Глава 10
Год 27, 17 марта, суббота, где-то в прерии
Одноухая
Главная самка немного нервничала, ведя объединённые силы трёх стай. Или всё — или ничего. Если рейд будет удачным, её власть до конца сухого сезона никто не оспорит. Если же что-то пойдёт не так, то за её жизнь и обглоданную кость не дадут. Она не имеет права на ошибку.
Гиены — стайные животные, у которых главной является самка. Селятся они обычно в холмах или оврагах, прорывая норы протяжённостью в сотни метров. Там они рожают, пестуют потомство, проводят брачные игры, спариваются и умирают. Они строят настоящие подземные города, со своими “столовыми” и “складами”, а социальная структура включает в себя роли нянек, охранников, бойцов и вожака.
Стая Одноухой некогда была одной из сильнейшей на три дня пути вокруг. На пике могущества Самка могла выставить на поле боя до двух десятков бойцов обоих полов, а в норах жило около полусотни щенят. Но два года назад, перед самым начало ливней, одна из дочерей бросила вызов Одноухой, и жётско потрепала ту в схватке (где она и лишилась уха). Бой был не до смерти, поэтому выжили обе, хоть на восстановление сил и потребовалась половина мокрого сезона. Стая раскололась, молодняк пошёл за Дочерью и, что самое обидное, от Одноухой ушёл её самец. Ушёл к молодой — как это знакомом!
Новая стая, однако, поселилась недалеко, буквально под носом у Матери — с противоположной стороны холма. Сферы влияния поделили просто — у вас главная нора смотрит на север, там и охотьтесь, у нас на юг — это наше. Возвращаясь из рейдов, Мать и Дочь делали вид, что не замечают соперницу. Так и жили целый год.
Затем был новый вызов и новая схватка — и вновь была ничья. Молодая самка была напориста, сильна, энергична, подвижна. На стороне старой — опыт, задубевшая шкура и вес. Гиены растут всю жизнь, пусть с возрастом этот процесс и замедляется. Самки возились в пыли целый час, нанесли друг другу десятки ран, но ни одной критичной среди них не было. Стая вновь разделилась.
Так на холме появился третий подземный город. Новичкам отошли западные угодья, благо, места для охоты было с избытком.
И вот случилось чудо, иначе не назовёшь. Пару дней назад стая Дочери охотилась на севере, вдоль тропы странных двуногих. Завалили пару антилоп, насытились. Уже собирались уходить, когда показались стальные монстры, на которых ездят двуногие. Загремели выстрелы, невидимые осы начали жалить стаю. Молодая самка решила обхитрить двуногих, увела гиен в низину, скрытно прошлась вдоль тропы и вышла во фланг, с подветренной стороны. Но их всё равно обнаружили, тут же что-то начало рваться, вновь зажужжали “осы”. Дочь погибла, а остатки стаи вернулись домой не солоно нахлебавшись. Добили тяжелораненых — молодняку надо было что-то есть, а охотиться без вожака стая не умела. И желающих возглавить не было, все были подавлены неудачей.
Вчера вторая Восставшая, совершая обход границ своих западных владений, напоролась на раненого энтелодонта. Обычно с этими всеядными кабаноподобными гиены не связываются — они хоть и питаются в основном травой, но не брезгуют и мясом, так что пользоваться зубами и копытами умеют. Да и шкура у них толстая, не прокусишь, на спине настоящая броня из жёстких длинных волос, больше похожих на иглы. Но этот экземпляр был хорошо потрёпан, а тонна мяса — это тонна мяса. Стая неделю сможет питаться, если затащить в норы поглубже и обложить листьями фейхоа, для сохранности.
Энтелодонта окружили, начали брать измором. Припадая на раненую переднюю правую конечность, гигант крутился, стараясь успеть везде, но усталость и потеря крови делали своё подлое дело. Собрав остатки сил, раненый зверь бросился на самую крупную гиену, стараясь пробить брешь в кольце. Рывок удался, Восставшая отлетела на пару метров, энтелодонт ускакал в степь. Он умрёт через пару часов от потери крови, но стая об этом не узнает. Восставшая попробовала подняться — и рухнула от боли в рёбрах. Кабан отбил ей половину внутренностей и одарил десятком переломов. Стая покружила вокруг умирающей самки, пока та не затихла, и, поджав хвосты, вернулась домой.
