Глава 9. Фрэнк Миллер

Я топтался у искрящихся оранжевым светом окон «Голодного Гарри», терпеливо ожидая момента, когда пожилой человек в темно-синем пуховике, наконец, покинет заведение. Выставив из своего номера Бет около часа назад, я сразу приехал сюда и занял укромное местечко неподалеку от парадного входа.

С каждым днем давящее ощущение внутри моей грудной клетки усиливалось. Теперь я абсолютно точно был уверен в том, что не выберусь из Норт Ривер живым. Возможно, не выберусь даже мертвым, навечно почив в этом царстве ледяных пустошей. Сначала эта мысль била меня под дых острыми шипами, и я сопротивлялся смирению изо всех сил, твердо решив выкарабкаться из этого снежного плена. Во что бы то ни стало. Я так сильно возненавидел этот город и всех этих людей, когда приехал сюда, что сама мысль остаться здесь навечно казалась мне омерзительной.

Но затем все изменилось. Смешно, как разительно видоизменяется окружающий мир, когда ты перестаешь с ним бороться. Стоило мне лишь однажды, почти неосознанно, подумать о том, что пусть все будет так, как суждено, Норт Ривер враз повернулся ко мне иной стороной.

Теперь я не видел ничего мрачного в его пустынных улочках, не замечал отвращающей пустоты в ночном мраке. И даже в этих захолустных, давно устаревших фасадах зданий проснулось что-то мертвенно-очаровательное. Как будто время здесь остановилось или шло совсем не так, как в остальных частях мира.

Я ощущал спокойствие, разливающееся по каждой клетке моего тела, полностью охватывающее мое сознание. Спокойствие и смирение человека, который точно знал о том, что вскоре умрет. И даже внутреннюю, неясную радость. Словно обугленная рука смерти манила меня к себе когтистыми пальцами, обещая вечную безмятежность.

Наверное, старая оборванка из леса была права. Я на самом деле сбегал от своей судьбы слишком долго. И устал настолько, что жаждал лишь одного – прыжка в бездну бесконечности. Устал до такой степени, что возненавидел даже дышать. И никак не мог отвлечься от этого процесса, с удивлением наблюдая за тем, как моя грудная клетка вздымается и опадает, снова и снова. Как будто это было слишком противоестественно для меня.

Я следил зрачками за людьми в «Голодном Гарри», которые беззаботно болтали друг с другом, заливая в глотку пинты грога и пива, и чувствовал, насколько я другой. Насколько я одинокий. Потому что даже рядом с Бет я не мог сбежать от своего прошлого. Не мог отмахнуться от неприятных, колющих ощущений, преследующих меня по пятам, где бы я ни оказался.

Что-то черное, необъяснимое и пугающее кралось за мной с того самого момента, как я впервые услышал голос мертвеца. Кралось, скрываясь во тьме, поджидая момента, чтобы атаковать и отобрать то, что оказалось в моей власти по какой-то нелепой, несчастливой случайности.

То, о чем даже не могли догадываться другие люди, стало для меня привычным образом жизни. И с тем, что до ужаса пугало других, мне пришлось научиться жить. Словно в один очень тоскливый и неправильный день я ненароком выпустил из своих ночных кошмаров жуткого монстра, но не мог заставить его вернуться обратно. Потому, что моя собственная плоть служила для него порталом. Потому, что пока я жив, бороться с этой чернотой, разливающейся повсюду, но невидимой для остальных, было невозможно.

Стоило свету померкнуть, а дню – угаснуть, как кромешно-черное нечто тут же пробуждалось от дремы, постепенно выползая сразу изо всех углов. Перекатываясь, извиваясь и простирая свои незримые щупальца по округе, оно силилось отыскать меня, чтобы поглотить. И убиралось прочь лишь с первыми проблесками рассвета, замерев в дюйме от моего лица, но так отчего-то и не обнаружив моего присутствия.

Никто из всех людей земли не догадывался о том, как на самом деле выглядит то, что полицейские из Вашингтона именовали даром. Никто не знал, на что это похоже. И, наверное, даже не пытался выяснить. Но каждый раз, когда я сухо бросал фразу о том, что меня преследует плохое предчувствие, это совсем не означало то, что я в самом деле просто что-то ощущаю.

Это происходило совсем иначе. В то утро, когда мы с Косгроу следовали по заваленному снегом шоссе у кромки леса, чтобы отыскать пропавших Бет и Кристал, я явственно видел, как над замершими деревьями медленно растекается бесформенное черное пятно. Похожее на густой, непроницаемый дым, оно парило в высоте, постепенно разрастаясь все больше и окутывая собой все, до чего могло дотянуться. И из его кромешной пучины я мог уловить отзвуки чужих, почти неразличимых голосов. Голосов, которые не могли принадлежать ничему живому.

Именно так выглядело любое мое предчувствие. Наполовину зрительный образ, смазанный в приступе острой головной боли, наполовину шипение и тихий шепот, раздающийся из черноты тумана, который не мог увидеть никто, кроме меня.

И с тех пор, как я увидел детский рисунок в гостиной полицейского, этот туман расстелился прямо надо мной, день ото дня сгущаясь все больше, нависая все ниже и захватывая все больше сумрачного неба над снежным городком.

Вот почему я был уверен в том, что никогда не сумею отсюда выбраться.

– В сторону, парень, – грубый голос вырвал меня из размышлений, и я невольно вздрогнул.

Задумавшись, я не заметил, как пожилой мужчина выскользнул из бара. Изрядно выпивший, он едва стоял на ногах, покачиваясь из стороны в сторону. Его пуховик был расстегнут, из-под рубашки торчала полоска ярко-красной шеи. Можно было без особого труда сообразить, что он являлся заядлым любителем выпивки и большую часть своей жизни коротал со стаканом в руке.

– Добрый вечер, мистер Сандрес, – произнес я, даже не думая отступать и давать ему возможность пройти. – Хорошо провели время?

– Ты кто такой?

Пьяница уставился в мое лицо, силясь припомнить его черты. Но, судя по тому, как он хмурился, это ему не удалось. Несколько мгновений он продолжал топтаться на месте, поскрипывая зимними ботинками, после чего предпринял еще одну попытку протиснуться между мной и фонарным столбом.

Я резко толкнул его плечом, и мужчина неуклюже завалился набок, в последнюю секунду успев схватиться за дверную ручку бара и тем самым прекратив свое падение. Он выпрямился, с яростью глядя на меня, и уже собирался ринуться в драку, но резко остановился.

В тусклом свете городских фонарей кончик моего пистолета казался матово-черным, почти таким же непроницаемо-темным, как смутный туман, парящий высоко над моей головой.

– Эй… – хрипло выкрикнул он, пятясь. – Ты чего, парень, совсем озверел?

– Вы знаете, кто я такой, мистер Сандрес?

– Понятия не имею, – прорычал он, все же соблюдая дистанцию и не решаясь сделать ни шага вперед. – Наверное, новый напарник придурка Косгроу!

– Все верно, – я кивнул, как будто подмечая его сообразительность. – Но, в отличие от офицера Косгроу, список моих возможностей намного шире. Например, я могу пристрелить вас прямо здесь. Пустить пулю в висок и прикончить, как бродячего пса. Вы понимаете, о чем я говорю, мистер Сандрес?

Он сделал шаг назад и с откровенной опаской следил за каждым моим движением. Очевидно, он решил, что я слетел с катушек, но для меня его предположения не имели особого значения. Поэтому я продолжал целиться ему прямо в голову.

– Что тебе нужно от меня? – он огляделся в поисках помощи, но вокруг не было ни души. – Ты что, рехнулся, парень?

Я шагнул ему навстречу, и пьянице не оставалось ничего другого, кроме как вжаться спиной в ярко освещенную витрину «Голодного Гарри». Однако ни одному из посетителей паба не было никакого дела до того, что происходит снаружи. Отвернувшись от окон, за которыми плотным слоем валил снег, люди весело проводили время, наблюдая за тем, как со стуком перекатываются бильярдные шары на столе в углу зала.

– Я сегодня заметил на лице вашей дочери новый кровоподтек, – я поднял руку с пистолетом немного выше. – Сначала она не хотела признаваться мне в том, что случилось. Но потом все же рассказала, что вы, мистер Сандрес, в очередной раз надрались и начали распускать руки.

– Какое тебе дело до моей семьи, – вяло огрызнулся он. – Не лезь не в свое дело!

– Так вышло, что мне есть до этого дело. Поэтому прямо сейчас я размышляю о том, как лучше поступить: просто пристрелить вас или все же дать последний шанс на исправление. Видите ли, в первом случае будет куда меньше возни, – я аккуратно надавил на курок, и механизм внутри громко щелкнул. – Ведь я специальный агент полиции, да и в такое время, как сейчас, никто не станет особо утруждать меня расспросами, зачем я убил одного из местных пьянчуг.

