#V. Беда, идущая следом

Серлас с трудом садится – мир опрокидывается навзничь, чтобы с заметной паузой неохотно вернуться в прежнее положение, – и поднимает тяжелую руку. Иссушенная до морщинистых борозд кисть закрывает линию горизонта, от центра которой к небу поднимается тонкая, еле заметная полоска дыма.

– Там бой был, – сообщает мальчишка, довольный тем, что сообщил столь незаурядную новость, и щурится, глядя в ту же сторону, что и Серлас.

Тот облизывает сухие губы.

– Бой? – переспрашивает он. Голос Джошуа, сына ирландского рыбака и французской прачки, гулко вязнет в голове, и слова растекаются по сознанию, как по поверхности мутного болота, затянутого тиной.

– Ага, французский фрегат брал на абордаж пиратское судно! Отец сказал, их таких по морю плавает десятки, всех не переловить, но эти попались. Здорово, правда?

Здорово, что люди целого гукара сгинули в пучине морской или погибли в пожаре от рук французских законников? Серлас не испытывает к ним ни жалости, ни гнева, и сейчас это его не стесняет. Они были пиратами и поступили с ним лучше, чем мирные жители городов на суше, так что злиться на них у Серласа нет желания. В конце концов, он и Клементина выжили. Останься они на гукаре пленниками – и вряд ли Серлас сидел бы сейчас на берегу и смотрел на тонкую струйку дыма у горизонта.

– А где твой отец? – спрашивает он, силясь оторвать взгляд от завораживающей картинки горящего вдалеке корабля. Мальчишка тыкает пальцем куда-то в сторону.

– Вон он, возвращается.

Серлас с трудом оборачивается и вылавливает из дрожащего от жары воздуха полумиражную фигуру бредущего к берегу человека. Тот слишком худой, чтобы быть здоровым. На нем соломенная шляпа и светлая рубаха и штаны, и смуглые загорелые руки кажутся грязными на их фоне. Серлас давит в груди пугливый возглас. Сколько еще ему бояться каждого встречного незнакомца?

– Он ребенка матушке отнес, просил меня присмотреть за вами, – объясняет Джошуа, плюхаясь обратно на песчаный берег. Его светло-русые волосы все в песке и липнут ко лбу от пота. Серлас кивает.

– Спасибо, – коротко говорит он. Облизывает обсохшие снова губы и несмело добавляет: – Могу я еще попить?

Мальчишка с готовностью протягивает ему глиняную миску со сколом по краям в трех местах сразу. От одного из них вниз ко дну бежит узкая темная полоска трещины. Серлас пьет, жадно глотая студеную прозрачную воду.

– Вы пират, да? – заговорщицки спрашивает Джошуа. Последний глоток воды идет не в то горло, и Серлас кашляет, пока мальчишка спокойно наблюдает за его муками.

– С чего ты взял?

Голос Серласа дрожит, хрипит и ломается, но мальчик понимает его на полпути, потому что тут же поворачивается к нему с горящими от детского энтузиазма глазами и выдает, как на духу:

– Отец сказал, у вас в лодке пиратский флаг был, ну, с черепом и кинжалами, а еще на вас одежда такая пиратская, и пояс странный.

Серлас осматривает себя вслед за лучезарным взглядом мальчишки и видит словно впервые. Рубашку ему одолжил Сайомон. Штаны, протертые в коленях до дыр, он таскает на себе еще с Трали. Пояс на второй день плавания вручил удивленному мужчине сам капитан, буркнул что-то и удалился обратно на мостик. Должно быть, Серлас в самом деле угодил прямо в руки пиратов и не понял этого, раз даже мальчик с берегов Франции различил в нынешнем его облике пиратские черты.

– Нет, я точно не пират, – отвечает Серлас, устало вертя головой. Джошуа, заметно расстроившись, ковыряет голой пяткой песок пляжа. Молчание затягивается до тех пор, пока к ним не подходит отец мальчишки.

– Вы как, мистер? – спрашивает он, присаживаясь рядом прямо на песок. Полоса прилива едва дотягивается до пяток Серласа, но он пытается отползти выше, чтобы въедливая соленая вода не касалась его кожи. Хватит с него моря.

– Жить буду, – отвечает он рыбаку короткой правдой. Конечно же, будет. Эта мысль резко контрастирует с теми образами, что вились перед взором Серласа, когда он, поддавшись слабости, лежал на дне лодки, укрывшись от солнца, и мечтал о смерти во сне. Но раз уж он выжил и добрые люди спасли его от неминуемой гибели, остается только подчиниться судьбе.

– Жить буду, – повторяет он.

Рыбак оглядывает его с ног до головы, будто не верит, и только после кивает.

– Вот и хорошо. Пойдемте, мистер, вам лучше уйти в тень. Боюсь, вам на солнце будет только хуже.

