Глава 14

Мы выехали из Дверника на следующее утро, в притихшем предрассветном сумраке. Солдаты весело пересмеивались промеж себя. Вооруженные до зубов, смотрелись они все просто великолепно: блестели кольчуги, на шлемах покачивались плюмажи, развевались длинные зеленые плащи, с седел свисали разукрашенные щиты. Всадники и сами знали, что выглядят молодцами: они гордо гарцевали по темным улицам, и даже кони кичливо выгибали шеи. Конечно, разжиться в маленькой деревушке тридцатью платками оказалось непросто, и большинство солдат небрежно обмотали шеи и лица плотными и колючими шерстяными зимними шарфами. Так приказал Дракон. Картинность их поз несколько нарушалась тем, что парни то и дело машинально запускали руки под шарф — почесаться украдкой.

Я с детства ездила верхом на дюжих и неторопливых отцовских тяжеловозах, которые разве что оглядывались на меня с легким удивлением, если я вставала вверх ногами на широкой лошадиной спине, а что до рыси или, страшно сказать, галопа — они и слов-то таких не знали. Но принц Марек посадил нас на запасных коней, приведенных его рыцарями в поводу, и эти оказались созданиями совершенно иного толка. Когда я случайно дергала за поводья не так, как надо, моя кобылка взвивалась на дыбы и, пританцовывая, молотила копытами в воздухе, а я испуганно вцеплялась в гриву. Наконец она снова вставала на все четыре ноги, в силу столь же непостижных для меня причин, и бежала себе вперед, очень собою довольная. По крайней мере до тех пор, пока мы не миновали Заточек.

Долинная дорога ни в каком определенном месте не заканчивалась. Наверное, некогда она вела гораздо дальше, до Поросны, а может, и до еще какой-то безымянной, давно проглоченной деревни за нею. Но еще до того, как скрип мельницы у Заточекского моста затих у нас за спиной, обочины понемногу заполонила сорная трава, а спустя милю мы уже толком не видели, где там дорога и есть ли она вообще. Солдаты все еще смеялись и пели, а вот кони, похоже, оказались поумнее нас. Без всякого приказа они постепенно сбавили шаг. Они нервно фыркали, запрокидывали головы, прядали ушами, вздрагивали всей кожей, словно им докучали слепни. Но никаких слепней не было. Впереди поджидала темная стена деревьев.

— Привал, — приказал Дракон, и кони словно поняли его слова и порадовались предлогу, почти тотчас же встали все как один. — Попейте и поешьте, если хотите. А как только мы окажемся под деревьями, в рот брать ничего не вздумайте. — И маг соскочил с коня.

Я тоже сползла с седла — очень-очень осторожно.

— Давай поводья, я о лошадке позабочусь, — предложил один из солдат, белокурый паренек с дружелюбным круглым лицом: портил его разве что в двух местах сломанный нос. Солдат весело и уверенно прищелкнул языком моей кобылке. Все уже вели коней напиться к реке и передавали по кругу краюхи хлеба и фляги с хмельным напитком.

Дракон отозвал меня в сторону.

— Твори защитное заклинание помощнее и облекайся в него, — велел он. — А затем попытайся наложить его и на солдат, если сможешь. Я добавлю к твоему еще одно.

— И оно оградит нас от теней? — с сомнением спросила я. — Даже под сенью Чащи?

— Нет. Но оно их замедлит, — отозвался Дракон. — У самого въезда в Заточек стоит сарай, я там держу запас очистительных снадобий, на случай, если понадобится войти в Чащу. Как только мы выберемся, мы пойдем прямиком туда и примем лекарство. Десять порций, как бы ты ни была уверена, что чиста.

Я оглянулась на толпу молодых солдат: они болтали и смеялись, доедая хлеб.

— А у тебя на всех хватит?

Дракон окинул их холодным, твердым взглядом, точно серпом провел.

— На тех, что выживут, хватит, — заверил он.