Глаза пожилого мужчины расширились от страха. Его щеки, раскрасневшиеся от духоты в баре и выпивки, заметно побледнели. Он понимал, что я не лгу. Я на самом деле мог бы сейчас спустить курок и равнодушно наблюдать за тем, как его обмякшее тело плавно сползает на замерзший асфальт. Какая-то часть меня даже жаждала этого – это было так просто и так легко. Жизнь этого человека не стоила ни цента. Никто не стал бы о нем скорбеть.

– Прошу тебя, успокойся, – Сандрес вытянул вперед дрожащие ладони. – Не знаю, что на тебя нашло, но давай не будем доводить до абсурда…

Я ощущал, как живая мгла над моей головой заволновалась. Как по черноте тумана пробежала легкая волна, а затем едва различимый шепот стал отчетливее. Я мог поклясться, что оттуда раз за разом звучали настойчивые, почти приказные слова: «Убей… убей его… убей».

Навязчивый шепот опутывал меня все туже, густая дымка становилась все ближе, казалась все более осязаемой. В какой-то момент я понял, что больше не вижу ни оранжевого света фонарей вокруг, ни даже окон бара, которые еще секунду назад сияли заманчивым светом сбоку. Теперь повсюду царила только кромешная чернота. И в ней не было ничего, кроме силуэта Сандреса впереди и голосов, кружащих вокруг моей головы.

«Убей его… Убей…»

Что-то выскользнуло из тумана, прикоснувшись к моей руке чем-то холодным, влажным и скользким. Как будто парализованный мглой, обрушившейся с небес, я наблюдал за тем, как черная кисть, похожая на костлявое щупальце, обвивает мои пальцы и сдавливает их все сильнее. Курок плавно, как в замедленной съемке, продавливался все больше.

Я не мог сопротивляться. То, что скрывалось в черной мгле, опутывало меня липкими отростками, старалось пробраться внутрь моего тела, билось в мою онемевшую грудь, силилось просочиться сквозь плотно сжатые, посиневшие от напряжения губы.

Все вокруг словно замерло, утонуло в каком-то отсутствии времени и пространства. Сандрес стоял напротив, замерев все в той же нелепой позе со вскинутыми вперед руками. Я ощущал, как все больше увязаю в противоестественном, влажном желе из смертельно-опасного тумана.

То, что отдаленно походило на путаницу из слишком длинных человеческих пальцев и щупальцев огромного монстра, продолжало душить меня. По лицу скользили отвратительные сгустки, извиваясь и ища возможность захватить мое тело. Я перестал дышать, чтобы ничего не могло проникнуть в мои ноздри вместе с потоком удушливого воздуха, но с каждой секундой грудь ныла все сильнее, желая расправиться.

«Мы сделали тебе подарок… Поэтому ты не такой, как все… Ты должен быть нам благодарен… Благодарен, Фрэнк…».

Шепот больше не звучал извне, расстилаясь плотной завесой повсюду, разрывая темноту своим металлическим скрипом. Теперь он исходил изнутри моей головы, как будто какая-то скользкая тварь все же сумела добраться до меня, и теперь прочно засела в мозгу, распространяя свой яд.

Курок опускался все ниже. Еще секунда, и пистолет выстрелит.

Я изо всех сил рванул свою кисть вверх, и то, что опутывало мое запястье, на мгновение ослабло, словно растерявшись. Но этой заминки хватило для того, чтобы я снова сумел вернуть контроль над собственным телом и сознанием. Оглушительный выстрел разорвал непроницаемую тишину черного тумана. Пуля, выпущенная в небо, со свистом скрылась в толщах мглы.

Сначала все вокруг замерло, как будто то, что скрывалось в темноте, опешило от моей наглости. Но затем сверху раздался тихий смех. Смех, от которого кровь в моих жилах застыла от ужаса. Едкий и вкрадчивый, этот голос казался мне смутно знакомым. Словно я уже когда-то слышал его. И этот голос, и этот смех. Но никак не мог вспомнить, где и когда это происходило.

Но прежде, чем я сумел ухватиться за спутанный комок, способный привести меня к воспоминаниям, все исчезло. Я сделал судорожный вдох и понял, что и пустынная улица, и свет «Голодного Гарри» снова вернулись. Испуганный выстрелом Сандрес метнулся в сторону, прикрыв голову руками и бросившись плашмя в рыхлый снег.

Из-за запотевших стекол бара на меня таращились несколько пар любопытных глаз. Но никто не решился выйти наружу и проверить, что произошло.

Трясущимися пальцами я вытащил из кармана пальто почти пустую пачку сигарет и закурил, все еще борясь с неприятными ощущениями внутри моей грудной клетки. Казалось, что меня до сих пор опутывают невидимые ладони, не давая сделать глубокий вдох.

Сандрес по-прежнему валялся на снегу, что-то едва слышно бормоча себе под нос и глядя на меня расширенными от страха глазами. Я шагнул к нему, на ходу убирая пистолет обратно за пояс и наконец с удовольствием делая глубокую затяжку.

– В следующий раз пуля застрянет у вас в черепе, – произнес я и опешил от того, каким слабым и непривычным показался собственный голос. – Надеюсь, мистер Сандрес, вы понимаете, что я не шучу.

***

Я пытался уснуть, завернувшись в одеяло с головой, но у меня ничего не выходило. За окнами отеля давно царила тихая февральская ночь, но покоя она мне не принесла. Завтра мне придется объяснять Косгроу, зачем я размахивал пистолетом перед лицом отца Бет. А заодно продолжать делать вид, что я старательно пытаюсь отыскать новое тело, в котором засел пожиратель лиц.

Несмотря на недовольное лицо и возражения Фостера, я был уверен в том, что нам не стоит ставить в известность Косгроу о том, что мы выяснили в его доме. По крайней мере, сейчас. Ни один отец в мире не сможет сохранять хладнокровие, зная, что его ребенок мертв. И то, что под его кожей теперь скрывается чудовище. Полицейский выдаст нас с головой, и тогда все будет кончено. Скорее всего, тварь снова сбежит подальше и облюбует себе новый городок.

Я понимал, что скрывать правду до бесконечности не получится. Но почему-то мне казалось, что я не имею права говорить своему напарнику об этом. Я с внутренним трепетом представлял себе этот момент, наперед зная о том, каким станет его лицо. И снова уверял себя в том, что сейчас лучше просто молчать.

Осознав, что уснуть мне так и не удастся, я с громким вздохом поднялся с постели, накинул на плечи белоснежный халат и дернул за шнур висящего на стене абажура. Номер засиял тусклым бледно-оранжевым светом.

В пачке оставалась всего одна сигарета, и я незамедлительно выкурил ее, усевшись в видавшее виды кресло, стоящее у комода. Бросив тлеющий окурок в пепельницу, я обхватил голову руками и прикрыл веки. Пальцы машинально скользнули по шраму под волосами, замерев на нем.

Я знал, что мне не стоило врать Косгроу и Фостеру тогда в баре. Я должен был рассказать им правду. Признаться в том, что сам пустил себе пулю в висок. Что я хотел покончить с собой, потому что больше не мог выносить такой жизни. Существования на границе двух миров. Но почему-то просто не смог. Не нашел в себе мужества, чтобы сказать о том, что давно мечтаю умереть.

Перед моими закрытыми веками пронеслись обрывки воспоминаний… Я стою посреди своей пустой квартиры глубокой ночью, сжимая пистолет в руке. Чернота над моей головой кажется непоколебимой. Словно ей все равно. Я подношу дуло к своему виску и ощущаю, как скользит по коже холодный металл. Медленно, очень медленно нажимаю на курок…

И слышу смех. Тот самый тихий, жуткий смех, который доносился до меня сегодня вечером. Вот почему он показался мне смутно знакомым. Потому что я действительно слышал его прежде. За долю секунды до того, как выстрелил себе в голову.

Что бы ни таилось в черном тумане и чем бы оно ни являлось, оно никогда не отпустит меня. Не оставит в покое и не даст мне уйти. Не позволит умереть. И даже если я умру, могу ли я быть уверен в том, что там, за чертой, окажусь наконец свободным?..

Резкий стук в дверь заставил меня дернуться. Я открыл глаза и обернулся. Странно, что кому-то взбрело в голову явиться в мой номер в такой поздний час, да еще и преодолев стену из снегопада. После того, как я покинул перепуганного до полусмерти мистера Сандреса и вернулся в отель, погода за окном значительно испортилась. В полночь в стекла начал биться ледяной ветер, принося с собой крупные хлопья снега.

Я был уверен в том, что это не могла быть Бет – я попросил девушку остаться дома, солгав, что буду очень занят и проведу ночь в участке, копошась в бумагах.

– Кто там? – выкрикнул я, не поднимаясь с кресла.

– Доставка хороших новостей, – глухо ответил мужской голос, в котором я сразу узнал Фостера. – Открывай уже, Миллер! Я замерз, как собака, пока тащился пешком от реки. Чертова машина заглохла в десяти милях отсюда.

