Глава 25
Год 27, 1 апреля, воскресенье
Алекс Северов
Драйв. Что вы понимаете под этим словом? Адреналин, кураж, движуха, фан? Когда тебя всего трясёт, от эмоций, от ощущений, от своих и чужих действий? И позитив. О да. Всё это должно быть со знаком “плюс”. И будет драйв. А когда тоже самое, только без положительных эмоций? Когда адреналина вёдра, холодный пот по спине, а ночь расчерчивают вспышки выстрелов, и часть из них — в твою сторону? Тоже, наверное, драйв. Кому-то.
Вечер закончился буднично. Девушки накупили шмотья и побрякушек, мальчики получили небольшую порцию лёгкого стриптиза аля “смотри, какую маечку я купила, сейчас покажу”. Маршалл, как я уже говорил, пристроил свой трактор, ему ещё в обед “обломилось”. И вроде как ещё часть урожая перепродал с небольшой, но всё таки выгодой.
— У меня в этом год вряд ли столько сорго наберётся, но на Вочных холмах в конце сезона будет ярмарка урожая, там можно взять по хорошей цене тысячу-другую бушелей, — в фермере заговорил мелкий спекулянт. — Раньше-то оттуда не особо выгодно было возить, из-за дорогого топлива выхлоп получался копеечный, но сейчас-то, считай, транспортировка почти бесплатная, на электротяге-то. А это уже совсем другой вопрос.
На этих словах Маршалл задумался, начал хмурить лоб. Через минуту достал мобильник, обычную звонилку, зато с калькулятором, и начал увлечённо тыкать в кнопки. Похоже, мир потерял ещё одного хорошего опытного фермера и получил начинающего торговца. Эх…
Вечер подкрался не особо незаметно, всё таки эдемские сутки длинные, уже к 6 вечера, то бишь в 21–00, организм начинает сигнализировать о том, что неплохо бы и на боковую. Глаза же, однако, верить в это не хотят, ведь солнцу до горизонта ещё плестись и плестись. Но опыт не обманешь.
— Так, народ, пора подумать и о ночлеге, — Антон обвёл всю честную компанию, собравшуюся у машины. — Есть идеи?
— Ну, гостиницы и мотели давно уже заняты, — Маршалл сдвинул стетсон на затылок и почесал задумчиво лоб. — Можно попробовать найти места в шатрах, — кивок куд-то в сторону ярмарки, — но что-то мне подсказывает, что и там всё распродано.
— Может, тогда домой? — с надеждой спросила Хелен. — Там душ, кроватка…
— Оно бы, конечно, хорошо, — усмехнулся Маршалл, глядя на девушку. Француженка выглядела словно Кот из Шрека, глаза большие, жалобные, вот-вот заплачет. Любая женщина актриса, а когда ей что-то надо, то даст фору любому выпускнику МХАТА. — Только вот мы с Антоном пива сегодня хорошо дёрнули, а вы трое те ещё водители.
— Папа! — вскинулась Ариэль.
— Да я не о том, — поморщился Маршалл. — Нормально вы водите. Только медленно. Миль сорок в час, больше по грунтовке ты не выжмешь, опыта мало. И у Алекса мало. Про Хелен молчу, она на этих колдобинах и ямах больше двадцатки не выдаст, — фермер демонстративно пощупал у девушки бицепс, точнее, то место, где он должен быть. — До заката часа полтора, не успеем доехать. А по темноте кататься не лучшая идея.
Все помолчали, обдумывая сказанное. Дорога действительно не из простых, по асфальту я бы и сотку (километров в час, не миль, ессно) рискнул бы выжать, особенно по какой-нибудь федеральной трассе поновее. Но местные грунтовки, за редким исключением, качеством не отличаются. Торговые маршруты между крупными городами периодически ровняют грейдерами, логистика наше всё. Но в сельской местности или малонаселённых районах уже после первого мокрого сезона дорога становится направлением, проще новую колею рядом пробить. А что по полю, что по колдобинам, опыт вождения у меня так себе. Маршалл прав, больше 40 миль вряд ли выжму.