Я поежилась:

— Тебе по-прежнему не кажется, что это хорошая идея. Даже после Ежи. — Над Чащей все еще курился тонкий дымок: это горело сердце-древо — то самое, которое мы видели вчера.

— Это чудовищная идея, — подтвердил Дракон. — Но позволить Мареку увести туда тебя и Солью без меня — еще хуже. По крайней мере, я хоть сколько-то представляю, чего ждать. Пойдем, времени у нас мало.

Кася молча помогла мне набрать сосновых иголок для заклинания. Сокол уже возводил вокруг принца Марека свой собственный хитроумный заслон — точно сияющую кирпичную стену, что ряд за рядом росла и росла, а когда поднялась над Марековой головой, то вся целиком вспыхнула и обрушилась внутрь, на него. Искоса поглядывая на Марека, я различала слабое мерцание, словно прилипшее к его коже. На себя Сокол тоже наложил защитное заклинание. А вот на солдат, как я заметила, нет.

Опустившись на колени, я развела костерок для окуривания из сосновых иголок и веточек. Дым понемногу заполнял поляну, горький, дерущий горло. Я подняла глаза на Дракона.

— Налагай сперва свое? — предложила я. Драконовы чары легли мне на плечи — как будто, сидя перед камином, я зачем-то надела на себя теплую тяжелую шубу, колючую и неудобную, и теперь ломала себе голову, на что она вообще мне сдалась. Я тихонько напела свое собственное защитное заклинание, вплетая его в Драконов речитатив и воображая, будто закутываюсь потеплее против зимних морозов: к шубе добавились еще и варежки, и шерстяной шарф, и шапка-ушанка с отвернутыми «ушами»; вязаные штаны снизу натянуты на сапоги, а поверх всего еще и платки наверчены, все аккуратно подоткнуто, нигде ни щелочки, чтобы ледяной воздух не просочился.

— Все замотайтесь в шарфы, — приказала я, не отрывая глаз от своего дымного костерка и позабыв на мгновение, что я разговариваю со взрослыми людьми, с воинами. Как ни странно, все они повиновались. Я руками разгоняла вокруг себя дым, чтобы он впитался в шерсть и хлопок их верхней одежды вместе с защитными чарами.

Последние иголки рассыпались золой. Огонь догорел. Я неуклюже поднялась на ноги, откашливаясь от дыма и протирая слезящиеся глаза. Я проморгалась — и вздрогнула: за мной наблюдал Сокол, хищно и напряженно, прикрывая полой плаща рот и нос. Я быстро отвернулась, пошла попила из реки и смыла копоть с лица и рук. Мне очень не понравилось, как маг сверлил меня взглядом.

Мы с Касей тоже подкрепились краюхой хлеба: бесконечно знакомой и привычной насущной краюхой от дверниковской булочницы, серовато-бурой, с хрустящей корочкой, чуть кисловатой — таково было на вкус каждое утро в родном доме. Солдаты убирали фляги, отряхивали руки от крошек, вновь садились на коней. Над деревьями поднялось солнце.

— Ну что ж, Сокол, — объявил принц Марек, когда все мы уже сидели в седлах. Он стянул с руки латную перчатку. На первом суставе его мизинца блестело колечко, явно женское — тонкий золотой ободок с крохотными синими камешками. — Показывай путь.

— Поднесите к кольцу большой палец, — велел Сокол. Наклонившись с коня, он уколол Мареков палец драгоценной булавкой и чуть сдавил его. Густая капля крови упала на кольцо, пятная золото алым, пока Сокол произносил заклинание поиска.

Синие кристаллы сделались темно-пурпурными. Рука Марека оделась фиолетовым сиянием, и даже когда он снова натянул перчатку, свет не погас. Принц выставил кулак перед собою и подвигал им из стороны в сторону: стоило развернуть руку в направлении Чащи — и сияние нарастало. Марек повел нас вперед. Один за другим наши кони переступили через горку золы и вошли в темный лес.

