Девушки пришли в отчаяние. Даже Грейс Фрайер, все время остававшаяся невероятно сильной, не могла этого вынести. Она «лежала на диване в гостиной и предавалась сдержанным слезам».

Мать пыталась ее успокоить, ласково касаясь ее заключенной в металл спины, стараясь не оставить синяк на тонкой коже дочери. «Грейс, – сказала она, – это первый раз, когда ты не смогла улыбнуться».

Девушки просто не могли поверить тому, что произошло. Маркли сказал, что «вряд ли имеет смысл начинать представлять защиту, когда осталась лишь половина дня в суде», и рассмотрение дела перенесли на дату, когда в судебном календаре будет достаточно свободного времени – компания намеревалась представить примерно 30 свидетелей-экспертов.

На той неделе в Orange Daily Courier по частям печатали повесть «Одинокая девушка» – что ж, все пять красильщиц циферблатов определенно чувствовали себя такими.

Но они не были одиноки: с ними оставался Раймонд Берри. Он немедленно воспротивился такому решению и, что самое важное, нашел двух адвокатов – Франка Браднера и Херви Мура, чьи дела стояли в очереди на конец мая, и они решили пожертвовать своим временем в суде, чтобы вместо этого прошли слушания по делу девушек. Бэйкс сразу же дал согласие на новую дату, и Берри поделился с подзащитными хорошими новостями.

Корпорация United States Radium, однако, не обрадовалась вмешательству Берри. Они сказали, что для них будет «невозможно» выступить в суде в мае: их эксперты «уезжали на несколько месяцев за рубеж и могли вернуться лишь к началу осени». Берри был в ярости. «Уверен, вы должны согласиться, – написал он Маркли, – что есть некая жестокая ирония в ситуации, допускающей, чтобы жертвы отравления зачахли и умерли, потому что нескольким ученым захотелось поразвлечься в Европе».

Несмотря на непреклонность компании, Берри, выражаясь его собственными словами, «далеко не закончил с этим сражением». Понимая весь цинизм затягивающей процесс компании USRC – возможно, они попросту хотели, чтобы девушки умерли прежде, чем вердикт будет оглашен, – Берри решил использовать в качестве козыря угасающее здоровье своих клиентов и попросил четырех врачей подписаться под данным под присягой заявлением: «Состояние этих девушек становится все хуже. Вполне вероятно, что все или некоторые из этих пяти девушек могут быть мертвы к сентябрю 1928 года».

Сами девушки с ужасом читали эти строки. Хамфрис сообщил, что они «находились в постоянном психологическом напряжении». Тем не менее Берри понимал, что именно такого рода ход может принести нужный результат, – и оказался прав. Потому что, столкнувшись с подобной несправедливостью, СМИ взбунтовались. Союзник Берри Уолтер Липпман оказался на высоте, написав в World: «Мы с уверенностью заявляем, что это одна из самых вопиющих насмешек над правосудием, с какими мы когда-либо сталкивались». Его влиятельная передовая статья немедленно нашла поддержку по всей стране.

Один мужчина написал в газету News: «Откройте суды, отмените отсрочку, дайте этим пяти женщинам возможность отстоять свои права!» Тем временем Норман Томас, политик-социалист, частенько называемый «совестью Америки», объявил, что это дело стало «ярким примером подхода невыразимо эгоистичной капиталистической системы, которой наплевать на жизни рабочих и есть дело лишь до сохранения своих доходов».

«Повсюду люди спрашивали, почему этим пяти женщинам, которым осталось жить лишь год, отказывают в правосудии», – сказала Кэтри Шааб, едва этому веря. «Дело, которое когда-то было безнадежным и незаметным, теперь предстало перед общественностью». Общественность тоже не унималась. «Со всех уголков света сыпались письма», – вспоминала Кэтрин.

Хотя большинство писем были доброжелательными, некоторые выражали осуждение. «Радий не способен вызвать приписываемые ему эффекты, – едко написал директор одной радиевой компании Кинте. – Жаль, что ваши адвокаты и врачи настолько несведущи». Шарлатаны настойчиво засыпали девушек своими предложениями. «За 1000 долларов [почти 14 000 долларов] я могу вылечить вас всех», – заявила женщина, предлагавшая лечение «специализированными ваннами». «Если у меня ничего не выйдет, то я возьму лишь 200 долларов [2775 долларов], которые хочу получить авансом. Это вопрос жизни и смерти… Вам лучше поспешить, потому что, когда яд доберется до вашего сердца – прощайте, девчушки».

Во многих письмах содержались различные советы по поводу лечения, начиная от кипяченого молока с порохом и заканчивая магическими заклинаниями и соком ревеня. Среди прочего девушкам предлагали лечиться электроодеялом, производители которого разглядели уникальную возможность для рекламы. «Мы хотим их излечить не ради денег, – протестовала фирма. – За рекламу, которую это принесет нашему методу, будет щедро заплачено».

Девушки стали знаменитостями. Настоящими знаменитостями. Берри, мастер по использованию любых возможностей, тут же ухватился за это. Он предложил девушкам встретиться с прессой, и они с радостью согласились. Таким образом, пока тянулся май и чуть ли не каждый день в прессе появлялся очередной призыв к правосудию, Берри позаботился о том, чтобы девушки были в центре внимания. Близкие подруги Кинта и Грейс приняли участие в совместной фотосессии и дали интервью. На Грейс была надета симпатичная блузка с рисунками вишен – при этом повязка на подбородке теперь стала ее постоянным атрибутом, а Кинта надела тусклое платье с большим бантом на вороте. И девушки, каждая из них, заговорили. Они поделились подробностями своей жизни: Кинта рассказала, как ее носят на приемы к врачу; Альбина поведала о своих потерянных детях; Эдна – о том, что не может раздвинуть свои теперь постоянно скрещенные ноги. Их яркие личности засияли сквозь страдания – и люди их полюбили. «Не пишите в газетах про то, как мы чудесно держимся, – сказала Кинта с лукавой улыбкой. – Я не мученица и не святая». Грейс заметила, что она «по-прежнему живет и надеется». «Я смотрю в лицо своей судьбе, – заявила она, – со спартанским духом».

