Между Явью и Навью

– Плохо, очень плохо! – Арсентий перебросил деревянный меч из правой руки в левую, подошел к бочке, ковшом зачерпнул студеную воду и продолжил, уже напившись. – Движетесь оба, как старики древние. А должны быть быстрыми и легкими, как молния. Как ветер. Как сокол во время броска. Иначе всегда будете проигрывать.

– Дядька Арсентий, мы же стараемся. – Гриня, один из худощавых пятнадцатилетних близнецов, поднялся на ноги и подал руку второму. Но брат отмахнулся, встал сам.

– Тут мало одного старания. Опять я один вас обоих играючи положил.

– Так у тебя и опыта намного больше, дядька Арсентий, – пробубнил Федька.

– Не только в опыте дело, – ответил послушник, глядя на них столь сурово, что веснушчатые лица пареньков покрылись стыдливым румянцем. – Вы как дикие звери – бросаетесь вперед, стараетесь меня достать как можно быстрее. А потом замедляетесь, теряетесь. А надо наоборот: сперва головой подумать, нужный миг выждать, а когда противник защиту ослабил, уже рубить. Еще раз начали!

Близнецы, направив в грудь послушника учебные мечи и осторожно переставляя ноги, подкрадывались с двух сторон, выжидая нужный миг, чтобы ударить. Сам же Арсентий стоял, опустив меч, с невозмутимым выражением лица, и только по глазам можно было понять, насколько он сейчас собран.

– Бей, Федька! – Гриня, как обычно, не выдержал первым, прыгнул вперед, целя в шею наставнику. И Федька, перед этим предусмотрительно зашедший за спину послушнику, тут же последовал за братом.

Им уже казалось, что они достигли цели, но в последний миг Арсентий мягко присел, так что мечи близнецов просвистели там, где только что была его голова. И сразу же, не выпрямляясь, крутанулся на пятках, сильным ударом подсек Федьку под коленями так, что у того ноги враз подломились, и он опять завалился на траву. Послушник же быстро развернулся в сторону второго брата, целясь тому в спину – как и всегда, Гришка при ударе все тело вложил в замах и не сразу смог развернуться. Но в этот раз он все-таки учел прошлые ошибки, успел нырнуть под меч наставника. Но когда попробовал ударить Арсентия в ответ, тот быстрым движением по дуге перехватил меч ученика около крестовины, крутанул свой и шлепнул по левому уху так, что у бойкого близнеца загудело в голове. Самым позорным образом Гриня завалился на землю рядом с братом.

– Плохо! Очень плохо! Зачем я на вас столько времени трачу? Гриня!

– Да, наставник? – прищурился тот, держась ладонью за ухо.

– Сколько раз повторять! Меч – это не оглобля и даже не топор. Не надо им замахиваться со всей дури, пытаться меня на две части развалить. Из-за этого не успеваешь ничего сделать, если я в ответ иду. Федька! Почувствуй наконец клинок, он должен стать частью тебя.

– Суров ты, Арсентий, суров! – К занимающейся на монастырском дворе троице подошел отец Варсонофий. – Вот что, дай-ка мальчишкам передохнуть. Посиди со мной, поговори.

– Нечего им отдыхать, еще не наработались. – Брат Арсентий нахмурил брови. – Мечи положили, взяли цепи, крутим до моего возвращения. И не лагодничать, я смотрю за вами!

Настоящими цепями, впрочем, он им пока не доверял работать, вместо них братья использовали длинные веревки с большими круглыми узлами на концах. Так и учиться можно, и себя не покалечат. Минуту спустя близнецы сосредоточенно орудовали веревками, пуская их петлями на разной высоте, резко останавливая и сразу же закручивая в другую сторону так быстро, что воздух вокруг них гудел.

– О чем поговорить хотел, отче? – спросил Арсентий, присаживаясь рядом с настоятелем их монастыря на лавку возле стены. Отец Варсонофий какое-то время молчал, глядя на увлеченно занимающихся близнецов.

– Что думаешь, будет из них толк?

– Пока не знаю. С оружием неплохо обращаться стали – год-другой, и сносными бойцами станут, а то и хорошими. Против людей я с ними смело выйду. Против нечисти – не уверен.

– С таким наставником, как ты, не могут не стать хорошими.

– Не знаю, правильно ли мы с тобой поступаем. – Арсентий забрал ладонью рыжую бороду. – Незачем им тут, погубим, как многих других погубили. Им бы в дружинные лучше податься.

– А что, у дружинных меньше шансов погибнуть?

– И в дружине могут сгинуть в любой день, это да, – согласился послушник. – Но все-таки лучше от меча погибнуть, чем от когтей волколюда или клыков упыря. Да и при княжьем дворе они хоть жизнь успеют попробовать, не то что в монастырских стенах.

– Сам-то не боишься клыков и когтей. – Настоятель потыкал посохом в землю перед собой.

– Я – другое дело.

– И в чем же разница?

– А в том, что у них вся жизнь впереди. А у меня все в прошлом.

Некоторое время оба молчали, наблюдая за занятиями близнецов. Потом отец Варсонофий откашлялся.

– До сих пор себе смерть Родиона простить не можешь? Сколько лет уж прошло.

– Да сколько бы ни прошло! – Брови Арсентия опустились. – Если бы я тогда вовремя беду почуял да выехал на пару дней пораньше… Все бы иначе было.

– Ты тогда только-только на ноги встал после битвы с Лихом. Нет твоей вины в его гибели!

– Не надо, отче, не уговаривай. Все равно не прощу себе! – Послушник помолчал немного, а потом продолжил: – И мы так и не узнали, что такое важное он мне про князя сказать хотел, от чего предостеречь пытался. Куда в одиночку соваться нельзя? Откуда беды ждать?

Полосатый шмель размером с фалангу большого пальца покружил вокруг сидящих мужчин с басовитым жужжанием, потом опустился на лавку рядом с ними и затих, увлеченный своими делами.

– Пугаешь ты меня в последнее время, Арсентий.

– Вот как! И чем же?

– Сдается мне, что ты смерти ищешь.

– Так это не тайна, я ее давно ищу, – пожал плечами Арсентий. – Только не могу без борьбы, без боя сдаться.

– В последнее время ты особо рьяно голову в пекло суешь. К тому упырю, от которого этих вон спас, – настоятель показал на Гриню с Федькой, – зачем один полез? Не мог братьев дождаться?

– Пока я ждал бы, он не только их родителей, но и самих мальчишек зажрал. Некогда было особо раздумывать.

– Вот-вот, их учишь сперва думать, а потом делать. А сам?

– Отец Варсонофий, ты прямо говори, что думаешь. Я разве свое дело плохо знаю? Вроде как нет. Сам жив, парни живы, вурдалак мертв. Хоть и ненамного, но мир лучше стал.

– Дело ты свое хорошо знаешь, тут не поспоришь. Только вот в остальном… Пóстриг монашеский уже не думаешь принимать?

– А что это изменит? Ну принесу я еще несколько обетов – как мне это в бою поможет?

– Веру твою укрепит. И заступничество божье даст. Молитвы каждый день читаешь?

– Все, как и положено – молитвы читаю, на службы хожу, когда тут, а не в дороге.

– Вот именно, что «как положено». – Варсонофий поднял указательный палец. – А это должно от сердца идти.

Громко хлопая черными крыльями, к собеседникам подлетел большой черный ворон. Опустился на землю перед ними, нахохлился и стал важно прохаживаться, глядя вокруг хозяйским взглядом. Арсентий развязал небольшой кошель, висящий на поясе, вынул кусочек мяса, кинул птице. Ворон поймал угощение на лету, положил перед собой на траву и принялся сосредоточенно клевать.

– Питомца ты себе под стать завел. – Настоятель указал посохом на ворона. – Одинокий, гордый, от людей не зависит. От волхва достался?

– От него, да.

– Это, как ты понимаешь, меня тоже тревожит. Ты от него другим вернулся. Расскажешь наконец, что он с тобой там делал?

Арсентий помолчал недолго, потом вздохнул.

– Расскажу, чего уж.

