Преподобная Макрина, сестра Василия Великого, родилась в одном из тех знаменитых и просвещенных домов, которые не щадят ни трудов, ни издержек на воспитание и образование своих детей. Добродетельная Емилия, мать ее, отнюдь не хотела уступить другим в образовании ума и сердца своей дочери. Но, что важнее всего, она не была из числа тех матерей, которые извиняются своими недосугами и поручают детей в чужие руки, иногда вовсе не умеющие приняться за этот тонкий и нежный цвет. Эта осторожность родителей была почти общим обыкновением первых и святейших веков Церкви.

Как только младенческий язык Макрины начал образовывать несколько стройные звуки, то первым ее выражением был Тот, Кто дарует нам бытие и жизнь. Емилия неизреченно восхищалась, слушая, как дочь ее слабым голосом и шепелеватым языком произносит сладчайшее имя Иисуса Христа, Которому она сочеталась при Святом Крещении. Почитая себя первой хранительницей этих священных обетов, она обыкновенно брала ее на свои колени и между родительскими ласками рассказывала сообразнейшие с детским возрастом истории из Ветхого Завета и события Евангельские. Таким образом юная Макрина научалась христианскому закону от одной своей родительницы, без пособия наставников.

Благочестивая Емилия сама учила ее грамоте, сама преподавала ей первые уроки нравственности, но, не следуя общему обыкновению, избрала другой путь. Греки почти всегда начинали учить детей с басней и некоторых поэтических сочинений, но Емилия увидела, что в них находится много таких мыслей и изображений, которые оскорбительны для чистого девического слуха, и предпочла избрать для нее учебной книгой песни Давида и премудрость Соломона. Избирая из этих священных сокровищ лучшие стихи, в которых содержатся или молитвы, или славословие Бога, или похвала какой-либо добродетели, она приказывала читать их и по большей части учить наизусть. Одаренная умом отроковица, будучи семи лет, уже знала из Ветхого и Нового Завета все места, как в разное время дня, в разных обстоятельствах жизни благодарить Бога и предаваться святой Его воле. И на вопросы своих родственников отвечала всегда удовлетворительно о своих обязанностях к Богу, к себе самой, к разным лицам и в разных состояниях.

Емилия учила юную Макрину и пению. Но этим нежным голосом не были исполняемы любострастные песни Анакреона и Сафо. Свете тихий святыя славы и этому подобные песнопения приводили ее слушателей в сладкое восхищение. Не только известная страсть, господствующая в песенных сочинениях, но и резкая шутка или слишком острый оборот делали их недостойными ее голоса и слуха. Емилия правильно рассуждала, что первые понятия и слова дитяти должны быть посвящаемы Богу, поскольку Ему Единому принадлежат начатки всех плодов. Благоразумная мать определяла ее жизнь в свете, но предостерегала от суетности света; она хотела, чтобы дочь ее с разумом острым и основательным соединяла просвещенную набожность. Для этого удаляла от нее только то, что не соответствовало этому намерению.

Часто матери водят сами своих детей в театр и в другие увеселительные места, которые отвращают их от трудолюбия, и между тем эти же матери выражают желание приучить их к трудолюбию. Емилия поняла несообразность такового плана в воспитании и не хотела мешать яда в здоровую пищу. Ходить в храм Божий была единственная прогулка Макрины, утренняя и вечерняя. Там слушала она поучения духовных пастырей, которыми четвертый христианский век был столько украшен и прославлен и, чему научилась, обязана была повторять дома пред своею матерью.

Таким образом, не приучая юной Макрины к излишеству светских манер и не вдыхая в нее охоты к пустым удовольствиям, Емилия обучала ее всему, что прилично знать девице, которая должна жить в свете и стать хозяйкой. Женское рукоделие и наблюдение по дому были ее занятием, а чтение Священного Писания или отеческих сочинений служило ей отдохновением. В этих упражнениях Макрине минуло двенадцать лет.

Тогда многие из знаменитых каппадокийских граждан начали искать руки ее для своих сыновей, и благоразумные родители, наконец, избрали одного юношу, превосходившего других не только родом, но и разумом и благонравием, с которым святая Макрина и была обручена. Но судьбы Божии установили иначе. Когда родители с обеих сторон питались надеждой вскоре устроить счастие своих детей, жених ее умер. Святая девица, оплакав его, помыслила, что Бог требует от нее не супружеских добродетелей, и положила в сердце своем не выходить за другого. После этого, сколько родители и сродники ни напоминали ей о браке, она обыкновенно отвечала: «Несправедливо девице, обрученной единому мужу, отдавать свое сердце другому, ибо по закону природы должно быть супружество едино, как едино рождение и смерть едина. Вы говорите, что мой жених умер; но я в надежде воскресения верую, что он жив Богу. Грех и стыд супруге, в отсутствие своего супруга, не сохранить ему верности».

Не думая более о жизни в свете, святая Макрина облегчала домашние заботы своей матери, пособляла воспитывать младших сестер и братьев, сама наставляла их в науках, благоповедении и добронравии. Святой Василий, впоследствии нареченный Великим, возвратившись из своего путешествия, где собирал духовные сокровища, как юный мудрец, обнаруживал некоторую гордость о своем разуме: святая сестра кроткими и боговдохновенными разговорами внушала ему совершенное смиренномудрие. Другого ее брата, Григория, советы рабы Христовой соделали достойнейшим архипастырем Нисской Церкви. Брат Навклир всем мирским удовольствиям предпочел служение престарелым пустынножителям. Младший, Петр, возросший единственно на ее руках, также был святителем, не меньшим в угодниках Божиих. Сама Емилия, по кончине супруга, вняв совету Макрины, оставила все суеты мира и вместе с ней удалилась в девичий монастырь.

Там мать и дочь, уневестившись Христу, приняли на себя иноческий образ и жили вместе со своими рабынями, которые из одной любви захотели последовать за ними и разделить с ними благочестивое уединение. Все у них было общее: одна келья, одна трапеза, одни одежды. Все единодушно работали Господу в молитвах, постничестве, смирении и любви; святая же Макрина была им предшественницей в этих добродетелях. Следующее чудесное происшествие покажет нам, сколько она была целомудренна и приятна Богу. Однажды сделался у нее на груди столь опасный веред ³⁵⁷, что Емилия начала бояться, чтобы болезнь не разлилась по всему телу и не коснулась сердца, и потому убеждала Макрину показать веред врачу и просить помощи. Но святая девица никак не могла согласиться, чтобы обнажить пред мужскими очами свои перси, и лучше хотела страдать, нежели допустить прикосновение к ним рук мужчины. В один из этих болезненных вечеров, просидев по своему обыкновению у ложа матери до тех пор, пока она не заснула, Макрина пошла в молитвенную храмину и, заключившись там, пребыла всю ночь на молитве. Преклоняя долу колена и лицо и окропляя слезами землю, она от Единого Бога просила исцеления. Потом взяв персть ³⁵⁸, окропленную ее слезами, приложила к болящему месту — и в ту же минуту почувствовала облегчение, а наутро болезнь ее прошла совершенно. Емилия, при первом пробуждении, опять напомнила ей о необходимости отдаться в руки врача, но святая Макрина, не желая себе и той славы, что Господь столь чудесно посетил ее в болезни, ласкаясь к матери, отвечала: «О любезная родительница! Довольно будет для моего исцеления одной твоей руки: прикоснись только к болящему месту и положи на нем крестное знамение». Нежная мать исполнила ее просьбу и тогда же, к удивлению своему, узнала, что Небесный Врач душ и телес уже исцелил ее.