ГЛАВА II. Ребенок хочет пить
Не успел док вернуть меня в мое собственное тело, как в приемной послышалось шарканье, и тихонько взвизгнула медсестра. Я услышал глухой стук. Дверь распахнулась, в комнату ворвались трое громил с оружием в руках: один револьвер марки «Уэбли» и два маленьких, плоских автоматических пистолета. Человек с «Уэбли» был тем самым олухом, которого доктор Маккинни выпроводил, когда я пришел. Усы олуха все еще торчали вокруг рта, похожего на ловушку для крыс, а глаза выглядели еще более сонными, чем тогда. Двое других были просто гориллами.
— Смит! — воскликнул док. — Ты что творишь, грязный нацист!
Док рванулся к скальпелю, но Смит оказался быстрее. Ствол «Уэбли» стукнул дока в висок, старик осел, проклиная нападавшего на чем свет стоит, пока тот не ударил снова.
— Хватит! — сказал по-немецки один из двух громил.
Я пробежал по операционному столу, на котором сидел, и подскочил к Смиту, замахиваясь кулаком, чтобы как можно сильнее двинуть ему в челюсть. К несчастью, ноги мои подкосились, и я грохнулся лицом вниз, больно ударившись носом.
— Кто это? — спросил кто-то.
Я перекатился на спину. Косоглазый стрелок показывал — пистолетом — на мое тело, лежащее на ковре и громко храпящее.
— Пациент, наверное, — предупреждающе подняв руку, сказал Смит. — Под эфиром, судя по тому, как храпит.
— На нем этот шлем.
— Ja, ja. — Смит сорвал шлем. — Господам он понадобится. И... — Он снял шлем с моей головы. — ...этот тоже. Третий будет доволен. И ничего не придется платить за устройство.
— Как будто мы вообще собирались платить, герр Шмидт?
— Nein, — ответил герр Шмидт. — Не будь глупее, чем ты есть. Представляться правительственным служащим — ну и ну! Мы только тратим время. Раус! Встретимся вечером, — сам знаешь, где.
— Да, у цирка, — ответил человек с косоглазием.
— Тс-с!
— Да кто нас может услышать? Ребенок? Чушь.
— Предосторожность никогда не помешает, — ответил Смит.
Он запихнул два шлема в маленький черный ранец, который док держал на застекленном шкафу с инструментами.
— Быстрее!
Они вышли. Я тупо сидел на операционном столе в некотором оцепенении.
— Док, — позвал я.
Ответа не последовало.
До пола было чертовски далеко. Но я знал, что должен каким-то образом слезть со стола. Пискливо ругаясь, я ползал по нему, пока не обнаружил, что у меня довольно сильная хватка для моих размеров. Ноги были слабыми, но руки — вполне пригодными.
Я позволил себе соскользнуть со стола, держась за край руками, немного так повисел и затем спрыгнул. Больно не было. Я был такой толстый, что даже отскочил от пола. Когда я поднялся, комната стала казаться больше. Стол, стулья... все стало таким высоким. Док неподвижно лежал в углу. Я подполз к нему.
Он дышал. Уже хоть что-то. Но я не мог его оживить. Наверное, сотрясение. Гм-м..
Мое собственное тело еще спало. Я стал качать его голову, пока оно не проснулось.
— Послушай, парень, — заплетающимся языком сказал я. — Попытайся понять. Нам нужно позвать на помощь. Ты слышишь меня?
Я забыл, насколько маленьким был ребенок. Он схватил меня за подгузники и начал таскать туда-сюда, как щенка, и гулить противным басом. Я обозвал его плохими словами и он, наконец, отпустил меня и снова попытался съесть свою ногу. Мою ногу!
Я вспомнил о медсестре, но когда я заполз в приемную, оказалось, что она, распластавшись, лежала на столе и была холоднее, чем треска. Вид телефона навел меня на кое-какую мысль. Я не мог достать его, пока не стащил за провод аппарат со стола. Телефон грохнулся об пол в паре сантиметров от меня.
