Книга: Неизвестным для меня способом
Назад: Это другие
Дальше: Как его угораздило

Кто может

После того, как умер отец, Карина почувствовала не столько горе, сколько растерянность: этого не может быть, такие люди не должны умирать, по крайней мере, не раньше, чем самим надоест, а папе точно не надоело, куда там, он дописывал книгу, вовсю флиртовал с медсестрами, такие шикарные планы строил на лето, которое для него не пришло, и от этого было особенно невыносимо, мучительно жалко – папу, его молодую, всего на три года старше Карины жену, дядю Свена, который ждал их в гости, книжку, которую теперь никто никогда не допишет, себя и вообще всех людей, потому что какие же мы, получается, бедные и беспомощные, умираем когда попало, внезапно, слишком рано, невовремя, никого не волнует, готовы мы, не готовы, хотим, не хотим, и какие у нас были планы, и какие нас ждали дела, и кто нас любил.
Не то чтобы Карина раньше не понимала, что все живущие смертны, просто когда умирают чужие незнакомые люди, это не особенно впечатляет, не выбивает почву из-под ног. Ты же не знаешь, какими они были, чем занимались и чего на самом деле хотели, может, безвольными и послушными, а может, им не особо хотелось жить, не нравилось, надоело, устали, попытка не удалась, а может, как раз все важные дела удачно закончили, самое время ставить точку, а может просто такого ужаса наворотили, что лучше уж умереть, чем жить с этим дальше; в общем, с чужими поди разбери, почему они умерли. Легко поверить, что так по какой-то причине правильно, что у смерти с каждым свой разговор, и это именно разговор.
С папой вышло иначе, его-то Карина хорошо знала и всегда удивлялась, как легко у него получается поворачивать все по-своему, да так, что все вокруг оставались довольны, он был упрямый и обаятельный, на таких невозможно сердиться дольше пары часов. И если уж даже папа умер, когда не хотел, у всех остальных вообще никаких шансов, – думала Карина. – Упрямство не помогает, и молитвы не помогают, и влюбленные молодые жены, и недописанные книжки, и планы на лето, и данные обещания, и другие важные незаконченные дела. Наша воля ничего не меняет, смерть – дурная, унизительная лотерея без правил. Договориться с ней невозможно. Когда дотянется, тогда и заберет.
От этих мыслей у Карины опускались руки. Все бессмысленно, – думала она. – То, что кажется жизнью, на самом деле – падение в пропасть, и какая разница, что мы успеем нафантазировать прежде, чем долетим до дна.
Чем больше времени проходило со дня папиной смерти, тем острее становилось это беспощадное ясное понимание абсолютной, тотальной бессмысленности происходящего, как будто сперва оно было просто горошиной, но упало в Карину, как в плодородную почву и проросло, и постепенно выросло в ней, как в сказке, до неба. Только не до неба, конечно. Строго наоборот.
* * *
– …я понимаю, – говорит шеф, – ты практически только-только после дежурства, сотни дней еще не прошло…
Вот именно, – мрачно думаю я. Мрачно – потому что по опыту знаю, чем такие разговоры всегда заканчиваются. Шеф, которому что-нибудь от кого-то надо, – это реально страшно. В том смысле, что отказать ему невозможно, хотя он никогда не грозит и не требует, только предлагает и просит. Но при этом так очаровательно улыбается, что сам не захочешь отвечать ему: «Нет».
– …я бы тебя не дергал, – говорит шеф. – Если кто-то во всей Вселенной и заслужил хороший отпуск, так это именно ты. После того, что ты провернул в Усть-Илимске! И в Барселоне. И в Чойбалсане ты был чертовски хорош. Правда. Я не подлизываюсь. Говорю как есть.
Да подлизывается, конечно. Но это приятно. Что шеф умеет даже лучше, чем улыбаться, так это от сердца хвалить.
– Но у нас, понимаешь, Шикала застыла…
– Что?! Не может такого быть.
Нет, правда, не может. Шикала! Она же круче нас всех вместе взятых, какое «застыла», вы что.
– Так я тоже был совершенно уверен, что не может. А она – да! – разводит руками шеф.
Правда не всеми руками сразу, а примерно полутора десятками пар, но все равно эффектно у него получается. Шеф сегодня вообще как-то не в меру прекрасен. Смотрел бы на него и смотрел.
– На самом деле ничего страшного, – говорит шеф. – Просто немножко не рассчитала силы. Я ей давно предлагал уйти в отпуск, а она наотрез отказывалась: «Я только разыгралась, не хочу в отпуск, отстань». Я отстал, и вот нам результат. Ладно, с каждым может случиться; без ошибок и неприятностей судьба – не судьба.
– И что теперь с ней будет? – спрашиваю.
– Ну как – что. Что со всеми было, включая, между прочим, тебя. Поживет пока в этой форме; чем не отпуск. Не бери к сердцу, ерунда, говорить не о чем. Скоро вернется наша Шикала, кошачья жизнь коротка.
– А, так Шикала кошкой застыла, – невольно улыбаюсь я.
– Котом. Наглым полосатым котищем! – говорит шеф, и огненный вихрь, который сегодня заменяет ему лицо, принимает явственно мечтательное выражение.
Шеф явно тоже не прочь так влипнуть. Да и я теперь скорее завидую Шикале, чем сочувствую. Застыть в одной из временных форм, кто бы спорил, серьезная неприятность, но коты – наше общее вечное искушение. Каждый хочет быть котом!