Джошуа вскакивает первым, его отец подает Сер-ласу руку. Неуклюже споткнувшись, все еще ощущая, что сознание на ниточках держится в его теле, Серлас с благодарностью кивает ему.

– Я Шеймус, – говорит рыбак. – Мой сын Джошуа.

– Мы уже познакомились, отец! – радостно сообщает мальчик. Он тоже помогает отцу тащить вперед грузное тело Серласа, и тот в такой нелепый момент может только поблагодарить старательного юношу. – Его зовут Серлас. И он вовсе не пират.

– Если не обманывает, а? – Шеймус простодушно улыбается, пока втроем они карабкаются вверх по склону и покидают песчаный пляж.

Вскоре морской берег скрывается за холмом, тропинка ведет все выше и огибает кучерявые кусты с жесткими листьями. Серлас не знает, что это за листья – да что там, он не знает даже, что это за страна. Потому что совсем не уверен, что оказался на берегу Франции, и большой ли это материк – или же какой-то островок из архипелага на пути французских фрегатов…

Шеймус и Джошуа тащат его все дальше и дальше, прочь от берега и соленых волн моря.

Серлас опирается на плечо рыбака и его сына, еле волоча ноги, и перед глазами у него прыгает незатейливый пейзаж пыльно-зеленых холмов. Тропинка стелется по ним и утекает из-под ног. Серлас идет нескончаемо долго, высчитывая каждый шаг, чтобы не потерять сознание от жары и удушающей головной боли, что бьется набатом в висках.

Двести сорок девятый шаг он делает уже на вершине очередного холма, с которого виден небольшой городок в долине. Белые домики с черепичными крышами, прянично-маленькие люди, снующие во дворах за калитками, едущая вдоль оград повозка с молоком. Все выглядит нереально, слишком сказочно, чтобы быть правдой, и Серлас несколько раз старательно моргает, боясь, что этот мираж он себе придумал.

– Красиво у нас тут, ничего не скажешь, – кивает, будто прочитав его мысли, Шеймус и ведет Сер-ласа влево, к спуску с холма.

Их тропинка упирается в белую стену крохотного дома с покосившейся крышей. В отличие от своих соседей, этот не имеет ограды и калитки, внутреннего двора у него тоже нет. Шеймус открывает дверь и вводит спотыкающегося Серласа внутрь. Джошуа, спохватившись, запирает за ними.

– Мэриан! – кричит Шеймус вглубь дома. – Мы привели его!

На зов является женщина, слишком тонкая, слишком бледная, ростом едва ли выше своего двенадцатилетнего сына. Хозяйка осматривает согнувшегося в три погибели Серласа своими широко распахнутыми бледными же глазами и коротко кивает.

– Охладить голову, – говорит она мягким голосом, и Шеймус тянет Серласа к тазу с водой в углу комнаты.

Здесь довольно прохладно – должно быть, из-за каменных стен дома – и темно, несмотря на то что солнечный день в самом разгаре. Небольшие окна закрыты на все ставни, стекла в них мутные и блеклые. Неудивительно, что маленькая женщина, хозяйка этого дома, выглядит такой бледной.

– Сейчас, вот, – приговаривает она, неожиданно сильными руками помогая Серласу сесть на табурет перед тазом и склонить к нему голову. – Вода холодная, она поможет.

Ее акцент сильно отличается от акцентов мужа и сына. Пока Серлас приходит в себя под струей действительно холодной воды, его не покидает мысль, что судьба все же помогла ему на пути: он умудрился попасть в руки людей, говорящих по-ирландски.

– Вы… Вы из Ирландии? – спрашивает он, когда вода в тазу делается мутной донельзя и на дне его плещется весь песок с волос Серласа. Он устало прислоняется спиной к стене дома, закрывает глаза и ждет. Жена Шеймуса пообещала, что рассудок к нему вернется.

– Да, я из Галлоуэя, – кивает Шеймус. – Мы с Мэриан познакомились уже тут, я во Францию на заработки плыл, а потом остался. Красиво же здесь, правда?

Шеймус и Джошуа, рассаживаются за стол, пока Мэриан крутится у плиты. Запах жареных грибов щекочет Серласу нюх, и он так размякает, что не сразу вспоминает о самом важном, что должно бы его волновать.

– Клементина, – вспыхивает в его сознании и тут же обрывается на языке слово. – Простите, а где мой ребенок?

Мэриан кивает в сторону двери в следующую комнату и коротко бросает:

– Там.

Вздохнув и в тысячный раз прокляв себя за безответственность, Серлас поднимается, чтобы навестить Клементину. Джошуа, как собачонка, скачет следом за ним, игнорируя окрик отца.

