Прихрамывая, Генри Белт зашел в конференц-зал, взобрался на возвышение, уселся за стол и обвел присутствующих быстрым проницательным взглядом, не сосредоточенным ни на ком в частности – с почти оскорбительным отсутствием какого-либо интереса к сидевшим перед ним восьми молодым людям. Засунув руку в карман, он вынул и положил на стол карандаш и тонкую записную книжку в красной обложке. Восемь молодых людей молча и неподвижно следили за его действиями. Юноши походили один на другого: здоровые, аккуратно одетые, умные, с одинаково бдительными, слегка напряженными лицами. Все они слышали о легендарных похождениях Генри Белта; каждый строил свои собственные предположения и делал собственные выводы, никого в них не посвящая.

Генри Белт выглядел, как человек другой разновидности. У него было широкое плоское лицо, бугрящееся хрящом и мышцами, с кожей, оттенком и шероховатостью напоминавшей корку копченого сала. Череп его покрывала жесткая седая щетина, прищуренные глаза хитро поглядывали по сторонам, а нос выпячивался бесформенным комком. Белт был человек плечистый, но с короткими тощими ногами – в компании восьми молодых людей он казался рогатой бородавчатой жабой посреди щеголеватых глянцевых лягушек.

«Прежде всего, – начал Генри Белт, расплывшись в редкозубой ухмылке, – объяснимся начистоту. Я не хочу вам нравиться. Если я вам понравлюсь, вы будете удивлены и разочарованы. Потому что это будет означать, что я не заставил вас выложиться до конца».

Откинувшись на спинку стула, Белт разглядывал молчаливых кадетов: «Вы слышали обо мне всевозможные истории. Почему меня еще не выгнали в шею? Неисправимого, опасного наглеца Генри Белта? Пьяницу Генри Белта? Последнее, впрочем – клевета; я никогда в жизни не напивался. Почему меня терпят? По одной простой причине: в силу необходимости. Никто другой не хочет взять на себя мои обязанности. Только такой человек, как Генри Белт, может такое вытерпеть: проводить год за годом в космосе и не видеть при этом никого, кроме полудюжины круглолицых желторотых юнцов. Он с ними улетает, он с ними возвращается. Не со всеми – и не все, кто вернулся, стали астронавтами. Но все они переходят на другую сторону улицы, как только замечают Генри Белта. Стоит кому-нибудь упомянуть Генри Белта в разговоре, они бледнеют или краснеют. Никто не улыбается. Кое-кто из них занимает теперь высокие посты. Они могли бы вышвырнуть меня в любой момент. Спросите их, почему они этого не делают. Они скажут: Генри Белт – кошмарный, злобный тиран. Безжалостный, как топор, капризный, как женщина. Но полет под командованием Генри Белта сдувает пену с кружки пива. Он многих сломал и нескольких убил, но выжившие с гордостью заявляют: «Я прошел подготовку под руководством Белта!»

Поговаривают также, что Генри Белту сопутствует удача. Не обращайте внимания на эту болтовню. Любой удаче приходит конец. Вы будете моим тринадцатым классом, а тринадцать – несчастливое число. Я уже летал с семьюдесятью двумя недорослями вроде вас и вернулся – двенадцать раз. Отчасти благодаря самому себе, отчасти благодаря удаче. В среднем полет продолжается два года. Как человек может выдержать двенадцать таких полетов? Это может выдержать только один человек: Генри Белт. Я провел в космосе больше времени, чем любой из ныне живущих людей, и могу поведать вам секрет: этот полет будет моим последним. Я начинаю просыпаться по ночам – мне снятся странные сны. Как только ваш класс пройдет подготовку, я уволюсь. Надеюсь, ребята, что вы не суеверны. Женщина с белыми глазами предсказала мне, что я умру в космосе. Она предсказывала и другие вещи – причем все ее предсказания сбылись. Кто знает? Если я вернусь живым из этого последнего полета, я куплю себе сельский коттедж и буду выращивать розы». Генри Белт устроился на стуле поудобнее, разглядывая слушателей с иронической безмятежностью. Ближайший к нему кадет уловил запах перегара и пригляделся повнимательнее: возможно ли, чтобы Генри Белт даже сегодня был пьян?