* * *
После похорон Карина не залегла на диван, отвернувшись лицом к стене, но только потому, что неподвижно лежать точно так же бессмысленно, как вставать по утрам, умываться, старательно накладывать макияж, ходить на работу, мыть квартиру и отвечать на письма, но при этом гораздо трудней. Лежа без дела, поневоле начнешь еще больше думать о смерти, властвующей безраздельно и отменяющей всякий смысл. Еще больше! Куда?!
Однако неподвижно лежать и думать Карине все равно приходилось – по ночам, когда сперва подолгу не могла заснуть, а потом просыпалась задолго до будильника, подскакивала, как от удара, чувствовала себя так, словно ее грубо вышвырнули из сновидения – вали отсюда, такие здесь не нужны. Уныло смотрела на телефон – опять всего четыре часа поспала, а ведь специально легла пораньше, в одиннадцать, чтобы выспаться, как же обидно – и подолгу ворочалась в слишком теплой, слишком просторной постели, пытаясь снова заснуть, хотя бы еще на пару часов сбежать от полной бессмысленности человеческой жизни туда, где ее некому осознавать.
* * *
– По-настоящему плохо только то, что вот прямо сейчас заменить Шикалу совершенно некем, – говорит шеф. – Почти все ведущие специалисты на дежурстве, у остальных отпуск буквально на днях заканчивается, им на свои участки возвращаться пора. Без дела пока болтается только совсем зеленая молодежь, а выпускать на людей недоучку, сам знаешь, даже хуже, чем вообще никого.
Да уж знаю конечно. Сам когда-то был вот таким недоучкой, преждевременно посланным на дежурство, потому что больше никого не нашлось. И до сих пор помню свой первый грандиозный профессиональный провал. И второй тоже помню. И третий. В общем, все двадцать шесть своих грандиозных провалов помню в таких подробностях, словно они случились вчера. Счастье, что у людей в ту пору психика была крепкая: увидел хрен знает что, перекрестился, грохнулся в обморок, очнулся, а меня уже нет, ну и слава богу. Хотя, конечно, еще раз перекреститься не повредит. Но с нынешними так обращаться не стоит, а то до конца жизни потом по врачам будут бегать. Шибко нежные стали, ну их в пень.
– А на участке Шикалы есть одна девочка, – вкрадчиво продолжает шеф. – Такая, знаешь, интересная девочка там…
Ну ясен пень, интересная. Неинтересных, с точки зрения шефа, как бы и вовсе нет.
– Хозяйка Хрустальной Айорли, – добавляет шеф, видимо в качестве контрольного выстрела.
О чудесах Хрустальной Айорли я, конечно, наслышан, хотя своими глазами не видел ни разу, в новорожденные реальности таким как я даже в отпуске хода нет. Понятно почему: они наивные, чуткие и влюбчивые, а мы – обаятельные, как ни крути. Очаруются, захотят быть как мы, научатся у нас, первым делом, изменчивости, и все, привет, воцарился хаос, а хаоса во Вселенной и так, будем честны, многовато. Нет уж, пусть сперва учатся постоянству, привыкают к порядку, а через пару миллионов лет поглядим.
– И дела у девочки сейчас, прямо скажем, не очень, – вздыхает шеф. – Ну то есть как, на самом деле ничего страшного. Ничего такого, с чем бы не справился человек. Не будь она хозяйкой Хрустальной Айорли, я бы, честно говоря, плюнул и занялся другими делами. Хорошая девочка, крепкая, рано или поздно как-нибудь выплывет сама, такие всегда выплывают сами, и это, в итоге, идет им на пользу. Но пока она не справляется, и на блаженные земли Хрустальной Айорли надвигается такой ядовитый туман, что даже не стану говорить: «Сам на границу сходи посмотри», – потому что не надо тебе этого делать. И вообще никому не надо. Говорят, у некоторых существ бывают враги; лично у меня никогда не было, но я на эту тему довольно много читал и расспрашивал очевидцев, так что теоретически понимаю, о чем речь. И что касается тумана на границах Хрустальной Айорли, будь у меня враги, их бы я тоже на него смотреть не послал. А Хрустальная Айорли – все-таки редкое место. Можно сказать, культурное достояние. Его надо беречь. Невовремя конечно Шикала в этом коте застыла, она бы девочку быстро утешила. Шикала у нас крутая. Круче ее, наверное, только ты.
На самом деле не только я. Положа руку на сердце, я вообще вряд ли хоть в чем-то круче Шикалы, до нее мне еще расти и расти. Но шефа можно понять, у него кадровые проблемы. Я бы на его месте сейчас тоже так говорил.
– То есть, нормальный отпуск мне в ближайшей перспективе не светит? – обреченно спрашиваю я.
– Ну что ты, еще как светит! – с присущим ему необоснованным оптимизмом восклицает шеф. – Гьюма скоро сменится, отдохнет немножко и сразу тебя подменит, так что переведешь дух. К тому моменту старшая ученица Буты как раз закончит практику, сдаст последний экзамен, заранее уверен, блестяще, она очень способная девочка, сразу поставим ее на Бутин объект, а его отправим на подмогу вам с Гьюмой. А там… ну, поглядим.
– Ладно, – вздыхаю я, окончательно смирившись с тем фактом, что на берег Сладкого Моря Дьяны, где можно побыть шумной компанией пляжников с волейбольным мячом, парой влюбленных каракатиц, лабиринтом из песка и ракушек или просто одинокой веселой волной, хрен сегодня вернусь.
– Значит, договорились, – лучезарно улыбается шеф.
Ему хорошо, он своего добился. Как всегда.