И вот Одноухая ведёт вновь единую семью в рейд. Надо ковать железо, пока горячо — день-два, и в оставшихся без вожаков стаях начнётся грызня за лидерство, и тогда надо будет биться с новыми вожаками. А здоровье и силы не те. Так что самка воспользовалась подавленностью и деморализованностью соседей, остатками былого авторитета — всё таки те две схватки с дочерьми она не проиграла! — и повела всех на охоту. Если всё выгорит, Одноухая вновь станет вожаком самой большой и сильной стаи на три дня пути вокруг. А если нет — то нет. Она и так зажилась на этом свете.
Раздался короткий, на грани слышимости, вой — это идущий впереди разведчик что-то обнаружил. Одноухая остановилась и принюхалась. Так и есть, в воздухе витает запах крови. Много крови. Словно где-то разделали десяток антилоп. Такую бойню могли устроить только эндрюсархи. Эти твари двухтонные собакоподобные с пятнистым окрасом леопарда всегда охотятся парами, самец и самка. Сейчас у них подрастает потомство, поэтому хищники бьют дичь впрок, выводок в пять-шесть щенят съест антилопу за сутки. Обычно гиены с эндрюсархами не связываются, себе дороже, но сегодня их почти три десятка, перед такой силой ничто не устоит. Да и чужаки на их территории, а такое спускать нельзя — свои же не поймут.
Одноухая задирает морду и коротко лает — идём на запах. Стая переходит на бег трусцой, до цели рукой подать. Запах крови тянется из оврага, по дну которого бежит ручей — не иначе как эндрюсархи (если это они, если нет — тем лучше, остальные хищники и близко не так опасны, как эти собакоподобные) поймали кого-то на водопое.
Вперёд, бойцы, порвите всех!
Стая разгоняется, завывает на все лады, накручивая себя и впадая с боевой раж.
Никто не устоит! Всех сметём!
Аллан Голдман
Мексов согнали в кучу между навесами с машинами и краем оврага, Аллан отрядил на их охрану четверых бойцов.
Остальные расположились полукругом на юго-восток, справа фланг прикрывали штабеля каких-то ящиков и поддонов, слева — бунгало и сараи. На последние даже кое-где взгромоздились бойцы, и обзор лучше, и дополнительная защита, запрыгнуть наверх трёхсот килограммовой туше надо постараться.
Аллан отметил, что Антон тащит пулемёт — молодец русский, вспомнил, что в зарослях, куда минуту назад наёмники отправились на зачистку, валяется убитый с этим крайне ценным сейчас оружием.
— Антон, найди позицию в центре! — командует Аллан. — Сколько у тебя к нему боеприпасов?
— Лента на две сотни, и всё, — русский перебегает от бунгало к указанной позиции.
Из укрытий только пара сто литровых бочек, вкопанных наполовину в песок возле ручья. Самодельный бойлер на солнечной энергии, ВИЭ в чистом виде. Бочки с крышками, чтобы вода по жаре не испарялась, есть куда пулемёт пристроить.
Аллан занимает позицию слева от пулемётчика, прикрывать. Косится на пулемёт — ПКМ. Хорошая машинка, надёжная, убойная, под винтовочный патрон. Откуда у бандитов такая роскошь? Надо будет расспросить, с пристрастием.
— Брюс, узнай у мексов, где запасные ленты к ПКМ! Будут выпендриваться, пообещай скормить их гиенам!
Стая выметнулась из-за поворота вместе с первыми лучами солнца. Было бы даже красиво, если бы не было так страшно.
Одноухая
Приземистые, поджарые, с горящими глазами и оскаленными пастями, больше двух десятков гиен устремились к людям. Старая самка чуть приотстала, пропуская молодняк вперёд — не царское это дело, атаковать в первых рядах. Двуногие в массе своей не опаснее палеологид, зайцеподобных грызунов размером с пони. И даже вооружённые не всегда несут угрозу, самка лично загрызла двоих хиппи пару сезонов назад, ружья им не помогли. Но от этих двуногих веяло опасностью, Одноухая чувствовала — стае достанется, и сильно. Что ж, надо сделать так, чтобы под удар попали чужие бойцы, а свои уцелели.