– Могу предложить только немного виски, – я распахнул дверь и кивнул на комод, на котором стоял почти полный стакан. – Больше у меня ничего нет.

– У тебя никогда ничего нет, – проворчал Колин, сбрасывая с себя теплое пальто и потирая замерзшие руки. – Поэтому я прихватил с собой остатки ужина, а по пути выпросил у Хейли ведерко куриных бедрышек. Только боюсь, эти чертовы бедрышки теперь такие же окоченевшие, как моя задница.

Он протянул мне смятый бумажный пакет, а затем выудил из кармана какую-то небольшую книжицу. Она была изрядно потертой – на обложке едва можно было разобрать название. Судя по всему, книга была очень древней.

– А это что такое? – я кивнул на карманный фолиант. – Те самые хорошие новости?

Фостер развалился на кровати, залпом осушив весь стакан с виски. Пока я боролся с едой из пакета, он стащил с себя обувь и с ногами забрался под одеяло. Видимо, он не шутил – ему пришлось идти от реки к отелю пешком по снегопаду, в придачу борясь с завывающим за стеклами ураганом.

– Я сегодня весь день кое о чем размышлял, Миллер, – произнес он, с недовольным видом откусывая ломоть от холодной курицы. – Тот вечер, что мы провели у Косгроу, заставил меня по-новому отнестись к словам старухи. Знаешь, я подумал – а что, если она на самом деле не изъяснялась никакими долбаными метафорами? Ведь ее слова про кота оказались вполне прямолинейными.

Он швырнул недоеденный кусок обратно в пакет и вытер грязные руки о белоснежные салфетки. После этого он схватил помятую книжонку и ткнул мне ее под нос:

– В общем, я решил на всякий случай проверить то, что она сказала нам в лесу. Достал свой словарь, чтобы прогнать через него каждое слово, но справочник не дал мне ответа. Фраза про зверя, приходящего из пустоты, по-прежнему казалась мне абсурдной.

– Ты ведь говоришь не про этот словарь? – я кивнул на книгу.

– Нет, этот я спер из музея. Я решил, что раз наша старуха была откровенно древней, то вполне могла изъясняться не так, как обычные индейцы. Знаешь, со временем многие слова могут терять свое первоначальное значение или, напротив, обрастают новыми. Так что я решил воспользоваться самым старым словарем, какой только сумел бы достать. К счастью, в Норт Ривер еще действует музей, в котором хранится всякое индейское дерьмо. Никому не приходит в голову охранять его по ночам, так что я без труда проник внутрь и вытащил этот словарь. Кажется, ему лет сто, так что он отлично подходит под все требования.

Я уселся в кресло напротив него и скрестил руки на груди. Мне невыносимо хотелось курить, но сигарет в номере больше не было. Непогода за окнами отбивала всякое желание высовываться из отеля до утра, так что не оставалось ничего другого, кроме как потерпеть.

– Ты уже успел его просмотреть?

– Да, я пролистал его по пути, – Фостер открыл какую-то страницу и развернул книгу ко мне. – Старуха утверждала, что зверь пожирателя лиц является из пустоты. Вот здесь слово «пустота» и все его значения, в том числе – самые доисторические и редкие. Видишь?

– Вижу, – я кивнул и внимательнее всмотрелся в вылинявшие строчки. – Пустота, пропасть, бездна, скважина…

Что-то внутри головы легко плеснулось, а затем скользнуло ниже. Я вырвал из рук Колина словарь и еще раз быстро перечитал нужные строки.

– Фостер, ты просто гений, – я хлопнул его по плечу. – Скважина, вот откуда выползла эта тварь. В участке мне на глаза пару раз попадалась заметка о том, что прошлой осенью власти округа решили возобновить работу старой водоносной скважины. Ее разрыли и прочистили, пригнав на место специальную технику. Они спешили закончить работу до наступления морозов, чтобы земля не успела обледенеть. Как раз неподалеку от того места, где спустя пару дней появился первый растерзанный труп коровы.

– Ты помнишь, где именно находится эта чертова скважина? – проговорил Колин, заметно приободрившись. – Нам придется потрудиться, чтобы достать разрешение на ее закрытие.

– Не придется, скважину забросили почти сразу после завершения работ.

– Почему?

– Она оказалась непригодной для дальнейшего использования. В воде нашли какие-то опасные примеси.

– Блеск, – мрачно протянул Фостер. – Отыскали стародавнее дерьмо, раскопали его и выпустили на волю монстра, а затем забрали технику и просто свалили.

– Это Америка, – я пожал плечами. – Теперь нам двоим нужно уничтожить дыру в земле, тем самым заблокировав вход для зверя и посадив его на короткий поводок. Есть идеи, как это можно провернуть?

Фостер почесал подбородок и нахмурился. Казалось, он серьезно задумался и перестал на какое-то время замечать то, что происходит вокруг. Но затем он громко вздохнул и развел руками в стороны, будто признавая свое бессилие:

– Я мог бы достать для нас экскаватор, но это бестолковая затея, Миллер. Даже буровая установка не возьмет землю в такой мороз. Без специального оборудования скважину не закопать обратно.

– Тогда придется ее взорвать, – я вытащил из кармана халата спичку и принялся ее жевать. – Возможно, это даже лучше. В прошлый раз, по крайней мере, огонь оказался весьма эффективным орудием для уничтожения портала.

– А девочка? – казалось, он долго вынашивал этот тревожащий вопрос, прежде чем решился его озвучить. – Если мы надумаем подорвать ко всем чертям скважину, нужно сразу расправляться и с пожирателем лиц, потому что он вряд ли останется сидеть сложа руки.

– Да, – я помассировал занывшие виски. – Придется делать все и сразу.

Фостер окатил меня ледяным взглядом и закусил нижнюю губу, мучительно размышляя о том, что нам предстоит сделать.

– Мы больше не можем скрывать от него правду, – проговорил он, отвернувшись к окну. – Косгроу имеет право знать, Миллер. Мы не можем просто явиться к нему в дом и забрать девочку. Это, твою мать, бесчеловечно.

– Он не позволит нам схватить тварь, – я откинулся на спинку кресла, ощущая, как внутри все сжалось в болезненный ком. – Как только мы расскажем ему, он слетит с катушек. Ты бы отдал просто так свою дочь, Фостер? Даже если бы прекрасно понимал, что она давно мертва, а внутри ее тела прячется чудовище?

– Нет. Наверное, нет, – он повел плечами, словно ему вдруг стало не по себе. – Но я все равно хотел бы знать правду.

– Я расскажу ему. Но после этого нам придется отправить его в карантин и посадить под стражу, чтобы он не путался у нас под ногами. Другого выхода нет.

***

Из-за снегопада Кетти не явилась утром на работу, оставшись на ферме Фостера. Не приехал и Нейтон Ллойд, дом которого располагался в низине, а потому шоссе, ведущее из него, завалило снегом сильнее прочих.

К восьми утра в холле полицейского участка топтались только мы трое – я, Колин и Косгроу. Офицер этим утром выглядел особенно удрученным. Под его глазами залегли фиолетовые тени, лицо осунулось и вроде даже заметно похудело. Привыкший завтракать на рабочем месте и обожающий сладости, полицейский скромно ютился в углу своего стола, прихлебывая пустой кофе.

– Выглядишь отвратительно, Дэнни, – я хлопнул его по плечу. – Ты в порядке?

Он оторвался от своей чашки и уставился мутными глазами в мое лицо. Казалось, что он всеми силами желает что-то сообщить, но не может собраться для этого с духом. Поэтому в конце концов он просто молча покачал головой.

– Миллер выяснил, как вернуть зверя обратно в его клетку, – Фостер первым нарушил напряженное молчание.

– Отличная новость, – бесцветным голосом произнес Косгроу. – Теперь можно будет избавиться от зла, которое терзает Норт Ривер.

Мы с Колином быстро переглянулись. На изнуренном лице офицера проскользнула странная горечь. Он допил остатки кофе, отвернулся к окну и стал молча наблюдать за тем, как дворники внизу медленно расчищают заваленную снегом дорогу.

В помещении зависла долгая и мучительная пауза, и я понятия не имел, как мне начать разговор, который больше всего на свете хотелось бы не начинать вообще никогда. Я курил и мысленно настраивал себя оставаться хладнокровным и держать эмоции под контролем, пока Фостер просто стоял в углу, облокотившись о стену.

Но Косгроу внезапно подал голос первым. Не оборачиваясь, он едва слышно произнес:

– Знаешь, Фрэнк, я так долго был зол на тебя. За то, что ты приехал сюда, свалился на мою голову без спроса. И за то, что с твоим появлением город начал стремительно меняться. Что… что больше ничего не было так, как раньше…

– Никто на самом деле не любит перемен, Дэнни, – тихо ответил я.