– Что же мне с тобой делать, Яромир? – Дед Рычан посмотрел на Арсентия, прищурив здоровый глаз. – Никак ты не можешь открыться, чтобы мир вокруг почувствовать. Как будто у тебя на душе такое же бельмо, как у меня на глазу. Два месяца уже с тобой бьюсь, а все впустую.

– Ты, отец, меня так и будешь Яромиром называть? Говорил же, что я теперь Арсентий. От языческого имени отрекся, когда в монастырь ушел.

– Вот и дурень! – сплюнул старик с досадой. – Что твое новое имя значит, как переводится?

– Мужественный.

– Красиво, но не то. А Яромир – это же Светлый мир, Мир Ярилы, или еще Неукротимый по-иному. Вот ты сменой имени от этого мира и загородился, перестал его в себя пускать. Поэтому и топчемся с тобой на одном месте.

Старый волхв встал, ковыляющей походкой направился к куче березовых дров, сваленных на краю поляны, взял несколько поленьев, вернулся и кинул в костер, разведенный перед его домом. Кора тут же занялась, скручиваясь в огне мелкими барашками и распространяя вокруг берестяной запах.

– Не успею я уже тебя ничему научить, – грустно покачал дед Рычан седой головой. – И хотел бы, да мне всего три дня на этом свете осталось.

– Это ты почему так решил?

– Это не я решил. Приходили вчера ко мне оттуда. Бают – отжил свое, дед, пора на покой. В Ирии мне Перун уже место определил, буду с лучшими сидеть за одним столом.

Послушник посмотрел на высокого истукана, вырезанного из старого дуба и стоявшего на поляне впереди других – идола Перуна, главного языческого бога. Как и раньше, он до сих пор пугал Арсентия своим взглядом. И, как всегда, на верхушке сидел ручной ворон деда, надежный и бдительный страж.

– Немало лет я прожил, пора. – Волхв поплотнее закутался в безрукавку из волчьей шерсти. В последнее время, особенно с приближением осени, он все время мерз, слишком холодная кровь уже текла в его жилах. – Обидно только, что я последний, кто знанием обладает. Уйду, и все сгинет, как и не было. Наши предки годами мудрость копили, а я с собой унесу.

– А что же ты за эти годы никого в обучение не взял?

– Что же не взял, я многих учил так-то. Некоторые даже посильнее меня были.

– И где они теперь? – Арсентий взял длинную палку и пошевелил дрова, чтобы лучше горели.

– Так ваши всех и порешили, одного за другим. Кого-то в лесах поймали, на капищах. Другие прятались, но их те люди выдали, которым они помогали при болезнях и несчастиях. Последние трое сглупили – пошли к князю, чтобы уму-разуму научить, убедить к вере дедовой вернуться.

– И что князь?

– Что-что? Знамо что! Выслушал внимательно, а потом велел сжечь на торговой площади всех троих на глазах у честнóго народа.

– Что-то не помню я таких историй в последнее время, – прищурился Арсентий.

– Так это лет с пятнадцать назад было. Или даже двадцать. Не помню уже. Давно. – Старик с кряхтением приподнялся, повернулся в сторону небольшого дома, в котором он жил сам и где теперь временно обитал Арсентий. – Я спать пойду, утро вечера мудренее. Может, и придумается что-то, чтобы тебя раскачать. А ты пока посиди, последи, чтобы костер весь прогорел, пожара не вышло.

Дед скрылся в своей лачуге, и Арсентий остался один на большой поляне посреди дубравы. Солнце уже почти село, дневные птицы замолчали, вокруг царила полная тишина, только вечерний ветер легонечко колыхал верхушки деревьев, заставляя их мелодично шуршать. Послушник, посидев немного, вытащил из чехла свою верную свирель. Нежно погладил ее пальцами, вспоминая, сколько дорог прошагал вместе с ней, и глаза той, что когда-то эту свирель ему подарила. Поднес к губам, ненадолго задумался и тихонько заиграл.

– Хватит дрыхнуть, парень! – Дед Рычан растолкал Арсентия задолго до рассвета. – Ты так всю жизнь проспишь. Кажись, придумал я, что с тобой сделать напоследок.

– Дед, давай ты со мной все что угодно сделаешь, но чуть попозже? – сонно пробурчал послушник. – Спать же охота.

– А потому что нечего было полночи на своей сопелке дудеть! – ехидно проворчал волхв. – Думаешь, я не слышал? Все зверье в округе перепугал, егозник. Вставай, говорю, я уже заутрок разогрел.

Деваться было некуда – Арсентий, потягиваясь, вылез из-под овчины, которую использовал как одеяло, вышел наружу. Зачерпнул в бочке скопившейся дождевой воды, полил на голову, отряхнулся, как пес после плавания. Прошел к костру, который дед разжег поутру заново, взял у волхва протянутый котелок с пареной репой, принялся усердно жевать.

– Так что ты там придумал, отец? – спросил он у старика, гревшего ладони над огнем. Тот ответил не сразу.

– Надо тебе к дидам сходить. Может, приветят они тебя, да на правильный путь и наставят.

– Ну давай сходим, чего уж там. А эти диды – это кто такие?

– Пращуры твои, хранители рода.

– Понятно. А что ты раньше такое не предлагал?

– Так я бы и сейчас тебе не предложил, если бы времени поболе было. Это, скажем так, последнее средство.

– Почему? – насторожился Арсентий. – Опасно очень?

– А ты сам своей колобашкой покумекай, – хмуро посмотрел дед Рычан. – Мы с тобой хоть и ненадолго, но откроем щель между мирами, между Явью и Навью. Чтобы мертвых услышать, надо либо их сюда пустить, либо самому в их мир перейти ненадолго. Я, конечно, с тобой рядом буду, помогу, если что не так пойдет, но все равно.

– Во как. А может, мы как-то все-таки иначе, а? Я с этими вашими языческими покойниками не очень чтобы хотел общаться.

– Ты не спорь! Молод ты еще со мной спорить! – рассердился волхв.

– Ладно, как скажешь. – Арсентию не очень нравилась задумка деда, но раз уж доверился, стоило довести дело до конца. – Когда начнем?

– За день подготовим все что нужно. А в полночь, как луна взойдет, и приступим. – Дед посмотрел на руки Арсентия. – Волка взять сумеешь?

– Доводилось и на волка хаживать.

– Вот и славно. Тут неподалеку бирюк обитает, его и возьмешь.

Охота прошла на удивление легко – через пару часов блуждания по лесу Арсентий встретил на опушке разорванного клыками кабанчика. Сытый волк отдыхал неподалеку, и послушник, зайдя с подветренной стороны, сумел подстрелить хищника из лука раньше, чем тот учуял человека. Так что вскоре он уже размашисто шагал среди деревьев, таща на плечах тяжелую тушу.

И то, что на капище происходит что-то не то, Арсентий понял еще на подходе. На тропе, ведущей к поляне волхва, виднелось множество следов, оставленных подкованными сапогами. А вскоре он услышал несколько громких мужских голосов.

Послушник сбросил тушу в кусты. Вынул из саадака лук, проверил стрелы – немного, с десяток, он же на охоту шел, а не на войну. И двинулся дальше не по дорожке, а по кустам, чтобы до последнего оставаться незамеченным незваными гостями.

Увиденное на поляне совсем не порадовало – дед Рычан был накрепко привязан к идолу Перуна. Перед ним на пеньке сидел незнакомый мужчина в рясе священника, еще семь человек в кольчугах и с мечами на поясах стояли вокруг. С волхва сорвали всю одежду, кроме штанов, и худощавое старческое тело тряслось от холода, но глаза полыхали огнем, а борода гневно торчала вперед. «Как же ты, отец, дал себя скрутить?» – подумал было Арсентий, но потом разглядел, что седые волосы сзади волхва окрашены красным.

– Я вам не мешаю, и вы мне не мешайте! – каркнул дед. – Прочь ступайте, супостаты. Пока не проклял вас.

– Нам твои проклятия не страшны, язычник! – засмеялся в ответ священник, подняв кверху палец. – Нас Бог хранит от таких, как ты.

– Мое проклятие сильнее. Оно вас все равно настигнет, помяните мое слово!