Задрав голову, самка издала два коротких лающих звука, собирая свою стаю и уводя её вправо, к склону оврага. Играючи перепрыгнув проволочный забор, восемь пятнистых смертоносных болида понеслись во фланг обороняющимся. Пока основная масса ломится вперёд, они обойдут двуногих, сблизятся на дистанцию броска — и тогда победа будет за стаей. В ближнем бою странные пришельцы беспомощней палеологид — у тех хоть резцы длиной в палец, и острые, словно бритва.
Алекс Северов
Со стороны базы мексов загрохотал пулемёт. Били короткими очередями, скупо, прицельно. Захлопали гранаты. И вновь пулемёт. Боевой клич гиен, пронимающий даже здесь, на холме, до дрожи в коленях.
А если наших сейчас всех порвут? Или мексы, под шумок, ударят в спину? Или гиены порвут и наших, и мексов, а потом пойду искать меня, на закуску? Бр-р-р-р, разыгралось же воображение. И не поймёшь, идёт бой или нет — пулемёт замолк, остальные стволы-то с сайленсерами. Ещё время от времени доносится эхо Баретта, но это мало что значит — снайпер в стороне от схватки.
— Тра-та-та-та-та-та! — вновь заговорил пулемёт.
Наверное, перезаряжались. Пулемётчик бьёт короткими очередями, без истерики — значит, положение наёмников стабильное.
— Ж-ж-ж-ж, — а вот и виновник моего невроза.
Пять минут назад дрон просигнализировал, что очередная батарея почти разрядилась, 15 %, пора домой. ИК-камера потребляет в два раза больше, чем обычная. С одной стороны, “скайуокер” разрядился вовремя — я заметил стаю, возвращая его для замены батареи. С другой стороны, теперь я не знаю, что там творится, и эта неизвестность заставляет потеть с удвоенной силой.
— Оп-па… — на камере мелькнула какая-то тепловая сигнатура.
Это ж прямо под холмиком!
Рывком поднимаю дрона вверх — большое разноцветное пятно выделяется на фоне ещё холодной земли, как слон в посудной лавке. Это кто такой к нам пожаловал? Переключаюсь с ИК на обычную камеру и тихо матерюсь про себя — энтелодонт. Натуральный. Вытянутое двухметровое тело, сужающееся к хвосту. Сера щетина, по прочности не уступающая иглам дикобраза. Маленькие, глубоко посаженные, глазки.
Монстр неспешно обходит холмик по кругу, жадно втягивая воздух. Почуял меня, но ещё не понял, где я конкретно. Чёрт, чёрт, чёрт…
Резко вскакиваю, едва успевая поддержать соскользнувший с колен ноут. Ох, ноги затекли! Полчаса в позе лотоса дают о себе знать. Мягко, стараясь не шуметь, ставлю ноут на землю. Напрягаю мышцы ног, чтобы хоть как-то снять онемение. Винтовка так и болтается на груди, прижать приклад к плечу — дело одной секунды.
Энтелодонт где-то с севера. Значит, мне в противоположную сторону. Начинаю пятиться, крутя головой — вперёд, назад, вновь быстрый взгляд вперёд. Так, ноги поднимаем повыше, не зацепиться бы ни за что. Ставим сразу на всю стопу, но плавно, не топая, гася звук сминаемой травы подошвой. Шаг, другой, пригнуться под ветвями кустов.
Добравшись до края холма, разворачиваюсь и сбегаю вниз, стараясь разорвать дистанцию между мной и падальщиком. В зарослях я и пикнуть не успею, как эта туша сомнёт меня, а на открытом пространстве хоть будет время на выстрел.
На холме затрещали кусты — энтелодонт ломится вслед за мной. На сколько помню, особой резвостью животное не отличается, по прямой до 35 километров в час если и разгонится, то не особо быстро это сделает. Всё таки такая туша. Этот молодой, порезвее будет, но всё одно, старт далеко не спринтерский. А вот убежать от него точно не получится — догонит, как пить дать догонит. В кроссовках и шортах да на беговой дорожке я бы ещё попытался от энтелодонта оторваться, но на пересечённой местности, с автоматом и в тяжёлой разгрузке даже и пытаться не стоит.
Вниз это вам не вверх, сейчас у меня скорость выше, чем у монстра, но это до тех пор, пока он спускаться не начнёт. С горочки-то ему полегче будет, чем в неё.