Он наконец повернул голову и посмотрел мне в глаза с горькой улыбкой:

– Но они неизбежны. Даже если мы их совсем не хотим.

– Это правда, – я вздохнул и вытянул ноги вперед. – К сожалению.

Фостер оторвался от стены, шагнул к столу, на котором валялась пачка сигарет, резво вытащил одну и поджег, чиркнув спичками. Я впервые видел, чтобы он курил.

В воздухе участка царила какая-то удушливая безысходность. Как будто мы все стояли у постели смертельно больного ребенка, не в силах помочь ему. Просто стояли и молча наблюдали за ним, терпеливо ожидая неотвратимого конца.

– Вы ведь оба знаете, что это Мэри, – проговорил полицейский, и я застыл на месте от неожиданности. – Я сразу это понял, Фрэнк. Есть такие вещи, которые ты чувствуешь каким-то образом, хотя это не поддается логике…

Я молча кивнул. В этот момент я как никто другой понимал, о чем он говорит.

– Когда мы вернулись домой после фестиваля, я понял, что с Мэри происходит нечто странное. Любящий отец не может не замечать таких вещей даже тогда, когда это ускользает от глаз всех остальных. Сначала я старался убедить себя, что все хорошо. Даже начал в это верить сам временами, – его лицо исказила новая горькая усмешка, от которой сквозило болью. – Но притворство не может помочь, Фрэнк… Все это слишком неправильно.

– Как ты понял, что это она? – я посмотрел в его уставшие глаза. – Анна тоже знает?

– Нет, – он покачал головой. – Анне повезло больше, потому что она после праздников всегда очень много работает… Ее почти не бывает дома. Знаешь, я даже завидовал ей сначала. Так глупо, правда?.. Мне казалось, что лучше было бы и мне не догадываться. Но в первую же ночь я понял, что Мэри изменилась… Она была простужена, Фрэнк. Кашляла во сне, а я все забывал дать ей лекарства. В ночь после фестиваля она впервые спала очень тихо. А потом… Однажды утром я предложил ей остаться дома и не идти в школу. Это был наш общий секрет – иногда я тайком от Анны позволял Мэри прогуливать занятия. Она любила оставаться дома: сначала отсыпалась до обеда, а потом рисовала в своей комнате…

– Но она отказалась? – Фостер уставился в лицо Косгроу.

– Она согласилась, – он выдохнул и снова повернулся к окну, за которым правил безучастный февраль. – Но когда я утром вошел в комнату, она не спала. Просто лежала на своей кровати и смотрела в потолок. Обычно Анна делает ей тугую косу на ночь, чтобы волосы не спутывались во сне, но у Мэри все равно по утрам на голове такой бардак… Но в тот день ее волосы выглядели такими аккуратными, Фрэнк. Как будто она совсем не спала ночью – просто легла в кровать и неподвижно пролежала в ней до самого рассвета.

Я поднялся на ноги, подошел к креслу, в котором застыл офицер, положил ему ладонь на плечо и произнес:

– Мне ужасно жаль, Дэнни. Если бы я мог что-то сделать для тебя или твоей девочки, я бы не раздумывая это сделал.

Я ощутил, как плечо офицера поникло под моими пальцами. Он закрыл лицо руками и на несколько минут словно выпал из жестокой реальности, покинув своды полицейского участка. Но затем я почувствовал, что моя ладонь мелко подрагивает, а дыхание Косгроу стало неровным и сбивчивым.

– Успокойся, Дэнни, – мягко произнес я, сжимая пальцы и заставляя его опомниться. – Все самое страшное, что только могло произойти с твоей малышкой, давно позади. Она больше не чувствует ни боли, ни страха.

– Откуда ты можешь это знать?

Он оторвал руки от своего лица и поднял голову вверх. Его веки опухли и стали красными, в уголках рта блестели свежие капли слез. Он казался жалким, потерянным и обессиленным. И я должен был придумать что-нибудь для него. Что-то, что заставит его поверить в то, что смерть – это еще не конец.

– Разве ты еще не понял, Дэнни, что о таких вещах я знаю куда больше остальных? – я убрал ладонь с его спины и выпрямился. – Жизнь – это всего лишь вспышка, просто мимолетный момент. Но люди не понимают этого. Им кажется, что именно жизнь является чем-то большим, чем-то главным и даже единственным. Но это совсем не так, Дэнни. Жизнь – это просто отрезок. Ничтожный и малый. Отрезок чего-то большего, чего-то на самом деле значимого и подлинного.

– Чего же? – он со странным интересом смотрел в мои зрачки, как будто был готов найти утешение в словах, что я собирался произнести. – Отрезок чего?

– Бесконечности. Твоя дочь на самом деле не умерла, потому что смерти нет и никогда не было, Дэнни. Все это – просто иллюзия, – я поднял пачку со стола и выудил сигарету. – Если ты поднимешь с берега озера камень и бросишь его в воду, то перестанешь его видеть, когда он пойдет ко дну. Но это не означает, что камень куда-то исчез, просто ты теряешь способность его наблюдать. Смерть – это что-то очень похожее, Дэнни.

Он снова закрыл лицо руками и какое-то время сидел так в оцепенении, но я видел, что он больше не рыдает. Шоссе за окном уже успели расчистить от снега – теперь темная асфальтовая полоса убегала вдаль, стремясь подобраться на горизонте поближе к замерзшей реке.

– Боль – это естественная часть жизни, – проговорил я, бросая окурок в пепельницу, где уже тлело то, что осталось от сигареты Фостера. – Но то, что называют смертью и ошибочно считают чем-то плохим и ужасным, не несет боли. Тебе больно только до тех пор, пока ты жив. Вот почему глупо оплакивать смерть, Дэниел. Никому из мертвых не может быть плохо. Жалеть стоит тех, кто остался в этом мире – для живых впереди всегда много вещей, которые способны причинить боль и заставить страдать.

– Как я скажу Анне… – полицейский вытер рукавом рубашки мокрые глаза. – Господи, она не переживет этого.

– Переживет, – я накинул пальто на плечи и повернулся к Колину. – Женщины гораздо сильнее, чем кажутся на первый взгляд.

***

Мы стояли у промерзшей скважины, стараясь разглядеть то, что скрывалось в ней. Вокруг не было ни души – только свежие сугробы и белая пустошь, пересекающаяся вдалеке с кромкой леса.

– Если зверь и правда приходит отсюда, – произнес Фостер, разрезая дыру в земле светом фонарика. – То я должен признать, что лучше местечка для этой цели и не найти. Подумать только, какому-то кретину в мэрии пришла в голову идея раскопать древний колодец, а вместо воды мы получили гору трупов и двух разгуливающих по городу тварей.

– Если брать во внимание меня, то трех, – заметил я. – Посвети-ка сюда.

Фостер послушно повернул фонарь, но я так и не сумел разглядеть дна у скважины. Мы приехали сюда почти час назад. Нужно было понять, сколько взрывчатки понадобится для того, чтобы завалить шахту. А еще заранее привезти землю. От этой мысли что-то внутри моего горла начинало пульсировать, сжимая стенки глотки. И я с искренней радостью вспоминал о том, что Косгроу сейчас далеко. Потому что говорить при нем о таких вещах было бы невыносимо.

– Думаю, стоит взять побольше, – задумчиво проговорил Колин. – В любом случае, уехать мы успеем. Толща земли поглотит часть энергии при взрыве, так что уже в радиусе трех-пяти миль бояться сверху будет нечего.

– Это должно сработать, – я с отвращением сплюнул горькую от табачного дыма слюну на землю. – Но времени у нас теперь будет ничтожно мало. Пока я не ощущаю присутствия зверя, но он может появиться в любой момент. Сейчас, когда мы натоптали здесь, он наверняка узнает о том, что его логово обнаружено. Действовать придется уже сегодня ночью.

– Я смогу все подготовить к вечеру, – Фостер кивнул и спрятал руки в карманы. – В ковш моего старого трактора влезет достаточно земли для того, чтобы накормить ей чудовище и вдобавок присыпать сверху. Останется только бросить в дыру взрывчатку и свинтить поскорее, чтобы не взлететь на воздух.

Мы все спланировали еще несколько суток назад. Сначала Фостер предлагал разобраться со зверем, но держать под контролем сразу две твари казалось невероятной и опасной задачей. К тому же, я хотел быть уверен, что зверь пожирателя лиц окажется в момент взрыва внутри скважины. Он не сможет проигнорировать зов хозяина, и неминуемо придет ему на помощь. Это означает, что мы сумеем обезвредить обе твари одним махом.

Но я все еще не представлял себе, каким образом мы будем заталкивать землю в маленькую, пусть и мертвую, девочку. Если верить словам старухи из леса, пожирателя лиц нужно было набить землей изнутри, а затем закопать заживо. Но когда мое воображение начинало рисовать предстоящий план, к горлу подкатывала тошнота.

