Глава 18
После затянувшегося завтрака или, что будет вернее, раннего обеда не выдержал и упросил Настю показать мне сына. При этом Настя с Алёной как-то хитро переглянулись и улыбнулись друг другу. О чём это они, что за переглядывания? Заглядывать в их чувства не хотелось, может, сами расскажут?
Нет, всё-таки в пелёнках он как-то лучше выглядел. А здесь весь словно ниточками по суставам перевязан и пузыри постоянно пускает, что-то гугукает. Но хорошо, что не плачет. И на мои потуги обратить на себя его внимание никакой реакции. Совсем обнаглел, мелкий. Даже как-то немножко обидно стало.
А потом меня накрыло. Не успел от детской кроватки отойти, как резко начали закрываться сами собой глаза, меня куда-то потянули за руку, через навалившуюся пелену дрёмы каким-то чудом разобрал, что это тянет Настя, и пошёл, не сопротивляясь, перебирая ногами и опираясь на поддерживающего меня Алексея. И даже не помню, как упал в кровать.
А проснулся сразу, в одно мгновение, от переполнявшей меня энергии. Всё было просто здорово! Настроение лучше не бывает, за окном небо голубое во всю ширь раскинулось, птицы чирикают. Вскочил с кровати, распахнул ажурную тюль, повернул запорную ручку, толкнул створку окна, радуясь солнечному дню. Стоп, почему дню? Это сколько я проспал? Сутки? У кого бы уточнить? И кто меня раздел? Сам я точно не помню такого пикантного момента.
Оглянулся, на стуле аккуратно сложена моя одежда, сапоги стоят, вычищенные, и, самое главное, на столике рядом большой кувшин и красивый стеклянный бокал. Вот это хорошо, то, что нужно. Набулькал в узорчатую ёмкость до краёв квас, именно он оказался в кувшине, и с удовольствием одним махом всё и выглотал. А вторую порцию пил уже спокойно, вспоминая вчерашний день… или ночь.
Пора заниматься делами. Оделся, встал, притопнул ногой, проверяя, удобно ли сел сапог, и направился к двери.
Сканер показывает, что там меня кто-то поджидает. Не чужой, свой. До порога оставался всего один малюсенький шажок, как дверь осторожно приоткрылась и внутрь проснулась голова Захара и почти упёрлась мне в лицо. Ойкнула и отшатнулась, убралась назад в коридор.
– Милсдарь, вас в большую гостиную просят.
– Захар, ты что? Белены объелся? Какой я тебе милсдарь?
– Ну. Так…
– Наедине можешь меня называть так, как раньше называл.
И с недоумением посмотрел на хмыкнувшего и заулыбавшегося дворецкого.
– Захар, что опять не так?
– Да раньше мы вас только злыднем проклятым и называли. Ох… – и смутился.
– Н-да, нет, так не надо. Ты боярина как называешь? По имени-отчеству? Да? Вот и ко мне так обращайся, договорились? – увидел согласный кивок, продолжил: – Куда там меня приглашают? Веди.
И мы торжественно пошли и вошли под громкое Захарово объявление. Это что здесь такое происходит? Что-то слишком много народу собралось под крышей усадьбы Муромцевых. И верхушка армии здесь, и милиции, и представители Совета. Только не Малого, те ещё сидеть в подвале должны, а Большого. Вот потому-то и тесно в доме, пришлось большую гостиную занимать для встречи.
Просидели мы до позднего вечера, прерываясь несколько раз на ужин и чай. А потом, увидев в очередной раз заглянувшую в гостиную Настю, я просто свернул затянувшееся совещание. Утром продолжим. Уже во Дворце.
Срочного ничего не было, рутина. В городе спокойно, народу до возни владетельных нет никакого дела. И, если бы не разрушения пары усадеб и радиоцентра, ночных событий никто бы и не заметил. А я ещё утром обратил внимание, удивился, когда возвращался в усадьбу. Словно ничего не случилось. Как обычно по утрам лавочники открывали свои лавки, распахивали ставни зеркальных витрин. Одуряюще пахло свежей выпечкой, и даже наш несущийся на полной скорости паровик не мог обогнать этот дразнящий запах. В общем, люди жили своей обычной, отличной от дворцовой, жизнью. И мне в голову пришла простая мысль. Есть ли мы, нет ли нас, а они так и будут открывать свои лавки, создавать семьи, рожать и поднимать детей, растить и печь хлеб, ловить рыбу, выращивать скот. А мы пыжимся от своей мнимой значимости, законы разные придумываем, налогами и поборами, нами же узаконенными, занимаемся, а им это ничего не нужно, они просто живут. Они выше всего этого и ощущают нас только как досадную помеху на своём жизненном пути. И что делать, чтобы стало по-другому? Чтобы люди и жили, и стали частью государства? Как мне быть? Вот эти свои наблюдения и размышления я и рассказал собравшимся соратникам в самом конце нашей встречи. Не знаю, поняли ли, что я хотел этим сказать, но никто над моими сумбурными мыслями не смеялся. Молча разошлись. Посмотрим, что завтра скажут.