Весной Чаща выглядела совсем иначе, нежели зимой. Она бодрствовала, она так и пульсировала жизнью. У меня по коже шел холодок: едва меня коснулись первые тени от ветвей, мне померещилось, будто отовсюду за нами наблюдают бессчетные глаза. Конские копыта глухо ступали по земле, приминая мох и подлесок, обходя ежевику, тянущую к нам длинные колючие шипы. Едва различимые птицы — безмолвные, темные — перепархивали от дерева к дереву рядом с нами. Я внезапно осознала, что если бы я пришла одна и весной, я бы до Каси даже не добралась, во всяком случае без боя.

Но сегодня мы явились с отрядом из тридцати солдат, все в доспехах и с оружием. Каждый с длинным тяжелым мечом, с факелом и с мешочком соли, как приказал Дракон. Те, что ехали впереди, прорубались сквозь кустарник, расширяя для нас дорогу. Остальные выжигали ежевику по обе стороны от тропы и присыпали землю солью позади нас, чтобы мы смогли отступить тем же путем.

Смех стих. Мы ехали молча, только уздечки негромко позвякивали, да копыта с глухим стуком ступали по голой земле, да изредка всадники шепотом перекидывались словом-другим. Кони уже и не фыркали. Они глядели на деревья огромными глазищами, обведенными белыми ободками. Нам всем чудилось, будто за нами охотятся.

Кася ехала рядом со мной, низко склоняясь к шее лошади. Мне кое-как удалось до нее дотянуться и взять ее пальцы в свои.

— Что такое? — тихо спросила я.

Кася оторвала взгляд от тропы и указала на дерево вдалеке — на старый почерневший дуб, много лет назад сожженный молнией. С мертвых ветвей свисал мох — точно согбенная старуха раскинула юбки в реверансе.

— Я помню это дерево, — проговорила она. Выронила руку и уставилась прямо вперед меж лошадиных ушей. — И вон тот красный камень мы по пути видели, и серую куманику — вот это все. Как будто я и не уходила. — Кася понизила голос до шепота. — Как будто я вообще не уходила никуда. Я даже не знаю, настоящая ли ты, Нешка. Вдруг ты мне только снишься?

Я беспомощно сжала Касину руку. Я не знала, как ее успокоить.

— Тут рядом что-то есть, — вдруг промолвила она. — Там, впереди.

Капитан услышал ее и оглянулся:

— Что-то опасное?

— Что-то мертвое, — проговорила Кася и, крепче вцепившись в повод, опустила глаза к седлу.

Вокруг светлело; тропа под ногами коней расширилась. Гулко зацокали копыта. Я посмотрела вниз и разглядела под мхом разбитую брусчатку. Я снова подняла взгляд и вздрогнула: из-за деревьев на меня пялилось призрачное серое лицо с громадной пустой глазницей над широким квадратным ртом… разоренный сарай!

— Сходите с тропы, — резко прикрикнул Дракон. — Движемся в объезд: с юга или с севера, не важно. Но через площадь не проезжайте и не задерживайтесь ни на минуту.

— Что это за место? — спросил Марек.

— Поросна, — отозвался Дракон. — Или то, что от нее осталось.

Мы поворотили коней и поскакали на север, продираясь сквозь ежевику и развалины жалких хижин с просевшими балками и обвалившейся кровлей. Вниз я старалась не глядеть. Мох и высокая трава плотно укрывали землю, высокие молодые деревца тянулись к солнцу и, широко раскидывая ветви, дробили солнечный свет на подвижные, мельтешащие блики. Но под мхом до сих нор просматривались очертания тел — тут и там из-под палой листвы высовывалась костлявая рука, белые кончики пальцев торчали из мягкого зеленого ковра и холодно отблескивали под солнцем. Над домами, если поглядеть в сторону бывшей деревенской площади, раскинулся необъятный сверкающий серебряный полог сердце-древа, и словно бы издалека слышался шелестящий шепот листвы.