– Ну что там, где уже дрова? Сколько еще ждать? – Чужак повернулся, и Арсентий разглядел, что ему еще нет и тридцати, а его лицо, обрамленное аккуратной бородкой и тщательно причесанными волосами, столь благообразно, что наверняка вызывает у паствы непререкаемое доверие.

– Прощевания просим, святой отец, прощевания просим! – Незнакомый крестьянин нес в охапке несколько поленьев. Он так торопился, что запнулся о древесный корень и неловко упал вперед, под грохот дров и хохот людей в кольчугах. Поднявшись и по-быстрому отряхнув одежду, крестьянин подобрал поленья, донес до идола и кучей свалил под ноги волхва.

– Ну что, бесовское отродье, послушаем, как ты запоешь, когда пятки подгорать начнут. – Священник произнес это с довольной улыбкой, а потом резко хлопнул себя по шее и с гневом в глазах посмотрел на крестьянина. – Давай быстрее, надоело комаров тут кормить.

– Сей же час, сей же час! – Крестьянин бросился к костру, который утром запалил волхв, вынул длинную ветку, горевшую с одной стороны. Подул на нее, чтобы не потухла, повернулся, сделал шаг к идолу. Второй шаг сделать не успел – пущенная Арсентием стрела вонзилась в шею, и крестьянин, глядя вокруг недоуменным и обиженным взглядом, повалился наземь.

– Тревога! – рявкнул один из воинов, и остальные сразу же выхватили мечи из ножен, обступили священника, закрывая его от возможных выстрелов. – Откуда били?

– Вон оттуда! – показал клинком один из них примерно в то место, где только что был Арсентий. Впрочем, послушник, в соответствии с воинской наукой, сразу после выстрела сместился левее.

– Ты же мне обещал, что не будет сложностей! – завопил священник. – Ты же обещал!

– Нишкни, святой отец! – прикрикнул старший, широкоплечий мужчина с длинными пегими усами и белесыми глазами. – Все, как договаривались – ты платишь, мы защищаем. Версь, Охонь, гляньте-ка, что там за стрелок. Только сторожко, он явно из опытных.

Двое воинов отделились от остальных, которые тут же слаженно сомкнулись. «Не дружинники, выучка не та, но действуют умело, – подумал Арсентий, неподвижно прижавшийся спиной к стволу высокого дуба. – Либо из разбойных, либо наемные».

С этими двумя все прошло без сложностей – видимо, белоглазый послал на разведку не самых лучших. Как только они вступили под деревья, и их стало не видно с поляны, Арсентий выпустил две стрелы. Первый упал как подкошенный, хватаясь за левое ухо, из которого теперь торчал кончик древка с оперением и обильно текла кровь. Второй оказался чуть ловчее – успел закрыться от выстрела покрытым кольчугой плечом. Но Арсентий не дал ему воспользоваться этим, вбил третью стрелу прямо в глаз. Потом с досадой посмотрел на лук – жаль, что не боевой, охотничий, он покороче и не дает той силы выстрела. А чужаки все в броне, как один…

– Ну что у вас там? – закричал пегоусый. – Нашли стрелка?

Не услышав ответа, он отрывисто что-то приказал вполголоса. Его подручные, не ломая строя, двинулись в сторону лачуги волхва, втолкнули внутрь священника и захлопнули дверь. Арсентий, пока они шли, выстрелил дважды, но оба раза неудачно – одна стрела оцарапала щеку одного воина, другую пегоусый отбил мечом на подлете. «Опытный, очень опытный», – пробормотал под нос послушник, пересчитывая стрелы. Осталось три. А людей на капище больше. И все присели, укрываясь от возможных выстрелов, кто за чем – кто-то за идолами, кто-то за поленницей.

– Эй, стрелок, хватит баловать! Выходи, поговорим! – закричал белоглазый, надевая на голову протянутый одним из подручных шлем с полумаской, закрывавшей лицо до кончика носа. – Мы твоего деда пока еще не обидели. Хочешь, просто уйдем и никогда не вернемся?

«Ага, уйдете вы, да. А потом вернетесь еще большей силой. Знаем».

– Давай поговорим как люди? – повторил старший воин, а потом выругался, видя, как еще один из его людей валится на землю со стрелой во рту. – Ах ты курва! Я все равно тебя достану и свое же дерьмо жрать заставлю!

Понимая, что в пегоусого лучше не метить, Арсентий выцелил того, который сидел рядом с ним. К сожалению, тот в последний момент дернулся, и стрела не пробила шею, а только разорвала сбоку – кровь хлестанула фонтаном, но если сейчас завяжет, то может остаться в живых.

Пегоусый, видимо, понял ошибочность своих действий и что так их могут перестрелять, как кроликов, одного за другим. Выхватил меч из ножен, второй взял у убитого соратника, быстро добежал до истукана, к которому был привязан волхв, упер один из клинков деду в горло.

– Эй, стрелок, считаю до десяти! Если не выйдешь на поляну с пустыми руками, я ему горло распорю. Раз! Два! Три! – Он опять отбил стрелу, вылетевшую из леса. Слишком большое расстояние, стрелы били на излете, а он явно обучен против них. – Ты что такой непонятливый, стрелок? Четыре.

Арсентий вышел на капище на счет «девять». В каждой руке он сжимал по мечу, доставшемуся в качестве трофеев от тех, кто так неосторожно сунулись к нему в лес.

– Отпусти деда! – прорычал он. – И поговорим, как воины.

– Поговорим, чего уж там, – согласился пегоусый, а потом рявкнул: – Руби его, парни.

Все трое напали одновременно – видимо, и раньше приходилось бить одного толпой. Правда, в этот раз противник оказался не из тех, кто робеет, оставшись в меньшинстве. Быстро качаясь влево и вправо, Арсентий отбил все три меча, потом упал на колено, взмахнул левым клинком и рубанул чуть ниже кольчуги того, который зажимал подраненную шею. Парень заверещал и повалился, кровь из ран била, словно пиво из пробитой бочки. «Все, теперь точно не жилец», – отметил про себя послушник, перекатываясь, чтобы уйти от ударов оставшихся на ногах.

Они бросились за ним, стараясь достать побыстрее – не успели еще понять, что хотя они в кольчугах, а он в простой рубахе, но явно намного лучше их в ратном мастерстве. Первый подставился сразу – не вставая, Арсентий воткнул меч снизу вверх, прорубая пах и разрезая живот. У парня на лице отразилось недоумение, но через секунду взгляд погас, и он упал назад, как подрубленное дерево. Второй все-таки дотянулся – Арсентий не очень ловко вскинул меч в левой руке, тот дрогнул, защита получилась недостаточно твердой. Острие противника резануло по плечу и груди. Но в эту же секунду послушник правой отсек воину вооруженную руку, а потом со всей мочи врезал мечом по шее.

– Ловок ты, стрелок! – Пегоусый двигался к Арсентию волчьей походкой, держа оба меча чуть в стороны. И по тому, как противник держит клинки, послушник понял, что пегоусый опаснее, чем все остальные вместе взятые – точно обучен обоерукому бою, а кроме того еще и в кольчуге и шлеме. – Как тебя звать-то, хоробр?

– А тебе какое дело? – оскалился Арсентий.

– Хочу узнать, по кому поминальную молитву заказывать, – ухмыльнулся пегоусый. И тут же, без замаха, выбросил вперед оба меча, целя в лицо и пах послушника. Тот ожидал подобного, поэтому успел защититься от обоих клинков и сразу же повернулся вправо, постарался дотянуться мечом в деснице до лица врага. Тот перехватил удар на подлете, крутанул меч над головой, целя из неудобного для Арсентия положения. Но послушник и не стал защищаться, а быстро присел, пропуская меч над головой. Потом отскочил назад, срывая расстояние между ним и противником.

Они кружили по поляне, внимательно высматривая бреши в защите, время от времени бросались друг на друга и так же быстро отскакивали назад после двух-трех ударов и защит. Бились на равных, но вскоре Арсентий понял, что постепенно проигрывает – кровь, текущая из ран на груди и плече, уносила силы. Понял это и пегоусый, потому что стал нападать реже, тянул время, смотрел на послушника с легкой ухмылкой.

– Стóит оно того, стрелок? Стóит дед, чтобы умирать за него, а?