Белт продолжал: «Мы успеем хорошо познакомиться. И каждый из вас будет спрашивать себя: на чем основаны мои рекомендации? Объективный, справедливый ли я человек? Способен ли я забыть о личной неприязни? Разумеется, друзьями мы не станем. Что ж, моя система такова: я делаю записи в красной записной книжке. Прежде всего составлю список ваших имен. Как вас зовут, сударь?»

«Кадет Льюис Линч, сэр!»

«Вас?»

«Эдвард Калпеппер, сэр».

«Маркус Верона. сэр».

«Видаль Веске, сэр».

«Марвин Макграф, сэр».

«Барри Острендер, сэр».

«Клайд фон Глюк, сэр».

«Джозеф Саттон, сэр».

Генри Белт записал каждое из имен в красную записную книжку: «Система такова. Как только кто-нибудь из вас делает что-нибудь, что вызывает у меня раздражение, я помечаю минусом страничку с его именем. В конце полета я подсчитываю минусы, добавляя там и сям еще несколько закорючек для острастки – и руководствуюсь этими пометками. По-моему, такой метод предельно ясен и понятен. Что меня раздражает? Тот, кто слишком много болтает, получает минус. Хмурый и молчаливый кадет тоже получает минус. Ленивый халтурщик, уклоняющийся от грязной работы: минус. Слишком усердный, вечно путающийся под ногами кадет: минус. Подхалимство: минус. Дерзость: минус. Привычка напевать или насвистывать: минус. Вялый, скучный, нудный кадет: минус. Как видите, меня раздражает все на свете. Могу заранее дать совет, который позволит не получать слишком много минусов: не сплетничайте. Мне привелось бывать на кораблях, где от злословия проходу не было – если бы сплетни можно было выбрасывать за корму, этим кораблям не понадобились бы двигатели. Я обожаю подслушивать чужие разговоры. Я все слышу. И мне не нравятся сплетни – особенно когда сплетничают обо мне. Я очень чувствительный человек и, как только мне кажется, что меня обидели, сразу открываю красную записную книжку». Генри Белт снова откинулся на спинку стула: «Есть вопросы?»

Никто ничего не сказал.

Генри Белт кивнул: «Предусмотрительно с вашей стороны. Лучше не демонстрировать невежество с первого дня. Предоставлю вам кое-какие сведения. Во-первых, носите такую одежду, какая вам по душе. Я не люблю униформы. Никогда не ношу униформу. Никогда не надевал униформу. Во-вторых, если у вас есть какое-нибудь вероисповедание, держите его при себе. Я не люблю религию. Никогда не любил никакие религии. Отвечаю на вопрос, только что возникший в голове у каждого из вас: нет, я не считаю себя господом богом. Но вы можете считать меня господом богом, если это вас устраивает. А этот блокнот, – Белт приподнял красную записную книжку, – можете считать синкретическим компендиумом заповедей господних. Очень хорошо. Есть вопросы?»

«Вопрос, сэр!» – отозвался Калпеппер.

«Говорите, кадет».

«Есть какие-либо возражения против употребления спиртных напитков на борту корабля, сэр?»

«Брать с собой спиртное кадетам запрещено, разумеется. Должен заметить, однако, что на борту так или иначе должен быть запас питьевой воды, а имеющиеся в наличии органические вещества могут быть подвергнуты переработке. Бутылки, к сожалению, слишком много весят».

«Понятно, сэр».