— А мы не могли бы задержаться и сжечь его? — еле слышно прошептала я Дракону.

— Безусловно, — отозвался он. — Если мы воспользуемся огнь-сердцем и немедленно отступим тем же путем. Это было бы мудро.

Дракон не потрудился понизить голос. Но принц Марек даже не обернулся, хотя несколько солдат покосились на нас. Кони вытягивали шеи и дрожали крупной дрожью. Мы побыстрее проехали это место, оставив мертвецов позади.

Чуть позже мы остановились дать лошадям роздых. Все они здорово устали — не в последнюю очередь от страха. Тропа расширилась, с двух сторон огибая заболоченный участок: здесь бежал весенний ручеек, почти пересохший — теперь, когда его больше не подпитывал талый снег. Тоненькая струйка, журча, разливалась широким прозрачным прудиком на каменном ложе.

— Безопасно ли напоить здесь коней? — спросил принц Марек. Дракон пожал плечами.

— Да пожалуйста, — разрешил он. — Оно немногим хуже, чем ввести их под сень деревьев. Все равно потом их всех придется уничтожить.

Янош уже соскользнул с седла и теперь поглаживал коня по носу, успокаивая беднягу. Он резко вскинул голову:

— Это обученные боевые кони! Они стоят своего веса в серебре.

— А очистительный эликсир стоит их веса в золоте, — отозвался Дракон. — Если тебе твои кони так дороги, не стоило приводить их в Чащу. Но ты не огорчайся раньше времени. Велика вероятность, что вопрос не возникнет вовсе.

Принц Марек сердито зыркнул на него, но ссориться не стал; вместо того он отвел Яноша в сторону и утешающе заговорил с ним.

Кася отошла к краю поляны, туда, где в лес уводили оленьи следы; на заводь она не глядела. Я гадала про себя, не знакомо ли ей это место по ее долгим скитаниям в плену у Чащи. Она пристально всматривалась в темноту леса. Дракон прошел мимо, оглянулся на нее и заговорил. Кася обернулась к нему.

— А ты вообще понимаешь, что он тебе должен? — внезапно спросил Сокол из-за моей спины. Я вздрогнула и обернулась. Моя кобылка жадно пила; не отвечая, я схватилась за поводья и придвинулась ближе к ее теплому боку. Сокол лишь изогнул узкую бровь, черную и изящную. — В королевстве количество магов не безгранично. По закону дар выводит тебя из вассальной зависимости. Ты теперь имеешь право на место при дворе и на покровительство самого короля. Для начала тебя вообще не следовало держать в этой долине, и уж конечно не обращаться с тобой как с рабочей лошадью. — Сокол указал на мой наряд. Я оделась так, как одевалась обычно, идя за грибами: в высокие сапоги, широкие рабочие штаны из мешковины и в свободную коричневую рубаху поверх штанов. Сокол по-прежнему щеголял в белоснежном плаще, хотя злоба Чащи оказалась посильнее заклинания, с помощью которого маг сохранял его безупречно-аккуратным в обычных лесах; по краю уже образовались зацепки.

Сокол неправильно истолковал мой исполненный сомнения взгляд:

— Твой отец фермер, я полагаю?

— Дровосек, — поправила я.

Маг пренебрежительно махнул рукой: какая, мол, разница.

— Тогда ты, наверное, совсем ничего не знаешь о дворе. Когда во мне пробудился дар, король посвятил моего отца в рыцари, а после того как я завершил обучение, сделал его бароном. К тебе король проявит неменьшую щедрость. — Сокол наклонился ко мне; я теснее прижалась к кобылке, та зафыркала — вода так и взбурлила пузырями. — Чего бы ты ни наслушалась в этом застойном болоте, Саркан отнюдь не единственный достойный внимания маг в Польнии. Поверь, тебе вовсе незачем считать, будто ты ему чем-то обязана только потому, что он измыслил… интересный способ тобой пользоваться. Наверняка ты могла бы точно так же настроиться и на многих других магов. — Сокол протянул ко мне руку, шепнул что-то, и в его ладони затрепетал язычок пламени. — Не хочешь ли попробовать?