Это ироничное замечание жутко разозлило Арсентия. Казалось, даже на миг вернулись былые силы – он резко прыгнул под углом влево, рубанул сперва одной рукой, потом другой. Первый удар пегоусый перехватил, от второго успел пригнуться, но это его и сгубило. Шлем на голове хоть и немного, но закрывал обзор, и когда вожак выпрямился, увидел клинок, который послушник быстро перевел над головой и направил острием в лицо врага. От неожиданности белоглазый даже рот открыл, поэтому, когда Арсентий вонзил ему меч между зубов, они остались целы. А вот пегие усы сразу же порозовели от брызнувшей крови.

Арсентий без сил опустился на землю рядом с последним поверженным врагом. Так часто бывает в схватке – когда уходит азарт боя, усталые ноги разом перестают держать. Но отдыхать было некогда.

– Сейчас, отец, сейчас! – Он приподнялся и пошел к волхву, дрожавшему от холода возле истукана. – Сейчас отвяжу. Потерпи немного, отец!

С узлом возиться не стал, резанул мечом. Подхватил падающего деда, осторожно посадил на землю рядом, накинул на плечи валявшуюся неподалеку волчью безрукавку.

– Я волка добыл! – произнес Арсентий, не зная, что еще сказать.

– А я вот, вишь, в полон попал, – невесело ухмыльнулся дед в ответ. – Пришел, понимаешь, крестьянин, говорит – дай травы для коровки, болеет коровка. Мы с ним в дом зашли, я травку искать принялся, а он меня чем-то по маковке и саданул, аспид. Уже привязанный очнулся. Потом еще били, лиходеи.

– А я-то думаю, как же ты им в руки-то дался. Помню же, как ты меня тогда шибанул, когда мы с Сафронием к тебе пришли в первый раз.

– Старею! – пожал плечами Рычан. – Сынок, будь добр, принеси воды. У самого нет сил.

Арсентий встал, перешел поляну к бочке с дождевой водой. Вначале быстро вылил немного себе на голову, чтобы освежиться. Зачерпнул ковшом для старика, и в этот момент почувствовал опасность сзади.

– Сдохни, тварь бесовская! – Благообразный священник стоял возле избитого старика. Впрочем, вряд ли узнала бы в этот момент паства своего батюшку, настолько его черты исказила ненависть. Подхватив один из мечей, валявшихся на земле после схватки, он наотмашь рубанул волхва, целясь в голову, но тот защитился рукой, поэтому удар только отсек деду правую ладонь и снес клок волос над левым ухом.

Священник замахнулся еще раз, чтобы добить. Не успел. Арсентий метнул клинок, который, прогудев в воздухе, вонзился в спину чужака и вышел спереди, проломив грудину.

– Вот так я и убил священника. – Арсентий кинул ворону еще кусочек мяса, отряхнул руки и повернулся к отцу Варсонофию. – И знаешь, что самое плохое?

– И что же?

– Я страшный грех совершил – и ничего не чувствую. А должно же быть иначе?

Прежде чем ответить, настоятель некоторое время молча смотрел вокруг, на монастырский двор и стены, поднял глаза на крест, венчающий купол собора – самого высокого строения Богоявленского монастыря.

– Убийство – один из смертных грехов, так в Писании нам сказано. А тут еще и духовное лицо… Но это с одной стороны. А с другой – ты это сделал не из злобы или ненависти.

– Возненавидеть его я не успел, это точно.

– Думаю, что на исповеди я смогу отпустить тебе это. И мне кажется, что Бог тебя простит. Потому что ты во имя Его столько благих дел совершил, сколько сто священников не сделали.

– Он может простить, да, – покачал головой Арсентий. – Но я же давал обеты, в том числе – не убивать людей, если нет смертельной нужды. И если я нарушил этот обет – ничего не помешает мне нарушить другие.

– Ты нарушил обет, чтобы спасти человека.

– Точнее – чтобы спасти волхва. Того, с кем, по уму, я и сам должен бы бороться. Дед был последователем того самого язычества, которое преследует наша церковь, наша вера. А мне стал ближе, чем тот священник с его людьми. Настолько ближе, что я не задумываясь бросился на его защиту.

– Много в тебе сомнений, Арсентий. – Настоятель смотрел на ворона, который продолжал важно прохаживаться у ног собеседников. – Только вот насчет веры – тут ты не совсем прав.

– Это как так?

– Некоторые наши собраться действительно считают, что веру Христову надо насаживать огнем и мечом. Жечь и рубить всех, кто с нами не согласен. Только можно ли искренне поверить по принуждению? – Отец Варсонофий поднялся, положил руки на поясницу и прогнулся назад. – Спина что-то часто ноет в последнее время. Годы берут свое.

– Тебе бы к бабке из деревни сходить, чтобы травки поприкладывала. Мне помогло.

– Надо будет сходить, да. – Настоятель махнул рукой и продолжил: – Так вот. Как можно принять веру человека, который на твоих глазах убивает невинного? Точнее, виновного только в том, что не согласен с тобой? Никак. Силой можно принудить только бояться. И ненавидеть. Понимаешь, к чему я веду?

– Пока не очень.

– Тот священник, которого ты убил, – он разве это делал из богоугодных намерений? Да, волхв был безбожником, но чем он мешал священнику? Чем вообще мог помешать кому-то старый дед, которому и так уже осталось всего ничего?

– Ничем, да.

– Вот именно. А значит, священник действовал не из стремления веру укрепить, а только лишь из желания показать свою силу, свою власть над ним. А это гордыня, еще один из смертных грехов. И знаешь, у меня нет никаких сомнений в том, что он сейчас не в райских кущах, а в аду горит за свои дела.

Арсентий молча обдумывал слова настоятеля, глядя на отца Варсонофия снизу вверх.

– Но это не снимает и с моей души греха.

– Не снимает. Тем более, я так понимаю, на этом твоя история не заканчивается?

– Не заканчивается. Сейчас расскажу. – Арсентий хлопнул себя ладонями по коленям и встал, указал ладонью на взмыленных от занятий близнецов. – Только этих шалопаев отпущу немного отдохнуть.

– Видишь, не солгали боги! – Рычан приподнял голову над лавкой. К утру жар у него почти спал, и появились силы говорить. – Сказали «три дня», так оно и выйдет.

– Это хорошая смерть, отец! – Сидевший рядом Арсентий сменил влажный рушник на лбу деда. – От меча да в бою.

– Да мне-то какая разница? Я не воин, у меня свой путь. – Волхв поднял руку с отрубленной кистью. Рану Арсентий ему уже прижег и стянул тугим ремнем, чтобы кровь не текла, но боль, судя по всему, была такая, что даже удивительно, как дед ее переносил, почти не подавая вида. – Жаль только, не успели мы с тобой обряд провести.

– Так, может, это как раз знак тебе, что и не нужно мне это?

– Я сейчас уже на кромке почти, поэтому мне многое открыто. И вижу, что если бы мы с тобой это сделали, была бы тебе большая польза.

– Так, а что если я сам все сделаю? – внезапно осенило Арсентия. – Ты будешь говорить, что и как, а я выполню? Вдруг получится?

– А ежели что не так пойдет, и ты там без меня, один останешься? Кто подскажет, что делать?

– Ну, мне не впервой рисковать.

– Добро, – согласился дед после небольшого раздумья. – Тогда начинай готовиться. Я скажу, что делать.

Весь день Арсентий провел в приготовлениях. Старый волхв все это время сидел почти не двигаясь, и пару раз послушнику казалось, что дед уже отмучился – в такие мгновения Арсентий с замиранием сердца подходил к Рычану. Но тот хоть пребывал почти все время в неглубоком беспокойном сне, дышал ровно, а проснувшись, указания давал уверенно. Когда начало темнеть, послушник поднял на руки казавшееся невесомым тело, предварительно закутав волхва в овечью шкуру, посадил возле костра, прислонив спиной к одному из истуканов.

– Огонь жарче делай, не жалей дров! Чего их теперь жалеть? Жги так, чтобы с небес было видно!

Арсентий добросил дров, потом взял одну из склянок, указанную дедом, вылил в пламя, которое вспыхнуло еще сильнее – с небес, может быть, и не видно, но вокруг стало светло, почти как днем.

