Тридцатисемилетний судья Уильям Кларк был глубокоуважаемым человеком. Он родился с серебряной ложкой во рту – его дедушка был сенатором; его родовое имение называлось Пичкрофт. У него были темно-рыжие волосы, серые глаза и крупный нос. Он руководил Берри, когда тот проходил стажировку, – в свое время Кларк был партнером в юридической фирме Lindabury, Depue & Faulks.

«В офис к судье Джону Кларку, – гласит ежедневник Берри за 23 мая 1928, – чтобы обсудить с ним дела об отравлениях радием». Бывший начальник хотел сделать ему предложение.

«Рассматриваете ли вы возможность, – принялся расспрашивать Кларк, – досудебного урегулирования иска?»

Берри был не единственной стороной, с которой судья вел переговоры. Двадцать девятого мая Кларк встретился с президентом Ли и командой адвокатов USRC – Берри на эту встречу никто не пригласил. Когда один журналист поинтересовался у Берри, тот ответил: «Мне ничего не известно о подобной договоренности. Я даже не рассматриваю досудебное урегулирование иска».

Хотя он и поклялся репортерам, что «больше чем когда бы то ни было полон решимости сражаться [за это дело] до самого конца», в действительности у него появились сомнения. Не то чтобы он сомневался в возможности победы. Вопрос состоял в том, будет ли вынесен вердикт своевременно, чтобы принести какую-то пользу девушкам. Каждый раз, когда Берри их видел, они казались ему все более слабыми. Хамфрис уже сообщил ему, что они «были не способны как физически, так и психологически» присутствовать на предстоящих слушаниях. Даже Грейс Фрайер, которая всегда была активней своих подруг, казалась спокойной и более сдержанной. «Я практически ничего не осмеливаюсь делать своими руками, – призналась она, – из страха поцарапаться. Последняя царапина так и не зажила из-за радия». Девушки стали превращаться в некое подобие фарфоровых кукол, завернутых в вату медицинского ухода. Берри стремился добиться правосудия ради них, однако больше всего ему хотелось, чтобы они провели свои последние дни с комфортом. Возможно, подумал он, ему следует поразмыслить над предложением Кларка, если, конечно, условия окажутся справедливыми.

Берри прибавилось пищи для размышлений, когда день-другой спустя Кэтрин Шааб рухнула без сознания в церкви. «Боль пронзает все мое тело, словно огненные стрелы, – со слезами говорила Кэтрин. – Я так больше не могу. Лучше бы мне не дожить до следующего месяца».

Казалось, Берри принял решение: бесчеловечно не попытаться уладить все прямо сейчас, если предложение окажется приемлемым. На любое дело могут уйти годы судебных разбирательств, а эти женщины, как Берри прекрасно знал из документов в своей папке, запросто могли не дожить и до сентября.

Тридцатого мая, как сообщалось, судья Кларк выступил в роли неофициального посредника. Его поступок спровоцировал пересуды среди других представителей юридической профессии, так как судья вмешивался в дело, которое было не в его юрисдикции. Кларка, однако, по его собственным словам, подобная критика возмущала. «Разве то, что я федеральный судья, – задал он риторический вопрос, – означает, что у меня не может быть сердца?» Он действовал, как он утверждал, исключительно из человеколюбия.

На следующий день в USRC состоялось заседание совета директоров с целью обсуждения возможных условий урегулирования дела. Вице-президент Баркер теперь заявил, что «директора хотят поступить по справедливости». Он, однако, добавил: «Мы в полной мере отрицаем какую-либо ответственность».

У компании были все основания желать урегулировать иск. Благодаря, как они ее называли, «грамотно спланированной пропагандистской кампании» (в которой, как они говорили – без тени иронии, – «человеческая сторона жизни обреченных на смерть женщин обыгрывалась в привлекательной форме»), массовая поддержка этих женщин выходила за всяческие рамки. Если бы USRC удалось урегулировать дело во внесудебном порядке, то они не только могли бы утихомирить эту шумиху и избавить компанию от дурной славы – они могли бы сами выбирать, когда сражаться в суде. Новые иски от других красильщиц циферблатов были неизбежны, и фирма, без сомнения, предвидела, что могла бы облегчить свою участь через несколько лет, если газеты перестанут трезвонить про Грейс Фрайер и ее подруг. Мирное урегулирование полностью устраивало USRC.