— С тобой?! — неучтиво выпалила я. Уголки его глаз чуть сощурились. Я, впрочем, ничуть не раскаивалась. — После всего того, что ты сделал с Касей?

Сокол изобразил оскорбленное изумление: точно во второй плащ задрапировался.

— Я оказал услугу и ей, и тебе. Ты думаешь, хоть кто-то поверил бы Саркану на слово, что она исцелилась? Твой покровитель, мягко говоря, чудак: по доброй воле похоронил себя в здешней глуши, ко двору приезжает только по приказу, мрачен как туча, вечно предрекает неизбежные бедствия, которые отчего-то никогда не наступают. Друзей у него при дворе нет, а те немногие, кто поддержал бы его — это те самые занудные горе-предсказатели, которые требовали безотлагательно предать твою подружку смерти. Если бы не вмешался принц Марек, король вместо нас прислал бы палача и вызвал бы Саркана в столицу держать ответ за преступление — за то, что оставил ее в живых так надолго.

Таким палачом как раз и отрядили Сокола, но, по всей видимости, это ничуть не мешало ему утверждать, будто он оказал мне услугу. Я прямо и не знала, как отвечать на подобное бесстыдство; разве что невнятным шипением. Но настаивать Сокол не стал. Просто добавил этак мягко, словно увещевая неразумную упрямицу:

— Ты поразмысли на досуге о том, что я тебе сказал. Я не виню тебя за гнев, но в ослеплении своем не презри доброго совета. — Маг отвесил мне придворный поклон и с достоинством отошел, когда ко мне возвратилась Кася. Солдаты уже садились в седла.

Взгляд ее был спокоен и серьезен; она растирала себе плечи. Дракон вернулся к своему коню. Я оглянулась на него, гадая, что он ей такого наговорил.

— Ты в порядке? — спросила я.

— Он велел мне не опасаться, что во мне осталась порча, — промолвила Кася. На губах ее промелькнула тень улыбки. — Он сказал, если я способна испытывать подобный страх, то порчи, конечно же, нет. — И, еще более неожиданно, Кася добавила: — Он сказал, он сожалеет о том, что я его боялась… ну то есть боялась, что выбор падет на меня. Сказал, что больше никого не станет забирать.

Я, помнится, наорала на него от души, однако я и думать не думала, что Дракон прислушается. Но удивляться времени не было. Янош вскочил на коня, оглядел своих людей и резко спросил:

— Где Михал?

Мы пересчитали головы и лошадей и громко покричали во всех направлениях. Ответа не было — и никаких обломанных веток или потревоженных листьев, чтобы понять, в какую сторону он ушел. А ведь его видели лишь за несколько минут до того: Михал ждал своей очереди, чтобы напоить коня. Если его и сцапали, то совершенно беззвучно.

— Довольно, — сказал Дракон наконец. — Его больше нет.

Янош протестующе оглянулся на принца. Но Марек, помолчав мгновение, наконец объявил:

— Мы едем дальше. Держитесь по двое и не спускайте глаз друг с друга.

Посуровевший, удрученный Янош снова плотно обмотал шарфом нос и рот, кивнул первым двум солдатам, и спустя мгновение они двинулись по тропе. Мы углублялись в Чащу.

Под сенью ветвей было непонятно, который сейчас час и как долго мы ехали. В Чаще царило безмолвие, как ни в одном другом лесу: не гудели насекомые, не трещали веточки под кроличьей лапкой. Даже наши кони шума почти не поднимали: копыта их ступали не по голой земле, а по мху, траве и молодой поросли. Тропинка сходила на нет. Передние всадники вынуждены были постоянно прорубать подлесок, чтобы расчистить для нас дорогу.

