Глава 7

Генри бросил якорь у пустынного флоридского берега. Он обещал Дэнни, что некоторое время их здесь не будут тревожить, предложил наверстать упущенный сон. Дэнни мысль развеселила, после всех недавних событий ей казалось, что она никогда в жизни не сможет спать.

Не успела она высказать свою догадку вслух, как однако почувствовала, что держится из последних сил и так вымоталась, что вот-вот упадет замертво. Девушка на ватных ногах спустилась в спальную каюту под палубой и с удивлением обнаружила, что там не душно – владелец позаботился установить кондиционер.

Ложась, она заметила, что темная широкая полоса вдоль носа «Корсара» состоит из тонированного плексигласа с тремя форточками, которые можно открыть для вентиляции. Она прикинула, не открыть ли их, впустив свежий воздух, и не выключить ли кондиционер, но не успев додумать мысль до конца, провалилась в глубокий сон без сновидений.

Когда она проснулась, заторможенная, с тяжелой головой, но больше всего – голодная, солнце стояло в небе гораздо выше. Дэнни несколько минут приходила в себя, затем осмотрелась в узкой каюте. В мини-холодильнике нашлись несколько бутылок дорогого импортного пива, но ни французских сыров, ни черной икры, ни шоколада не было в помине. Холодильник сиял чистотой – сомнительно, что в нем держали что-либо кроме пива. А значит, владелец «Корсара» не имел привычки катать на яхте барышень.

Дэнни с урчащим от голода желудком исследовала содержимое шкафов. Найди она одни наркотики или бриллианты, лично бы оторвала хозяину яхты руки и ноги – просто из принципа.

Она была близка к отчаянию, как вдруг заметила в самом дальнем углу последнего шкафа пачку соленого печенья. От одного вида крекеров изо рта потекли слюнки. А что если в пачке не крекеры? Если бы там обнаружились драгоценные камни или пластиковые мешочки с кокаином, она бы их все равно съела.

Нет, в коробке лежали старые добрые печеньки, слегка подсоленные и неимоверно сухие – чудо, если вспомнить, что они хранились на лодке. Картинка на обертке предлагала покрошить их в суп или положить на них сыр, никто не ест соленые крекеры в чистом виде. За исключением тех случаев, когда на краденом «Корсаре» нет других припасов. Дэнни убедила себя, что рада находке и ни капельки не жалеет, что вместо соленых крекеров не нашла пшеничные «Ритц» или сырные. Соленые – само объедение. Просто люди не научились ценить вкус съедобного папье-маше.

Дэнни поднялась на палубу. Генри вброд дошел до берега и валялся на пляже, вытянув ноги и скрестив лодыжки, надвинув на глаза вездесущую кепку с эмблемой «Филлис». Он на секунду оторвался от телефона и поманил ее к себе.

– Есть хочешь? – спросила Дэнни, протягивая крекеры.

Генри оторвался от телефона.

– Очень. Да только срок годности… – он постучал по коробке, – закончился еще три года назад.

– Правда? А на вкус ничего. – Она развернула коробку и посмотрела на дату под надписью «срок реализации». Очевидно, Генри не знал, что срок реализации и срок годности не одно и то же. Она хотела было объяснить разницу, но решила отложить это до лучших времен, когда за ними перестанут гоняться убийцы. В любом случае период полураспада соленых крекеров наверняка был длиннее трех лет. Или она просто жестоко проголодалась и была рада, что ни с кем не надо делиться.

– Ты долго проработал с Ласситер? – спросила она.

– Это сказано в моем досье, ты его читала, – ответил Генри, не отрываясь от экрана телефона.

– Читала. Поэтому и не поверила тому, что сказал этот тип в офисе яхт-клуба. Перед тем как я выбила ему зубы, он утверждал, что ты продался.

– Но ты ж не поверила?

– На девяносто девять процентов я была уверена, что он лжет.

– Да уж, вечно этот чертов один процент мешает, – хмыкнул Генри.

Дэнни переступила с ноги на ногу, подумав о том же. При свете дня, оказавшись вне игры, на украденной яхте, с одной лишь пачкой соленых крекеров на завтрак, она невольно засомневалась, правильно ли поступает. Не угробила ли она свою карьеру из-за неумения отличить хороших парней от плохих?

В таком случае, что произойдет, если явятся настоящие хорошие парни и привлекут ее с Генри к ответу? Не придется ли провести остаток жизни в тюрьме строгого режима как самой глупой сотруднице за всю историю РУМО?

– Генри, – сказала она, заставив его в который раз оторвать глаза от телефона, – с тобой это раньше уже случалось?

– Что «это»? Поконкретнее, пожалуйста.