Так как компания была заинтересована в скорейшем разрешении ситуации, встреча Берри с адвокатами фирмы состоялась уже на следующий день, в пятницу первого июня, в четыре пополудни в кабинете судьи Кларка. Два часа спустя Кларк сделал краткое заявление возбужденной прессе, ожидавшей его снаружи. Торопясь на свой вечерний поезд, он только и ответил репортерам: «Ничего определенно пока сказать нельзя, однако я уверен, что вопрос будет улажен на совещании [в] понедельник».

Казалось, все довольны – все, кроме самих девушек. Они не испытывали восторга. «Жертвы радия отказываются от предложенных денег: суд будет продолжен; переговоры окончены!» – гремел один заголовок. Фирма предложила каждой из них по 10 000 долларов (138 606 долларов), однако из этой суммы нужно было вычесть медицинские долги девушек и судебные издержки, после чего оставались жалкие гроши.

«Я не собираюсь довольствоваться их жалкими подачками, – решительно заявила Грейс. – Я не стану прогибаться под них после всего, через что мне пришлось пройти». Кинта Макдональд попросту сказала: «У меня двое маленьких детей. Я должна позаботиться о том, чтобы они были обеспечены, когда меня не станет».

Нет, сказали женщины, мы не согласны. Грейс, как всегда, возглавляла их борьбу: она говорила, что «категорически откажется от предложения компании». Посовещавшись с девушками, Берри выдвинул USRC альтернативные условия: по 15 000 долларов (208 000 долларов) единовременно каждой женщине, пожизненное пособие в размере 600 долларов (8316 долларов) в год, оплата прошлых и будущих медицинских расходов, а также возмещение компанией всех судебных издержек. Компания должна была обдумать это предложение на выходных.

Понедельник, четвертое июня, стал весьма неспокойным днем. В десять утра переговоры продолжились, в то время как пресса со всего мира дежурила снаружи. Когда 45 минут спустя адвокаты покинули офис Кларка, им пришлось воспользоваться черным ходом, чтобы избежать разговоров со СМИ.

Они уходили, чтобы оформить официальные бумаги. В тот день Берри вызвал к себе в кабинет всех пять отважных женщин. По такому случаю они приоделись: на всех были шляпки «клош», Грейс накинула на плечи лисий мех. Даже Альбина пришла на эту судьбоносную встречу; последний месяц она почти не вставала с кровати. Но лучше любой одежды, ослепительней любых драгоценностей их лица в тот день украшали улыбки. Потому что они смогли. Вопреки всему, после необычайно тяжелой битвы – в которой они сражались, несмотря на свое невообразимо плачевное состояние здоровья, – они тем не менее призвали компанию к ответу.

Они провели с Берри три часа и подписали соглашение. Компания урезала единовременную выплату в окончательном договоре до 10 000 долларов – однако согласилась на все остальные условия. Это было весьма выдающееся достижение.

Под ослепляющими вспышками фотоаппаратов девушки позировали, чтобы навсегда запечатлеть этот исторический момент. Кинта, Эдна, Альбина, Кэтрин и Грейс. Они все стояли в ряд: настоящая «команда мечты». «Клуб женщин с улыбками» – причем сегодня эти улыбки были не грустными, а лучезарными, со вставными зубами и всем прочим, преисполненными чистым восторгом и изрядным количеством заслуженной гордости.