Мне, впрочем, тоже не сказать чтобы плохо. Моя работа – веселое дело, и я ее так люблю, что даже за какую-то несчастную сотню дней успеваю соскучиться. А Сладкое Море Дьяны никуда от меня не денется. Оно, говорят, вечное. А вечность, как нас когда-то учили, состоит из бесконечного числа сколь угодно продолжительных дней.
Рассеиваясь, я успеваю услышать, как шеф говорит: «Пожалуйста, береги себя». Он всегда успевает это сказать в самый последний момент, когда собеседника осталось так мало, что почти не считается – какая разница, что там шеф в одиночестве бормочет себе под нос.
* * *
В то утро, точнее, в ту ночь, потому что до рассвета было еще далеко, Карина проснулась, почувствовав, что на нее кто-то смотрит. Удивительное ощущение, раньше только в книжках о чем-то таком читала и не могла представить, как это возможно – ощутить чей-то взгляд, как прикосновение. Тем более, во сне. Однако оказалось, еще как можно. Особенно если точно знаешь, что в квартире, кроме тебя, никого нет, и быть не может. А он… она… оно… в общем, кто-то посторонний тут явно есть.
Некоторое время Карина беспомощно вглядывалась в темноту, разрываясь между необходимостью включить лампу и увидеть, что происходит, и малодушным желанием оставить все как есть. Наконец нажала кнопку выключателя, тут же зажмурилась от яркого света, а когда приоткрыла один глаз, увидела сквозь ресницы, что на подоконнике действительно кто-то сидит.
Не заорала только потому, что голос отказался ей повиноваться. И с постели не вскочила по той же причине: тело тоже не слушалось. Разум кричал: беги, спасайся! – и одновременно сам себе обреченно отвечал: да ладно, можно не дергаться, хрен уже убежишь. Когда читаешь в научно-популярных статьях, что одни люди в момент опасности нападают, другие бегут, а третьи замирают, снисходительно думаешь, что у бедняжек третьих никаких шансов на спасение, и как-то даже в голову не приходит, что бедняжка без шансов – это не кто-нибудь посторонний, а именно ты.
– Да ладно тебе, нашла кого бояться, – насмешливо сказал голос, слава богу, женский, даже скорее девичий, а значит, не особо опасный. Мужской голос в таких обстоятельствах был бы в сто раз страшней.
Карина открыла второй глаз. Проморгавшись, увидела, что на подоконнике сидит девчонка, с виду явно школьница. Никогда не умела определять возраст, но навскидку класс пятый-шестой. Волосы выкрашены в ярко-зеленый цвет, популярный среди прогрессивных подростков, и кофта на ней тоже зеленая. И ладони тоже почему-то зеленые, причем не в пятнах от краски, а равномерно зеленые, как будто это их естественный цвет.
– Ты откуда вообще взялась? – наконец спросила Карина. – Ты что, по балконам в квартиру залезла? Но здесь же шестой этаж! Или ты просто ключ подобрала? Или ты не одна? С тобой кто-то еще? С отмычкой? Вы пришли, чтобы… чтобы что-то украсть?
– Очень умно! – фыркнула девчонка. – Версии одна хуже другой. А ведь когда-то ты больше всего на свете хотела меня увидеть. Что угодно была готова за это отдать. Неужели забыла?
– Забыла? – переспросила Карина. И тут же ахнула, прижав ладони к щекам. Потому что действительно вспомнила, что это за девчонка. Ну тогда, конечно, понятно, откуда она взялась. Ничего себе сон приснился! Такой достоверный! Была совершенно уверена, что проснулась. Такое все настоящее, включая оранжевый абажур ночника и пижаму, как наяву.
– Все-таки не забыла! – обрадовалась девчонка с зелеными волосами. – А я уже решила, что зря к тебе в таком виде пришла.
– Надо же, в детстве ты мне так ни разу и не приснилась, – сказала Карина. – А как я тогда хотела! Как ждала!
– А я и сейчас тебе не снюсь, – отрезала девчонка. – Сниться я не умею. Даже не представляю, с чего начинать! Подавляющее большинство сновидений – просто результат бесконтрольной работы сознания. А сознание-то твое, без спросу туда особо не втиснешься. В общем, гораздо проще прийти наяву. Глупо, конечно, получилось: так затянула с визитом, что ты успела вырасти. Но я не нарочно. Просто у нас, в Айорли, время иначе идет. С вашим совершенно не согласовывается. Ты, между прочим, сама придумала, что время должно идти как-то иначе. Ну, это как раз понятно, начиталась сказок про фей, их все дети читают, а потом чуть ли не в каждой выдуманной вами реальности один коротенький день длится ваши сто лет…
– Что? – переспросила Карина. И беспомощно повторила: – Что?
Это «что» в ее устах означало все сразу: и «господи, какое счастье», и «блин, как же мне страшно!», и «ничего себе, день длится сто лет!», и «мамочки, я точно чокнулась», и «как это наяву?!», и «какая вообще может быть принцесса, я же ее просто выдумала», и «что значит – в сновидение не втиснешься, ты же все можешь, ты же волшебница у меня!»
Девчонка с зелеными волосами явно поняла все эти смыслы и еще парочку, до которых Карина сама пока не додумалась. И ответила правильно: ничего говорить не стала, а просто спрыгнула с подоконника, села на кровать рядом с Кариной и крепко-крепко ее обняла.
Это оказалось так здорово, что Карина от счастья даже дышать перестала. И тогда Лалайна, девчонка с зелеными волосами, принцесса из волшебной страны Хрустальной Айорли, которую Карина когда-то давным-давно, еще задолго до того, как пошла в школу, выдумала и назначила своей тайной старшей сестрой, очень серьезно сказала:
– Знаешь, на твоем месте я бы сейчас сделала вдох. А потом выдох. И регулярно повторяла бы это полезное упражнение. Потому что все-таки люди – не духи. Вам обязательно надо дышать.
