14

Полковник Птицын запер дверь, чтобы наедине, без помех поразмыслить над картой. Воспитанник генерального штаба, признанный в кругу сослуживцев стратег и теоретик, он считал себя обязанным анализировать военные действия, отдельные операции и приказы высшего командования. Правда, о своих выводах он никому не говорил, тем более что в последнее время анализ операций доставлял ему все меньше и меньше удовольствия. Часто сообщения с фронта были настолько неутешительны, а распоряжения командования так беспомощны, что Птицын в отчаянии швырял карандаш и убирал глубоко в ящик стола исчерченную разноцветными стрелками карту. И все-таки совсем отказаться от своей привычки он не мог. Ежедневно, получив телеграммы, он пробегал глазами сводки и сообщения, хватал карандаш, быстрыми и точными движениями наносил несколько стрелок на карте. Впившись в нее лихорадочно блестевшими глазами, до хруста сжимая зубами мундштук изящной брюэровской трубки, он шептал в упоении:

- Бездарности. Вот, вот что здесь надо делать. Так, так - и фронт прорван! Виктория! Подобный случай описан у Клаузевица.

Потом Птицын бессильно откидывался на спинку кресла, наливал в рюмку ликер и тянул его, брезгливо косясь на телеграмму. Выпив две-три рюмки, он снова хватал карандаш, циркуль, и изломанная тень его снова металась над исчерченной стрелками и кружками картой.

Но в этот день полковник недолго размышлял о стратегии. Скомкав карту, он сунул ее в ящик и устало облокотился на стол, сжимая голову руками.

- Боже мой, - шептал он тонкими бескровными губами. - Боже мой. И это спасение России?! Это гибель! Конец государству!

Стук в дверь оторвал полковника от невеселых мыслей. Все в штабе знали, что в эти утренние часы, получив телеграммы, полковник изучает их и «мыслит». Его старались не беспокоить. Но сегодня произошло, видимо, что-то необычайное: стук повторился громче и настойчивее.

«Опять мужики взбунтовались», - подумал Птицын и почувствовал, как мороз пробежал у него по спине. Он вспомнил недавнее крестьянское восстание, охватившее чуть ли не весь уезд. Восставшие крестьяне несколько дней вели бои с карателями и, разгромив их, ушли в тайгу с семьями, со всем своим имуществом, со скотом. Преследовать их колчаковцы не решились. Город до сих пор находился на особом положении, и военный комендант - полковник Птицын - ожидал чрезвычайных происшествий в любую минуту.

Быстро спрятав бутылку с ликером и бросив на стол карту, он одернул китель, привычным жестом поправил пробор и, твердо ступая, подошел к двери.

- Простите, господин полковник, - офицер поспешно протянул узкую ленту. - Начальник связи приказал срочно доставить вам.

- Сколько раз я просил не присылать мне телеграфных лент, - поморщился Птицын, читая первые значки азбуки Морзе. Вдруг глаза его сузились, и он торопливо стал разматывать ленту. Потом почти бегом бросился к столу, дрожащими руками развернул карту.

- Это же феноменально! Это же ни на что не похоже! - шептал он, водя остро отточенным карандашом по красной извилистой линии, обозначающей на карте железную дорогу.- Только в матушке-России может быть такое. Большевики захватывают поезд. С чем? С золотым запасом! Где? В самом центре нашей территории, буквально под носом у ставки! Двое суток они беспрепятственно гонят его по железной дороге. Это же уму непостижимо!

Птицын еще раз прочел телеграмму. Ставка сообщала о захвате поезда и приказывала немедленно, любыми средствами задержать этот поезд, где бы он ни находился. Птицын быстро зашагал по комнате. Офицер связи пристально разглядывал карту.

Опять раздался стук в дверь, и вошедший подал Птицыну новую телеграмму. Прочитав ее, полковник вдруг стал спокоен, руки перестали дрожать, движения сделались уверенными, четкими.

- Маринин сообщил, что поезд на полном ходу прорвался через его станцию. Маринин принял все меры, делал героические усилия, чтобы задержать поезд, но большевики прекрасно вооружены и ведут непрерывный огонь из пулеметов, - бросал Птицын через плечо офицерам. - Это было… - он взглянул на телеграмму,- это было в семь пятнадцать утра. Поезд идет со скоростью приблизительно… От нас до Маринина… - циркуль и линейка быстро двигались по карте. Птицын поднял голову и выпрямился. - Через час поезд должен быть здесь. У нас еще есть время, чтобы подготовиться к встрече. Благодарю вас, господа,- кивнул он офицерам и, не дожидаясь пока они выйдут, повернулся к телефону.

Десяти минут ему было достаточно, чтобы не только продумать план операции, но и отдать нужные приказания. Все было рассчитано точно. На главном пути поставлено несколько пустых платформ, на боковых путях - вагоны, в которых спрятались солдаты. На крышах этих вагонов установлены пулеметы. Поезд будет захвачен молниеносно!

Полковник на секунду прикрыл глаза и глубоко затянулся душистым дымом.

- Это будет гениальная операция, пример для всех, - прошептал он. - Когда-нибудь этот небольшой исторический эпизод станет известен всему миру. А в военных академиях его будут изучать. Вот она, моя виктория! Наконец-то!

Он быстро встал и приказал подать машину: полковник лично проверял выполнение своих распоряжений. Да, все было готово к молниеносному захвату поезда.

Птицын щелкнул крышкой золотых часов.

- Через двадцать минут они будут здесь, - сказал он сопровождавшим его офицерам. - Запомните этот день, господа - день вашей славы!

Прошло двадцать минут, но поезда не было. Прошел час - поезда не было. Прошел еще час, затем другой, третий - поезда не было. Он не прибыл совсем.