– Когда правительство твоей страны пытается тебя же ликвидировать?

Генри усмехнулся.

– Нет, это – первый случай.

– Но ведь ты прослужил в конторе столько лет. Неужели ты не подозреваешь, в чем дело?

Генри бросил на нее лукавый взгляд.

– Если бы подозревал, то не отправился с тобой в это замечательное путешествие.

– Когда я стану директором управления, мы в корне пересмотрим порядок выхода на пенсию, – пообещала она.

Генри хотел что-то ответить, но вместо этого стал вглядываться в облака на юге и на западе. Дэнни услышала отдаленный гул приближающегося самолета. Гул все нарастал, пока, наконец, из белой облачной ваты не вынырнул двухмоторный гидроплан «Ацтек».

Лицо Генри просияло от радости.

Гидропланами часто пользовались туристические компании побережья Джорджии и Флориды, однако этот логотип – «Бэрон Эйр» – Дэнни видела впервые. Очевидно, владелец компании и был ее единственным пилотом, так многие поступали. В разгар сезона работы хватало всем, а в остальное время года находились заказы на курьерскую доставку, которыми более крупные фирмы пренебрегали из-за малых объемов, сомнительности либо рискованности.

«Ацтек» совершил элегантную, просто идеальную посадку. Самолет подошел к яхте по поверхности воды и остановился прямо рядом с «Корсаром». Дэнни затаила дыхание, надеясь, что наступил новый этап, на котором разрешатся все ее проблемы, и больше не придется делать рискованный выбор. Дверь кабины открылась, пилот с роскошными усами улыбнулся ей. Он был одет в футболку, жилет со множеством карманов, шорты «карго» и ботинки мотоциклиста.

– Туркомпания Бэрона готова принять на борт Брогана и еще одного пассажира, – подмигнув, объявил он.

Дэнни в полной растерянности повернулась к Генри.

– Дэнни, позволь представить тебе Бэрона, – сказал он, – развратника средних лет и лучшего из знакомых мне пилотов.

Генри улыбался от уха до уха, она даже вспомнить не могла, когда видела настолько счастливого человека.

– Бэрон, это – Дэнни.

– Привет, горелый пончик, – радушно поздоровался Бэрон.

Дэнни скорчила гримасу, к щекам прилил жар, на этот раз – от стыда. Если старшие агенты в РУМО придумывали кличку, она обычно прилипала – нравится тебе или нет. Открытое выражение недовольства лишь гарантировало, что ярлык пристанет на всю жизнь.

Когда Бэрон подал руку, чтобы помочь ей сесть в самолет, Дэнни заметила на правом запястье такой же зеленый туз пик, как у Брогана, и немного успокоилась. Эти двое связаны прочными узами, а значит, Бэрону тоже можно верить на девяносто девять процентов, как и Генри.

– Одноразовые, как просил. – Бэрон подал Генри целлофановый мешок с сотовыми телефонами. – Но прежде чем ими пользоваться, может заглянешь в Картахену?

Генри не ответил – похоже, всерьез обдумывал предложение.

– Там хорошо, – добавил Бэрон, обращаясь и к ней тоже. – Анонимность и безопасность гарантированы.

В глазах Генри мелькнула искорка, на мгновение Дэнни показалось, что он согласится. Но когда он заговорил, тон был извиняющимся:

– Бэрон, мы увязли в дерьме. Я уверен, что Джека Уиллиса уже нет в живых.

Бэрон впервые с момента встречи перестал улыбаться.

– Черт! За вами был хвост?

– Нет.

– Значит, будет. Поехали. Пончик, можно взять один из твоих крекеров? – Бэрон кивнул на коробку печенья. – Я обед пропустил. И завтрак тоже.

Дэнни совсем забыла, что держит коробку в руках, и протянула ее пилоту.

– Наберитесь терпения, – бросил через плечо Бэрон, запуская двигатель. – В дороге будет шумно.

Дел Паттерсон был человеком, которого всегда преследовали проблемы.

Его жизненный путь никогда не был гладким. Вечно возникали какие-нибудь срывы, а после них – новые осложнения. С юного возраста Паттерсон научился думать на ходу, переобуваться на лету, не забывать о подстраховке. Благодаря этому свойству он скорее всего и попал в РУМО, где освоил свою нынешнюю специализацию. Комфортнее всего он чувствовал себя вне привычной зоны комфорта.