Мне было сложно набирать номер, — пальцы постоянно сгибались сами по себе. В конце концов, я крепко сжал карандаш, упавший вместе с телефоном, и это помогло. Оператор спросил, что мне нужно.
— Гоблоббл... э-э... полицию! Полицейский участок.
Было ужасно тяжело приводить мягкие ткани горла и язык в положение, необходимое для того, чтобы произнести слова. Я то и дело начинал давиться несуществующей кашей.
— Дежурный сержант. Говорите.
Я РАССКАЗАЛ ЕМУ, что хотел — только то, что в кабинет дока ворвались грабители. Он прервал.
— С кем я говорю?
— Сержант Кэссиди, морская пехота.
— Черта с два! — Он оскорбительно меня спародировал, и вышло очень пискливо. — Фержант Кэффиди, мофкая пехота. Что это, розыгрыш?
— Нет! — пропищал я. — Поверьте! Пришлите отряд.
— Отвяд?
Я начал было рассказывать ему о нацистских громилах, укравших изобретение дока, но мне хватило ума заткнуться прежде, чем я полностью завяз в этом. Я почувствовал, как офицер начал терять интерес. Но, наконец, он согласился прислать человека и сказал, чтобы я был этим доволен.
Так что я положил трубку и посмотрел на свои ноги. Я напряженно думал. Я сомневался в том, что даже Маккинни смог бы кого-то убедить, что изобрел шлемы для обмена сознаниями. Полиция расценила бы это, как попытку мошенничества, и доктора бы забрали в участок. А ведь он ученый. Я, кстати, даже не был морским пехотинцем. Младенцев туда не берут.
Эти шлемы представляли большую ценность. Не знаю, что Смит собирался делать с ними, но, думаю, Германии они могли бы пригодиться.
Затем до меня дошло. Шпионы! Пресвятая скачущая каракатица!
Немецкий разум внутри головы генерала союзников — отличный способ шпионажа. Даже отпечатки пальцев ничего не докажут. Нацисты смогут поставить хорошо обученных шпионов на ключевые должности и... и... выиграть войну!
Да уж!
Но, — к черту! — никто мне не поверит. Док, вероятно, смог бы убедить полицию фактами и цифрами, только вот я не знаю, когда он очнется. Тем временем, Смит собирался передать шлемы Третьему, кто бы это ни был. У... да, точно... у цирка.
Впрочем, у меня были свои причины для беспокойства. Я оказался в теле Вонючки. Что произойдет, если я не смогу вернуть шлемы? Мне придется прожить всю жизнь в теле ребенка — ну, пока я не вырасту. Почему-то мне не хотелось рассказывать о том, что произошло, капитану Доусону.
Вонючка в моем теле булькал и что-то лепетал в другом кабинете, и я решил, что мне лучше начать действовать, причем быстро. Я попробовал встать на ноги. Они постоянно намеревались подогнуться, но у меня получалось довольно неплохо. Кажется, я знал, как ходить, а Вонючка — нет. Мышцы не были такими уж слабыми. Просто не тренированными, только и всего.
Но входная дверь была закрыта, а я не мог дотянуться до ручки.
Я быстро догадался подтащить к двери стул, затем забрался на него, как обезьянка, и повернул ручку. Этого хватило. Ступеньки снаружи создали некоторые проблемы, хотя я спустился по ним, ползя задом наперед и чувствуя себя незащищенным со спины. В конце концов, я оказался в вестибюле, глядел на большую дверь и знал, что не смогу открыть ее. Тут не было никаких стульев.
Я увидел, как по стеклу пробежала тень, и дверь распахнулась. Это был коп. Он дошел до лестницы, не увидев меня, — он смотрел вверх, а не вниз — и я успел выбраться на улицу прежде, чем дверь закрылась. Мне повезло. Дверь была снабжена пневматическим доводчиком. Но я почти потерял подгузник, протискиваясь наружу.
