он полагает, что мы обречены либо на жестокое поражение, либо на позорное бегство. В любом случае Орланко постарается воспользоваться этим, чтобы уничтожить меня.
Маркус, отчасти встревоженный тем, как небрежно прозвучали в устах собеседника слова «жестокое поражение», постарался, как мог, сохранить бесстрастное лицо.
— Но все же вы так не думаете.
— Не думаю. Это слишком окольный путь даже для такого заядлого интригана, как Орланко. Не сомневаюсь, он был бы рад увидеть мое падение, однако ему нужно кое–что еще. — Янус поджал губы. — А может, и не ему. Возможно, Орланко лишь пешка в руках своих дружков из Истинной церкви. В последнее время Министерство информации буквально наводнили священнослужители всех мастей.
— Что могло понадобиться Истинной церкви в Хандаре?
— Кто знает? — Янус пожал плечами, но глаза его все так же скрывались под полуопущенными веками. — Все что угодно. Они до сих пор верят, что в Элизиуме обитают демоны.
— Сдается мне, со стороны Орланко было не слишком–то умно подсунуть свою шпионку туда, где она у всех на виду, — заметил Маркус. — Если хотите, я могу приставить к ней пару солдат, чтобы ходили по пятам.
— Благодарю, капитан, но не стоит себя затруднять. Как я уже сказал, сама по себе она безвредна. Настоящие шпионы, вне всякого сомнения, затаились среди наших рекрутов.
Об этом Маркус как раз и не подумал. Чертова прорва новобранцев, и как он узнает, кому из них можно доверять? На долю секунды в нем вспыхнула бессмысленная злость на Януса: «Что за проклятие ты навлек на мой полк?»
Помедлив мгновение, капитан спросил вслух:
— Сэр, зачем вы мне все это говорите?
— Не привыкли к тому, чтобы старший офицер говорил напрямик? — усмехнулся Янус. — Нет, не отвечайте. Я стараюсь быть с вами откровенным, капитан, потому что мне нужна ваша помощь. Вы знаете эту страну, знаете хандараев и, что самое важное, знаете Колониальный полк. Я не настолько глуп, чтобы считать, будто справлюсь без вас и ваших сотоварищей–офицеров.
Маркус помимо воли вытянулся на стуле:
— Сэр, я приложу все силы, чтобы исполнить свой долг. И не только я — все остальные тоже.
— Мне нужен не просто подчиненный, а… своего рода напарник. Между двух огней, между искупителями и Орланко, мне нужен тот, кому я смогу доверять.
— Почему вы решили, что можете мне доверять?
— Капитан, — сказал Янус, — я читал ваше личное дело. Я знаю вас лучше, чем вам могло бы показаться.
Последовала долгая пауза.
— Что же вы собираетесь сделать? — спросил наконец Маркус.
— Намеренно или нет, но Орланко загнал меня в угол. Мне приказано подавить мятеж, но никто в Военном министерстве даже не представлял, насколько плохо здесь обстоят дела. Единственный выход — начать кампанию и победить, не спуская при этом глаз с мисс Алхундт и всех неведомых приятелей, которых она могла прихватить с собой.
Маркус помолчал, размышляя.
— Сэр, — сказал он, — могу я вас кое о чем попросить?
— Да, конечно.
— Мне не по душе, что мои люди станут пешками в игре между вами и герцогом. Я хочу… — Он на мгновение замялся. — Я хотел бы, чтобы вы дали мне слово. Слово офицера, что вы действительно считаете, что ваш план выполним. У меня нет никакого желания помогать вам пасть смертью героя.
«Или погибнуть самому по вашей милости», — подумал он.
Маркус опасался, что Янус оскорбится, услышав такое требование, но по губам полковника лишь опять скользнула быстрая усмешка.
— Разумеется, капитан. Я даю вам слово офицера либо дворянина, любое — на ваш вкус.
— Слова офицера будет вполне достаточно, — сказал Маркус, борясь с желанием ухмыльнуться. — Я никогда особо не доверял знати.