– Волка давай сюда. Эх, жаль, не сегодня ты его добыл, а вчера. Сегодняшний получше был бы. Да что уже поделаешь. – Дед дождался, пока Арсентий вернулся с тушей волка. – Разделывать умеешь?

– Доводилось!

– Добро. Тогда сердце вынь ему.

Арсентий послушно склонился над тушей, и вскоре волчье сердце, с которого на землю обильно капала кровь, лежало у него в руке.

– Это Перуну. – Старик целой рукой указал на главного истукана, которого сегодня днем Арсентий, как и всех остальных, тщательно вымыл по указанию волхва, окурил травами и полил бычьей кровью из запасов деда. – Перед ним положи.

Послушник с поклоном положил сердце перед идолом, а когда поднимался, не удержался и глянул в глаза языческому богу – в тело будто ударила молния. Он даже потянулся было, чтобы перекреститься, но вовремя осознал, что это точно будет лишним.

– Теперь печень, – дед дождался, пока Арсентий закончит, и добавил: – А это уже тебе. Что смотришь, ешь давай.

Об этом его волхв заранее не предупреждал, поэтому Арсентий на секунду замешкался. Но отступать, судя по всему, было поздно. Поэтому он вцепился зубами в сырую печень, рванул на себя, отдирая большой кусок, принялся жевать. На миг он представил себе, как сейчас выглядит со стороны – перемазанный волчьей кровью, обнаженный по пояс, как велел Рычан, освещенный языческим костром.

– Целиком не надо, куска достаточно, – добавил волхв, когда Арсентий, дожевав, хотел укусить еще раз. – В костер бросай. Теперь отвар. Готов?

– Да, – подтвердил послушник. С отваром ему сегодня пришлось изрядно повозиться, потому что в него входило множество трав и кореньев, которые надо было добавлять в определенное время и в нужных пропорциях, и все время необходимо было поддерживать кипение, иначе, по словам деда, получится бурда слабительная, а не отвар.

– Тогда пей. Это уже до конца, до последней капли.

Арсентий поднял горшок, стал жадно поглощать пахнувшую зверобоем и полынью жидкость. Вначале показалось, что ни за что не осилит, но потом понял, что вполне даже может – допил до конца, убедился, что ничего не осталось.

– В огонь горшок, пусть горит. А сам напротив садись.

– И что дальше? – поинтересовался послушник, усаживаясь на чурбан около костра.

– Всё. Теперь жди и молчи.

– Чего ждать-то?

– Там сам поймешь.

Арсентий какое-то время безмолвно смотрел в пламя костра, ожидая чего-то необычного. Но долгое время не происходило ничего. Никакие потусторонние силы к нему не обращались. Поэтому он поднял голову, чтобы сказать об этом Рычану. Но того напротив не оказалось. Точнее, ничего не было из того, что должен был увидеть Арсентий. Ни старика, ни его лачуги, ни истуканов, ни леса. Только он и пламя в ночи.

Первым порывом послушника было вскочить на ноги, но он сдержался. Что-что, а ждать он умел, научили когда-то в дружине. Поэтому Арсентий принялся оглядываться вокруг, чтобы понять, куда же его занесло колдовством волхва.

Похоже было, что он где-то на севере. На верхушках окружавших скал поблескивал снег, впереди, шагах в двухстах, медленно колыхались волны на поверхности широкого залива. На берегу виднелся большой корабль, судя по всему, оставленный хозяевами – на время или насовсем. Нос его украшало неведомое чудище, вырезанное с таким старанием и умением, что, казалось, в любой момент страшилище может ожить. Встряхнет головой, зашуршит чешуей и издаст оглушающий рык.

А еще над кораблем кружила стая птиц, подобных которым Арсентий до сих пор не встречал. Несмотря на разделявшее их расстояние, он прекрасно видел, что они намного крупнее всех, с какими послушник когда-либо сталкивался, с размахом крыльев не менее двух аршин.

Не очень понимая, что делать дальше, Арсентий встал, и этим сразу привлек внимание птиц. Они подлетели ближе, но не спускались, а нарезали неширокие круги, оглашая окрестности то ли карканьем, то ли рычанием. Смолисто-черные крылья, даже темнее, чем у воронов, переходили в серо-голубые головы со злыми глазами цвета раскаленной стали.

– Что замер, дурень? Беги! Сейчас бросятся! – К Арсентию с копьем в руке несся высокий темноволосый мужчина, лицо которого послушнику показалось знакомым. – Беги к кораблю, дурень!

Услышав голос незнакомца, птицы закричали еще громче и действительно, сложив крылья, бросились вниз с выставленными вперед когтями. Арсентий коротко выругался, пообещав припомнить волхву, что тот не предупредил взять с собой оружие, увернулся от когтей первой летучей твари, кувырком ушел от второй и помчался к берегу так, как, пожалуй, не бегал никогда в жизни. До корабля было не так далеко, но путь осложнялся тем, что все время приходилось оглядываться, чтобы не пропустить удар сверху, и иногда менять направление, уворачиваясь от птиц. Темноволосый несся не отставая, но иногда останавливался, чтобы пырнуть копьем кого-нибудь из летающих зверюг.

Взбежав на корабль по приставленным к левому борту мосткам, Арсентий оперся на мачту, склонившись вперед и с трудом переводя дыхание. Похоже, птицы не могли сесть на корабль, поэтому летали вокруг, по-прежнему злобно крича.

– А теперь что замер, парень? – Незнакомец поднялся на борт вслед за ним, так же тяжело дыша. – Это еще не конец, только передышка.

– А ты вообще кто такой? – посмотрел на него послушник, насупившись.

– Да вот видишь, получилось мне все-таки тебе помочь, – засмеялся тот. – Не знаю как, но сработало. Видать, боги разрешили мне в последний бой сходить.

– Дед Рычан? – Арсентий от неожиданности даже рот открыл.

– Ага, – ухмыльнулся волхв. – Каков я был по молодости, а? Орел!

– Ну говори тогда, орел, что дальше делать?

– Парус подымай, знамо дело. Только сперва по ладье пройдись, оружие себе подбери. Птицы это так, первое испытание, не больше.

Поднять вдвоем тяжеленный парус оказалось делом не простым – оба чуть не порвали себе жилы, натягивая канаты, к которым крепилась поперечная балка с полосатым широким полотном. Зато ветер, уверенно дувший с берега, тут же подхватил корабль, понес вперед по волнам. Арсентий по совету деда – которого сейчас язык не поворачивался так называть – порылся среди оружия на палубе. Подобрал себе кольчугу со шлемом, круглый щит, покрашенный алым, и длинный меч с рукоятью, обмотанной кожаным ремешком. Сам же помолодевший волхв не стал ничего искать, замер возле борта все с тем же копьем в руках.

– И чего теперь? – поинтересовался Арсентий, встав с ним рядом. – Чего ждем?

– Не знаю пока. Но очень надеюсь, что не Морского змея.

– А что за змей такой?

– Вот же ж, сглазил, похоже! – скривился Рычан, показывая пальцем вперед, где вода бурлила в гигантском водовороте. Время от времени над поверхностью поднималась огроменная приплюснутая голова, покрытая серебристой чешуей.

Корабль несло прямиком на морское чудище. В надежде избежать встречи Арсентий бросился на корму, чтобы повернуть корабль, но тут выяснилось, что рулевое весло на корабле отсутствовало. Обычных весел тоже не было, ладья могла плыть только по прямой, влекомая ветром в парусе.

– Не, парень, тут все иначе устроено, – покачал головой Рычан, заметив метания послушника. – Тут мы только туда идем, куда нас ведут. Не мы выбираем испытания, нам их назначают.

Морской змей скоро заметил плывущий к нему корабль. Поднялся над водой на три человеческих роста. Широко распахнул пасть, выставив длинный раздвоенный язык, и зашипел так громко, что уши Арсентия почти заложило. Поэтому он не сразу понял, что Рычан ему что-то кричит, пока тот со всей дури не хлопнул его ладонью по шее.