Соседняя комната оказывается еще меньше первой. Здесь одна кровать, крохотный стол у окна и низкая табуретка. Комната похожа на спальню Серласа, в которой он жил в доме Нессы, и сейчас его не покидает мысль о круговороте колеса судьбы. Обстановка напоминает прежнюю жизнь. Завернутая в чистые пеленки Клементина спит на кровати и возвращает Серласа в прошлое, от которого они оба бегут без оглядки.

Она, спеленутая заботливыми руками французской женщины, даже не догадывается, что совсем недавно избежала смертельной опасности. Тихое, счастливое дитя. Серлас смотрит на нее долгое мгновение, смотрит на то, как во сне шевелятся ее губы, как трепещут длинные ресницы, лежащие на ее пухлых щеках. Хорошо, что он не умер в лодке посреди моря. Клементина заслужила хорошей жизни, и Серлас клянется, что сделает все ради этого.

Только наличие вихрастого мальчишки под боком вносит разнообразие в этот причудливый поворот судьбы, отличая его от предыдущего.

– Я же говорил, матушка о ней позаботилась, – сообщает он. Его любопытству нет предела, но Серлас нисколько не возражает. Пусть Джошуа сидит рядом с ним, пока, мучимый сомнениями, Серлас переживает очередное начало чего-то… нового. Это не новая жизнь, но он чувствует себя так, словно сегодня родился заново.

И ему опять помогли добрые люди, которых никто не просил о помощи. Потребуют ли они что-то взамен? Навлекут ли на него и ребенка беду здесь, в стране, где никто их знать не должен? Все, кто помогал Сер-ласу в Ирландии, или попадали в беду, или сами становились причиной бед. Ведь это совсем не значит, что и во Франции Серласа будет ждать та же участь.

Он взывает ко всем известным ему богам, чтобы эта семья жила спокойно и дальше.

– Спасибо вам, – говорит Серлас, возвращаясь в кухню к хозяевам. Шеймус удивленно смотрит на него поверх тарелки супа. На столе Джошуа поджидает его порция, Мэриан, закончив с готовкой, присоединяется к семье. Рядом с Шеймусом, безмолвно требуя своего, стоит тарелка и лежат приборы еще на одного человека. На Серласа.

– Садитесь-ка с нами, мистер, – с удивительным радушием говорит Шеймус и кивает на стул рядом с собой. – Вы, в конце концов, чуть не умерли. Я бы на вашем месте с голоду умирал.

Джошуа огибает застывшего Серласа и с гиканьем кидается к своей еде. Мэриан цокает на сына, но ничего не говорит. Жизнь в этом доме течет своим чередом, ничто не предвещает опасностей и бед, которые Серлас уже привык ожидать из-за каждого угла.

Ему нужно поесть, иначе он умрет с голоду. Ему нужно поесть и накормить Клементину, прежде чем двинуться дальше – а куда, он и сам не знает. Предчувствие может его и обманывать, а прошлый опыт – ничего не говорить о нынешнем дне, но Серлас не хочет обременять милую семью ирландских французов.

Он поест и уберется подальше из их дома, чтобы имя Шеймуса, его жены и сына не связывали с беглым преступником из Ирландии.

Даже если он совсем не преступник.

– А через три дня в дом бедного рыбака и его семьи явились революционеры Старого порядка. Кто-то донес на старину Шеймуса, что тот хранит незаконный груз Ост-Индской компании. Его вывели из дома, поставили на колени и приказали выдать своих нанимателей, мол, если он не сделает этого, его жену убьют, застрелят из ружья прямо в грудь. Шеймус не мог ничего сказать, ведь он никого не прикрывал и не хранил у себя в погребе ничего незаконного. Он молчал, так что его милую Мэриан убили у него на глазах. А потом поставили его самого лицом к стене и выстрелили в затылок.

Бен тихо охает за спиной Теодора. «Господи…» – слышит Атлас. Твоя правда, Боже.

Он не вспоминал эту историю, не думал о тех людях. Вполне возможно, что рассказ этот – блеф чистой воды, и что сам Палмер, Шон или как его вообще звать сейчас водит его вокруг пальца. Но подробности давней жизни всплывают перед глазами Теодора, так что он не может, не способен от них отмахнуться.

– А ребенок? – спрашивает впечатлительный Бен. – Что с ребенком случилось?

Теодор хочет сам ответить на его вопрос, обернуться и выпалить ему в лицо, что маленький Джошуа, конечно же, погиб вместе с родителями, а этот черт из табакерки хочет запудрить им обоим мозги, что мошенник и убийца-неудачник ничего не знает и эту историю выдумал только что. Но ясная, как день, истина маячит у Теодора перед носом.

В лице бледного тощего мальчишки со впалыми щеками.

– Ребенок выжил, – говорит Палмер сиплым голосом. – И он перед вами, придурки.