В одном кипрском монастыре, называемом «обитель Филоксенова», был старец, родом из Митилены, по имени Исидор, который беспрестанно плакал; и когда прочие иноки просили его, чтобы он хоть немного перестал плакать, тот, не внимая никаким увещаниям, обыкновенно говорил: «Я столь ужасный грешник, какого не бывало от Адама и до этого дня». Однажды пришел туда авва Иулиан с некоторыми из своих учеников и, желая утешить рыдающего старца, между прочим, сказал ему: «Будь уверен, любезный о Христе брат, что, кроме Бога, все грешники». — «Увы мне! — отвечал старец. — Ни летописи мира, ни устные предания не представляют такого греха, какой сделан мной: внемлите, что открою вам, и помолитесь за меня, окаянного. Живя в мире, я имел жену, и оба мы следовали учению Севира ³⁹¹. Однажды, возвратясь домой, я не застал жены моей и, узнав, что она ушла к подруге, чтобы с ней приобщиться Святых и Животворящих Таин в Православной Церкви, побежал туда; увидев, что жена моя только что приняла святую часть, схватил ее за гортань и теснил дотоле, что святыня — о злодеяние! — была извержена. В бешенстве я схватил оную и повергнул в грязь. В это мгновение блеснула молния и восхитила с собой Божественную часть. Через два дня я узрел злобного человека, который, потрепав меня по плечу, сказал: «Мы друзья; навек будем неразлучны». — «А кто ты?» — спросил я. «Я тот, — отвечал он, — который во время страсти Иисуса Христа ударил Его в ланиту». — «Могу ли после этого, — облившись слезами и задыхаясь от рыдания, присовокупил пустынник, — могу ли сколько-нибудь утешиться?»

Боготворящую кровь ужаснися, человеке, зря: огнь бо есть, недостойныя попаляяй ³⁹². Ужасно согрешил последователь Севира, повергнув святыню в грязь, но столь же ужасно согрешают и те, которые приемлют оную, имея сердце, исполненное всякой скверны.