– Нам придется разделиться на время, – я ощутил, как похолодели мои пальцы, но не был уверен, что виной этому являлся ледяной ветер. – Ты привезешь землю, а я займусь взрывчаткой и Мэри. Будет лучше, если мы встретимся уже здесь.

– Уверен? – Фостер окатил меня недоверчивым взглядом. – Одному справиться с тварью внутри девочки будет непросто.

– Я справлюсь, – процедил я.

Спустя полчаса Колин уехал, а я остался бродить вокруг отверстия в замерзшей земле. Волнение, возникшее несколько часов назад, усиливалось. Теперь я чувствовал, как мелко подрагивают кончики моих пальцев. Я поклялся Косгроу, что девочка уже ничего не ощущает и что ей не будет больно, потому что она давно мертва. Но сам продолжал сомневаться в собственных словах. Что-то смутно тревожило меня и не оставляло в покое. Как будто один невызревший, давно забытый вопрос продолжал кружить в моей голове.

Если Мэри умерла на фестивале, почему я не услышал ее голоса, ведь я был так близко? Да, я не прикасался к ее телу, но это и не всегда требовалось. Чаще всего голоса сами находили меня, стоило лишь оказаться неподалеку от мертвеца.

Я убедил Косгроу в том, что все жертвы пожирателя лиц погибали моментально. Но сейчас, когда финал был так близок и оставался последний решительный шаг, мне стало страшно.

Время шло, а я все топтался у скважины, рискуя быть застигнутым незримым зверем. Я старался просчитать наперед и продумать каждый шаг грядущей ночи, которая должна была скоро обрушиться на Норт Ривер.

Пока Фостер будет тащиться на своем тракторе сюда, я схвачу и свяжу девочку. Погружу ее в багажник, проверю взрывчатку еще раз. Затем примчу сюда, достану из багажника труп и заставлю его проглотить столько комьев земли, сколько получится. После этого мы с Фостером бросим тело в скважину, засыплем землей из ковша, выставим таймер и спустим взрывчатку по тросу вниз. Сядем в машину и уедем. Конец.

Я повторял себе это снова и снова, прокручивал эту картину в своей голове раз за разом, но каждый раз, когда приходила очередь сбрасывать девочку в скважину, я начинал покрываться липкой испариной.

В конечном итоге, заметив, как бледное солнце клонится к закату, а вокруг постепенно меркнет свет, я вернулся к полицейской машине, завел мотор, включил печь и дал салону немного прогреться. Докурив последние сигареты, я тронулся с места и вырулил на шоссе, щедро усыпанное нерасчищенным снегом.

Наблюдая в зеркале заднего вида за тем, как отдаляется от меня заброшенная скважина, я с трудом подавлял нарастающее внутри отчаяние.

***

– Она в своей комнате, – голос Косгроу звучал почти безжизненно.

– Тебе лучше уйти прямо сейчас, – я закрыл за собой входную дверь и остановился посреди гостиной. – Поезжай в бар к Хейли и выпей чего-нибудь. Я вернусь к полуночи и надеюсь, к тому моменту ты будешь пьян в стельку, потому что я собираюсь напиться как никогда в жизни.

Он молча оделся, двигаясь медленно и как-то неуклюже. В каждом его движении сквозила растерянность. Когда он сумел обуть ботинки лишь с третьего раза, я громко выдохнул и попрощался, распахнув перед ним дверь.

– Ей правда не будет больно? – его покрасневшие глаза остановились на моих зрачках. – Ты обещаешь?

– Я никогда не заставлю страдать ребенка, Дэнни, – я мягко похлопал его по плечу. – Тем более, твою девочку.

Он молча кивнул, запахнулся в пальто и побрел прочь от дома, ссутулившись так, что с крыльца, на котором я стоял, он казался глубоким стариком.

– Дэнни!

Офицер остановился и обернулся, опустошенно глядя куда-то поверх моей головы. Казалось, в эти мгновения он оставался жив лишь потому, что снежная стужа заставляла его сердце биться сильнее, натужно разгоняя кровь по венам.

– Знаешь, ты самый отважный человек из всех, кого я только знал, – я опустил глаза и засунул руки в карманы, чтобы он не заметил, как сильно они дрожат. – Никто бы не смог принять такой сокрушительный удар с достоинством. На твоем месте остальные сразу же сломались бы. Но ты устоял. Я на самом деле восхищен твоим мужеством.

Я заметил, как он слабо улыбнулся. Это получилось плохо и жалко, словно он натужно стремился изобразить тень настоящих эмоций, которые когда-то умел испытывать в полной мере. Однако мне показалось, что после моих слов ему все же стало немного легче.

– Спасибо, Миллер.

– Увидимся в «Голодном Гарри», – я махнул ему на прощание и отступил под навес, чтобы укрыться от пронизывающего до костей ветра. – До встречи, Косгроу.

Когда силуэт полицейского затерялся на снежной аллее, я вернулся в дом и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Где отец?

Детский голос прозвучал резко и неожиданно, поэтому я дернулся и обернулся, ощущая, как сердце в груди описало полукруг.

Мэри стояла в нескольких шагах от меня, глядя снизу вверх. Наивный розовый свитер с пушистыми рукавами совсем не вязался с ее выражением лица – слишком взрослым, слишком осмысленным.

– У него срочные дела в участке, – солгал я. – Он попросил меня посидеть с тобой пару часов.

– Какие дела?

Девочка явно не собиралась отступать. Она сверлила меня глазами, не отводя взгляд от моего лица ни на мгновение, и от этого мне стало не по себе. Хотя ее поза казалась расслабленной и естественной, в ней в то же время сквозила какая-то напряженность.

– Ты всегда такая любопытная? – я заставил себя улыбнуться. – Ты ведь не расскажешь маме, если я один разок покурю у вас в доме?

Я сделал вид, что ощущаю себя уверенным и спокойным, развалившись на диване и подтянув к себе пустую чашку из-под кофе, которую кто-то забыл вымыть. Девочка молча покачала головой, давая понять, что сохранит мою тайну, но осталась стоять на месте, продолжая следить за мной.

Когда я аккуратно чиркнул зажигалкой и подкурил сигарету, на меня обрушилось уже позабытое ощущение. Ощущение того, что за мной кто-то следил издалека, оставаясь невидимым. Мэри чувствовала неладное, поэтому зверь явился к своему хозяину.

– Садись, – я шлепнул ладонью по дивану. – Понятия не имею, как обращаться с детьми, так что извини, если я сболтну что-то не то.

Я старательно изображал, что всецело поглощен процессом вдыхания дыма и разглядыванием детских рисунков на каминной полке, праздно болтая ногой в воздухе, но старался не выпускать девочку из поля зрения. Ощущение постороннего присутствия усиливалось с каждой секундой – очевидно, зверь находился совсем близко от меня.

Мэри осторожно присела на край кресла, стоящего напротив. Молча положила руки на колени и наблюдала за мной, не шелохнувшись. Косгроу был прав – ребенок вел себя совершенно не так, как обычно. Очевидно, прикидываться настолько маленькими детьми пожирателю лиц было в новинку.

Когда я докурил и бесцеремонно затушил окурок в кофейной чашке, часы на стене показывали уже начало десятого. Медлить больше было нельзя, и впервые я сильно пожалел о том, что решил разделиться с Фостером. Сейчас мне бы откровенно не помешала чужая помощь. Но было уже поздно.

Я поднялся с дивана, стараясь держаться естественно, а затем сделал вид, что мне понадобилось что-то из того хлама, что был свален на столике. Я наклонился и протянул руку к одному из журналов, но девочка внезапно отшатнулась назад и произнесла:

– Если отец поехал в участок, почему он не взял свой жетон?

С тупым запозданием я заметил, что значок полицейского тускло поблескивает на кипе бумаг и старых газет.

У меня была всего секунда, чтобы не дать чудовищу сбежать, покинув гостиную. Я был уверен, что угнаться за пожирателем лиц я не сумею – не зря тварь оттачивала свою сноровку и быстроту столько времени.

Я резко выкинул ладонь вперед, перегнувшись через журнальный столик. Мои пальцы плотно обхватили запястье Мэри, но я тут же ощутил, как тонкая ручонка выскальзывает из моей ладони, извернувшись под немыслимым для живого человека углом. Казалось, что в теле пожирателя лиц не было костей.

В последнее мгновение мне удалось зацепиться за подол ее одежды, и я, рванув через стол, обхватил ребенка обеими руками тугим кольцом. Мэри извивалась и старалась вырваться, но почему-то делала это в гробовой тишине. Она не издала ни звука, даже не пыталась кричать или умолять отпустить ее. Просто молча вырывалась из моих цепких объятий, сверкая глазами от ярости.

Прежде, чем я выбился из сил, я все же сумел наконец связать ее, на всякий случай нацепив на ее запястья наручники. Теперь я тяжело дышал, стараясь перевести дыхание, пока девочка лежала прямо на ковре в гостиной, буравя меня своими расширенными зрачками.