Карина послушно вдохнула и выдохнула. И рассмеялась, потому что – ну правда же, очень смешно. Люди, видите ли, не духи! Такая рассудительная галлюцинация у меня. Могла бы мести, что попало, имеет полное право, но нет, говорит дельные вещи. Велит дышать. Из чего, вероятно, следует, что я зануда без капли воображения, – думала Карина. – Но ладно, какая есть.
* * *
Самое главное – дождаться момента, когда будет можно просто сесть рядом и обнять, остальное люди обычно делают сами. Я имею в виду, сами становятся счастливыми, без каких-то моих дополнительных усилий. Людям очень полезно обниматься с такими, как я, состоящими из принципиально иной материи, и при этом не враждебными, а дружелюбными. Вот уж чего-чего, а дружелюбия мне точно не занимать, поэтому обниматься у меня получается лучше, чем у всех остальных наших. Словами я утешаю, честно говоря, так себе, средненько, я для этого слишком прямолинеен и, стыдно сказать, при моей-то профессии, почти не умею врать. И с обликом до сих пор далеко не всегда точно угадываю. И в памяти запечатлеваюсь недостаточно четко, так что со сновидением легче легкого перепутать; это мое самое слабое место, сам понимаю, что пора бы уже научиться оставлять в памяти глубокие отпечатки, но пока – так.
Зато обнимаюсь я и правда незабываемо. Шеф говорит, у меня талант.
* * *
Карина ни секунды не верила, что принцесса Лалайна настоящая. Не может такого быть. Да и не надо ей быть взаправду, – думала Карина. – Я же ее в пять лет выдумала. Ее и волшебное королевство Хрустальную Айорли, чтобы моей принцессе было где жить и кем повелевать. Это же ужас, какая каша творилась тогда у меня в голове! Вообразить страшно, как выглядела бы реальность, родившаяся из детских фантазий. Например, все скачут по потолку, с утра до ночи катаются на каруселях и никогда ничего кроме тортов и конфет не едят. Вот и руки у них там зеленые, и волосы – просто потому, что мне в детстве нравился зеленый цвет. Но цвет – ладно, ко всему можно привыкнуть, если у тебя с рождения руки зеленые, и у всех вокруг такие же, то и ничего. А вот как там у них все остальное устроено, об этом лучше даже не думать. Никому не желаю в эту сказку живьем попасть!
В общем, Карина не верила, что принцесса настоящая, но штука в том, что пока девчонка обнимала ее своими зелеными руками, вера была не нужна. И так хорошо, то есть наконец-то, впервые в жизни все по-настоящему хорошо, все на месте, и я на месте, дома, там, где должна находиться – это были не мысли, а ощущения, а с ощущениями не поспоришь, не о чем спорить, они просто есть.
– Тебе обязательно надо еще поспать, – наконец сказала принцесса. – А то потом весь день будет плохо. Ложись давай. Я с тобой посижу.
И действительно уложила Карину, укутала одеялом, сама устроилась рядом, держала за руку, гладила по голове, как и положено старшей сестре, не настоящей, а выдуманной, идеальной, у которой нет других забот и занятий, кроме как возиться с младшей сестренкой, в жизни так не бывает, зато в мечтах только так и бывает, на то они и мечты, – думала, засыпая, Карина. Пробормотала:
– Спасибо, как же круто, что ты мне наконец-то приснилась! Лучше поздно, чем никогда.
Принцесса Лалайна сердито буркнула:
– Да ну тебя к черту. Сама ты «приснилась»! Уже сто раз сказала тебе человеческим языком: я по-настоящему, наяву к тебе в гости пришла.
* * *
Главное в нашем деле – когда имеешь дело с человеческим миром, не оставаться подолгу чем-то одним и тем же. По возможности, как можно чаще менять свою форму, я имею в виду. А то застынешь, и поминай как звали. В смысле в какой форме застыл, в такой и живи, пока время не разрушит ее естественным способом. На самом деле это далеко не всегда неприятность, бывает и наоборот. От формы зависит. Например, тем же котом – лучше любого отпуска. Но какой может быть отпуск, когда у нас не хватает подготовленных кадров. И работы невпроворот.
Поэтому в кота я не превращаюсь, хотя свернуться клубком рядом с уснувшей Кариной было бы так приятно, что даже думать об этом – счастье. Но нет, прочь соблазны. Долой.
Для начала я превращаюсь в крупную черепаху, но быть рептилией скучно, а в панцире так неудобно, что я мгновенно меняю решение, становлюсь совой и специально лечу в коридор к большому зеркалу, полюбоваться. Совы почти такие же красивые, как коты, а быть красивым приятно. Вернее, приятно на себя в таком виде смотреть. Это, конечно, непрофессионально, да и просто глупо для существа, не имеющего постоянной формы, придавать такое значение красоте, но я таков, каков есть.
На рассвете я превращаюсь в мужчину, загорелого красавчика с выгоревшими волосами, девчонкам такие нравятся; да что там девчонкам, такие нравятся даже мне. Но тут же вспоминаю, что в этой культуре мужчины, особенно незнакомые, считаются опасными существами, и, если Карина сейчас проснется, даже страшно подумать, какой поднимется вой. Поэтому я поспешно превращаюсь в собаку с умильными голубыми глазами и улыбчивой пастью, мне очень нравятся лайки, почти так же сильно, как коты и совы, и сон у них чуткий, вполне можно позволить себе подремать на хозяйской кровати, испытывая от такой вседозволенности совершенно собачий восторг, а когда Карина начинает беспокойно ворочаться, я снова становлюсь девчонкой с зелеными руками и волосами. И заранее улыбаюсь, предвкушая, как это будет: Карина проснется, а ее придуманная принцесса по-прежнему тут как тут. Ай да я!