Генри Белт поднялся на ноги: «Последнее напутствие. Кажется, я забыл упомянуть о том, что у меня на корабле поддерживается строгая дисциплина. Каждый мой приказ подлежит немедленному и неукоснительному исполнению. Если я прикажу играть в чехарду, вы должны тут же выстроиться друг за другом и начать прыгать друг через друга. Если я прикажу встать на голову, передо мной должны появиться шестнадцать вытянутых вверх ног. Возможно, вам покажется, что мои команды бессмысленны или непоследовательны. Кое-кому так казалось. После десятого полета несколько кадетов утверждали, что я предъявлял к ним непомерные требования. Не знаю, где вы могли бы их найти, чтобы выслушать их жалобы: их всех давно выписали из госпиталя. Теперь мы понимаем друг друга. Точнее, вы понимаете меня, потому что нет никакой необходимости в том, чтобы я понимал вас. Это опасная работа, само собой. Не могу гарантировать вам безопасность. Никаких гарантий. Тем более, что нам выделили старый 25-й парусник, которому давно пора на свалку. Вас тут восемь человек. В полет отправятся шестеро. Я извещу вас об окончательном составе экипажа до конца недели. Еще какие-нибудь вопросы?… Нет? Ну и хорошо. До скорого!» Слегка покачиваясь на ходу, Белт спустился с возвышения, и Калпеппер снова уловил запашок перегара. Прихрамывая на тонких кривых ногах – так, будто он испытывал боль на каждом шагу – Генри Белт вышел в коридор.

На несколько секунд в конференц-зале наступило молчание.

Затем фон Глюк тихо произнес: «Боже мой!»

«Он и вправду рехнувшийся тиран! – проворчал Веске. – Никогда не слышал ничего подобного! Мания величия, чистой воды!»

«Тише! – поднял палец Калпеппер. – Он же предупредил: не сплетничайте».

«Еще чего! – буркнул Макграф. – Мы в свободной стране. Что хочу, то и говорю – кому, к чертовой матери, какое дело?»

«Господин Белт не отрицает того, что мы находимся в свободной стране, – заметил Калпеппер. – Именно поэтому он может выставлять оценки по своему усмотрению».

Веске поднялся на ноги: «Удивительно, что его еще никто не прикончил».

«На твоем месте я поостерегся бы, – возразил Калпеппер. – Он не выглядит слабаком».

Неопределенно махнув рукой и задумчиво нахмурившись, Калпеппер встал, после чего подошел к двери и выглянул в длинный коридор, куда только что удалился Генри Белт. Там, прислонившись спиной к стене, стоял Генри Белт собственной персоной.

«Кстати, сэр, – любезно обратился к нему Калпеппер, – я забыл спросить: когда вы хотели бы снова с нами встретиться?»

Генри Белт вернулся в зал и снова взошел на возвышение: «Мы можем снова побеседовать и сейчас, меня это вполне устраивает». Усевшись за стол, он открыл красную записную книжку: «Вы, господин фон Глюк, позволили себе воскликнуть оскорбительным тоном: „Боже мой!“ Один минус. Вы, господин Веске, употребили в мой адрес выражения „рехнувшийся тиран“ и „мания величия“. Три минуса. Господин Макграф, вы высказались в том роде, что в нашей стране, по меньшей мере официально, гарантируется свобода слова. В данный момент мы не будем подробно обсуждать эту гипотезу, но я считаю, что в контексте взаимоотношений с инструктором ваши замечания граничат с нарушением субординации. Один минус. Господин Калпеппер, ваше невозмутимое самодовольство меня раздражает. Предпочел бы, чтобы вы проявляли хотя бы некоторую неуверенность в себе, даже какое-то беспокойство».

«Прошу прощения, сэр».

«Тем не менее, вы воспользовались случаем напомнить коллегам о моем предупреждении, в связи с чем на этот раз я не выставлю вам минус».

«Премного благодарен, сэр».

Откинувшись на спинку стула, Генри Белт уставился в потолок: «Слушайте внимательно – я не намерен повторять одно и то же много раз. Если хотите, можете делать заметки. Тема для обсуждения: «Солнечные паруса, теория и практика». Вы должны быть уже знакомы с этим материалом, но я напомню основные положения, чтобы не возникало недоразумений.