Водить в нетрезвом состоянии на Эдеме можно, полиция есть только в крупных городах, и то не везде за этим вопросом следит. Но останавливает Маршалла не потенциальный штраф или лишение прав (которых отродясь здесь никто не требовал), а возможность навернуться. Своя рубашка ближе к телу, лишний раз рисковать смысла нет.
— Можем поставить палатку, — прерывает молчание Антон. — Точнее, палатки. У меня как раз парочка в кузове есть, четырёхместные. Алекс с Хелен в одной, мы втроём в другой.
Ариэль хмуро посмотрела на парня, но перечить такому распределению мест не рискнула, при отце-то. Маршалл лишь хмыкнул, заметив реакцию дочери, но развивать сцену не стал. Похоже, не один я наслаждаюсь баталиями вокруг постельного вопроса между наёмником и рыжей бестией. И, судя по тому, что фермер нет-нет, да назовёт Антона “сыном”, парень выбрал правильную линию поведения.
Выбрать места для палаток тоже оказалось делом не самым тривиальным. Все вкусные площадки были разобраны, а на невкусных стоять как-то не хотелось — и от общего веселья далеко, и как-то стрёмно быть с краю. По идее, от такой толпы людей любой хищник должен держаться подальше, тем более, толпы шумной и весёлой. Но, во-первых, всегда найдётся исключение, тварь может быть из особо хитрых или на голову отбитых, что среди обитателей ночи не редкость. А во-вторых, хищникам двуногим, то бишь бандитам и прочим асоциальным элементам, в таком мутном омуте самое то рыбку ловить.
Выручили какие-то шапочные знакомые Антона. Парни приехали на ярмарку торговать оружием. Для подобной публики был выделен целый сектор, примыкающий к длинному, ярдов на 600 (блин, пожил на техасщине неделю, уже метрическую систему стал забывать…) стрельбищу. В сам “лагерь оружейников” нас не пустили, из соображений безопасности (не нашей, конечно же), зато разрешили поставить палатки в углу, образованном защитными земляными отвалами (метров десять в высоту и столько же в ширину, между прочим, сделано основательно) стрельбища и оградой торговых рядов любителей пороха и смазки. Машину подогнать в упор к месту ночёвки не получилось, из-за разнообразного строительного мусора, парочки искорёженных остовов изрядно расстрелянных машин и десятка бочек, превращённых в решето: не стрельбище, а филиал “Разрушительного Ранчо”. А вот манекенов не было — видимо, дефицит, чтобы ещё и на мишени их переводить.
— Ну, главное, не в поле ночуем, — Маршалл скептически осмотрел выделенное нам место. — Надеюсь, ночью ни какому придурку стрелять не припрёт? Хотелось бы выспаться.
— Ду-ду-ду-ду! — пробасило за насыпью нечто крупнокалиберное. Я не эксперт, но боеприпас, как минимум, 12.7мм, “три линии” такого звука ни за что не дадут.
— Тррр! Тррр! — это уже что-то мелкое, может даже, под пистолетный патрон.
— Через час стрельбище должны закрыть, — оправдывается Антон. — Да и вроде не так уж и громко, ночная дискотека в любом сельском клубе даст сто очков форы.
Будущий тесть ничего не ответил, лишь хмыкнул многозначительно: ну-ну.
Поставили палатки быстро. Современные туристические удобства и приблуды рассчитаны на массового городского пользователя, который молотка в руках не держал, так что справиться с ними может и пятилетний ребёнок, благо, даже инструкции напоминают комиксы: а пять картинок полтора абзаца текста. Даже если читать не умеешь, суть понятна.