* * *
Карина проснулась не от будильника, и не от ощущения, что ее грубо вышвырнули из сна, а просто потому что отлично выспалась. Невероятно приятное состояние, такого с ней давным-давно не было – собственно, со дня смерти отца.
Долго лежала, не открывая глаз, вспоминала: какой же хороший сон мне приснился! Как будто пришла волшебная принцесса Лалайна, выдуманная прекрасная старшая сестра. И обняла крепко-крепко, и по голове ласково гладила, в точности, как в детских мечтах. Какая же она была замечательная – теплая, сильная, легкая, как кусок шелка и даже наощупь веселая, хотя как можно быть веселой наощупь, мне самой сейчас непонятно, – думала Карина. – Но на то и сон, чтобы потом наяву ни черта не понимать.
– Значит, так, – сказал звонкий девичий голос у Карины над ухом. – У тебя в кухне на столе стоит кофейная машина, я раньше такие видела и примерно представляю, как ими управлять. Нажала самую большую кнопку, она зафыркала, как сердитый дракон, и вот такое налила в чашку. Не знаю, насколько хорошо получилось, я в кофе совершенно не разбираюсь. Но цвет вроде как надо. И жидкость довольно горячая. Будешь это пить?
Карина не подскочила и не заорала только потому, что ум мгновенно ухватился за спасительную концепцию: а, так, значит, хороший сон продолжается. Ладно, пусть продолжается, дают – надо брать, – решила Карина. И открыла глаза с намерением выяснить, что в этом сне будут показывать. Снова, что ли, принцессу Лалайну? Здорово, если так.
И правда, показывали принцессу. Вернее, девчонку-подростка в зеленом свитере и бирюзовых шортах, босую, зеленоглазую, с ярко-зелеными, словно раскрашенными ладонями и такими же зелеными волосами, кое-как собранными в неаккуратный пучок. Карина совсем не так, конечно, ее представляла. То есть колористически принцесса Лалайна была оформлена верно, а вот стилистически – полный провал. Где бальное платье? Где корона? Где сверкающие туфли на каблуках? С другой стороны, на то она и волшебница, чтобы не выглядеть расфуфыренной дурой даже в чужих снах.
В одной зеленой руке волшебная принцесса держала вызывающе алую чашку, не самую любимую, из случайно собравшегося запаса для гостей, но ладно. Когда снится, что волшебная принцесса Лалайна из Хрустальной Айорли принесла тебе кофе в постель, грех придираться к неправильно выбранной чашке. Тем более, – рассудила Карина, – сон-то не чей-то, а мой. Значит, моя ответственность. Какая чашка приснилась, из такой и пей.
– Ты только это… – скривилась девчонка, отдавая ей чашку. – Не знаю, как бы повежливей сказать, чтобы ты не обиделась. Короче, если можно, не заводи пожалуйста, заново всю эту хе… шарманку про сны. Хочешь думать, будто я тебе снюсь, ладно, ничего не поделаешь, думай. Дело хозяйское. Но заново убеждать тебя, что сниться по заказу я не умею, поэтому пришла наяву, нет никаких сил. Я бы лучше про что-нибудь интересное поговорила… Но кофе-то в любом случае пей!
И уселась рядом с ней на кровать. И улыбнулась так ласково и тепло, словно это не Карина все детство мечтала однажды увидеть свою выдуманную принцессу, а наоборот, та без Карины тосковала долгие годы. И вот наконец ее нашла.
Поэтому Карина не стала спорить. Ни слова не произнесла про сны. Просто сказала:
– Спасибо. Это так круто вообще! Мне кофе в постель до сих пор никогда не приносили, прикинь. Только чай и лекарства, когда болела. Но это совсем не то.
– Ну как, нормально получилось? – нетерпеливо спросила принцесса. – А то я волнуюсь. Вдруг какую-то отраву твоя хитроумная машина произвела?
– Да ладно тебе. Почему сразу отраву? – невольно улыбнулась Карина. – Машина есть машина, всегда все делает одинаково, кто бы кнопку ни нажимал.
– Надо же! – удивилась принцесса. – Всегда-всегда одинаково? Чудеса!
– Вот именно так я это себе в детстве и представляла, – сказала Карина. – Что когда ты наконец-то придешь, я буду тебе все показывать и рассказывать, как оно здесь устроено. А ты – удивляться самым обыкновенным вещам.
– О, это я отлично умею! – заверила ее девчонка с зелеными волосами. – Могу с утра до ночи удивляться, что мне ни покажи. Но спорим на что угодно, тебе самой быстро надоест. Никто не любит возиться с полными дурами, даже если они принцессы из волшебной страны.
Они переглянулись и рассмеялись. Смеяться вместе оказалась так здорово, что потом, успокоившись, Карина сказала:
– Больше всего на свете хочу, чтобы ты была наяву!
Глупо, конечно. Зато от сердца. Ну и потом, какая разница, кто что ляпнул во сне.
– Ну и отлично, значит, все получилось, – улыбнулась принцесса. И обняла Карину, как уже обнимала ночью. И Карина снова, как ночью, почувствовала – не подумала, а именно ощутила – что вернулась домой, и теперь все всегда будет хорошо.