“Не бегай — умрёшь уставшим” — гласит народная поговорка, и права на все 100 %.
Уставать мне сейчас никак нельзя, стрелок из меня никакой, не хватало, чтобы ещё и сил поднять винтовку не осталось или руки дрожали.
Отбежав на три десятка метров, останавливаюсь, разворачиваюсь. Из зарослей показалась кабанообразная морда, только раза в четыре больше и без клыков. Глаз твари не вижу, не глаза, а пуговки какие-то. В принципе, падальщику хорошее зрение не надо, он по запаху еду находит. Вообще, энтелодонт из всеядных, он чаще травку жуёт (что-то сочное и мясистое, вроде плодов, хвощей и всего такого), чем мясо, охотится ещё реже и только на таких вот не очень быстрых, как я. Или неопасных. А вот тут уже пятьдесят на пятьдесят.
Из рассказов Джона, нашего снайпера, а по совместительству и заядлого охотника, помню, что завалить можно любую тварь чуть ли не из рогатки, главное знать, куда бить. Почти никогда не стоит стрелять в голову, если только у вас в руках не что-то калибра так сорок пятого или пятидесятого, да и то, смотря по кому и какой пулей. У некоторых местных животных не черепа, а бронеплиты настоящие.
Можно бить в грудь, если знаешь, с какой стороны сердце. Это уже способ вернее. Но тоже есть нюансы: мой калибр для этой твари мелковат, 5.56 пуля быстрая, но энергии у неё не так уж чтобы и много. И проникающая способность вообще ни о чём (прочем, как и у родного 5,45), пулю уводит в сторону от любого уплотнения. Так что до сердца энтелодонта мне из Армалайт М15 не достучаться.
Остаются конечности. Ноги у монстра длинные, стройные, оканчиваются раздвоенным копытом. Сплошные мышцы, ни капли жира. Любое повреждение даже одной ноги сделает тварь медленной, очень медленной.
Приседаю на правое колено, для лучшей устойчивости и угла. Большим пальцем правой руки перевожу винтовку в режим огня, указательным и средним левой передёргиваю затвор. Возвращаю руку на цевьё. Палец выбирает свободный ход спуска, ещё чуть-чуть на себя, серединой первой фаланги, как учила Мэри…
— Банг-банг-банг! — винтовка непривычно громко бьёт по ушам.
В тире-то тренировался в активных наушниках. А сейчас при первом выстреле вздрагиваю, от неожиданности. На рефлексию времени не остаётся, энтелодонт набирает разгон с горки. Как же сейчас не хватает автоматического огня!
Стараюсь удержать красную точку аимпоинта на передней левой ноге монстра, палец жмёт на спуск раз за разом, но видимого эффекта нет. Пули выбивают фонтанчики пыли, трава летит из-под копыт набегающей твари, смешались кони, люди… Почти смешались.
Когда между нами остаётся метров десять, вскакиваю, делаю шаг вправо и прыгаю что есть силы. Кажется, даже мышцы потянул.
Перекатываюсь на спину, понимая, что встать времени нет. Вижу, как разворачивается туша монстра метрах в пяти от меня. Сейчас его масса играет на меня — всё таки остановиться или изменить траекторию энтелодонту нелегко, как и разогнаться. В этот момент он почти неподвижен.
— Банг-банг-банг! — трясётся в руках винтовка.
Нет, всё же коллиматор — вещь. Без него я вряд ли попал бы даже в упор по конечностям твари. По левому заднему бедру падальщика потекли струйки крови. Монстр ревёт белугой, аж уши заложило, и делает шаг в мою сторону. Задняя нога волочится, мобильность сильно упала.
Перекатываюсь на бок, охаю от боли — это я так упал или всё таки тварь меня задела?
— Алекс, что у тебя? — вдруг оживает рация.
Аллан, дружище, да всё нормально! Меня тут съесть пытаются, а так всё хорошо, не видишь?
Рука с трудом находит кнопку, нажать получается со второй попытки, пальцы трясутся от адреналина.
— Энтелодонт, — сиплю в рацию. Дыхание сбито, стараюсь беречь силы.
Пробую идти — левая нога плохо слушается, мышцы словно током пронзает. Всё таки потянул. Так, ковыляем отсюда, да побыстрее. Руки сами, на автомате, перезаряжают винтовку: не знаю, сколько ещё патронов в магазине, но предпочитаю иметь в активе все тридцать.