Две дуги, крест на крест, поддон, второй слой, от дождя, и чтобы не провисал, не касался первого — хоть и сухой сезон, но река рядом, по утрам возможна роса. Закрепить всё десятком алюминиевых колышков, легко вгоняемых в землю без всяких усилий. Палатки высокие, метр семьдесят, могу стоять, почти не сгибаясь, для Хелен вообще хоромы. В качестве ложа выступает пара туристических ковриков и спальников: один снизу, вторым укрыться. Всех дел едва на четверть часа.
— Жестковато, — не успели мы затащить рюкзаки с личными вещами в “номер”, француженка уже пытается устроиться поудобней на импровизированной кровати. Поёрзала, устраиваясь поудобней, и так попробовала лечь, и этак. Вздохнула, вынесла вердикт.. — Чур я сверху сегодня!
Вы бы спорили? Вот и я не стал.
Барбекю.
Мангал и решётку одолжили знакомые Антона, мясо, специи и пиво купили на ярмарке.
Посиделки у костра, разложенного в одной из бочек-мишеней.
Романтику обеспечили звёзды, луна и праздник, долетающий до нас взрывами смеха, песнями бардов и запахами десятка национальных кухонь. Тепло, лампово уютно.
Первым сдался Маршалл.
Затем ушли “подышать свежим воздухом” Антон и Ариэль.
Огонь костра медленно угасал. Пламя желания неспешно разливалось по жилам.
Звёздное небо сменилось потолком палатки, шум ярмарки — нашим тяжёлым дыханием.
Страсть.
Катарсис.
Счастье.
Банда ворвалась в ночь вихрем, ураганом. Казалось, всё пространство вокруг превратилось в сплошное поле боя: взрывы, дрожь земли, рёв моторов, тяжёлый рокот пулемётов, треск очередей, уханье ружей.
— Мамочки! — француженка на миг застывает, и резко вжимается в меня, выбив одним махом весь воздух из лёгких.
Обхватываю девушку руками, перекатываюсь, закрывая спиной от опасности. Прислушиваюсь.
Бой идёт в стороне, мы на отшибе, даже пули над головой не свистят.
— Это далеко, Хелен, всё нормально, — пробую отцепить француженку от себя, подняться.
Через минуту удаётся уговорить более-менее пришедшую в себя девушку расцепить руки и дать мне одеться. Да и самой что-то накинуть не помешает, мало ли, как оно обернётся. Натягивать штаны и ботинки в темноте то ещё занятие, но справляюсь быстро, благо, это не зауженные джинсы и модные кеды, всё функционально и просто до безобразия.
“Калаш” и разгрузка в прихожей, справа, хватаю их, открываю входной клапан, выглядываю, прислушиваюсь.
— Целы? — силуэт Антона в ночной тьме едва различим, но вроде как парень облачился посущественней, чем я: торс обтянут лёгким бронежилетом, голова из-за “OPS-COREа” похожа на шляпку диковинного гриба.
— Да, — уже смелее выбираюсь наружу. Если бы была какая-то опасность, Антон так открыто не стоял бы. — Что происходит?
— Да леший его знает. Похоже, какие-то отморозки решили устроить ночной налёт.
— А почему отморозки?
— Ты сам подумай, кто в здравом уме полезет на лагерь, в котором тысячи две вооружённых людей? Пусть даже часть из них в дымину пьяны, а ещё треть толком стрелять не умеет. Оставшихся хватит, чтобы сотню налётчиков положить. Так что смысла нападать вот так, в открытую, нет никакого. Все крупные кассы упрятаны поглубже, ближе к центре лагеря, так что если хочешь поднять денег, то надо перестрелять всех присутствующих. Без этого только патроны зря переводить.