Наконец принцесса отпустила Карину. Сказала с явственным сожалением:
– Я, видишь ли, до такой степени наяву, что тебе уже пора на работу. Мне плевать, пойдешь ты туда или нет, но я знаю, что для людей это обычно довольно важно – не пропускать работу. Поэтому говорю. На часах уже пять минут девятого…
– Что?! – подскочила Карина. – Начало девятого? Ах ты ж черт!
– Только без паники! – рассмеялась принцесса. – Тебе же всего полчаса добираться, я точно знаю. Одевайся давай.
Легко ей, выдуманной волшебнице, говорить: «только без паники». Я же теперь голову помыть не успею! – в отчаянии подумала Карина. – И накраситься. И блузку погладить. Кошмар.
* * *
Можно, конечно, было бы так устроить, чтобы Карина даже не вспомнила о работе. И чтобы ее там никто не хватился. Выдавать отсутствие за присутствие – очень простое, понятное наваждение, это умеет каждый второй начинающий ученик, о мастерах и говорить нечего. Но в моих интересах, чтобы Карина на работу пошла: задержись она дома, мне скоро пришлось бы во что-нибудь превращаться, чтобы не влипнуть. В смысле не застыть в теле девчонки-подростка, которая может так долго прожить, что за такой грандиозный прогул даже наш терпеливый шеф рассердится и будет совершенно прав.
При этом у меня совсем нет уверенности, что Карине пойдет на пользу наблюдать мои превращения. Раньше я постоянно такое устраивал, всем подряд, еще удивлялся, что они как-то недостаточно восхищаются, но со временем понял, что палку лучше не перегибать. Чудес, сводящих с ума, во всех мирах, включая этот смешной человеческий, и без меня предостаточно. Пользы от них примерно как от пожара при наводнении: это, конечно, неожиданно, красиво и весело, но так не решишь проблему. Максимум – воду вскипятишь.
* * *
У Карины всегда куча времени уходила на сборы, но когда стартуешь аж в начале девятого, поневоле приходится ускоряться: три минуты на душ, волосы – в хвост, не до мытья и укладки, натянуть на еще влажное тело белье, влезть в первые попавшиеся джинсы, взять с полки свитер, такой же зеленый, как волосы выдуманной волшебной принцессы, которая, между прочим, вот прямо сейчас сидит в спальне и терпеливо ждет. В суете сборов Карине как-то некогда было думать, снится ей эта девчонка, мерещится, или действительно пришла наяву. Есть и есть, вот и ладно. В смысле не ладно, а хорошо. То есть просто отлично. Лучшее событие в моей жизни, даже если все-таки галлюцинация, – думала Карина, поспешно кидая в рюкзак кошелек, телефон и авоську. – Пусть хоть как-нибудь будет, а там разберемся. Ну или не разберемся. Переживу.
Накраситься точно уже не успею, – поняла Карина. – Ладно, гори все огнем. Пусть мир содрогнется при виде в кои-то веки ненакрашенной меня. Перед уходом, уже надев кроссовки, все-таки посмотрела в зеркало, мужественно приготовившись содрогнуться вместе с миром, но неожиданно очень себе понравилась. Такая хорошая юная девочка оттуда выглядывает. Неужели это и есть я?
– Ключи не забыла? – строго спросила принцесса. – А телефон на месте? – и, внимательно оглядев Карину, добавила: – Ты, конечно, зашибись какая красотка. Но без пальто тебе точно-точно не будет холодно? Всего плюс пятнадцать, я посмотрела на градусник. В тонком свитере гулять – так себе.
Ничего себе сон волшебный! – изумилась Карина. – Хуже двух бабушек вместе взятых. Впрочем, ей, наверное, так и положено. Хотела старшую сестру? Получай.
Но пальто все-таки надела. Лучше снять, когда станет жарко, чем мерзнуть. Принцесса совершенно права.
– Просто когда с людьми случается то, что считается невозможным или хотя бы странным, они обычно теряют голову, – объяснила девчонка с зелеными волосами. – И становятся очень рассеянными. Один человек при мне пытался закрыть дверь бананом. И сердился, что он не лезет в замочную скважину, представляешь? Не лезет! Банан!
Они переглянулись и рассмеялись. Все-таки ничего не может быть лучше, чем смеяться вот так, вдвоем.
– Но ничего, не волнуйся, – наконец сказала принцесса. – Я тебя провожу до работы. И, если что, от всего спасу.
– Вообще от всего на свете? – обрадовалась Карина.
– Конечно, – серьезно кивнула та. – Если уж берешься за какое-то дело, надо делать его хорошо.

 

Когда Карина завела машину, на часах было 9:27.
– Успеваю… наверное. Если пробок не будет, – вздохнула она.
– Конечно, не будет никаких пробок! – заверила ее принцесса. – Я же обещала тебя от всего на свете спасать.
Она сидела на переднем сидении, пристегнувшись ремнем безопасности, и выглядела так естественно и привычно, словно каталась с Кариной каждый день. Ну и вообще отлично вписывалась в окружающую действительность: нормальная девчонка-подросток с крашеными волосами, их сейчас много таких. А что ладони зеленые, так, может быть, просто новая мода такая. Ничем не хуже татуировок. На самом деле в сто раз лучше их.
– Слушай, – сказала Карина, осторожно выруливая из двора, – я вот смотрю на тебя и уже практически верю, что ты мне не снишься. То есть… ай, ладно, даже не верю, а знаю. Каким-то подозрительным местом, явно не здравым умом. Но тогда что у нас получается? Какой-то ужас!
– Да почему же именно ужас? – удивилась принцесса. – Радоваться надо, что я, такая прекрасная, на самом деле у тебя есть.
