Шарлотта Перселл схватила в охапку пакеты с покупками и направилась домой. Она думала о том, на сколько дней хватит купленной еды. Времена были тяжелые, все затягивали пояса.

На дворе стоял февраль 1934 года, и в газетах было полно плохих новостей: страна пережила самую ужасную засуху в истории. Для Шарлотты и Альфонса, которым приходилось кормить уже троих детей, ситуация сложилась непростая. Шарлотта остановилась по дороге домой, чтобы отдохнуть, с опаской потирая левую руку. Она начала беспокоить ее еще в прошлом году, а теперь ноющая боль не прекращалась.

«Местные врачи рекомендовали ей прикладывать горячие полотенца», – вспоминал ее муж Альфред. От горячих полотенец, однако, толку не было никакого.

Шарлотта сосредоточилась на кончиках пальцев, которыми аккуратно ощупывала больную руку. Да, подумала она, рука определенно стала больше. Шарлотта внимательно присмотрелась к припухлости на локтевом сгибе. Это была всего лишь небольшая шишка, но Шарлотте казалось, что она росла. Она подумала, что позже покажет ее мужу, чтобы узнать его мнение.

Внезапно Шарлотта вскрикнула от боли. Пакет в ее левой руке рухнул на землю, и на тротуар посыпались продукты. Она ощутила «резкую, словно удар ножом, боль, которая пронзила ее локоть». Она прикусила губы, потирая больное место, и наклонилась, чтобы подобрать продукты. Подобное теперь случалось все чаще: она то и дело роняла вещи из рук. Это ее совсем не устраивало. Детям исполнилось четыре, три и полтора года. Матери нужно было поскорей прийти в норму.

Возможно, молитвы ей помогут. В то воскресенье она проскользнула на свою скамью в церкви Святого Колумбы и, с типичной набожностью, склонила голову в молитве. Впереди возникла небольшая суматоха, Шарлотта подняла голову и увидела мучающуюся Кэтрин: у ее подруги были проблемы с ногой, из-за чего она не могла преклонить колени в церкви. Кэтрин с трудом могла согнуть ноги, чтобы усесться на деревянную скамью. Том обхватил ее руками, пытаясь помочь: казалось, он был обеспокоен состоянием своей жены.

На самом деле Том был «без ума от волнения». Кэтрин по-прежнему могла сгибать ногу в колене, хотя и с трудом, и ходить, но порой ей не удавалось и этого. Она все продолжала уверять, что ей не нужна дополнительная медицинская помощь, однако Том решил, что пора что-то предпринять. В конце концов, Кэтрин была полноценной владелицей их дома. Они всегда могли его заложить: так у них появилось бы немного наличных на оплату медицинских счетов.

Том помог своей жене медленно подняться. Она запыхалась от натуги, пытаясь выпрямить ноги. Да, это продолжалось уже слишком долго. Если врачи в Оттаве не могут помочь, Том непременно найдет того, кто сможет.

Он отправился в Чикаго, ближайший крупный город. Он расположен в 85 милях от Оттавы, однако Том преодолел 80 миль в одном и другом направлении – и привез с собой врача, Чарльза Лоффлера. У этого «уважаемого врача», специализирующегося по крови, был добрый вид и торчащие уши. Впервые он увидел Кэтрин у нее на работе в офисе 10 марта 1934 года. Несмотря на свой обширный опыт, врач был поначалу озадачен ее симптомами, однако не сомневался, что сможет поставить ей диагноз. Он взял у нее пробу крови и, после проведенного в Чикаго анализа, обнаружил «следы отравления в ее крови».

В следующую субботу он вернулся в Оттаву и увидел, что за прошедшую неделю состояние Кэтрин значительно ухудшилось. Ей стало настолько плохо, что пришлось уйти с работы – как раз когда по медицинским счетам накопилась значительная сумма: Лоффлер в конечном счете получил целых 605 долларов (10 701 долларов). Но он сделал все, что было в его силах, чтобы справиться с анемией и усиливающейся болью, продолжив при этом выискивать причину ее болезни.