Возразить мне было нечего. Действительно, хорошую добычу здесь легко не возьмёшь, а вот затрат и усилий — вагон и маленькая тележка. Стрельба же ради стрельбы… Будь это одиночка или небольшая группа, на одной-двух машинах, я бы ещё понял, мало ли отморозков и идиотов в мире. Но представить себе, чтобы сразу три-четыре дюжины людей решили пострелять в себе подобных, да ещё с неплохим шансом получить обратку, просто так — нет, этого точно не может быть. Идиоты, согласно Дарвину, самовыпиливаются достаточно быстро, чтобы не успеть организоваться в большую банду.
— А где Маршалл?
— Пошёл к машине, заведёт на всякий случай, заодно присмотрит, чтобы с ней ничего не случилось под шумок.
— Алекс, что там? — из палатки выглянула Хелен. В темноте плохо видно, но зрение уже немного адаптировалось, вижу, что девушка успела накинуть только майку. Мою, между прочим, ей по колено, считай, что платье. — Мне страшно.
— Всё нормально, бой от нас далеко. Какие-то идиоты устроили налёт, — приобнимаю подругу за талию. Бедро упирается во что-то твёрдое. — Пистолет?
— Да, — кивает француженка. — Только прошу вас, не ходите туда, пожалуйста.
— Мы и не думали, — хмыкает Антон. — В темноте легко поймать пулю от своих же. Тут безопасней.
Наклоняюсь и целую Хелен в лоб, мол, всё нормально, никуда не идём, я с тобой.
— К вам пара машин, идут по насыпи! — хрипит на разгрузке Антона рация голосом Маршалла.
Блин, я про свою ходиболтайку даже не подумал, надо бы включить. И где-то в одном из кармашков была гарнитура…
Поворачиваюсь и пялюсь в темноту. Ничего… А нет, вроде что-то мелькнуло на фоне звёзд. Или показалось?
— Едва слышу, — Антон стучит по Опс-Кору. По ходу, у него там ещё и активные наушники, заглушают громкие звуки, зато слабые усиливают. И если приближающиеся машины идут тихо и без света, то…
Не знаю, благодарить инстинкты или интуицию, но, пока я размышляю про странное поведение незваных гостей, тело начинает действовать само. Толкаю-швыряю Хелен обратно в палатку, сам падаю вперёд влево, перекатываюсь за бочку с ещё не остывшими углями. Вовремя.
Передний пикап на ходу бьёт по нам ослепительным светом “люстры”, превращая ночь в день.
— Та-та-та-та-та! — вслед за светом со стороны машины по нашему лагерю хлещут пулемётные очереди.
Обстрел быстро стихает — турель у нападающих не позволяют вести круговой огонь, сектора и углы очень ограничены. Противник останавливается метрах в тридцати от нас, хлопают двери, слышна возня высаживающегося из “унимога”, шедшим вторым, десанта.
Из-под насыпи бьют короткие автоматные очереди, кто-то наверху вскрикивает. Антон минимум достал одного, а может, и больше. Звучат команды на незнакомом языке, чёткие, хлётские. Испанский? Португальский? Какая к лешему разница сейчас! Мозг, ау, ты чем там занят? Спустя пару секунд хлопают взрывы гранат, в ушах звенит. Воздух разрывает грохот стрельбы, пахнет сгоревшим порохом и тротилом.
Сердце бешено стучит по рёбрам, вот-вот выпрыгнет. Мысли мечутся. Что делать? Бежать? Стрелять? А если убьют? А ведь убьют. Я не боец. Я — гражданский. На все сто. Или даже двести. Меня не обучали тактике боя. Меня не готовили к войне или умирать. Это всё — не моё. Компьютеры, сервера, программы — тут я как рыба в воде, чуть ли не бог. Но не ночной бой. Не война. Не нападение или оборона. Говорят, когда-то каждый мужчина на Руси умел защищать свой дом. Быть воином. Защитником. Сейчас не те времена. Вжаться и выживать. Чтобы не заметили. Чтобы не стреляли.