Официально о соглашении объявил сам судья Кларк в семь вечера. К этому времени собралась толпа из трех сотен людей: «все коридоры и проходы к лифтам были забиты». Кларк пробрался сквозь толпу, выбрав себе место, откуда его было хорошо видно, чтобы сообщить новости. Он прочистил горло и попросил тишины, которая и воцарилась под приглушенное шиканье – ее нарушали лишь срабатывающие фотовспышки и шуршание ручек в блокнотах. Добившись полного внимания прессы, судья объявил условия соглашения. «Вы можете отметить, если пожелаете, – вкрадчиво добавил он, – что судья постарался на славу». В соглашении подчеркивалось, что компания не признает своей вины. Маркли специально добавил: «[Фирма] не допустила халатности, и обвинения истцов, будь они даже обоснованными, несостоятельны из-за истекшего срока исковой давности. Мы придерживаемся мнения, что официальная позиция компании не подлежит пересмотру».

Сама корпорация объявила, что пошла на сделку исключительно из «гуманных» соображений. Заявление заканчивалось следующими словами: «[USRC] надеется, что лечение, которое будет предоставлено этим женщинам, принесет им исцеление».

В этом соглашении было еще одно важное условие. Компания настояла на том, чтобы организовать комиссию из трех врачей, которая бы регулярно обследовала девушек: одного врача назначат сами девушки, одного – компания, а еще одного они выберут по взаимному согласию. «Если любые два [врача] из этой комиссии придут к заключению, что девушки больше не страдают от отравления радием, – отметил Берри, – то выплаты прекратятся».

Планы руководства компании были очевидны; они даже не пытались скрыть их от Берри. «Я полностью убежден, – писал Берри, – что корпорация намерена по возможности разработать такую ситуацию, которая позволит им прекратить выплаты».

Ему было крайне не по себе от всего этого, особенно когда – хотя он и считал своего бывшего начальника «весьма благородным человеком» – появились слухи, что Кларк «вел дружбу с некоторыми из директоров [USRC]». Более того, у него, «возможно, были скрытые деловые взаимоотношения с кем-то из директоров компании, обладавшим контрольным пакетом акций, который был его приятелем со школы», а еще Берри выяснил, что Кларк «является либо был вплоть до недавнего времени акционером компании USRC».

«Эта ситуация, – с тревогой признался Берри, – вызывает у меня большие опасения». В зале суда округа Эссекс в Ньюарке замысловатые фрески на стенах посвящены четырем силам: Мудрости, Знанию, Милосердию и… Власти. В данном случае, размышлял Берри, последняя со своей жестокостью подходила как нельзя кстати.

Кларк собственноручно написал этим женщинам: «Я хочу выразить вам свою глубочайшую личную симпатию, а также свою искреннюю надежду на то, что будет найден какой-то способ помочь вам с вашей болезнью». В конце концов, именно для женщин это соглашение имело первостепенную важность. Они одержали верх; они никогда не думали, что доживут до этого дня.

«Я рада полученным деньгам, – с улыбкой прокомментировала Альбина, – потому что теперь моему мужу не придется так надрываться на работе». Ее сестра Кинта добавила: «Это соглашение столько значило не только для меня, но и для моих двух маленьких детей, а также для моего мужа». Она продолжила: «Мне хочется отдохнуть после всех этих испытаний, через которые мне пришлось пройти. Я бы хотела уехать вместе с семьей на какой-нибудь морской курорт». Хотя Кинта и объявила, что «недовольна условиями», она заключила: «Я рада освободиться от переживаний, связанных с судом, а также мне приятна мысль сразу же получить деньги».

«Думаю, мистер Берри, мой адвокат, проделал потрясающую работу, – с энтузиазмом и благодарностью сказала Эдна. – Я рада нашему соглашению; мы могли бы прождать гораздо дольше. Мы сможем позволить себе многое из того, что хотим, пока у нас будет возможность этим наслаждаться».

Кэтрин попросту сказала: «Бог услышал мои молитвы».

Лишь Грейс отреагировала более сдержанно. Она сказала, что была «вполне довольна»: «Мне бы хотелось получить больше, однако я рада и этому. Эти деньги во многом мне помогут; они хотя бы частично избавят меня от переживаний». Еще она добавила, говоря о том, что они осмелились подать иск, а также о том, чего они добились с такой широкой оглаской: «Я забочусь не о себе. Я в большей степени думаю о сотнях девушек, для которых это может послужить примером».

«Понимаете, мы оказались втянуты в это – и нас таких невообразимо много…»