Недавние события однако заставили напрячься даже его. Он не мог припомнить времени, когда его одновременно не одолевал бы десяток проблем, приближающихся к точке кипения. Одни были личного свойства – он полысел и отрастил живот, кровяное давление – как у человека на двадцать лет его старше и на двадцать пять килограммов тяжелее, тяга к выпивке была сильнее желания побороть алкоголизм. Все это, в свою очередь, было вызвано непрекращающимися неприятностями, прямо или косвенно связанными с жизненными угрозами США, а подчас – всему миру.

Он не мог поделиться грузом забот с кем-либо вне стен конторы. Паттерсон не имел права говорить посторонним, где работает. Он даже семье не мог рассказать, чем зарабатывает на жизнь, из-за чего жена стала бывшей, а сын… ну, он пока еще подросток, а от подростковых проблем есть только одно лекарство – взросление. Хотя и оно не всегда действует.

Видимо, поэтому в голову Паттерсона лезли навязчивые мысли – а не рассказать ли случайным людям, не имеющим секретного допуска, чем он занят? «Я организую точно выверенные похищения и ликвидацию людей в других странах, чтобы свободный мир мог жить в безопасности». Как бы их переклинило! Желание это было особенно сильным прямо сейчас, в кабинете директора школы, где учился его отпрыск.

Его не впервые вызывали сюда сидеть и слушать длинный список тяжких прегрешений и проступков сына. Всем известно, что преподавание в школе – тяжелое, действующее на нервы, неблагодарное занятие, а работа директора школы – и того хуже. Но иногда Паттерсону страшно хотелось прервать нытье директора фразой вроде: «Что вы говорите! Мне очень жаль, что он опять плохо себя вел. Я был страшно занят подготовкой убийства кого надо в другом конце света в интересах нашей национальной безопасности – ну, вы понимаете… предотвращением террористической атаки на территории США – что, видимо, не обратил должного внимания на тревожные сигналы».

Мужик проглотил бы язык.

– Дома он себя тоже так ведет? – спросил директор школы, отрывая Паттерсона от грез наяву.

– Не думаю, – Паттерсон упустил нить разговора. – Не знаю. – Он обернулся к сыну, ссутулившемуся в соседнем кресле в типичной подростковой позе дерзкого безразличия. – Ведешь?

Пацан затряс головой, до Паттерсона вдруг дошло, что его сын сгорает со стыда. Непонятно только, чье поведение вызывало у него стыд – свое или директора.

Реакция ученика лишь раззадорила директора.

– Будь добр, объясни: если дома ты себя так не ведешь, почему ты вел себя столь отвратительно на уроке естествознания?

– Не знаю, – буркнул парень. – Потому что этот урок – унылая фигня?

Паттерсон хотел было вставить пару слов, но тут зазвонил его телефон. Он со вздохом повернулся к директору:

– Извините, я обязан ответить на этот звонок, – сказал он. – Постарайся не натворить дел до моего возвращения, – добавил он, обращаясь к сыну.

Заминка директора ничуть не смутила. Он возобновил нравоучения – видимо, для того, чтобы мальчишка не расслаблялся, пока его отца нет в кабинете.

– Сын мой, тебя несет со скоростью в сто миль прямо на кирпичную стену, – сказал директор. – Притормози! Стоит тебе открыть крышку своего сотового, как у тебя немедленно возникают неприятности.

«Не в бровь, а в глаз», – подумал Паттерсон, прикрывая за собой дверь.

– Алло? – напряженным голосом спросил он.

– Судя по всему, ты не мог стерпеть мою отставку, – послышался знакомый голос.

У Паттерсона что-то дернулось в груди, словно ее навылет пробило пулей.

– Генри! Ты жив! – вырвалось у него. Дел даже не заметил звонка на перемену. Мимо него в коридор, толкая его со всех сторон, хлынула школота. – Слава богу!

– Перестань! – остановил его Генри спокойным ледяным тоном. – Монро убит?

Паттерсон проглотил комок в горле.

– Да.

– Черт! – в бешенстве рыкнул Генри. – А Джек Уиллис?

– Это не я, Генри, – отчаянно запротестовал Паттерсон. – Я не трогал ни того, ни другого. Клянусь!

– Господи, а ведь я тебе верил, Дел.

– Ты и сейчас можешь верить. Я на твоей стороне! Давай я перезвоню по другой линии.

Наступила пауза, показавшаяся Паттерсону последней секундой перед ударом о землю при падении с пятидесятиметровой высоты.

– 604-555-0131. Даю тебе тридцать секунд, – сказал Генри и отключился.

Паттерсон отчаянно завертел головой по сторонам, высматривая в коридоре, у кого бы попросить взаймы телефон. Всего минуту назад коридор кишел детьми, но теперь был пуст. Куда они все, черт возьми, подевались?

Как по заказу из женского туалета выпорхнула щебечущая и хихикающая стайка девчонок.