Адреналин вёдрами. Пот ручьями. Сердце в пятках. Сколько один продержится Антон? Как быстро его закидают сверху гранатами или обойдут по гребню и убьют в спину? А потом развернут “люстры” на лагерь, или прочешут с фонарями, свет которых пляшет вокруг. И не укроешься. Не сдашься. ЭТИМ пленники не нужны. Это не война, где можно быть некомботантом. Руки немеют, я словно застыл, замёрз, не в состоянии пошевелить и пальцем.
Плач. Всхлипывания. Послышалось? Кажется, это от палатки. Хелен. Или выверт психики, игры разума? Что-то расслышать в таком грохоте… Чердак поехал от стресса, как пить дать. Но даже если я её не слышу — она точно там. И её — убьют? Меня убьют? Ариэль, Антона, Маршалла? Всех убьют?
И Хелен. Молодую, красивую. Ей бы жить, детей рожать, мир смотреть и восхищать…
Несправедливо.
Меня развели на бабки. Несправедливо.
Били за мнимый долг. Несправедливо.
Пытался сожрать какой-то монстр. Несправедливо.
Напали на улице, чуть рёбра не поломали. Несправедливо.
Отнимают прекрасный вечер, шикарную девушку и мою жизнь. Несправедливо.
Несправедливо. Несправедливо! НЕСПРАВЕДЛИВО!!!
Про одного книжного героя как-то автор написал — с повышенным чувством справедливости. И я его понимаю. Как же это достало, что вокруг столько несправедливого!
Вся накопленная боль, страдания, переживания, страхи — всё это ухнуло в топку разгорающейся ярости, словно бензин в костёр. По жилам промчался огонь, разгоняя кровь и снимая оцепенение. Все чувства обострились до предела, мысли стали ясными, паника отступила.
Команды на незнакомом языке напротив меня. Бой сместился чуть вправо, Антон отступает. Отлично. Меня не видели. Не ждут. Сейчас или никогда.
Рывком занимаю положение для стрельбы с колена: левая нога впереди, упор на правую. Приклад в плечо, предохранитель снят, левая рука ныряет под автомат, на ощупь передёргиваю затвор. Ладонь на цевьё, ярко-красную стрелку АКОГа — на тёмный силуэт прямо на насыпи. Палец давит на спуск. Короткая очередь, сместить прицел вниз-вправо, следующая цель, огонь! Мушку на силуэт, огонь! Следующий! Огонь! Сухой щелчок. Пустой. Перекинуть спарку на полный магазин, передёрнуть затвор — сколько там надо, две секунды, три? К бою готов! Прицел уже смотрит на следующий силуэт, огонь! Падает. В поле зрения больше никого, стреляю по “люстрам”. Очередь по одной, затем — по второй. Снова опускается тьма, прорезаемая изредка тонкими лучами обронённых кем-то фонариков.
Но бандиты ещё не закончились, слишком мало тел. Противник был где-то наверху, за машинами, на насыпи, за ней. У него выигрышная позиция, есть где укрыться, есть возможность бросать гранаты, или обойти с фланга, оставаясь незамеченным.
“Сближайся”, — словно неоновое табло ночного магазина загорается мысль.
Встаю, иду вперёд, перезаряжаюсь на ходу. Левая рука к разгрузке, ухватить новую спарку, надавить ею на кнопку сброса, короткое движение вперёд, чтобы сбросить пустые магазины, воткнуть в приёмник, подать на себя, до щелчка. Передёрнуть затвор, ладонь на цевьё.
Бью очередью поверх насыпи, второй — припугнуть, не дать подняться, заставить паниковать. Чтобы у них под обстрелом мысли путались, как у меня минуту назад. Чтобы поджилки дрожали. Чтобы…!
Какое-то движение сверху. Даю длинную, на остаток магазина, очередь, продолжая шагать вперёд. Ноги переставляю на двадцать-тридцать сантиметров, не больше. Я помню, что так учил Антон — чтобы не споткнуться, кажется, так? Сухой щелчок, снова пустой. Перекинуть спарку, продолжить огонь на подавление, вот вам, есть желающие высунуться?