– Мы его не убьем, даже не пробуй. Бессмертный он, – проревел волхв в лицо. – Только отогнать можем, если повезет. Только вот чем? Пару луков бы нам…

– Луков нет, но сулицы я видел. – Арсентий помчался на нос, где на палубе лежали несколько метательных копий с короткими древками.

Змей уже был совсем близко, приготовился к удару. Послушник подождал, пока тот бросится на них, широко замахнулся и запустил копье в чудовище. Сулица разорвала кожу на носу Змея, но рана затянулась на глазах. А страшилище вновь зашипело, в этот раз от обиды и боли, отдернулось, чтобы почти сразу повторить атаку. И вновь отскочило, в этот раз уже от копья, пущенного волхвом.

Они по очереди метали сулицы, пока те не закончились. Корабль к этому времени поравнялся с водоворотом, крутившимся вокруг Змея. Чудовище поняло, что люди больше не могут сделать ему больно на расстоянии, и в очередной раз огромная плоская голова понеслась к ладье, чтобы достать чужаков.

– Теперь рубим, рубим! – закричал Рычан.

Прикрывшись щитом, Арсентий вскинул меч, подпуская противника поближе, выждал нужный момент и широко махнул клинком, со всей мочи опустил его на чешуйчатую морду. Змей опять отдернулся, но тут же ударил головой послушника в грудь с такой силой, что Арсентий не смог устоять на ногах, покатился по палубе. Но сразу же вновь поднялся на ноги, подобрал выроненный при падении меч. Увидел, что волхв продолжает на носу рубиться с чудовищем, и кинулся в атаку.

Впрочем, оказалось, что его помощь уже не нужна. Змей, теперь с трудом достававший до корабля – он явно был прикован к одному месту, не мог догнать достаточно быстро плывущую ладью, – еще раз поднял голову над водой, заревел и нырнул, подняв вокруг себя множество брызг.

– Уфф, прошли! – Рычан отер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. – Стал быть, скоро до берега доберемся. Там, правда, нам попрощаться придется.

– Это почему? – насторожился Арсентий.

– На тот берег мне никак нельзя. Это только твой путь, до конца только ты дойти сможешь.

– Вон по той тропе двигай в лес, – пояснил Рычан, когда корабль уткнулся носом в прибрежный песок. – По дороге тебя опять что-то встретит. Если справишься, дальше иди, там капище увидишь. На нем тебя уже ждать должны.

– А если не справлюсь?

– Об этом тебе, парень, лучше и не думать.

Арсентий перемахнул через борт, спрыгнул в воду около берега. Закинул за спину щит и зашагал в указанном дедом направлении. Лес, стоявший в полуверсте от воды, там действительно расступался, образуя неширокую тропу.

А лес, надо признать, был очень и очень странным. Деревья казались вырезанными из серого камня, листья словно бы были отлиты из разноцветного стекла – Арсентий сперва хотел их потрогать, но потом осторожность все-таки перевесила любопытство. А еще эти листья светились так ярко, что вокруг все было видно, как днем. И раздавалось множество разнообразных звуков, но совсем не таких, какие бывают в обычном лесу – то послышится громкий звон, словно огромный молот бьет в гигантскую наковальню, то стоны и вздохи, то скрежет, какой бывает, когда меч точат, только намного сильнее.

На обещанное помолодевшим дедом препятствие он набрел спустя примерно полчаса. Воин в покрашенных черным доспехах, со щитом того же цвета и в шлеме с личиной, закрывавшей все лицо – если оно там было, конечно, – стоял посреди тропы, и обойти его не было никакой возможности. Роста он был огромного, не менее полутора человеческих, и с широченными плечами. При виде Арсентия красноречиво вынул из ножен меч, указал острием на путника и глухо засмеялся.

Арсентий не стал особенно выжидать – судя по огромным размерам, противник не должен был быстро двигаться. Выхватил свой клинок, закрылся щитом и сразу же, без лишних разговоров, бросился в бой. И тут же отлетел, потому как меч черного воина ударил с такой силой и на такой скорости, что не только отбросил послушника назад на пять шагов, но и в щепы разнес его щит.

Чтобы не попасться так же второй раз, Арсентий стал приближаться к врагу медленно, шаг за шагом. Черный воин не двигался, ждал, чуть покачивая мечом и склонив голову к левому плечу. Он явно понимал свое преимущество и был уверен в скорой победе. И когда послушник достаточно приблизился, в грудь Арсентия выстрелил черный меч, который был раза в два длиннее, чем обычный.

Каким-то чудом Арсентий ушел от удара, повернув корпус правым плечом вперед и чуть отклонившись назад. Клинок противника рассек кольчугу на груди, несколько колечек со звоном полетели в стороны, поблескивая в свете причудливых листьев. К счастью, грудь задело только по касательной, меч разрезал поддетую под броню рубаху и оцарапал грудь. Не давая времени черному воину ударить еще раз, Арсентий рубанул того по руке, вытянутой с оружием, крутанулся вокруг себя, приседая, широким движением резанул ногу противника. И тут же отлетел в сторону от могучего пинка другой ноги.

Вскочив, Арсентий вновь принял боевую стойку, готовый к продолжению. Но черный воин опустил клинок, показал на рану на бедре, отошел чуть в сторону и вполне гостеприимным жестом показал на тропу.

– Что, это все? – изумленно спросил послушник. – Тебя не надо было убивать, а просто ранить?

Черный несколько раз кивнул и глухо засмеялся.

– И что, в спину не ударишь?

Незнакомец пожал плечами и убрал меч в ножны.

– А тебя вообще убить можно?

Смех стал громче.

От места поединка до капища идти пришлось совсем немного, не более полуверсты. Вскоре загадочный лес расступился, тропа расширилась и, как река впадает в озеро, влилась в широкую поляну, по краям которой по кругу расставлены были высокие круглые столбы из темно-бурого камня, а посередине горел яркий костер.

– И что дальше? – Несмотря на заверения волхва, на капище послушника никто не встречал. Арсентий несколько раз обошел поляну по кругу в поисках подсказки, но ничего особенного не нашел. Тогда он двинул к костру, погрел ладони над пламенем, уселся на землю и приготовился ждать.

– Яромир! – Арсентий не сразу понял, что обращаются к нему. Оказывается, ожидание затянулось, и он сам не заметил, как задремал. – Яромир, открой глаза.

Проморгавшись, послушник увидел, что напротив него, по ту сторону костра, стоит, сложив руки на груди, высокий мужчина с такими же огненными волосами, как и у него, в кольчуге и с длинным мечом на поясе. Поняв, кто перед ним, Арсентий вскочил на ноги:

– Отец?

Он был именно таким, каким его помнил Арсентий – сильный, уверенный в себе, с вечной легкой улыбкой и с очень грустными глазами.

– Я-то я. А вот что ты тут забыл?

– Меня волхв сюда привел. – Как и когда-то, много лет назад, Арсентий чувствовал себя перед отцом маленьким и слабым. – Сказал, что мне надо с пращуром встретиться, чтобы в себе разобраться.

– Яромир, Яромир! – покачал головой отец, присел на корточки и посмотрел на сына, прищурив глаза. – Ты вырос, возмужал, стал отважным воином, как я и мечтал. И все равно остался испуганным мальчишкой. Посмотри в огонь.

Всеслав провел обеими ладонями над пламенем, и Арсентий увидел в огне двоих мужчин – большого и маленького. Вскоре картинка стала четче, задвигалась, ожила, послышались звуки, и он понял, что большой – его отец. А маленький – кудрявый и веснушчатый – это он сам, и ему не больше пяти-шести лет. Они находились во дворе их дома в Рязани, он только что упал с вороного коня, больно ударившись о землю, и теперь потирал ушибленное плечо.

– Папа, мне очень страшно! – со слезами в голосе произнес маленький Арсентий. – Можно я больше не буду на него садиться?

– Яромир! – строго ответил отец. – Мужчины в нашем роду не боятся ничего. И уж тем более не боятся ездить верхом. Гридень полжизни проводит на коне.

– Я не хочу бояться, оно само так получается. Конь так страшно фыркает.

Всеслав засмеялся, потрепал сына по кудрявой голове, потом отошел к ограде, присел на лавку и похлопал себя по бедру. Маленький Арсентий не заставил себя ждать, запрыгнул на отцовское колено.