Из-за деревьев до нас донесся слабый шум воды. Тропинка внезапно расширилась снова. Мы остановились. Я приподнялась в стременах и из-за плеча солдата, едущего впереди, различила просвет между деревьями. Мы снова оказались на берегу Веретенки.

Мы выехали из леса на рыхлый пологий склон, выше реки примерно на фут. Над водой нависали деревья и кусты, ивы свешивали длинные опушенные листьями ветви в тростники, что густо топорщились у самой кромки, между сплетениями бледных голых древесных корней над влажной почвой. Веретенка разлилась здесь настолько широко, что над ее серединой сквозь спутанный полог крон пробивалось солнце. Лучи играли на самой поверхности воды, не проникая глубже. Мы поняли, что дело уже к вечеру. Мы посидели немного в молчании. Что-то пошло не так: мы не должны были натолкнуться на реку здесь, посреди дороги. Мы ехали на восток; нам полагалось двигаться вдоль ее русла.

Принц Марек развернул кулак к реке; фиолетовый отсвет разгорелся ярче, призывая нас на другую сторону, но течение было стремительным, и мы не знали, насколько здесь глубоко. Янош кинул в воду прутик; поток тотчас же подхватил его и понес, а в следующий миг ветку уже утянуло вниз на глянцевой быстрине.

— Мы поищем брод, — объявил принц Марек.

Мы поворотили коней и двинулись дальше цепочкой вдоль реки. Солдаты прорубались сквозь прибрежную растительность, чтобы лошадям было куда ступать. Взгляд искал и не находил звериных тропок, спускающихся к краю воды. Веретенка бежала себе вперед, вообще не сужаясь. Эта река была совсем иной, нежели в долине, она несла свои воды стремительно и безмолвно под сенью дерев, и недреманное око Чащи надзирало за ней, так же как и за нами. Я знала, что по ту сторону, в Росии, река из леса не вытекала: она терялась где-то в глубине Чащи, уходила вглубь, во мрак какой-нибудь расщелины. Здесь, при взгляде на широкую темную ленту, в это верилось с трудом.

Позади меня один из солдат тяжело вздохнул — этак облегченно, словно сбросил наконец с плеч немыслимый груз. Звук этот прозвучал в безмолвии Чащи словно гром. Я оглянулась. Это был тот самый дружелюбный молодой парнишка с перебитым носом, что водил напоить мою кобылку: шарф сполз с его лица. Сжимая в руке острый, блистающий серебром нож, он наклонился вперед, схватил за волосы переднего всадника и одним движением перерезал ему горло — глубокий разрез от края до края тут же вспух алым.

Всадник умер, не издав и звука. Кровь потоком хлынула на шею коня и на листья. Обезумевший конь встал на дыбы, пронзительно заржал, стряхнул с себя мертвую ношу, оскальзываясь, прянул в подлесок и исчез. Молодой солдат с ножом, по-прежнему улыбаясь, бросился с седла в воду.

Мы словно окаменели: все произошло так неожиданно. Возглавляющий шеренгу принц Марек закричал, соскочил с коня и съехал по склону к самой воде, взрывая каблуками топкую почву. Он попытался дотянуться до утопающего и схватить его за кисть, но тот даже руки не протянул. Он проплыл мимо принца на спине словно бревно, концы шарфа и плаща волочились по воде следом за ним. По мере того как сапоги его заполнялись водой, ноги постепенно уходили в глубину, а затем стало тонуть и все тело. Его круглое лицо, глядящее вверх, на солнце, бледно блеснуло последний раз. Над его головой и над перебитым носом сомкнулась вода; зеленый плащ, раздувшись напоследок, ушел вниз, в глубину. Бедняга исчез.