После, скажем так, семейного ужина по установившейся в последнее время традиции собрались в кабинете усадьбы. Разговаривали обо всём. Алёна осторожно спросила о Георгии. По враз наступившей тишине и внимательным настороженным взглядам понял, что кое-какие слухи до них уже докатились. Что отвечать? Правду? Не знаю, задумался.
– Нет больше Георгия… Одни вы у меня остались из родичей.
– Вячеслав, а правду ли говорят, что… – замялась Алёна. – Ну, что он в заговоре участвовал? Что мы тут по его задумке?
Нет, всё-таки лучше сказать, как было. Всё равно рано или поздно всю правду узнают. Так пусть лучше я им расскажу, чем кто-то другой. А Георгий… Каждый сам свою судьбу выбирает.
– Правду. С Вяземскими сговорился. Не знаю, чем уж так ему своя жизнь не нравилась, что он решил всех нас предать. Да и не хочу знать, право слово. С Центрального он вас обманом увёз, сына моего с его подачи в заложники забрали, здесь за вами присматривал, чтобы в курсе всех ваших дел быть…
– А мне он с самого нашего знакомства не нравился! – нахмурилась Настя, тетешкая на руках сына.
– Да-а. Было в нем что-то такое… Всегда себе на уме, ни с кем компанию не водил, всё время где-то мотался. И в экспедициях всегда один. Нет, никогда ему похищения внука не прощу. Ишь ты, в дом он к нам пробрался, присматривал, змей подколодный.
Помолчали, вспоминая прошедшее. Как-то сразу говорить расхотелось. Впрочем, остался ещё один нерешённый вопрос.
– Алексей, Алёна, усадьба Опрятина стоит пустая. Теперь она моя по наследству. Я там вряд ли буду жить, а вы переселяйтесь с острова, станете столичными жителями. Позже на вас её перепишу, чтобы ни у кого дурных вопросов не возникало.
– Нет, Славушка, мы домой поедем, на Центральный. Там все свои, всё знакомо. И у Алексея работа, опять же.
– Работу ничуть не хуже он и здесь себе всегда найдёт, – поддержал меня Муромцев. – Вячеслав прав, переселяйтесь. Будет жаль, если вы уедете, привык я к вам. А так все рядом будем, по соседству.
– Да как же так? Нет, не могу я… У нас же там вся жизнь… – растерялась Алёна.
– Рано или поздно, а на Центральном все узнают и про Вячеслава, и про ваше родство. Поверьте, не дадут вам на острове спокойно жить, не будет уже по-прежнему. А в столице всё-таки проще, тут родовитых много, не такое пристальное к ним внимание, – продолжал додавливать Тимофей. – Ничего не поделать, придётся вам привыкать к новой жизни. И никуда вы уже от неё не скроетесь.
– И безопаснее здесь будет, – напомнил я о произошедшем. – А там я за вами не смогу приглядывать.
– Алексей, а ты почему молчишь? Ну, скажи уж что-нибудь? – повернулась к мужу, тронула его за руку, спросила с затаённой надеждой в голосе Алёна.
– Не знаю пока ничего. Слишком всё быстро… Подумать нужно. Такие вопросы на бегу не решаются.
– Вот! Мы подумаем и решим, – обрадовалась отсрочке Алёна.
Ну, хоть так. Додавлю их потихоньку. Действительно, случись что, и кто их там защитит? А внимание теперь к ним будет огромное. И не только у нас. И ещё остался вопрос к Тимофею. Он же с Вяземским работал, тесно общался. Сможет подсказать, кто может на место профессора встать, как теперь работу приказа наладить? Понимаю, что на Совете обязательно кого-нибудь на освободившееся место предложат, но предварительно хоть какое-то своё мнение нужно составить… Пусть и с чужих слов.
И, уже когда разговор совсем иссяк, когда можно было расходиться, Муромцев не выдержал:
– Вячеслав, а ты уже всё решил?