– В этом мире, Яромир, есть многое и многие, кто хочет сделать нам больно, кто хочет напугать и убить, – обнял сына Всеслав. – И мы должны без страха смотреть в лицо опасности, потому что страх лишает сил, выжимает жизнь из рук и ног. Понимаешь, о чем я?

Мальчишка кивнул, и отец продолжил:

– Порой страх тоже полезен. Он есть у всех, он помогает нам понять, что не стоит куда-то лезть сломя голову, заставляет думать, прежде чем сделать что-то безрассудное. Но мы должны быть хозяевами своего страха, держать его в узде, на привязи. Потому что если ты поддался своему страху, то уже проиграл. Запомни это.

– Я запомню, отец! – с серьезным видом ответил маленький Арсентий, а потом прижался к широкой отцовской груди. – Мне очень не хватает мамы. С ней мне не было так страшно.

– Мне тоже ее очень не хватает. – Всеслав обнял сына. – Она была удивительной женщиной, и не думаю, что мне еще доведется встретить подобную. Хотя не сомневаюсь, что ты встретишь женщину еще лучше.

– Лучше мамы никого не бывает! – Малыш поднял голову, посмотрел на отца снизу вверх. – А можно я еще раз попробую на коне поехать?

– Конечно, можно, – засмеялся отец, вставая и держа сына на вытянутых руках.

Картинка в пламени ненадолго покрылась мутной пеленой. Потом изображение опять стало резким: тот же двор, но в другой день, позже на год или два. Всеслав, одетый в доспехи, стоял возле коня, оседланного к походу. Арсентий протягивал отцу большой красный щит, очень тяжелый для детских рук.

– Папа, а мне совсем-совсем нельзя с тобой?

– Рано тебе пока в бой. Возмужаешь, тогда и будем вместе ратиться ходить. – Всеслав вынул из ножен блестящий меч. – Ну, покажи, чему научился!

Мальчонка бегом домчался до крыльца, вернулся со своим мечом, сделанным под детскую руку. Как и учил отец, направил острие на Всеслава, короткими плавными шагами двинулся по дуге, выбирая время для броска. А потом с коротким выдохом устремился вперед, стараясь нанести удар плоской стороной меча в отцовское бедро. Но тот быстро опустил свой клинок, отбил в сторону оружие Яромира, и тут же, крутанув меч над головой, звонко хлестанул сына по спине – не больно, но очень обидно.

– Плохо, Яромир! – покачал головой Всеслав. – Ты бросаешься вперед, не думая. Не надо спешить, выжди, найди слабое место противника. И заранее прикидывай, что будешь делать, если твой первый удар не удался. Понял?

– Да, отец!

– Ну, ничего. Вернусь, продолжим учиться. Выйдет из тебя еще неплохой воин, а может быть, и отличный.

– А ты точно вернешься? Не обманешь?

– Обязательно вернусь! Побьем князя Всеволода, покажем ему, кто на Руси хозяин, и сразу домой! – Всеслав похлопал сына по плечу, быстрым движением взлетел в седло, надел на голову шлем и посмотрел на сына гордым взглядом. – Не родился еще тот человек, который сможет нас с тобой победить. И не выкован еще тот меч, который нас срубит.

И вновь картинка заколыхалась, меняясь. Опять был тот же двор, только лето сменилось поздней осенью. Вновь маленький Арсентий смотрел на отцовского гнедого жеребца, которого под уздцы вел сам Роман Глебович, князь рязанский. И никого не было в седле, а через конский круп переброшено что-то большое, накрытое алым плащом с расшитым кантом. Подойдя поближе, князь Роман опустился на корточки, став такого же роста, как и Яромир, посмотрел на мальчишку с грустной улыбкой.

– Видишь, как случилось – не сберег я твоего батьку. Богом клянусь, меньше всего я хотел именно его потерять…

Яромир открыл было рот, чтобы что-то сказать, но горло, как клещами, сдавило рыданиями.

– В общем, тут вот какое дело, – продолжил князь, – батьке твоему я обещал перед смертью, что о тебе позабочусь, не брошу одного. Поэтому иди собирайся. Как похороним Всеслава, в дружину поступишь. Пока, знамо дело, в детскую, но если вырастешь таким же справным воином, каким он был, встанешь со мной рядом.

Роман Глебович протянул руки, и Яромир, не в силах больше сдерживаться, бросился к нему, рыдая взахлеб, чувствуя, что весь мир сломался и перевернулся.

– Плачь, Яромир, плачь! – князь прижал к груди голову мальчишки. – Такие слезы – не стыд для мужчины. Три раза в жизни может плакать воин – если теряет родителей, если теряет любимую, и если, не дай боже, теряет детей. И пускай это будут последние слезы в твоей жизни!

И вновь пламя затрепетало, изображение в нем расплылось и исчезло, в этот раз уже навсегда. Вернулась поляна, по кругу обставленная высокими столбами, потрескивающий костер посредине ее и двое мужчин по разные стороны пламени.

– Ты выучил все уроки, Яромир, – заговорил Всеслав после короткой паузы.

– Меня теперь не Яромиром зовут.

– Я знаю, ты отказался от имени, которым я тебя назвал.

– Я от многого отказался. Я теперь совсем другой человек. Ушел из дружины, живу в монастыре и с нечистью борюсь.

– Знаю. Все эти годы я смотрел на тебя отсюда, видел, как ты растешь и мужаешь. Видел, как ты нашел свою любовь. Твоя жена была прекрасной женщиной и родила тебе прекрасного сына.

– Я потерял их, отец. Не уберег.

– Ты сделал все, чтобы их спасти. Понятия не имею, как бы я повел себя на твоем месте – вряд ли пошел бы в монастырь. Но это твой выбор, твой путь, и ты, насколько я могу судить, по нему идешь вполне уверенно.

– Не знаю. Просто делаю то, что считаю правильным. – Арсентий посмотрел на отца, не отрывая взгляда, а потом произнес с болью: – Мне так тебя не хватало! Почему ты так рано ушел? Если бы ты был рядом со мной, я не сделал бы столько ошибок!

– Не было ни дня за это время, чтобы я себя не корил за то, что ты один! – ответил Всеслав, склонив голову. – Но ты и сам знаешь, что такое воинский долг. И как переменчива воинская удача. Никто не идет в бой, чтобы проиграть, каждый собирается вернуться с победой. Но потом одни побеждают, а другие погибают.

– Я понимаю. Но мне все равно было очень трудно без тебя!

– Ты отлично справлялся! Я видел. И гордился тобой всегда. И всегда буду гордиться!

– Отец! – вспомнил Арсентий. – Я же пришел сюда за поисками ответов.

– Каких ответов?

– Волхв меня сюда направил за ответами. Он хотел, чтобы я научился чувствовать мир живых и мир мертвых.

– Ты уже все услышал и увидел. Только не успел понять. – Всеслав смотрел на сына, улыбаясь.

Отец встал, повернулся и зашагал в сторону. Когда дошел до каменных столбов, повернулся и произнес:

– Арсентий – красивое имя. Только не забывай, что мы тебя назвали Яромиром. – Он сделал еще один шаг и исчез, как будто и не было.

Послушник смотрел ему вслед, чувствуя, что слезы просятся на глаза. Как и тогда, много лет назад. Но в этот раз он сдержал их – опустил взгляд в огонь, а когда поднял обратно, увидел, что опять находится посреди капища волхва, а дед Рычан, вновь седой и дряхлый, дремлет, прислонившись спиной к деревянному истукану. А на плече у него сидит верный ворон, охраняя покой хозяина.

– Другого я, признаться, ждал, – пробормотал старик, проснувшись и выслушав рассказ Арсентия. – Думал, пращур тебе откроет устройство мира, расскажет, что и как, куда тебе двигаться дальше.

– Он рассказал все, что было нужно.

– Ну, тогда ладно, – ответил волхв, подумав. – Тогда и мне тут незачем задерживаться. Третий день наступил, уже чувствую, как меня зовут. Вон, ученики мои стоят под дубом, машут.

Арсентий, оборачиваясь туда, куда указал Рычан, чувствовал, как волосы стянуло на затылке узлом. Но не увидел там никого – только ветви деревьев шевелились на ветру.