Принц Марек поднялся на ноги. Вцепившись в ствол тонкого деревца, чтобы не упасть, он постоял на берегу, провожая солдата глазами, пока тот не канул на дно. Тогда принц отвернулся и вскарабкался вверх по склону. Янош уже спрыгнул с седла и перехватил Марековы поводья; теперь он протянул принцу руку, помогая ему подняться. Другой солдат поймал поводья коня, оставшегося без всадника; тот весь дрожал, раздувал ноздри, но с места не трогался. Все снова стихло. Река бежала себе как ни в чем не бывало, ветки застыли недвижно, на воде играл солнечный блик. Убежавшей лошади мы тоже больше не слышали. Как будто ровным счетом ничего не случилось.

Дракон проехал вдоль всего строя и посмотрел сверху вниз на принца Марека.

— Остальные сломаются к ночи, — без обиняков заявил Дракон. — А может, и ты вместе с ними.

Марек вскинул на него глаза. В лице его впервые отразилась откровенная неуверенность: как будто принц увидел что-то недоступное его пониманию. Сокол оглядел строй всадников немигающим, пронзительным взглядом, словно пытаясь рассмотреть что-то невидимое. Марек воззрился на него. Сокол обернулся и чуть кивнул в знак подтверждения.

Принц вскочил в седло и приказал впереди стоящим солдатам:

— Расчистите нам поляну.

Солдаты принялись вырубать подлесок; к ним присоединились остальные, выжигая зелень и посыпая землю солью, пока не расчистили достаточно места, чтобы всем поместиться. Кони нетерпеливо тянули головы и жались друг к другу.

— Так вот, — обратился Марек к солдатам. Все взгляды устремились на него. — Вы все знаете, зачем вы здесь. Все вы отобраны один к одному. Вы родом с севера, вы лучшие из лучших. Вы последовали за мной в чародейскую Росию, вы встали стеной против их конной атаки; вы все покрыты боевыми шрамами. Перед тем как отправиться в путь, я спросил всех и каждого, согласны ли вы поехать в эту обитель мрака вместе со мною. Вы все до единого ответили «да». Что ж, я не буду клясться, что выведу вас отсюда живыми, но даю вам слово, что каждого, кто выйдет из Чащи вместе со мной, я осыплю всеми почестями, даровать которые в моей власти, каждый получит от меня рыцарские шпоры и земельный надел. Здесь мы форсируем реку как сможем и вместе поскачем дальше, возможно навстречу смерти или даже худшей участи, но как мужчины и воины, а не трусливые полевки.

К тому времени солдаты наверняка уже поняли, что Марек и сам не знает, чего ждать; что принц не был готов к тени Чащи. Но я видела: от его слов лица людей прояснились, засияли; все задышали глубже. Никто не запросился назад. Марек снял с седла охотничий рог: длинный, скрученный, из ярко отполированной меди. Принц поднес его к губам и что есть мочи затрубил громогласный боевой сигнал, дерзкий и звонкий, от которого сердце мое встрепенулось, хотя и не должно было. Кони били копытами, прядали ушами. Солдаты обнажили мечи и дружно взревели, вторя голосу рога. Марек поворотил коня и повел нас в едином порыве вниз по склону и в холодную темную воду; все прочие всадники последовали за нами.

Речной поток с силой ударил меня по ногам и, вспенившись, расступился перед широкой грудью моей кобылы. Мы двинулись дальше. Вода дошла мне до колен, потом до бедер. Лошадка высоко запрокинула голову и раздувала ноздри; цепко перебирая ногами по дну, она рвалась вперед — стараясь при этом не оступиться.

Где-то позади меня один из коней споткнулся и упал. Его тотчас же смело и швырнуло о соседнего всадника. Река подхватила и понесла их прочь — и поглотила обоих. Мы не остановились — остановиться было невозможно. Я искала в памяти хоть какое-нибудь заклинание, но ничего не придумывалось; поток оглушал меня своим ревом — а в следующий миг утопающие исчезли.