Карина невольно рассмеялась. «Я, такая прекрасная», елки. Вот что значит настоящая принцесса – никаких подростковых комплексов. Мне бы в ее возрасте так!
Впрочем, что мы знаем о возрасте вымышленных друзей своего детства? То и оно, что ничего.
– Ужас не ты, – наконец сказала она принцессе. – А то, что тогда, получается, есть и королевство Хрустальная Айорли, которое я выдумала, когда мне было пять лет…
– Да есть, конечно! – воскликнула девчонка с зелеными волосами. – В том-то и штука, что Хрустальная Айорли еще как есть! – и поспешно добавила: – Ты только не забудь, пожалуйста, что на красный свет нельзя ехать. Там впереди светофор, притормози.
– Спасибо, – вздохнула Карина. – Но под руку лучше больше не говори. У меня автопилот хороший, пусть он сам, без нас как-нибудь едет. Не надо его с толку сбивать.
– Ладно, больше не буду, – согласилась принцесса. И ехидно, как старшей сестре и положено, добавила: – Штраф, если что, не мне платить.

 

Остановившись у светофора, Карина сказала:
– Вот этого я и не понимаю. Как может существовать страна, которую выдумал ребенок пяти лет? Где? На какой планете?..
– Некорректно сформулированный вопрос, – усмехнулась принцесса. – Не «на какой планете», а в «каком пространстве». Вселенная вообще довольно сложно устроена. Зато красиво и весело. Для чего угодно место найдется. Просто поверь мне на слово, долго объяснять.
– Ладно, – растерянно согласилась Карина. – Не на планете, в пространстве. Пусть так. Но даже страшно подумать, как там у вас все устроено. Какие порядки, какие законы физики, и так далее. Я же, когда сочиняла, совсем маленькая была!
– Нет, ну что ты! Так дела не делаются, – отмахнулась принцесса. – Что ты там сочиняла, дело десятое. Фантазии мало на что влияют. Честно говоря, почти ни на что.
– А что же тогда влияет? – удивилась Карина.
– Да много чего, – неопределенно сказала принцесса.
Карина думала, сейчас она многозначительно замолчит, как самая настоящая старшая сестра, решившая помучить младшую ожиданием, но принцесса тут же продолжила, загибая пальцы, как делают дети, едва научившиеся считать:
– Во-первых, сам человек. Просто бывают такие люди, от мыслей которых могут рождаться целые миры. Сами они, конечно, об этом не подозревают. То есть не подозреваете. Вы. Во-вторых, его возраст. Чем младше, тем лучше. У детей почему-то легко получается, достаточно пару раз перед сном пофантазировать, и готово, где-нибудь во Вселенной появился новорожденный мир. А взрослых, которым удалось что-то подобное, по пальцам можно пересчитать. Ну и в-третьих, очень важно, какой у человека характер. Мир всегда похож на своего создателя, и это, кстати, не всегда хорошая новость. Такие встречаются демиурги, что ой-ой-ой! Но ты на этот счет можешь не беспокоиться, у тебя характер что надо. Говорят, Хрустальная Айорли – один из самых прекрасных новорожденных миров.
– «Говорят»? – опешила Карина. – А ты что, сама не видела? Но ты же оттуда! Тамошняя принцесса! Ну, то есть я думала, что ты оттуда. А получается, нет? Ты вообще кто?
– Поехали лучше, – вздохнула принцесса. – Зеленый, а ты стоишь. И машины сзади бибикают. А говорила: «автопилот, автопилот».
* * *
Это же надо было – на ровном месте так вляпаться. Говорю же, я совсем не умею врать. Знаю, что надо, стараюсь придерживаться легенды, но все равно постоянно путаюсь и чем-нибудь себя выдаю. А если учесть, что у меня всегда много дел одновременно в работе, такое порой выходит – ууу! Сейчас еще ладно, хотя все равно очень глупо вышло, а вот одному старику я полчаса втюхивал, что являюсь его любимой покойной женой, пока не заметил, что выгляжу при этом вовсе не красивой пожилой человеческой женщиной, а ярко-лиловым драконом с серебряной гривой – образ, предназначенный для встречи с совсем другим человеком, вот уж перепутал так перепутал – называется, утешать пришел. Все тогда, как ни странно, очень неплохо закончилось, то есть, старик подумал, что его жена после смерти превратилась в дракона, и решил, главное, чтобы ей самой нравилось, сказал: «По крайней мере, это не так ужасно, как то твое лохматое сиреневое пальто с огромными пуговицами», – и закрыл вопрос. Но мне все равно до сих пор стыдно, как вспомню, так вздрогну. И вот опять налажал.
Впрочем, – думаю я, – может, оно и к лучшему. Девочка все-таки очень хорошая. Такой может пойти на пользу откровенный разговор.
* * *
Пробок и правда не было, как будто город заколдовали. Так пусто на этом маршруте не бывает даже в выходной. Принцесса сидела рядом, молча, даже слегка надувшись, как самая настоящая девчонка-подросток, пойманная на каком-нибудь безобидном вранье. Наконец сказала:
– На твой вопрос есть два ответа. Первый – я просто скромно сослалась на свидетельства очевидцев, со стороны виднее; по крайней мере, так говорят. А второй правдивый. И ты, как назло, такая отличная, что мне неохота его от тебя скрывать. Поэтому предлагаю сделку: ты сейчас доедешь до своей работы и аккуратно где-нибудь там припаркуешься. А потом я тебе все расскажу.
– Ты что, правда боишься попасть со мной в аварию? – невольно улыбнулась Карина.
– Еще как боюсь! – серьезно кивнула принцесса. – Мне-то, если что, ничего не сделается. А человек – существо хрупкое. Да и машины ваши ничем не лучше. Поэтому осторожность не повредит.