– Не видишь? – догадался старик. – Ну, это тебе и не положено пока видеть. Ты еще в Яви, а я уже одной ногой в Нави. У меня к тебе пара просьб будет напоследок.

– Что-то ты, дед, больно помирать спешишь! Тебе еще жить и жить!

– Не спорь не по делу, лучше выслушай. Во-первых, меня сожги прямо тут, на капище, а прах вокруг развей. А само капище не тронь, пусть останется таким, как сейчас, пока лес не поглотит. Сделаешь?

– Сделаю!

– Добро! И еще – ворона моего забери с собой. Он один не сможет, привык с людьми уже. Я его когда-то спас, выходил, жаль будет, если сгинет.

– Возьму. У него имя-то есть какое-нибудь?

– Есть. Его Вороном зовут. Я когда-то хотел другое придумать, да на ум не пришло ничего подходящего. А потом как-то к этому привык. И еще, – Рычан чуть засмущался, – если не сложно, сыграй мне напоследок на своей пищалке. Не хотел тебе говорить, но играешь ты душевно.

Арсентий сходил в дом за заветной свирелью. Вернулся, сел рядом с дедом, набрал в грудь побольше воздуха, закрыл глаза и заиграл. Он не стал вести какую-то готовую мелодию, просто вкладывал в звуки всю свою душу, все, что чувствовал. Он даже не смог бы сказать, сколько времени играл – закончил только тогда, когда почувствовал, что старый волхв перестал дышать. И, открыв глаза, увидел, что напротив него на краю поляны сидит неизвестный ему человечек и вытирает слезы.

– Ты это – на меня только не бросайся, ладно? – Человечек глядел на Арсентия с опаской. – Я пришел помочь деда похоронить.

– Ты – леший?

– Угу, – подтвердил незнакомец. – Дед вообще-то про тебя хорошо говорил. Мол, ты настоящий, нет в тебе злобы, хоть и охотишься на таких, как мы.

– Я не на всех охочусь. Только на тех, кто сам злобу таит.

– Не, я ничего такого не таю! – быстро замотал головой лешак. – Так как, помочь с дедом?

Костер вдвоем они сложили быстро. Пока Арсентий носил и колол дрова, лешак натащил из леса множество сухих веток, поэтому куча в итоге получилась даже больше, чем необходимо. Но они не стали спешить, дождались сумерек («Потому что не все, кто хотел бы с ним попрощаться, могут днем прийти», – важно поднял палец вверх лешак). И только когда солнце скрылось за верхушками деревьев, послушник положил невесомого волхва на получившуюся поленницу, запалил в костре факел и сунул в кучу дерева под телом.

– А кто прийти-то должен? – спросил Арсентий у лешего, не отрывая глаз от пламени, охватывающего Рычана.

– Пока не знаю. Деда тут вообще-то все очень уважали, – ответил леший и озабоченно уточнил: – Ты правда никого не обидишь?

– Забавное дело. Обычно люди боятся нечисти, а тут вдруг нечисть боится человека настолько, что даже на похороны опасается приходить.

– Мир вообще-то порой не такой, как нам кажется. Вот, бывает, думаешь, что вроде как понял его устройство, а потом вдруг что-то произойдет, и ты осознаешь, что ничего не понимаешь.

– Что, и у тебя такое бывает?

– Вообще-то бывает, да! – ответил леший. – А вон и они.

Арсентий поднял глаза – с другой стороны от кострища стояло несколько фигур, которых, в другой ситуации, вполне можно было бы принять за обычных крестьян и крестьянок.

– Это местный водяной с дочками и зятьями, – пояснил леший, а потом указал на четырех женщин чуть в стороне, возраст которых определить не смог бы никто – только что они были молодыми красавицами, а через секунду становились горбатыми старухами: – А это вот кикиморы, Рычан с ними когда-то очень дружил, когда молодой был. Поговаривают даже, что пара из кикиморовых дочек на самом деле от… Хотя нет, глупости болтают, я думаю.

На глазах послушника из лесу вышел высокий мужчина с дорожным посохом в руках, оглянулся и прижал к груди одну из кикимор.

– Путевик, хозяин шляху. Он дорогу через лес оберегает, на обочине живет.

Гости из лесу выходили еще долго, Арсентий потом даже не пытался запомнить, кто здесь кто, несмотря на то что леший упорно продолжал называть всех – были тут зазовки и хухи, шептуны и туросики, даже дед.

Манила пришел, грустно сложил руки на груди в стороне от всех. Они молча стояли вокруг, вытирая слезы, пока тело волхва не догорело до конца, а послушник, выполняя обещание, разметал его прах. Потом, один за другим, так же безмолвно растворились в ночи. Последним уходил леший.

– Бывай, мастер по нечисти, легких тебе дорог! – махнул он ладошкой на прощание. – И помни – мир совсем не так прост, как нам порой кажется. – Маленький человек подмигнул и скрылся среди деревьев, как будто его тут и не было.

Арсений устало присел на лавку возле стены дедовой хибары, огляделся вокруг. Внезапно он понял, насколько одинок. И когда ворон, громко хлопая крыльями, опустился на землю возле ног, послушник улыбнулся ему как родному.

– Занятная история, – задумчиво произнес отец Варсонофий вскоре после того, как Арсентий замолчал.

– Угу, занятная. – Лицо послушника скривилось. – Только получается, что я аж два раза принял участие в языческих ритуалах. Ты как думаешь, эти образы, что я у костра видел, – от Лукавого мне пришли?

– Не знаю. А сам что мыслишь?

Арсентий ответил не сразу.

– Много я про это думал с тех пор. Может, от Лукавого, а может, и совсем наоборот. А может и вообще это у меня просто видение от дедовых трав было. Вон с пьяных глаз порой чего только не увидишь.

– Да, может быть и так. – Отец Варсонофий скривил лицо и опять потер спину, а потом указал на близнецов, сидящих на земле неподалеку. – Я тебе вот что скажу – ты бы этих двоих взял к себе в ученики на полную? С собой бери, когда поедешь на нечисть, учи их всему тому, что сам умеешь.

– Это ты почему вдруг такое решил? – удивился послушник. – Какая часть моего рассказа тебя подвигла?

– Тебе это нужно не меньше, чем им. Лучшего наставника они все равно не найдут. Да и тебе будет не так одиноко в дороге. – Он улыбнулся и добавил: – Опять же, если будешь их оберегать, то лишний раз сам побережешься. Не ради себя, так ради них.

– Не, отче, это ты зазря придумал! Я не согласный!

– А я тебя и не прошу. Считай это указанием настоятеля. Так сказать, епитимья за грехи.

– Ну вот! – поднял Арсентий ладони. – Тогда вот что – я их буду не каждый раз брать, идет?

– Идет! – согласился отец Варсонофий. – Кстати, не знаю, чего ты там считаешь, но я с близнецами намедни разговаривал. Они не видят лучшей доли для себя, чем быть твоими учениками, а потом встать рядом с тобой против нечестивых. Ни в какие дружинные ты их теперь калачом не заманишь.

Настоятель, опираясь на посох, медленно пошел в сторону храма. Потом остановился, посмотрел на Арсентия и произнес:

– И вот что – ворона береги. Не зря тебе его волхв доверил, мне сдается. – Подумал, а потом добавил: – А может, тебя ему.

Арсентий какое-то время смотрел вслед настоятелю, потом решительно встал и гаркнул, строго глядя на близнецов:

– Так, туесы! Заканчиваем отдыхать! Взяли мечи, продолжаем! – Дождался, пока Гриня с Федькой бегом принесут деревянные снаряды, и продолжил: – Запомните, как «Отче наш» – у мастера по нечисти есть два главных врага. Первый враг – это страх. Он сковывает волю, а тела делает деревянными. Второй враг – это суета. Если хотите победить, должны думать на шаг вперед. А потом бить в нужный момент, как молния. Усекли?

– Да, дядька Арсентий, – дружно ответили близнецы.

– Тогда рубите. И чтобы в этот раз мне не пришлось стыдиться.

Деревянные мечи замелькали в воздухе, сталкиваясь с громким стуком.