Наступившая тишина после этого простого вопроса Тимофея ясно показала общую заинтересованность в моём ответе. И Настя глаза к сыну опустила, пелёночки поправляет, боится. Весь разговор просидела тихонько, слова не сказала, с ребёнком возилась. Не бойся.
– Что именно? – взял паузу на размышление, ответив вопросом на вопрос.
– Где жить будешь? В качестве кого и с кем?
А Муромцев тоже нервничает, ишь, как столешницу пальцами стиснул, даже костяшки побелели. А сидит вроде спокойно, прямо, словно аршин проглотил. Мои-то родичи почему так волнуются? Им-то что? В любом случае хорошо. Пора отвечать, пауза слишком затянулась.
– Жить буду во Дворце. Придётся, правда, сначала присягнуть. И с Настей.
И взгляда не отвожу от засиявших напротив глаз, таких родных и любимых. И всё понятно без слов, даже объяснять ничего не нужно. Нам. А остальные не так понятливы.
– Это ты таким образом предложение делаешь? – уточнил боярин.
– Молодец, умница. Давно бы так! – в один голос подхватили Алексей с Алёной. Конечно, вас бы на моё место, помотались бы с моё, поизворачивались. Посмотрел бы я тогда на ваши трепыхания.
– Да, делаю предложение. Как правильно его сделать, не знаю, не научен. Впрочем, как умею.
– Ничего, образуется. Настя? – Тимофей оглянулся. – Ну, тут и без нас понятно. Так, пошли-ка мы отсюда. Дай-ка мне наследника. Пошли-пошли, нечего мешать.
И вытолкал за дверь замешкавшихся Алексеевых. А мы остались вдвоём…
Ночью нас разбудил Тимофей. Прибыл посыльный. Почему-то снова в городе нет связи, до нашей усадьбы из Дворца не дозвониться. У крыльца ждёт паровик, срочно требуется моё присутствие.
Собрался за минуту, выскочил на улицу, отмахиваясь от вопросов встревоженной Насти, от засуетившихся Алексея с Алёной. Уже сбегая с крыльца, затормозил резко, взрывая ногами щебенку, развернулся и перекинулся парой фраз с Тимофеем. Его, кстати, почему-то во Дворец не позвали.
– Вы, на всякий случай, наготове будьте.
– К чему наготове?
– Не знаю. Чуйка что-то плохое чует…
– Не беспокойся за нас. Так просто уже никому не дадимся.
И Тимофей чуть сдвинул отворот толстого тяжёлого халата, показывая чёрную рукоять пистолета.
А то я не вижу, что ты вооружён. И полностью одобряю эту предосторожность. Ещё бы и мои родичи не были бы столь беспечными. На крыльцо выскочили, одеться успели, а в руках пусто, ничего из оружия не прихватили. Что, жизнь так ничему не научила? Или забыли всё и успокоились?
Ладно, времени на разговоры нет, посыльный уже заднюю дверь паровика распахнул, с ноги на ногу переминается, торопится. Уселся на мягкое сиденье, махнул рукой на прощание. На переднем охранник с автоматом. Что-то серьёзное произошло? Ничего не чувствую, но витает что-то такое тревожное в воздухе.
Поехали. Куда ты так рванул? Разобьёмся же! Водитель чуть скорость сбросил, выворачивая с подъездной дороги на набережную, в рулевое колесо вцепился, вперёд к стеклу наклонился, чтобы лучше дорогу видеть. Другое дело, а то торопится куда-то, спешит, а куда, зачем, и сам не понимает, заразился во Дворце общей тревогой. Приказы тоже грамотно выполнять нужно. Нет, рано я обрадовался, он снова разогнался. Лучше молчать, не отвлекать его от дороги.
А в городе обычная ночная жизнь, тишина то есть. Что-то чуйка моя покоя не даёт, душу бередит. Может, вернуться? Но во Дворце ждут… Ладно, поехали, остаётся надеяться на опытного Тимофея. Что не оплошает он в трудную минуту.
Паровик летел по столице на скорости, распугивая редких прохожих, разрывая ночную темень аллей ярким светом фар. Ажурные ворота распахнулись, едва мы показались на подъездной дороге. Паровик пролетел мимо караульных, не снижая скорости и обдав их пылью. Резко затормозил у красного крыльца, и меня тут же вытащил из машины за руку каким-то чудом оказавшийся рядом советник.
– Вячеслав, все собрались, тебя только ждут.
– Кто все? Почему ждут и зачем такая срочность? Утра не подождать?
– Ты что, ничего не знаешь?
– Что знаю? Все вокруг всё знают, один я нахожусь в неведении, – рассердился.