– Все кончено, – я снова глубоко вдохнул и расправил спину. – Твой отпуск в Норт Ривер подошел к концу.

Она так и не произнесла ни слова. Ни тогда, когда я тащил ее волоком к машине, припаркованной на занесенной снегом лужайке Косгроу, ни тогда, когда захлопнул над ее головой крышку багажника. Это обескураживало и почему-то заставляло испытывать тревогу. Я был уверен, что пожиратель лиц постарается сделать все возможное, чтобы удрать, но оказалось, что его физические силы не безграничны. Очевидно, кроме ловкости в его рукаве больше не было никаких козырей.

Когда я уселся за руль и подкурил сигарету, ощущение неясного присутствия, не отпускавшее меня с момента появления Мэри в гостиной, наконец исчезло. Судя по всему, зверь решил следить за машиной издалека или же по какой-то причине не способен был проникнуть в салон.

Я вырулил с гравийной дорожки и плавно съехал на шоссе. Город по обе стороны от автомобильных стекол мирно погружался в очередной морозный вечер. Проезжая по белоснежной аллее у реки, я с тупым давящим чувством внутри осознал, каким близким стал для меня Норт Ривер. Всего несколько месяцев назад я прибыл сюда, возненавидев и этот бесконечный снег, и эти понурые, приземистые дома, торчащие на обочинах дорог.

Но сейчас, медленно следуя по главной авеню, я с ноющим сердцем разглядывал замерзшие сосны у кромки леса и сияющие оранжевым окна пока еще открытых лавок и кафе. Мне даже показалось, что я на мгновение выхватил из общего фона сутулую фигуру Косгроу, когда скользнул по магистрали мимо «Голодного Гарри».

Это место на карте, чужое и отталкивающее, почему-то в один момент внезапно оказалось моим вторым домом. Норт Ривер, холодный и нелюдимый, как отшельник из леса, каким-то чудом все же сумел завоевать мою ущербную любовь.

Покинув центральную часть города и вырулив на боковое полотно, я сразу же заметил на асфальте крупную дорожку от тракторных колес. Фостер совсем недавно проезжал здесь – кое-где на снегу все еще виднелись комья выпавшей из ковша земли, которые не успел спрятать снегопад.

Я знал, что на границе города никто не станет тормозить авто или препятствовать проезду. Военные были предупреждены обо всем, что должно было произойти сегодняшней ночью. Поэтому, спустившись вдоль двух рядов спящих сосен, я еще издали заметил, что все ограждения с шоссе были сняты. Солдаты молча стояли поодаль, с тупым безучастным лицом наблюдая за тем, как я тащусь по обледенелой трассе со взрывчаткой на заднем сидении и связанной девочкой в своем багажнике.

Без особого труда преодолев этот последний рубеж, я тут же погряз в безлюдном мороке пустынных дорог. Даже уличные фонари, казалось, светили здесь совсем не так ярко, как в Норт Ривер. И в какой-то момент я неожиданно осознал, что вокруг на самом деле становится чересчур темно.

Выбросив окурок в приоткрытое боковое окно, я надавил на педаль газа в надежде нагнать Фостера. Но даже свет фар, желто-белесый, почти вылинявший, не мог осветить густой мрак, свалившийся прямо с небес.

Я с изумлением огляделся по сторонам, силясь понять, что происходит. И только тогда, когда до моего слуха донесся тихий, едва уловимый шепот безжизненных голосов, я наконец понял, куда исчез весь свет.

«Что ты делаешь, Фрэнк?.. Что ты делаешь?».

Я сцепил зубы и ехал вперед, продвигаясь практически в полной темноте, пока чернота тумана опускалась все ниже, становилась все гуще и ощутимее.

«Неужели ты не видишь, что он такой же, как и ты? Не видишь?.. Не видишь, Фрэнк?».

– Заткнись, – я выдохнул и всмотрелся вперед, но дорога из-под колес давно исчезла. – Чем бы ты ни являлось, просто заткнись.

Тихий смех, прокатившийся внутри моей головы, заставил холодеющие пальцы вцепиться в обивку руля, отчего ткань жалобно скрипнула. Машина двигала в непроглядной дымке почти наощупь, и я не представлял, где я находился в реальном мире в это мгновение. Возможно, я давно слетел с шоссе и теперь вспахивал шинами рыхлый снег, отдаляясь от намеченного пути.

«Отпусти его, Фрэнк. Отпусти его…»

– Тебе следовало выбрать себе более послушную марионетку, – произнес я одними губами. – Так что катись к чертовой матери.

«Открой глаза, Фрэнк. Он такой же, такой же… Вы одинаковые. Так что ты делаешь, Фрэнк?».

Голос внутри моей головы, вкрадчивый и похожий на шелест металлических опилок, проникал все глубже в сознание, будто силясь поработить меня изнутри, поглотить мой мозг. Я изо всех сил всматривался в пустоту перед собой, которую не мог разрезать даже яркий свет фар, и концентрировался на том месте, где я должен был быть сейчас.

– Оставь меня в покое. Я не стану слушать тебя.

Единственным моим спасением казалось то, что машина продолжала движение. Поэтому скользкие длинные пальцы, выныривая из мглы, не могли дотянуться до моего лица. Не могли сковать меня в своих холодных, удушливых объятиях. Поэтому я что есть сил вдавливал в пол педаль газа и таращился в лобовое стекло, за которым простиралась кромешная чернота.

«Зачем ты продолжаешь лгать себе, Фрэнк?».

«Что было с тобой все это время?».

«Где ты был, Фрэнк, когда умер?».

«Где ты был все это время?».

Шепот разбился на отдельные голоса, и теперь они, мечущиеся внутри моей черепной коробки, разлетались по самым дальним закоулкам сознания, путая собственные мысли.

Не отнимая правой руки от руля и неуклонно несясь вперед через мрак, я выудил дрожащими пальцами из кармана пальто сигарету и попытался подкурить ее. Но упрямое колесико зажигалки издавало лишь робкие искры. Язык пламени, едва проклевываясь из узкого газового горлышка, тут же исчезал. И каждый раз, когда я упрямо старался поджечь кончик сигареты, внутри головы шелестел издевательский, тихий смех.

– Дерьмо собачье, – я со злостью швырнул зажигалку в приоткрытое окно, и она тут же с влажным шлепком всосалась в черноту. – Что тебе от меня нужно?

«Ты знаешь… Знаешь, Фрэнк, знаешь сам… Где ты был, когда умер?».

Я прикрыл веки и глубоко вдохнул. Шепот, пульсируя где-то в моих мыслях, словно разгонял прочь плотную завесу небытия, парившую надо мной все это время. Как будто кто-то включил обратно все мои воспоминания – даже те, которые казались безнадежно утраченными. Смазанными и нечеткими, как свет луны, проглядывающий сквозь свинцовые тучи.

То, что я совсем не помнил еще несколько секунд назад, теперь представало передо мной в своем сокрушительном, обжигающе-истинном обличии.

Перед моими закрытыми глазами проносились годы, проведенные в полной темноте. Застрявший между двух миров, я бесконечно бродил по длинным узким коридорам без света и воздуха, наощупь пробираясь все глубже и глубже. Увязая в лабиринте из пустоты и отчаяния, из которого не было ни единого шанса выбраться.

Бесконечность, возведенная в абсолют, когда каждая минута тянется как столетие, а год кажется таким же старым, как сама Вселенная и звездная россыпь на ночном небе. Путешествие в тотальном мраке, у которого никогда не будет конца. Заблудшая душа, пойманная в тайную паутину, растянувшую свои нити на миллиарды самых темных в мире километров вокруг.

Густой, невыносимо влажный туман, который казался живым существом. Лабиринт, внутри которого билось огромное, черное сердце. Место, в котором рождаются самые страшные чудовища и колыбель зла, из которой оно протягивает свои ссохшиеся, когтистые пальцы. Коридоры, о которых я совсем забыл, когда пришел в себя, но в которых провел так много времени, что оно вообще перестало иметь какое-либо значение.

«Ты вернулся, Фрэнк. Ты должен быть нам благодарен… Благодарен».

Мгла вокруг машины исчезла так же, как и появилась. Отголоски тихого смеха, поднявшись куда-то ввысь, казалось, утянули за собой и всю черноту, что окружала меня.

Впереди, на обледенелой ленте шоссе, я выловил из пустоты огромный трактор, медленно вспахивающий сугробы своими грубыми колесами. Я летел по асфальту, грозя потерять управление в любой момент, но больше всего мне сейчас хотелось оставить позади все то, что я увидел какие-то секунды назад. То, что я вспомнил.

Очутиться целиком и полностью в этом, реальном мире, где по шоссе впереди следует Фостер, а по бокам робко подмигивают оранжевым светом уличные фонари.

Я поравнялся с трактором и кивнул водителю, и только тогда расслабил ступню, успевшую онеметь от напряжения. Колин махнул в ответ, жестом приглашая не ждать его и следовать впереди. Но я покачал головой и перестроился, вывернув руль и заняв место позади громко урчащего трактора.