Прежде всего: зачем нужны солнечные паруса, если атомные реактивные корабли быстрее, надежнее, безопаснее, лучше поддаются управлению и позволяют двигаться непосредственно к пункту назначения? Существуют три ответа на этот вопрос. Во-первых, парусный корабль позволяет эффективно перемещать тяжелые грузы в космосе – медленно, но дешево. Во-вторых, дальность полета парусного корабля неограниченна, так как ускорение достигается благодаря давлению света, в связи с чем парусный космический корабль не нуждается в механических двигателях, в реактивном топливе или во внутреннем источнике энергии. Солнечный парус гораздо легче атомного двигателя, и парусный космический корабль позволяет перевозить более многочисленную команду в более просторных помещениях. В-третьих, для будущего астронавта никакая подготовка не может быть полезнее, чем обучение обращению с солнечным парусом. Разумеется, бортовой компьютер рассчитывает угол наклона паруса и прокладывает маршрут; по сути дела, без такого компьютера мы были бы обречены на неминуемую гибель. Тем не менее, управление парусом позволяет кадету практически знакомиться с фундаментальными условиями космоса: светом, гравитацией, массой и безвоздушным пространством.

Применяются парусные космические корабли двух типов: простые и гибридные. Простой парусный корабль использует исключительно энергию солнечного излучения. На борту гибридного корабля устанавливается дополнительный источник энергии. Нам предоставили корабль номер 25, относящийся к первой категории. Он состоит из корпуса, большого параболического отражателя, выполняющего функции радара, антенны системы радиосвязи, а также рефлектора, питающего генератор электроэнергии – и солнечного паруса как такового. Давление излучения, разумеется, очень невелико – на таком расстоянии от Солнца оно составляет порядка 1,7 тысячных Паскаля на квадратный метр. Поэтому солнечный парус должен быть очень большим и очень легким. Используется фторсиликоновая пленка толщиной 2,5 тысячных миллиметра, замутненная литием для придания ей непрозрачности. Насколько мне известно, толщина напыленного слоя лития составляет примерно тысячу двести молекул. Квадратный километр такого паруса весит около полутора тонн. Парус закреплен в обруче из тонкостенных труб, привязанном к корпусу корабля нитями из монокристаллического железа.

Мы стремимся обеспечивать весовой коэффициент, равный 2,3 тонны на квадратный километр, позволяющий ускоряться в диапазоне от одной тысячной до одной сотой доли g, в зависимости от расстояния до Солнца, угла наклона паруса, скорости перемещения корабля по околосолнечной орбите и отражательной способности поверхности паруса. Такое ускорение кажется, на первый взгляд, ничтожным, но расчет показывает, что со временем оно позволяет кораблю приобретать огромную скорость. Постоянное ускорение, составляющее одну сотую ускорения земного притяжения, позволяет наращивать скорость на 1280 километров в час за час и на 28 800 километров в час каждые сутки, то есть на 8 километров в секунду за сутки. Такое ускорение делает межпланетные расстояния вполне преодолимыми – при условии надлежащего управления парусом, само собой.

Я упомянул о достоинствах солнечного паруса. Ни его изготовление, ни управление им не требуют существенных затрат. Парусному космическому кораблю не нужны ни топливо, ни какой-либо механизм реактивного действия. В процессе перемещения в пространстве солнечный парус огромной площади захватывает различные ионы, реактивная струя которых может испускаться вспомогательными плазменными двигателями с питанием от параболического отражателя, что создает дополнительное ускорение.

Недостатки солнечного паруса сходны с недостатками планера или морского парусного судна и заключаются в том, что нам приходится точно и чутко маневрировать, используя стихийные воздействия.

Нет никаких особых ограничений, относящихся к размерам солнечного паруса. На 25-ом корабле используется парус площадью чуть больше 10 квадратных километров. Перед нашим полетом мы установим новый парус – старый износился или «выветрился», как у нас говорят.

На сегодня все».

Генри Белт снова спустился с возвышения и, прихрамывая, направился в коридор. На этот раз после его ухода никто не высказывал никаких замечаний.