Принц Марек снова затрубил в рог. Он и его конь уже вскарабкались на противоположный берег; он шпорил скакуна, подгоняя его вперед, к деревьям. Один за другим мы выбирались из воды, мокрые насквозь, и, не задерживаясь, неслись дальше; мы с треском прорывались сквозь кусты, поспешая вослед Марекову пурпурному зареву впереди, торопясь на звук его звонкого рога. Деревья мелькали мимо. По эту сторону реки подлесок был светлее, стволы крупнее и дальше отстояли друг от друга. Мы уже не ехали шеренгой. Я видела, как другие лошади петляют между деревьями где-то рядом; мы скакали, летели, мчались, бежали навстречу неизведанному — а может, от него убегали. Отчаявшись справиться с поводьями, я просто цеплялась за свою лошадь, запустив пальцы в гриву и склонившись к самой ее шее, подальше от хлестких веток. Кася скакала рядом со мной; впереди ярко вспыхивал белизной плащ Сокола.

Кобылка тяжело дышала и вздрагивала. Я понимала: долго она не продержится. Даже крепкие, тренированные боевые кони падут на ходу, если так гнать их после купания в ледяной реке.

— Нен эльшайон, — зашептала я ей в уши, — ней эльшайон, — и дала ей немножечко силы и тепла. Лошадка вытянула точеную голову, благодарно ею встряхнула, а я закрыла глаза и попыталась распространить заклинание на всех, приговаривая: — Нен эльшайине, — и взмахнула рукой в сторону Касиного коня, точно бросая ему трос.

Я почувствовала, как воображаемый трос зацепился; я бросила еще один и еще, кони подтянулись друг к другу и побежали легче. Дракон коротко оглянулся на меня через плечо. Мы неслись вослед песне рога, и тут я наконец рассмотрела среди деревьев какое-то движение. Ходульники, множество ходульников; слаженно двигая всеми своими ногами-палками, они проворно мчались навстречу нам. Один протянул длиннющую лапу и сдернул одного из солдат с седла. И все-таки ходульники уже отставали от нас, как будто не ждали, что мы помчим сломя голову с такой скоростью. Мы вместе прорвались сквозь строй сосен и вылетели на широкую поляну, кони перепрыгнули через кустистые заросли — и прямо перед нами воздвиглось чудовищное сердце-древо.

Его ствол, в обхвате шире лошадиной туши, уходил ввысь, раскинув бессчетные ветви. Ветви были одеты бледной серебристо-зеленой листвой и усыпаны крохотными золотыми плодами: воняло от них ужасно, а из-под коры на нас глядело человеческое лицо, глубоко вросшее и сглаженное до смутного контура; руки скрещивались на груди как в гробу. У подножия дерева разветвлялись два громадных корня, а в ложбинке между ними лежал скелет, почти погребенный под мхом и прелыми листьями. Из глазницы выползал корешок поменьше, сквозь ребра и обрывки проржавевшей кольчуги пробивалась трава. Тело прикрывал полусгнивший щит, на котором едва просматривался королевский герб Росии: черный двуглавый орел.

Немного не доезжая до древа, мы сдержали коней: они храпели и тяжело дышали. Позади вдруг послышался сухой щелчок, как будто со стуком захлопнулась дверца печи. В то же самое мгновение на меня из ниоткуда обрушилось что-то тяжелое — и выбросило меня из седла. Я больно ударилась о землю, оцарапала локоть и отбила все ноги, а из легких словно весь воздух вышибло.

На меня навалилась Кася: это она столкнула меня с лошади. Я извернулась и поглядела из-под нее вверх. Моя кобылка висела в воздухе над нами, без головы: чудовищная тварь вроде богомола держала добычу в двух передних лапах. Богомол сливался с сердце-древом: узкие золотистые глаза были той же формы, что и плоды, а тело серебристо-зеленое, как листья. Прянув вперед, чудище одним укусом отгрызло кобыле голову. Позади нас с седла рухнул второй безголовый солдат; третий бился в лапах еще одного богомола, пронзительно вопя: ему откусили ногу. А из-за деревьев появлялись все новые твари: никак не меньше дюжины.