– Ладно, – кивнула Карина. – Принято. Будь я каким-нибудь волшебным существом, тоже, наверное, боялась бы всех остальных как-нибудь нечаянно повредить.
* * *
«Да ты и есть волшебное существо», – хочу сказать я, но вовремя прикусываю язык. Потому что, во-первых, люди вкладывают в понятие «волшебное существо» довольно странные смыслы, причем каждый – какие-нибудь свои. Во-вторых, вообще все существа волшебные, просто по факту своего существования, но хрен это вот так сразу кому-то из них объяснишь. А в-третьих, она как раз начала в левый ряд перестраиваться, а значит, мне лучше помалкивать. Осторожность не повредит.
* * *
– У нас почти пятнадцать минут, – сказала Карина, вынимая ключ из замка зажигания. – Офигеть, как быстро доехали. За это тебе спасибо до неба. А теперь давай, выкладывай свой правдивый ответ. Ты никогда не была в Хрустальной Айорли? Только от других о ней слышала? Но почему? Как так?
– Просто одни люди обладают способностью рождать новые миры, а другие – новых людей, – выпалила девчонка с зелеными волосами. – То есть не совсем настоящих «людей», а примерно таких, как я; в общем, на самом деле неважно. Важно, что это совершенно разные специализации: вымышленные миры и вымышленные друзья. У тебя талант к первому. Поэтому волшебное королевство Хрустальная Айорли есть, а принцесса Лалайна… ну, в общем, теперь тоже есть, как видишь. А раньше… ну, как-то не очень. Я – совсем недавно она.
– Но зачем? – изумилась Карина.
– Специально, чтобы тебя порадовать, – объяснила та. – Поднять тебе настроение. Работа такая.
– Работа?!
– Ну да, – вздохнула принцесса. – Это моя работа – поднимать настроение людям, у которых нечаянно получилось создать миры. Пока они новорожденные, от вас очень много зависит. Я имею в виду, как вы себя чувствуете, так и они…
– Ужас какой, – содрогнулась Карина. – У меня в последнее время…
– Знаю, – кивнула принцесса. – На самом деле нормальный экзистенциальный кризис, как шеф говорит. Со всеми людьми время от времени такое бывает. Но все люди – это все люди, а ты – это ты. Хозяйка Хрустальной Айорли, так тебя называют.
– «Хозяйка»?
– Ну да. Это временное звание. Ненадолго. Пока созданный тобой мир очень молод, а ты живешь в том человеческом теле, в котором его придумала. Потом новорожденная реальность станет постарше, окрепнет, а ты умрешь… ну что ты так на меня смотришь? Неужели не знала, что человеческие тела не живут вечно?
– Знала, – мрачно сказала Карина.
– И это для всех хорошо! – заверила ее девчонка. – И для тебя, и для Хрустальной Айорли. Созданный тобой мир станет самостоятельным, настоящим и совершенно независимым от тебя. А ты, если сама захочешь, сможешь там родиться и пожить в свое удовольствие. Это не обязательно, по желанию, но все обычно хотят.
Карина смотрела на девчонку с зелеными волосами как громом пораженная. Ясное дело, я все-таки чокнулась, – обреченно думала она. – Надо же, какая хитрая, раздобыла себе галлюцинацию, которая говорит именно то, о чем я мечтала услышать. И теперь могу думать, что папа живет в своем удивительном горном королевстве Баратта, которое выдумал в детстве, а потом рисовал чуть ли не до восемнадцати лет. В общем, чего хотела, то и получила. Не мытьем, так катаньем, не во сне, так в галлюцинации. Ай да я.
– Что ты сейчас думаешь всякую ерунду, это понятно, – вздохнула девчонка. – Все люди примерно так реагируют, мне не привыкать. С другой стороны, веришь не веришь, а настроение у тебя уже стало такое как надо, хочешь ты этого, или нет. То есть, я все-таки молодец!
– Да уж, – растерянно согласилась Карина. И посмотрела на часы. Семь минут до начала работы. Самое время, конечно, об устройстве Вселенной поговорить.
– Иди на свою работу, – улыбнулась девчонка с зелеными волосами. – У меня, между прочим, тоже куча дел.
Карина уставилась – то ли на свою выдуманную принцессу Лалайну, то ли на незнакомую, невесть откуда взявшуюся девчонку с зелеными волосами, черт ее разберет. Спросила:
– И что? И все? Больше не будешь мне сниться… мерещиться… ладно, твоя взяла, не сниться и не мерещиться. Вот так просто наяву возьмешь и уйдешь?
– Уйду, конечно, – кивнула та. – У меня же действительно куча дел. Мальчик сорока восьми лет, который решил, что жизнь – слишком гадская штука, и в Белой Земле Гуйяри по этому поводу с неба падают раскаленные валуны. И девочка, примерно твоя ровесница, думает, что больше никогда в жизни не сможет писать картины, а на Счастливом Острове Турри-Шокка готовятся вылезать из-под земли ожившие мертвецы. А от другой девочки ушел муж, в связи с чем на Синей Планете Кубури может в ближайшее время начаться что-то вроде чумы.
– Господи боже, вот настолько все с нашим настроением связано? – ужаснулась Карина. – Тогда, конечно, иди.
– Вот настолько, – серьезно подтвердила девчонка с зелеными волосами. И, подмигнув, добавила: – Но к ночи я буду совершенно свободна, и снова тебе приснюсь. Примерещусь. В смысле, если ты не против, в гости зайду.
Назад: Это другие
Дальше: Как его угораздило