Мы с невесткой продолжали бегство.

От Мраморной арки наш путь пролегал по Оксфорд-стрит и Риджент-стрит к цирку Пикадилли и к Стрэнд, а затем на набережную. Я подгоняла невестку, а порой и она тянула меня за собой: это был долгий день, и мы обе натерпелись страха. Я уже не помню в подробностях, что происходило. К тому моменту на улицах было полно людей, которые суетились и метались туда-сюда, но все как один старались убраться подальше от марсиан. Словно волна, захлестнувшая галечный берег, откатывалась обратно – мелкие камешки кружились в беспорядочных водоворотах, но направление общего потока было очевидно. Людей было много, очень много: хотя за минувшие несколько дней миллионы жителей успели покинуть город, в нем оставались еще миллионы. На реке теснились корабли, яхты и даже баржи: все уверенно шли вниз по течению, хотя несколько военных судов, лавируя между ними, двигались в обратном направлении.

А марсиане тем временем подступали. Небо на западе, ярко-красное с самого восхода, пятнали клочья дыма, и зловещие отблески становились все ближе. В той стороне уже виднелись марсиане: их жуткие машины шагали над домами, конторами и магазинами, словно люди, пробирающиеся через коралловый риф.

Мы по-прежнему придерживались своей основной цели: держали путь на юго-восток, чтобы добраться до побережья и уплыть на континент – как в прошлый раз, когда явились марсиане. Но как нам пересечь реку? На мостах толпились люди, и я подумала, что нам в буквальном смысле придется пробивать себе дорогу.

И тут невестка вдруг взяла себя в руки. Она потащила меня за собой вдоль реки, к востоку, мимо районов Темпл и Блэкфрайер, мимо средневековой громады Тауэра, на котором до сих пор видны были шрамы, оставшиеся от тепловых лучей в седьмом году, а затем мимо верфей и складов Уоппинга.

И в конце концов я, ошеломленная, оказалась возле автомобильного туннеля в Ротерхит.

Путь нам преграждало несколько дюжих мужчин, рабочих из доков, заваливших вход в туннель всевозможным хламом и перекрывших винтовые лестницы, предназначенные для пешеходов. Один из рабочих встал перед нами, сложив руки.

– Туннель закрыт.

– Правда? – спросила Элис. Она тяжело дышала, вспотела, волосы у нее растрепались, чемодан оттягивал руку, но она была полна решимости.

– Не слышали, что ль? Марсиане в городе.

– Но мы всего лишь хотим пройти. Если вы будете так добры и отойдете…

– Проход только для местных. Всяких мамзелей не пускаем.

Я закрыла глаза. Не ожидала, что погибну в классовой войне.

Но Элис была невозмутима.

– Фрэд Сэмпсон здесь?

– Кто-кто?

– Уверена, вы его знаете. Глава местного профсоюза. Фрэд, его жена Поппи, их дети…

– Кто его спрашивает?

– Если вы будете так любезны и передадите ему, что здесь мисс Эльфинстон – Элис Эльфинстон, – он, возможно, вспомнит меня как «фабианку».

Когда Фрэду Сэмпсону это передали, он, к моему изумлению, действительно вспомнил свою «фабианку».

Как я выяснила, Элис и другие члены женского общества фабианцев  уже несколько лет, с тех пор как под властью Марвина страна погрузилась в нищету, приходили в Лаймхаус, Уоппинг и другие районы возле доков, чтобы облегчить участь местной рабочей бедноты. У Элис со времен замужества остались связи в медицинских кругах, и она помогала младшему сынишке Фреда, астматику, чьим легким не шел на пользу влажный, загазованный воздух здешних мест.

Пока мы ждали у ограждения, я во все глаза глядела на Элис словно на незнакомку.

– Фабианки? Я думала, их запретили.

– Не запретили. Скорее скомпрометировали. Но я все равно вступила. Сначала одно, потом другое – и вот мы здесь, – она холодно посмотрела на меня. – Знаю, ты считаешь меня слабой и глупой. Именно такой твой деверь показал меня в своей Летописи, такой карикатурный образ он нарисовал. А после смерти Джорджа и после войны – оба этих события, не буду скрывать, сильно меня подкосили – люди стали воспринимать меня именно так.

– Но ты ведь так и ведешь себя!

– А что, разве весь человек сводится к одной его черте? Да, в дни бегства я была перепугана до смерти, но это не значит, что в этом вся моя сущность. И я не желаю оправдываться перед людьми вроде тебя, Джули, как бы вы надо мной ни издевались – да, издевались, именно так, хотя в последующие годы мне и было за что сказать тебе спасибо. Давай больше не будем об этом, договорились?

Вот так в тот невероятный день я сделала невероятное открытие. Иногда я думаю: хоть кто-то из тех, кого Уолтер упомянул в своей проклятой Летописи, не остался на него смертельно обижен?

Так или иначе, нас со всей возможной учтивостью проводили в дорожный туннель, который после высадки марсиан превратился в убежище: настоящий город под городом, с запасом еды и воды, с уборными и даже с небольшим электрогенератором. Мы хотели было двинуться дальше, но старая поговорка «Без осторожности нет и доблести» пришлась как нельзя кстати. Изможденные, перепачканные, мы решили остановиться в туннеле, туннеле, где можно было почувствовать себя в комфорте и безопасности хотя бы на какое-то время.

Только потом я узнала, что еще сделали марсиане в тот ужасный день.