Захожу левее. Одновременно перекидываю спарку, досылаю патрон. Будь у меня “эмка”, последнее не отнимало бы драгоценные мгновения, у изделия Стоунера есть затворная задержка, в отличие от “калаша”. Раньше думал, что блажь, сейчас понимаю — нет, удобство.
В темпе расстреливаю очередные шестьдесят патронов, бью на любой намёк на движение или какой-то шорох. Так, последняя спарка, надо экономить.
Над кузовом пикапа появляется рука с карабином, из-за машины кричат на незнакомом мне языке. Истерично так, с нотками мольбы. Тут и без перевода ясно, что сдаются. Что ж, в пленных стрелять не будем.
— Встать! Руки в гору! И медленно выходи на свет! — не знаю, как бандит будет последнее выполнять, когда кругом сплошная тьма, ну да ничего, разберёмся. Луна в меру своих скудных сил старается, да и люстра на пикапе не в дрызг разбита, какая-то фара всё ещё горит.
Из-за машины появляется безоружный бандит. За ним второй, третий…
— Алекс? — откуда-то из темноты кричит Антон.
— Что? — я не узнаю свой голос. Словно говорит какой-то старик, так тихо и нечётко он звучит. Откашливаюсь, повторяю уже звонче. — Что?
— Не стреляй, я поднимаюсь наверх.
— Хорошо.
Слышу, как Антон карабкается вверх.
Напряжённо слежу за латиносами.
Рядом что-то неразборчиво говорит Антон.
— Что? — хриплю в ответ, пытаясь сконцентрировать взгляд на лице наёмника. С трудом, но мне это удаётся.
— Рацию, говорю, в следующий раз включи, и гарнитуру не забудь, — Антон всматривается в моё лицо, словно видит первый раз. — Ты в порядке?
— Вроде да, — прислушиваюсь к ощущениям.
Ноет правое колено — задел где-то что-то, даже не заметил сразу. Болит правое плечо, будет синяк, столько отстрелять, да ещё и очередями. Указательный палец левой руки ободран, что-то во время перезарядки задел. Мелочь. А так вроде цел.
— Ну ты и ураган, — Антон хлопает меня по плечу, по прежнему всматриваясь в лицо. — Я уже подумал было, что ты тут из пулемёта строчишь, стреляешь и стреляешь, словно IDDQD включил!
— Бесконечные патроны это IDKFA, — поправляю наёмника, присаживаясь. Голова кружится, начинаю задыхаться. Рука тянется к вороту, но на мне только разгрузка, даже расстегнуть нечего, чтобы облегчить дыхание. — IDDQD даёт неуязвимость.
— Да пофиг! Я, конечно, знаю, что у “калаша” по ТТХ скорострельность шесть сотен в минуту, но никогда не видел, чтобы кто-то реально попробовал её достичь.
— Что, всё так плохо?
— Ну а ты ствол потрогай, потрогай, — следую совету Антона и отдёргиваю руку, едва коснувшись пламегасителя. Жжётся. — Ты сколько отстрелял, шесть полных магазинов, три сотни меньше, чем за две минуты?
— Наверное. Не считал.
— Ты точно наркоты никакой не жахнул? Видал я безбашенных парней, но чтобы так буром переть, как ты… Даже “духи” и “чёрные”, обдолбавшись, так в атаку не ходят, если только в кино.
— Я просто устал бояться, — кладу автомат на колени, проверив предварительно, что он на предохранителе.
— Ну-ну, — хмыкает Антон. — Пойду проверю, как там Ариэль и Хелен.
Закрываю глаза. Стихают все звуки вокруг. Отключаюсь от мира. Я сегодня от него устал. Ничего не вижу. Не слышу. Не ощущаю.
Только горячие солёные дорожки по щекам.