Так я оказался в Парке, и мне там совсем не понравилось. Люди были слишком большими. Несколько человек обратили на меня внимание, и я решил, что нужно поторапливаться. Я пару раз упал, но это была ерунда, не считая того случая, когда женщина с острым лицом и голосом таким же противным, как уксус, начала поднимать меня, что-то говоря о бедном потерявшемся малыше. То, что я сказал, заставило ее бросить меня, как раскаленный кирпич.
— Боже правый! — воскликнула она. — Где ж ты слов-то таких понабрался!
Впрочем, она продолжала преследовать меня, и я знал, что мне каким-то образом надо от нее оторваться. Это был первый раз, когда за мной тащилась красотка, пусть и весьма подержанная. Я увидел впереди бар и понял, что хочу выпить. В любом случае, мне нужно было выпить. После того, через что я прошел, любой бы захотел выпить.
Если я возьму пива или чего-нибудь еще и хорошенько подумаю обо всем, это может помочь.
ПОДОЙДЯ к бару, я сумел открыть дверь и войти, оставив милашку снаружи, кудахтающую, словно безумная курица. Это был темный, тихий бар с небольшим количеством посетителей, и я уселся за барную стойку так, что меня даже никто не заметил. Мои глаза оказались как раз на уровне стойки.
— Виски, — сказал я.
Бармен, толстый старик в белом фартуке, оглянулся. Он тоже не заметил меня.
— Бармен! — повторил я. — Виски! И кружку пива вдогонку!
На этот раз он увидел меня. Его глаза выкатились. Он подошел и перегнулся через стойку, уставившись на меня. Наконец, ухмыльнулся.
— Ну, гляньте-ка на малыша, — усмехнулся он. — Я не ослышался, это ты попросил виски?
— Слушай, ты, тугоухий, — прорычал я. — Тебе что, прочистить уши?
— Чем? — спросил он. — Булавочками? Ха-ха! — Он подумал, что это очень смешно.
— Заткнись и налей мне выпить, — пискливо проворчал я, и он нашел бутылку и стакан.
Я облизнул губы. Потом, перед тем, как налить, он отошел и важно посмотрел на меня.
— Покажи-ка мне свой паспорт, старик, — сказал он. — Ха-ха-ха!
Если бы я смог выговорить слова, пришедшие мне на ум, он бы точно понял, что я не невинный малыш. Но мой язык, как обычно, превратился в кашу.
— Глаб-баб-да-да, — сказал я что-то такое.
Ко мне подошел величавый старый канюк с блестящей цепочкой от часов, идущей через жилет, и взял меня на руки.
— Ну и дела, — прогремел он. — Матери приносят своих детей в бары... притом совсем маленьких!
Старик пытливо осмотрелся, но никто не пожелал меня забрать. Голубка в синем платье, потягивающая «Куба либре» за столом, сказала, что я не ее ребенок, но все равно она может посидеть со мной? Вдруг меня осенило. Билли! Если бы я только мог связаться с ней.
Ох-охо. Я не хотел, чтобы она увидела меня в таком виде.
Мне стало плохо. Но это казалось единственным выходом. Проблема была в том, что я никак не мог связаться с ней.
Старый канюк уже собирался передать меня той женщине. Я не хотел допустить этого, так что завопил и вцепился в цепочку от часов, не отпуская ее до тех пор, пока не донес идею до всех.
— Кажется, ты ему нравишься, — заметила голубушка. — Так что оставь его себе. Его мать должна скоро прийти.
— Да. Да. Еще один скотч, Тони. Вот.
Он сел за стол, усадив меня к себе на колени. Я задумчиво играл его цепочкой от часов. Он пощекотал меня под подбородком, и я едва сдержался, чтобы как-нибудь не обозвать его.
— Бедный малыш. Кто у нас тут, бедный малыш?
Ну, я и, правда, был бедным. Без единого гроша в подгузниках. Мне были нужны деньги!