– На южном порубежье идут тяжёлые бои, дирижабли Поднебесной прорвались, к нам идут, нигде не задерживаясь.
– Армия? Эскадра?
– Всех подняли. Думаем, это нападение с заговором связано, с двух сторон ударить хотели. В городе за ночь несколько убийств. Члены Совета и руководство армией. Вовремя мы заговор обезвредили. Да, похоже, не всех схватили. Да что на крыльце-то меня расспрашивать, в государевом кабинете все ждут. Там всё и узнаешь.
И мы заспешили. Молчаливыми тенями стояли караульные гвардейцы в переходах и на лестницах, неслышными призраками жались по стенам притихшие придворные и обслуга. Все уже знают! Один я, как всегда, последние новости узнаю последним.
При моём приближении к кабинету слуга распахнул дверь. Я не успел переступить порог, как кто-то оглушительно рявкнул:
– Государь в кабинете!
И загремели по паркету отодвигаемые от стола тяжёлые стулья.
– Я же ещё присягу не принимал? Какой государь, вы что?
– Сейчас и примешь. Идём в Церемониальный зал, к алтарю, – рядом оказался глава Совета. Беглым взглядом я просмотрел эмоции и намерения присутствующих. Ничего крамольного не увидел, волнуются все сильно. И у главы в чувствах целый ураган бушует. Но по внешнему виду не скажешь, что переживает.
– Там же дирижабли к столице рвутся! Потом нельзя всё сделать?
– Именно поэтому и поторопимся. А потом сделать нельзя. Армией в случае военных действий с другими государствами и княжествами должен командующий руководить. А уже ему приказы отдаёт только государь. А у нас на данную минуту государя нет, только наследник. Пройдём, времени мало. Попутно отвечу на все твои вопросы.
– Стой, погоди. Какой из меня руководитель. Какие приказы командующему? Вы что тут, с ума посходили?
– Порядок такой. Не нами заведено, не нам его и отменять. И успокойся уже. Никто от тебя ничего сверхъестественного требовать не будет. Подпишешь несколько указов, и всё. Командовать специалисты станут.
Ох, что-то не к добру всё происходящее. Точно, заманивают. Стрелочником делают. А не к этому ли я стремился, в столицу пробирался? Так что, сейчас задний ход дам? Да ни за что!
И закрутилось. Сама церемония пролетела одним мигом. Подошёл к алтарю, положил одну руку на церемониальный камень, вторую на Свод законов, прочитал присягу по свитку, удерживаемому передо мной в развёрнутом виде, произнёс подсказываемые мне советником нужные слова и всё – я государь. Так просто.
А потом было просторное лётное поле, взлетающие в тёмное звёздное небо огромные серые туши дирижаблей. Остаётся ждать.
В городе кое-где вспыхивали перестрелки, несколько раз было замечено применение магии, но к утру всё затихло.
Мне даже вздохнуть некогда было. Всё вертелось вокруг меня по давно отработанной схеме, требовалось лишь иногда подтверждать личной подписью отданные командующим распоряжения. И мудро кивать головой, когда это требовалось. И, как я понял, сегодняшняя ночная процедура требовалась только для протокола. Осознать свалившуюся на меня ответственность должным образом пока не получалось, не было времени на раздумья. Лишь под самое утро, когда уже зарозовел восток, я чудом вспомнил про ребёнка и остальных домашних. Дёрнулся было с вопросом, и меня тут же успокоили. Оказывается, это обязательная процедура, при начале военных действий вся государева семья и его родичи вывозятся в загородное поместье, оборудованное средствами защиты и отражения возможной атаки с земли и воздуха. Паровик с охраной сразу после присяги уехал, назад не возвращался. Видимо, всё хорошо. Связь обещали скоро восстановить, тогда и получится позвонить в поместье.
Сканер так и продолжал работать в полную силу, отслеживая чувства людей вокруг. Поэтому я сразу насторожился, когда полыхнуло тревогой. Что-то плохое произошло. Вскочил на ноги, бросился к дверям, и замер. Настя!
Горе шло ко мне по коридору, замерло перед дверью, не решаясь входить. Толкнул створку, увидел скорбные глаза советника.
– Государь, держись. На дороге к загородному поместью засада была. Магами прикрытая, поэтому и не смогли её обнаружить. Паровик с твоими родичами ночью обстреляли. Охрана отбилась, но…
– Говори, – вытолкнул кое-как единственное слово.
А в груди словно ком ледяной, даже дышать не могу.
– Анастасия… Не уберегли.