Уплотнение в локте Шарлотты Перселл тем временем раздулось до размера мяча для гольфа. Она испытывала «ужасные боли» по всей руке; ночью они обострялись – она лежала с открытыми глазами, напуганная и ничего не понимающая. Вместе с Альфредом они тоже съездили в Чикаго, как и их сосед Том Донохью, однако «пятнадцать чикагских специалистов были озадачены ее случаем».

Кэтрин рассказала своей подруге про доктора Лоффлера, так что, когда он в очередной раз приехал в Оттаву, Шарлотта тоже к нему обратилась – а также уговорила показаться ему и многих своих бывших коллег.

«Она собрала их всех вместе, – сообщил кто-то из ее родных. – Она была настойчивой по этому поводу».

Эти девушки подружились на работе, и те, кто остался в живых, не позабыли друг о друге. В итоге Лоффлер несколько раз принимал этих женщин в местном отеле.

Пришла к нему и Хелен Манч, которая была уже не замужем – муж, по ее собственным словам, развелся с ней из-за ее болезни. Она сообщила, что ее левая нога кажется ей «полой… словно внутри нее воздух». Она «всегда стремилась быть в движении» и с прискорбием сказала: «Теперь мне приходится быть тихой, спокойной. Мне никогда не хотелось быть тихой».

Олив Вест Витт, темноволосая женщина, была сильно расстроена. «Я скажу вам, как я себя чувствую, – заявила она. – Мне всего 36, однако я ощущаю себя 75-летней старухой». Инез Валлат тоже приковыляла в отель: с прошлого февраля ее лицо с одной стороны постоянно сочилось гноем, а движения были настолько скованными, что порой «она не могла сдвинуться ни вперед, ни назад». Мэри Росситер сказала врачу, что раньше «она любила танцевать, однако теперь лодыжки и кости в ногах мне этого не позволяют». Шарлотта убедила прийти и сестер Глачински, Фрэнсис и Маргариту.

«Шарлотта никогда себя не жалела, – сказал один ее родственник. – Ей всегда было важнее позаботиться о других».

Хотя Лоффлер и ездил в Оттаву каждые выходные в марте и апреле 1934 года, он по-прежнему не мог поставить диагноз. Настало десятое апреля, и Шарлотта больше не могла ждать. Растущее образование у нее в руке доставляло ей невыносимые мучения. «В итоге мы отвезли ее в Чикаго к доктору Маршаллу Дэвисону», – вспоминал ее муж Альфред. Именно здесь, в окружной больнице Кука, доктор Дэвисон поставил Шарлотту перед выбором. Чтобы она продолжала жить, сказал он ей, есть только одно решение. Он собирался ампутировать ей руку.

В двадцать восемь лет у Шарлотты было трое детей младше пяти лет. Какой у нее был выбор? Она выбрала жизнь.

Ей отрезали руку по плечо. «Не было никаких шансов, – позже говорил один из ее родных, – что ей приделают протез или крюк – ему попросту не за что было там держаться». Она лишилась руки. Руки, которая всегда была с ней, которой она чесала себя за нос, носила пакеты с продуктами, держала циферблаты часов.

Врачи были озадачены ее рукой. Она выглядела настолько странной с медицинской точки зрения, что после операции они поместили ее в формальдегид.

Что касается семьи Перселл, то для них это было своеобразным облегчением. «Доктор говорит, нам повезло, что она по-прежнему с нами», – тихо сказал Альфред Перселл.

Но его жена стала «беспомощной». Перед операцией она в последний раз сняла со своей левой руки обручальное кольцо. Теперь она стала носить его на правой руке и просила Альберта плотно закалывать булавкой ей левый рукав, чтобы не было видно культи. «Мой муж, – позже говорила она, – стал моими руками».

Шарлотте и Альфреду оставалось только надеяться, что столь большой жертвы будет достаточно. Тем не менее как минимум с одним эта операция уже не помогла. «Она по-прежнему чувствует, – заметил Альберт, – ужасную боль в руке, которую они отрезали». Эта призрачная девушка страдала от фантомных болей в руке, которой уже не было на месте.

«Есть вероятность, – добавил Альберт, – рецидива на правой стороне. Мы пока ничего точно не знаем».

Это могло показать лишь время.