Почему-то мне в самом деле казалось, что в желтом мареве его фар черный туман не рискнет опускаться вновь.

***

– Ты готов?

Фостер явно волновался и нервничал, хотя и старался это скрыть. Ковш, наполненный землей, воинственно возвышался над нашими головами. За распахнутой дверцей полицейского автомобиля темнела груда взрывчатой смеси, туго набитой в специальную пластиковую коробку.

– Готов, – я кивнул и бросил окурок в сугроб. – Давай покончим с этим поскорее.

И свет фар машины, и фонарь Колина, лежащий на капоте трактора, были направлены в одну и ту же сторону – на жерло заброшенной скважины. В этом призрачном сиянии ее своды казались настолько непроницаемыми, словно у пропасти не было дна и края. Робкие хлопья снега, описав праздную спираль, бесследно исчезали внутри котлована.

– Кто будет это делать? – голос Фостера заметно дрогнул. – Черт, мне не по себе от всего этого дерьма.

– Я сам все сделаю, – ответил я, шагнув к багажнику и рывком распахнув его. – Просто проследи, чтобы все прошло нормально.

Он молча кивнул и шагнул вперед, чтобы помочь мне вытащить тело из авто. Девочка неподвижно лежала на дне багажника, туго связанная веревками, спокойно наблюдая за нами снизу вверх.

Я обхватил ее за плечи, Колин рванул Мэри за ноги, по-прежнему обутые в плюшевые домашние тапочки. На его лице отразилась гримаса отвращения, смешанного с испугом. Ни одному из нас не нравилось то, что мы делали сейчас. Но больше делать это было просто некому.

– Черт, выглядит как обычный ребенок… – пробормотал Фостер себе под нос. – Миллер, давай проверим ее на всякий случай.

Мы опустили девочку в сугроб. Я кивнул, после чего вытащил из кармана пальто небольшой перочинный ножик. Протянул его Колину и замер неподалеку, мрачно наблюдая за ним со стороны.

– Почему-то я был уверен, что все пройдет проще, – он смахнул крупные капли пота со своего лба, наклонился над ребенком и раскрыл нож. – Чувствую себя гребанным маньяком и полным отморозком…

– Это уже не Мэри Косгроу, – произнес я. – И давно не человек.

– Знаю, просто… Твою мать, все это как-то неправильно.

Прошло несколько секунд, прежде чем он наконец решился поднести лезвие к коже девочки. Вены на лбу Фостера вздулись от напряжения, брови почти сошлись на переносице. Дрожащей рукой он полоснул по белоснежному плечу, высунувшемуся из-под горловины розового свитера, и с тихим стоном отшатнулся назад.

Глубокий порез темнел ровными, почти хирургическими краями. Но ни одной капли крови не выступило наружу. Рана оставалась сухой и чистой, как если бы мы решили исполосовать резиновую куклу. Спустя всего пару мгновений края пореза начали стягиваться. Рана заживала прямо у нас на глазах.

– Вот дерьмо, – Фостер сплюнул на землю, и мне показалось, что он испытал облегчение. – Значит, мы не ошиблись.

Он рванул к дверце трактора, вытащил откуда-то из его кабины пустое ведро, с трудом отскреб из ковша немного замерзшей земли, а затем вернулся к распахнутому багажнику, возле которого молча продолжала лежать в снегу Мэри.

– Держи ей рот открытым, – проговорил я, отнимая ведро и ощущая его ледяную тяжесть в своей ладони. – Сомневаюсь, что она захочет жрать землю добровольно.

Колин кивнул, присев на корточки и уложив детскую головку со спутанными волосами себе на колени. Одной рукой он придерживал Мэри за лоб, второй отодвинул ее нижнюю челюсть, отчего бледно-розовые губы девочки наконец разомкнулись.

– Черт… – он махнул головой в сторону и вытер вспотевший висок о свое плечо. – Знал бы, как все будет, нажрался бы перед тем, как залезать в трактор.

Под теплой тканью пальто, несмотря на февральский холод, по моей спине бежали струйки пота. Я зачерпнул ладонью горсть земли из стоящего рядом ведра и заставил себя успокоиться. Весь мир вокруг смазался в какое-то неразборчивое месиво, перед зрачками поплыли разноцветные круги.

Словно в бреду, я наощупь нашел свободной рукой лицо ребенка, а затем поднес ладонь, полную холодной земли, к ее губам. Затылок тут же прошибло уже хорошо знакомым ощущением – зверь кружил вокруг нас, не в силах помочь своему хозяину, однако неотступно наблюдая за каждым нашим движением.

Когда я разжал пальцы, и первые комки земли скользнули вниз, сорвавшись в горло Мэри, она пронзительно закричала. Фостер дернулся, громко выругавшись, но все же сумел удержать девочку, пригвоздив к месту. Я видел, как лицо Колина бледнеет на глазах. Как его губы искажает гримаса тошнотворного ужаса. Чувствовал, как подкатывает ком к моему собственному горлу.

Вторая горсть земли протиснулась между детских зубов уже с большим трудом, поэтому мне пришлось проталкивать землю в глотку Мэри своими пальцами. Я дышал медленно и глубоко, стараясь подавить усугубляющуюся тошноту, но чувствовал, что желудок сжимается все сильнее.

Девочка кричала все громче и пронзительнее, стараясь вырваться, и Фостеру стоило огромных трудов удерживать ее. Следующие несколько минут я бездумно, с каким-то тупым ощущением пустоты в голове заталкивал в открытый рот все новые пригоршни отсыревшей земли, заставляя себя не думать о том, что я делаю.

– Это просто полное дерьмо… – голос Фостера донесся до моего сознания словно через плотный слой ваты. – Полное дерьмо…

Я поднял глаза и посмотрел в его лицо, силясь понять, что вызвало его изумление. И запоздало понял, что ведро давно опустело. Мои кончики пальцев скреблись о металлическое днище посудины, в которой не осталось ни одной горстки земли. Каким-то невероятным образом внутрь тела Мэри уместилось полное ведро почвы, но она продолжала кричать, как и прежде.

– Нужно еще одно ведро, – хрипло произнес я. – Держи ее крепче, я сбегаю к ковшу.

Почти на негнущихся ногах я добрел до сияющего огнями трактора, в полубредовом состоянии схватился за рукоять лопаты и вонзил ее в чернеющее содержимое ковша. Когда ведро оказалось набитым под завязку, я медленно вернулся к Фостеру и уставился на Мэри, которая продолжала кричать и извиваться, все еще надеясь вырваться.

Но второе ведро земли бесследно исчезло в ее глотке так же, как и первое. И мне снова пришлось идти к ковшу, чтобы наполнить его заново. Когда то же самое повторилось и с пятым, Фостер потерял остатки самообладания и принялся трясти девочку за голову, в ярости брызгая слюной и перекрикивая истошные вопли ребенка:

– Да что ты за тварь такая, твою мать?

Казалось, это будет продолжаться до бесконечности. Сумерки вокруг нас превратились в ночной мрак, снегопад утих, и лишь свистящие порывы ветра продолжали носиться по округе, тревожа покой спящих елей.

В какой-то момент я понял, что девочка наконец умолкла. Она больше не кричала и не сопротивлялась, бессильно обмякнув в крепких ладонях Фостера. Как я ни старался, я не мог затолкать в ее рот ни одной горсти земли. Девятое ведро оказалось последним.

– Кажется, все, – выдохнул я, падая коленями прямо в снег.

Колин разжал трясущиеся пальцы и с опаской поднялся на ноги, не отводя взгляда от распростертого тела Мэри. Но она и не думала сбегать. Мирно вытянув руки, она лежала на спине, таращась куда-то в ночное небо.

– Я думал, это никогда не закончится, – прошептал Фостер одними губами. – Миллер, дай мне сигарету.

Мы молча покурили, стоя неподалеку от скважины, стараясь перевести дыхание и прийти в себя после кошмара, пережитого всего несколько минут назад. Когда я бросил окурок прямо в жерло бездонной пропасти, чернеющей у моих ног, и приготовился возвращаться к твари, валяющейся у полицейской машины, меня словно что-то толкнуло в грудь.

Я непонимающе огляделся по сторонам и вдруг с ужасом осознал, что до меня доносится тихий, почти неслышный детский шепот.

– Нет, – я обхватил голову руками и сдавил ее так сильно, что череп рисковал расколоться надвое. – Нет, нет, нет… Нет, этого не может быть.

– Миллер? – Фостер непонимающе таращился в мое лицо. – Ты чего?

«Пожалуйста, скажи папе, что мне совсем не больно… Передай это ему, пожалуйста. Обещай, что передашь?».

Я рухнул на колени и уперся дрожащими ладонями в колючую от льда землю. Все вокруг завертелось в снежном вихре, и я понял, что меня сейчас вывернет наизнанку.