Эти интервью не всегда давались легко. Когда журналисты спросили Кинту о смерти Молли, ей пришлось ненадолго прерваться, чтобы собраться. Кэтрин Шааб в одном из своих интервью сказала: «Не думайте, что я плачу, потому что упала духом – просто у меня жутко болит бедро. Порой ощущение такое, словно в меня тыкают сбоку ножом».

Вместе с тем их боль и трагедия как раз и захватывали публику. Отравление радием – убивающее детей и обезображивающее – «словно уничтожало их женскую природу». Потрясенная и опечаленная общественность глубоко переживала за девушек.

Берри вскоре осознал, насколько им помогает столь широкое освещение в прессе – Эдвард Маркли был вне себя от ярости. «Лично мне не нравится ваша позиция, – с раздражением написал адвокат USRC Берри, – особенно та огласка в газетах, которую вы даете этим делам. То, что вы используете газеты в своих интересах, кажется мне по меньшей мере сомнительным с точки зрения этики. Я уверен, что в конечном счете вы получите по заслугам, будь то в этом мире или ином». Ответ Берри был кратким. «Я удивлен, – простодушно написал он, – тем, что это вы решили поднять вопрос этики…»

Что бы там Маркли ни думал про СМИ, фирма, которую он представлял, понимала, что им нужно изложить свою версию событий. Как и следовало ожидать, USRC подключила доктора Флинна, который объявил, что проведенные им тесты показали «отсутствие радия» в организме женщин; по его собственным словам, он был убежден, что все эти проблемы связаны с нервами. Это была распространенная отговорка по поводу производственных болезней у женщин, которые в то время частенько списывали на женский истерический невроз. Газету World, однако, слова Флинна не убедили. Липпман написал, что его заявление имеет «все признаки того, что оно было сделано исключительно в поддержку позиции адвокатов [USRC]». Он продолжил: «Данная газета не имеет привычки пытаться оказывать давление на суды. Тем не менее это недостойно, несправедливо и жестоко».

Маркли не мог остановить нарастающую волну поддержки женщин. Когда его просили как-то прокомментировать происходящее, он только и сказал, что, как ему кажется, девушек «использует молодой адвокат из Ньюарка». Но самим женщинам, определенно, так не казалось. Они возглавляли борьбу за привлечение их бывшего работодателя к ответственности. Наконец мир стал их слушать – и они не собирались замолкать.

«Когда я умру, – сказала Кэтрин Шааб прессе с душераздирающим воодушевлением, – в моем гробу будет только моя болезнь, а не розы, как мне хотелось бы. Если я получу свои 250 000, почему бы мне туда не положить кучу роз?»

«Столь много девушек, которых я знаю, не станут этого признавать, – продолжала она. – Они говорят, что с ними все в порядке. Они боятся потерять своих парней, лишиться веселья. Они знают, что их беспокоит вовсе не ревматизм, – господи, какие же они глупцы, жалкие глупцы! Они боятся травли».

Грейс Фрайер тоже была откровенной. «Не могу сказать, что я счастлива, – призналась она, – однако у меня хотя бы не опустились руки. Я собираюсь выжать по максимуму из той жизни, что мне осталась». Когда же придет время, она, по ее словам, хотела бы пожертвовать свое тело науке, чтобы врачи попробовали найти лекарство; ради других девушек, которых позже постигнет та же участь. «Мое тело не приносит мне ничего, кроме боли, – сказала Грейс, – и оно может продлить жизнь или принести облегчение другим, если ученые смогут извлечь из него пользу. Это все, что я могу дать». Она улыбнулась. «Разве вы не понимаете, почему я его предлагаю?»

Журналисты едва не лишились чувств. «Дело не в том, что она потеряла надежду, – прокомментировал обещание Грейс один из репортеров. – У Грейс есть надежда – не эгоистичная, как у вас или у меня, а надежда помочь сделать человечество лучше».

Благодаря огласке – а также симпатии общественности – преимущество в деле получили женщины; и именно тогда судья Бэйкс придумал гениальную интерпретацию закона для Берри. Он сказал, что, раз кости девушек содержали радий, который по-прежнему причинял им вред, то они продолжали получать травму. «Таким образом, срок исковой давности начинает свой отсчет заново с каждого момента получения такой травмы». Это была блестящая идея.

Разумеется, этот аргумент еще предстояло проверить на прочность в суде – однако, как обнаружил Берри, в свете давления общественности судебная система была готова оказывать ему необходимую поддержку. Невзирая на мнение радиевой компании, слушания по делу были возобновлены. Ближе к концу 1928 года судья Маунтин написал Берри: «Я назначаю слушания по делу на следующий четверг. Таким образом, адвокаты непременно должны быть готовы к этому утру».

Ничто не могло встать на пути у правосудия – в этом были уверены и Берри, и сами девушки. Казалось, благодаря всецелой поддержке общественности девушки вскоре смогут вернуться домой с победой.

Берри сидел у себя в кабинете, готовясь к суду, когда у него зазвонил телефон. Его секретарша Роуз быстро переключила звонок.

На проводе был судья Кларк.