Закончив с цепочкой от часов, я полез в карманы жилета канюка. Как я и надеялся, там затерялась пара монет. Я вытащил их, но старый олух попытался отобрать монеты. У нас завязалась борьба, и мелочь выпала из моей руки, со звоном покатившись по полу.
— Ох, ох, какой капризник! — сказал денежный мешок и осторожно усадил меня рядом с собой. Они с барменом начали собирать упавшие монеты.
Спрыгнув вниз, я схватил пятицентовую монету и вразвалку заковылял к выходу, туда, где стояла телефонная будка. Денежный мешок пошел за мной, но я заметил его и направился к голубке в синем платье, протянув руки.
Она подняла меня. Все было просто. Я продолжал показывать на телефонную будку.
— В чем дело, малыш? Что за чудесный ребенок! Тогда поцелуй меня.
Я подчинился, и она вскочила с каким-то испуганным видом. Ну, да!.. Я продолжал показывать на будку, и через некоторое время она поняла, что от нее требовалось. Денежный мешок подошел к нам и стал улыбаться, очевидно, пытаясь обольстить женщину, но ее не интересовал старый козел.
— Кажется, вы ему нравитесь, мисс.
— Да, — рассеянно ответила она. — Он чего-то хочет.
— Телефон, — сказал я, не смея выражаться яснее.
— О, он уже разговаривает! Знаешь несколько слов, да, малыш? — она улыбнулась мне. — Какой славный! Но ты же не умеешь пользоваться телефоном. Ты еще слишком маленький.
— М-м-м, — промычал я. — Поцелуй.
ПОСЛЕ ЭТОГО слова, голубка поморгала. Довольно быстро она встала, отнесла меня к телефонной будке и поднесла к трубке. Я попытался высвободиться и сумел поставить ноги на сиденье. Затем замахал на нее руками.
— Уходи, — крикнул я.
Она испуганно отшатнулась, отпустила меня и попыталась закрыть дверь будки. Денежный мешок терся чуть поодаль, не зная, чем помочь, но все-таки закрыл дверь.
— Ох, но... он там поранится.
Спохватилась она поздновато. Я уже снял трубку, кинул монету в щель и стал бешено набирать номер, потратив чертову кучу времени на борьбу со складывающимися пальцами. Я видел, что Денежный мешок и голубка смотрят на меня, так что, когда я, наконец, дозвонился до Билли, заговорил так тихо, как только мог.
— Послушай, Билли, это Джерри...
— Какой еще Джерри?
— Кэссиди! — ответил я. — Ты знаешь меня — у нас сегодня свидание.
— Да, я знаю Джерри Кэссиди. И я знаю его голос. Извините, я занята.
— Подожди! Я... э-э... у меня проблемы с горлом. Это я, честно. Я попал в беду.
— Как обычно. Я... ты не ранен, я надеюсь?
— В целом нет, но мне нужна помощь, причем срочно. Вопрос жизни и смерти, дорогая!
— О, Джерри! Конечно, я помогу. Где ты?
Я дал ей адрес бара.
— Приезжай, как можно быстрее. Там ты найдешь меня... я хочу сказать, ребенка. Забери его и вызови такси. И не удивляйся тому, что можешь услышать.
— Но где ты? И причем тут ребенок?
— Позже расскажу. Выезжай как можно быстрее.
Денежный мешок открыл дверь. Я повесил трубку и двинул ему в челюсть справа. Болван подумал, что я просто играю или что-то такое.
— Ну, разве он не умница? Так притворяться, что пользуется телефоном. Думаю, за это надо выпить мисс.
— Ну, хорошо.
Она взяла меня на руки, а я позволил ей сделать это, не зная, что еще мне остается. Так что я сидел у нее на коленях, пока Денежный мешок угощал ее напитками, и каждый раз, когда старик пытался пригласить ее на свидание, я начинал реветь. Через некоторое время, он стал недолюбливать меня. Вас это удивляет?