За спиной злобно пыхтит тварь, оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить, как та собирается прыгнуть. Дистанция сократилась всего до двух метров, вот-вот скакнёт. Секунда, вторая, монстр весь подобрался, я — тоже.
Энтелодонт прыгает, я неуклюже валюсь вперёд и вправо. Копыто монстра впечатывается в сухую траву в четверти метра от моей головы, ох ты ж! Перекатываюсь колбаской пару раз, подскакиваю и прыгаю-ковыляю фактически на одной ноге в сторону. Голова кружится, пот застилает глаза. Отпрыгав на достаточное по моему мнению расстояние, разворачиваюсь чуть боком, вскидываю винтовку и начинаю стрелять куда-то в сторону падальщика.
— Отвали, урод! Иди куда шёл, оставь меня в покое!
Тварь глуха к моим увещеванием, нагнув морду почти к земле, пытается достать до меня. Ковыляет не намного быстрее меня, но всё же быстрее. Так, собраться, сейчас, вот-вот…
Удар монстра приходится в правый бок, всё таки животное оказывается резвее, чем я ожидал. Или просто я уже не так шустр, как минуту назад. Прилетело хорошо, даром что по касательной. Качусь кубарем, останавливаюсь. Пытаюсь вздохнуть — и захожусь в кашле от пыли, которая везде, в носу, во рту, в ушах.
Винтовка в руках, не выронил. Чудо? Нет, ремень просто правильно продет, захочу — не потеряю. Навожу чудом уцелевший коллиматор на тушу монстра, ствол вроде бы не забит.
— Банг. Банг. Банг, — паузы между выстрелами большие, сил жать на спуск нет, всё тело ломит.
Энтелодонт тоже всё, спёкся. рывок был не крайним, рывок был именно что последним. Нет, монстр всё ещё на ходу, но вижу, что сильно припадает, движения замедленные. Я бы сейчас от него пешком ушёл, если бы мог подняться.
— Банг. Банг, — стреляю от бедра, с такой дистанции даже слепой не промахнётся.
— Не нравится, да?
Монстр мотает башкой, словно мух отгоняет. Э нет, брат, 5.56 это тебе не пара оводов, жжётся, пойди, сильнее! Хочешь ещё добавки? На, на, держи ещё, у меня много!
Тварь тяжело дышит, вся морда в кровопотёках, бока, бёдра — десятки пулевых, но он всё равно пытается добраться до меня.
Финал поставила пуля, вошедшая в открытую пасть. Не знаю, что она там повредила и как глубоко проникла, но тварь громко хрюкнула, клюнула носом и завалилась вперёд, обдав меня волной жара и пыли.
Трясущимися руками меняю магазин.
— Алекс? Алекс, ты тут? Алекс, приём, отзовись, чёрт тебя побери! — рация вылетела из крепления на разгрузке и надрывается метрах в пяти.
Чёрт, надо за ней сходить, но сил нет даже пальцем пошевелить.
Ставлю автомат на предохранитель. Поднимаюсь, опираясь на ствол. Мне сейчас всё равно, согнётся он или выстрелит (а вдруг?), я по другому вертикальное положение не приму. Ага, вроде норм, не падаю. Рёбра болят, но терпимо. Шаг, второй, ещё, ещё… До рации рукой подать. Теперь нагнуться бы так, чтобы не завалиться. Второй раз могу и не встать.
— Это Алекс, приём.
— Что там у тебя случилось, твою за ногу?!
— Тварь одна случилась, большая такая, здоровая.
— Ты цел?
— Местами да, местами нет.
— Помощь нужна? — Аллан уже не злится, Аллан уже переживает.
— Да. И медика, если можно.
— Что-то серьёзное? — смотри, даже, кажется, волнуется.
— Получил по рёбрам.
— Сейчас вышлю за тобой кого-нибудь. Ты там же, на холме?
— Почти. Рядом. Тут ещё туша в полтонны валяется, заметная такая.
— Ок. Жди, помощь сейчас будет.
— А как там гиены? Отбились? — вспоминаю, что ребята тоже должны были свести знакомство с не самыми милыми представителями местной фауны.