– Миллер, – повторил Фостер, и в его голосе появился испуг. – Какого черта происходит?

– Косгроу был прав, – я шумно вдохнул, борясь с желанием вывернуть содержимое желудка наружу. – Он был прав.

– Да о чем ты говоришь, мать твою?

Он рванул ко мне, рывком поднял на ноги и встряхнул так сильно, что на мгновение свет фар перед моими зрачками расплылся в разные стороны. Его кожа, все еще пепельно-белая, была целиком покрыта липкой испариной. Между нахмуренных бровей пролегла глубокая борозда, которую я никогда прежде не замечал на его лице.

– Девочка была жива, – мой голос прозвучал почти бесцветно. – Пожиратель лиц оставлял тела живыми, пока носил их. Она умерла только сейчас… Когда я накормил ее землей.

Фостер нахмурился еще больше, а затем неожиданно взмахнул рукой, отвесив мне звонкую пощечину. Всю правую сторону лица обожгло невыносимой болью, и я машинально дернулся назад, стараясь высвободиться из его рук. Но он держал меня слишком крепко.

– Что ты несешь? Послушай себя, Миллер, – прорычал он. – Неужели ты правда думаешь, что у этой несчастной девочки были хоть какие-то шансы? После того, как чертова тварь разобрала ее на запчасти?

– Это не важно, – я смотрел в пустоту перед собой, ощущая, как бешено колотится сердце в грудной клетке. – Я обещал ему, что Мэри ничего не почувствует, что она уже давно мертва. Но это было ложью, все это время девочка оставалась где-то внутри…

– Какое, твою мать, это вообще имеет значение? – он снова что есть сил тряхнул меня за плечи. – У нас все равно не было бы другого выбора!

– Ты не понимаешь, – прошептал я одними губами, отстраняясь. – Не понимаешь.

«Вы одинаковые…».

Я прикрыл глаза и сделал судорожный вдох. Темные, бесконечные коридоры на мгновение вновь стали реальностью. Влажный, непроницаемый мрак опутывал меня с ног до головы, сливаясь с моей кожей, проникая внутрь через ее поры. Просачиваясь внутрь моего сознания, он поглощал меня – клетку за клеткой, миллиметр за миллиметром.

Что в конечном итоге осталось от меня самого? Что вернулось обратно? И вернулось ли вообще?

Мог ли я быть уверен в том, что хотя бы частичка меня внутри сохранилась неоскверненной? Или же я давно стал таким же, как пожиратель лиц? Стал паразитом, использующим тело для того, чтобы выжить? Чтобы вернуться…

– Фостер… – я открыл глаза и посмотрел прямиком в его зрачки. – Пообещай мне кое-что.

– Что ты еще придумал? – он с подозрением рассматривал мое лицо. – Давай наконец закончим начатое и уберемся отсюда ко всем чертям, как и планировали.

– Я не могу вернуться с тобой.

– О чем ты снова бормочешь?

Я положил руку на его плечо и протянул во второй ключи от полицейской машины. Он окатил меня непонимающим взглядом, но забрал протянутый брелок, громко звякнувший металлом.

– Ты должен сделать кое-что, Фостер. И не задавать лишних вопросов. Более того, ты никогда и никому не будешь рассказывать об этом, сохранив все в тайне, чтобы никто и никогда не сумел отыскать место захоронения чудовищ и освободить их. Ты сможешь пообещать мне?

– Я не буду обещать того, чего не понимаю, – он сплюнул на землю и расправил плечи. – Если ты слетел с катушек…

– Послушай меня, Фостер, – грубо перебил я его, затем убрал руку с его плеча и достал последнюю сигарету. – Существует место, откуда является зло. Твари вроде той, что мы сейчас пытаемся обезвредить. Оно похоже на темный, невероятно длинный коридор, из которого нельзя выбраться. Все, что попадает туда, становится носителем этого зла. И все, что выбирается оттуда, неизбежно несет с собой смерть. Я тоже был там, Фостер. Все это время, пока балансировал на грани между двумя мирами. Вот о чем говорила старуха из леса.

Он молча наблюдал за тем, как я затягиваюсь дымом, заходясь в сиплом кашле. Но, кажется, в его глазах больше не сквозило недоумение. Так или иначе, он сумел понять то, о чем я хотел сказать. Возможно, у северных индейцев на самом деле отлично была развита интуиция. Или, может быть, он просто желал поскорее покончить с пожирателем лиц и вернуться на ферму, чтобы постараться утопить кошмарные воспоминания этой ночи в алкоголе.

– И что же тебе нужно от меня, Миллер?

– Просто сохрани в тайне все, что здесь произошло. И не говори Косгроу ничего. Ни обо мне, ни о его девочке. Он испытал достаточно, чтобы заслужить счастливое неведение. Соври ему, если будет необходимо.

– И что конкретно я не должен рассказывать ему о тебе, Миллер? – он смерил меня мрачным взглядом. – Я что-то не очень понял этот момент.

– Сделай то, что должен. Этого будет достаточно, – уклончиво ответил я. – Садись в кабину и заводи мотор, Фостер. Пора закопать поглубже грязные тайны этого города.

Я шагнул к телу Мэри и сделал вид, что обхватываю его под руки для того, чтобы дотащить к скважине и сбросить вниз. Девочка, покорно раскинувшись на снегу, не подавала никаких признаков жизни, но я прекрасно понимал, что внутри, прямо под ее кожей, все еще сидит монстр. Чудовище, которое будет терпеливо выжидать своего часа, чтобы вернуться.

– Уверен, что справишься с ней один?

Колин застыл на лестнице, ведущей к кабине трактора, недоверчиво наблюдая за тем, как я с притворным кряхтением волочу по сугробам неподвижное тело. Я кивнул, не поднимая головы и с облегчением заметил, что он наконец уселся за руль.

Снег, недавно еще переставший, припустил с новой силой. Словно февраль, ненадолго уснув, вдруг встрепенулся и решил напомнить о том, на что он способен.

Когда до скважины оставалось всего десяток дюймов, я повернулся к ней спиной, утаскивая за собой Мэри. Фостер, занятый поднятием ковша, не сразу заметил, что расстояние между мной и котлованом сокращается слишком быстро для того, чтобы я успел остановиться вовремя.

Отступая шаг за шагом, я видел, как снежная пелена заботливо укутывает собой спящие вдалеке сосны. Как радостно мерцают оранжевым светом фары полицейской машины, выхватывая из темноты отдельные пушистые снежинки. Как плюшевые тапочки Мэри оставляют на земле две ровные полосы.

Чувствовал, как медленно очищается город, оставшийся где-то за кромкой елового бора. Знал, что люди, коротающие там новую ночь, сумеют вернуться к прежней жизни и зализать свои раны. Верил в то, что окоченевшее тело девочки, обмякшее в моих ладонях, рано или поздно обретет покой, когда слезы, проливаемые по ней, наконец иссякнут.

Надеялся, что когда все монстры, захватившие Норт Ривер, разом окажутся погребенными в одной могиле, город наконец сумеет дремать в своем царстве холода так же безмятежно, как и прежде.

Я ощущал, как рядом скользнуло что-то незримое, неотступно следуя за мной по пятам. Как мгла над моей головой, стремительно опускаясь все ниже, изрыгает тихий, едва различимый сквозь вой ветра шепот. И омерзительный, знакомый до боли смех.

– Какого черта ты делаешь, Миллер?!

Крик Фостера нарушил девственную тишину, но уже не способен был ничего изменить. Промерзшая насквозь почва, еще секунду назад твердевшая под моими ботинками, неожиданно оборвалась.

Тело ребенка, такое тяжелое и неподатливое, теперь давило на меня сверху всем своим весом, а внизу под спиной простиралась бескрайняя пустота.

Я видел, как в круглом пятне желтого света наверху мирно скапливаются снежинки, а затем срываются вниз, будто силясь меня нагнать. Как черный мрак, зависший высоко в небе, нервно мечется в стороны, словно потеряв меня из виду, а после этого стремительно обрушивается в черное жерло, встревоженно что-то нашептывая и протягивая ко мне свои скользкие отростки.

А затем, закрыв глаза, я прижимаю к себе мертвое тело изо всех сил. И слышу, как детский голосок твердит снова и снова, убеждая меня в том, что ему совсем не больно и уже не страшно.

Но прежде, чем я решаю, что мне следовало бы ему ответить, мгла все же настигает меня, обволакивая своим непроницаемым покрывалом. И тихий смех, раздающийся изнутри моей головы, прерывается пронзительным шепотом десятков голосов:

«Что ты наделал Фрэнк… Глупый Фрэнк…».

«Теперь вы оба останетесь здесь навечно».

«Ты ведь знал, что мы все равно не позволим тебе умереть»…

 

Изображение для обложки создано автором

«Монстр из Норт Ривер» / «Нечто из Норт Ривер»

2019 год