Паттерсон подскочил к ним, на ходу доставая бумажник.

– Плачу сто долларов, если дадите мне ваш телефон на пять минут.

Девочки переглянулись и дружно уставились на него. Все они были одеты по последней тинейджерской моде – практически, как актеры в театре кабуки, – но держались настороженно. Их, видимо, предупреждали не принимать подарки и деньги от незнакомых мужчин. Однако действие разворачивалось не на улице, им не предлагали сесть в машину, просто просили попользоваться телефоном. Если ни одна не согласится, придется отбирать силой, прикинул Паттерсон. Что тогда директор школы подумает о нем самом?

Наконец, самая рослая из девчонок кивнула. Паттерсон сунул ей деньги, схватил телефон и отскочил в сторону, лихорадочно набирая номер.

– Начни с того, кому пришла в голову мысль послать группу на квартиру агенту Закаревски, – без вступления сказал Генри. – Она-то тут при чем?

– Это тоже не мое решение, – заверил его Паттерсон. – Закаревски состоит в штате генерального инспектора и мне не подчиняется. Вы сейчас вместе?

– Да. У нее не было выбора.

Паттерсон осмотрелся вокруг. Девочки стояли поодаль и шептались. Они слышали каждое слово – можно не сомневаться. У детей слух, как у летучих мышей, и лучше всего они слышат то, что слышать им не положено.

– Я не могу обсуждать это по телефону, – ответил он, не в силах скрыть отчаяние. – Я в чертовой школе с сыном.

– Дел! – резко остановил его Генри. – Что за фигня происходит?

Паттерсон вздохнул.

– У нас тут… проблема, – он понизил голос и прикрыл рукой трубку. – С «Гемини».

На другом конце воцарилась гнетущая тишина.

– Твой старый дружок, – продолжил Паттерсон, выдержав паузу, – сговорился с Джанет Ласситер и ее людьми. Я не могу им помешать.

– А Дормов? Он тоже как-то связан с «Гемини»? Ты же помнишь Дормова? Мужика, которого я завалил прямо в поезде, потому что ты сказал, что он, твою мать, биотеррорист. Он работал на «Гемини»?

Паттерсон прислонился к стеллажу со шкафчиками для личных вещей и закрыл глаза. Что сказать? Что его самого обманула Джанет Ласситер? Что правда, то правда, но Паттерсон мог себе представить, как это прозвучит. Извинить себя тем, что не просек, как стал марионеткой у марионетки Верриса?

«Дела так не делаются, – подумал Паттерсон. – Служба родине не должна быть грязным делом. Считается, что контора – это хорошие парни». Он посмотрел на девчонок в коридоре. Они глуповато улыбались. Ему захотелось сказать, что их ожидает блестящая карьера в реалити-шоу «Настоящие домохозяйки». Им чего доброго еще и понравится!

– Получается, я работал на Клэя Верриса, – сказал Генри.

Паттерсон сделал длинный выдох. Среди прочего он бросил пить, потому что твердо и безвозвратно решил остановить унизительное сползание на дно. Увы, он каким-то образом умудрился достигнуть дна совершенно трезвым.

– Генри, извини меня за неискренность, но сначала выслушай, – сказал Паттерсон, сбиваясь на скороговорку.

– Сколько раз ты так поступал со мной? – требовательно спросил Генри. – Сколько раз ты бодяжил досье и отправлял меня гасить невиновных?

– Ни разу, – без колебаний ответил Паттерсон. – Раньше такого не случалось. Клянусь жизнью сына.

Он мог предсказать, что подумает Генри – его куратор либо лгун, либо дурак.

– Ну, ладно, – немного погодя сказал Генри. – Агент Закаревски в этом не замешана.

– Генри, я смогу исправить положение, но вы должны вернуться. Оба.

Его собеседник скептически хмыкнул.

– Куда?

Он снова повесил трубку.

Паттерсон уставился на розовый телефон. Не просто розовый – самый розовый из всех розовых. Удивительно, как он сразу не заметил.

– Эй, мистер!

Дел обнаружил стоящую сзади девочку, у которой он взял телефон, и ее подругу.

– Чего тебе? – недовольно спросил он.

– Если вы закончили, верните мой телефон.

Не дожидаясь ответа, она выхватила у него аппарат и ушла вместе с подружкой. Паттерсон услышал попискивание набираемой на ходу эсэмэски.

Дел глубоко вздохнул. Он только что закончил самый важный в жизни телефонный разговор, а теперь снова придется выслушивать ворчание директора школы.

– Купи себе автозагар, – крикнул он вслед девчонке.

– Мне по барабану! – огрызнулась та, не отрываясь от телефона.