— Да. Твари смышлёные попались, часть обошла нас с фланга и ворвалась в толпу мексов, мы их под навесами с машинами держали. Человек десять на смерть подрали, ещё две дюжины ранены, троих уволокли, прикинь! Но и мы их отутюжили будь здоров, две трети положили. Если бы не пулемёт, что Антон нашёл, потери были бы на порядок больше, их 5.56 не сразу берёт. Живучие, черти.
— Представляю, — я покосился на энтелодонта.
Отчего-то вдруг показалось, что тварь только притворяется мёртвой. Ждёт, пока я подойду поближе, а потом раз! И отцапает что-нибудь мне нужное. Или ненужное, но всё равно такое родное.
Одноухая
Большая Стая погибла. Рейд получился не очень удачным… Или очень удачным, как посмотреть.
Вместо эндрюсархов гиены сцепились с двуногими. Для многих это оказалось сюрпризом, но не для неё. Она достаточно долго прожила, чтобы выучить, как пахнут повозки и оружие двуногих. Особенно тех из них, кого действительно стоит опасаться.
Одноухая почувствовала присутствие опасных двуногих ещё за полкилометра до цели. Можно было остановить стаю, поискать другую цель. Её бы послушались, всё таки опыт, уважение… Но ночь, время хищников, их время, подходило к концу. Гиены не умеют нападать из засад, поэтому днём охотники из них так себе. Антилопы заметят их издали, подойти на дистанцию броска и нечего думать. Возвращаться в норы без добычи — плохая идея. Поход должен быть успешным, чтобы стая сплотилась вокруг старого вожака.
Или он может быть провальным. Для всех, кроме её стаи. Если ренегаты, предавшие её, променявшие опыт и смекалку на молодость и феромоны, не вернутся — такой исход тоже устроит Одноухую. Надо завести стаю до начала атаки, до того, как гиены заметят двуногих. Она завыла так, как умеет не каждая самка — мощно, сильно, пробирая от кончика носа до кончика хвоста и своих, и чужих. Пусть у врага в жилах стынет кровь, а у стаи по венам разливается огонь.
Охота!
Охота!
Охота!
Вот показался лагерь противника. Много мёртвых двуногих, кто это их так? Неужели нашёлся более опасный хищник?! Десятки тел, вот это бойня! Животному и в голову прийти не могло, что люди могут убивать людей — гиены добивают только раненых, больных и старых, это необходимость, но не прихоть, как у людей. А уж если надо драться за охотничьи угодья или место вожака, то это делают один на один и никак иначе. Самка не бросает на алтарь войны жизни подчинённых.
Теперь увести своих в сторону, пусть гибнут чужие — уже чужие — псы. пятнистой тенью вдоль штакетника, бунгало и сараев. Слева хлопают винтовки людей, где-то возле ручья рычит пулемёт — стае приходится несладко. Но Одноухой уже всё равно, своих она ведёт к добыче. Полсотни согнанных в одном месте, словно праздничный стол для гиен.
Мощным прыжком сбить ближайшего, и тут же — вцепиться в горло его соседа. Шум, гам, крики, толпа с воплями разбегается. Машины, которые должны были стать защитой, теперь мешают — хищники ударили оттуда, откуда не ждали.
Самка прыгает на спину тощей мексиканке — в ней достаточно мяса, чтобы прокормить десяток набирающих массу щенят, но при этом она лёгкая, Одноухая сможет донести добычу до логова. Прыжок, другой, правее, там, где мечется толпа, подальше от людей с винтовками. Рядом бегут верные бойцы её стаи, четверо, как и она, с добычей. Хороший улов.
Теперь вдоль русла ручья, вверх по течению. По воде, сбить погоню со следа. Над ухом со свистом проносится что-то быстрое, невидимое. Ещё и ещё. И вдруг что-то больно, словно сотня оводов, кусает самку в левый бок, она чуть не выронила добычу. Влево, вверх, выбраться из тесноты оврага на простор. Есть!
В бок тычется один из бойцов — ты ранена, давай понесу еду.
Самка не спорит. Рана кровоточит, надо беречь силы. До дома путь неблизкий, скоро встанет солнце, и в свои права вступят уже дневные хищники. Их осталось всего семеро, нельзя нарываться на неприятности. Ведь в норах их ждут два десятка щенков и старик, оставленный за няньку.
Одноухая обязательно доберётся до дома. Она должна. А как иначе?
