Мы с Сынхваном сели в машину «Скорой помощи». С нами поехали Профессионал и Начинающий. Через пятнадцать минут «Скорая» прибыла в больницу, которая находилась в городе Хэнам. У меня на лбу была рана, но её не нужно было зашивать. А вот с Сынхваном всё было серьёзнее. Врачи сказали, что отравление снотворным веществом было довольно опасным и что его надо госпитализировать. Во мне зародилось сомнение: может быть, ноги, удары которых уложили О Ёнчжэ там, на маяке, принадлежали не Сынхвану, а самому Богу?

Я не знаю, что сказал врачу Профессионал. Но закончив все необходимые процедуры, Сынхвана направили в палату интенсивной терапии на втором этаже.

За окном виднелся лес, расположенный возле больницы. Медсестра повесила на ручку двери табличку с надписью «Не входить».

Сынхван лежал на кровати, к штативу капельницы прикрепили две бутылки – физраствор с мочегонным средством и электролитный раствор. Профессионал и Начинающий сидели на стульях рядом с кроватью, а я примостился на батарее и начал рассказывать обо всём, что происходило, начиная с того момента, когда я открыл посылки, и до появления следователей на маяке. Затем я снял часы с диктофоном и передал их Профессионалу. Я также рассказал им, где спрятал вещи Сынхвана.

«Я пока не понял, кто мне их прислал. Кроссовки, кажется, также отправил не О Ёнчжэ».

Услышав это, Профессионал посмотрел на Сынхвана. Тот глядел на свои ноги.

«Я попросил», – сказал он.

«Ты попросил?»

Удивился, кажется, один только я. И у Профессионала, и у Начинающего выражение лиц осталось неизменным.

«Покидая дом, я поручил это председателю молодёжной организации. Попросил его отправить эти вещи так, будто их доставила служба срочной доставки. Сказал, чтобы высылал их по очереди».

Я автоматически спросил: «Зачем?»

Мне показалось, что в меня угодил непонятно откуда прилетевший камень. Сынхван посмотрел сначала на меня, а затем на Профессионала. Я понял смысл этого взгляда. Он хотел, чтобы мы поговорили об этом позже с глазу на глаз. Профессионал кивнул. А я замолчал.

«Как только я выехал из дома, возле маяка лопнуло колесо. Я вышел из машины и увидел, что колесо, которое накануне было нормальным, продырявлено. Когда я открыл багажник, чтобы достать запасную шину, ко мне подъехал джип, и из него вышли двое мужчин. Я сразу всё понял, но они схватили меня за плечи, и на этом для меня всё закончилось. Сзади на шее я почувствовал укол, ноги обмякли, и я потерял сознание. Дальше я ничего не помню. Кажется, они бросили меня на маяке и оставили в таком состоянии. Я и представить себе не мог, что меня оставят на маяке – думал, что отвезут либо в лесопарк «Серён», либо на ферму».

Рассказ Сынхвана на этом закончился. Он просто рассказал о том, что с ним случилось, без оценки. Хотя Профессионал и Начинающий, кажется, о многом уже догадывались сами, на их лицах всё же появилось понимающее выражение.

«Мы тоже ошиблись. – Профессионал взглянул на меня и продолжил, обращаясь к Сынхвану: – Поговорив с тобой, мы устроили засаду около аптеки в городе. А жучки на тебе и на Совоне показывали нам на экране, что вы не покидали Деревню с маяком. После полуночи точки совсем перестали двигаться. Когда прошёл целый час, мне в голову неожиданно пришла одна мысль. Именно от шестого чувства всегда всё и зависит. Если оно подводит, то делает человека слепым с открытыми глазами. Мы просто тупо ждали, хотя вы были почти что у нас под носом. Все наши сотрудники ждали у въезда в город С. Поэтому я в спешке попросил прислать подмогу из полицейского участка города Хэнам, и мы поехали к маяку. Но, похоже, кто-то следил за нами из-за сосны у маяка. И этот тип опрометью бросился в лес. Мы поймали его и обнаружили неподалёку твой фургон и их грузовичок. Как вы думаете, что мы там нашли?»

Сынхван молча слушал.

«Там было произведение «прикладного искусства» работы О Ёнчжэ. Тот деревянный объект, о котором ты писал в своей рукописи. За это время направление «творчества» О Ёнчжэ претерпело серьёзные изменения. Это была не сказочная крепость, а гроб. Он сделал его с постаментом из чёрного мрамора. На крышке гроба было выведено имя «Чхве Совон». Постамент из мрамора означал, что гроб планировали погрузить в воду. Он не смог бы кремировать мальчика, как собирался это сделать с Хёнсу. Наверно, поэтому решил его утопить. А гроба для тебя мы не нашли. Значит, тебя просто хотели утопить, привязав к ногам камень. Бедные жители города С должны были бы потом пить воду, в которой сгнили два трупа».

Профессионал убрал записную книжку в карман и сказал: «Нам сейчас нужно вернуться в полицейский участок. Тебе ничего не надо?»

Сынхван ответил: «Мне нужен мой фургон. Если пригоните его сюда, буду вам очень признателен».

«Сюда? Ты хочешь поехать в Ыйван?»

«Конечно. Я должен туда поехать».

«Не лучше ли найти катафалк? Тем более что ещё много чего нужно подготовить».

«Фотографию и одежду для умершего я уже приготовил. Если О Ёнчжэ не выбросил их, они должны быть в фургоне. Только пришлите нам, пожалуйста, два костюма для похорон».

Профессионал кивнул, подошёл ко мне и, вдруг схватив за воротник пуховика, расстегнул молнию. Из внутреннего кармашка он вынул какой-то предмет размером с зажигалку. Не успел я оправиться от замешательства, как следователи быстро покинули палату. Я посмотрел на Сынхвана, торопя его поскорее объяснить мне всё, о чём здесь говорилось, и не забыть рассказать, что же такое достали из моего воротника следователи. Но Сынхван глядел в стену, словно ничего особенного не случилось.

«Бывшая жена О Ёнчжэ. С ней всё в порядке? Наверно, она сильно испугалась», – сказал я, чтобы как-то разговорить Сынхвана. Но он ответил мне совсем не то, что я ожидал: «Ты решай: кремировать его или хоронить в гробу».

На этот раз умолк я.

«Если хочешь похоронить его в гробу, тогда у меня есть на примете участок на горе за домом. Я уже переговорил об этом с владельцем горы, он не против продать нам эту землю».

Земля… Это слово вернуло меня к реальности. Я был человеком, который потерял отца.

«На его месте я… мне не понравилось бы находиться в заточении под землей».

Сынхван тут же позвонил в крематорий и узнал, что в пять часов есть возможность кремировать тело. Он зарезервировал время, и в комнате опять наступила тишина. Казалось, что Сынхван решил больше ничего не рассказывать, пока я сам не спрошу.

«Тот роман, зачем ты его написал?» – наконец спросил я.

«Меня попросили», – ответил Сынхван, по-прежнему глядя в стену.

«А кто попросил?»

«Начальник безопасности».

Я опять лишился дара речи. Насколько я знаю, так Сынхван называл только одного человека, но я боялся спросить: «Правильно ли я понял? Ты говоришь о нём?»

«Я только начал из-за этой просьбы».

Я опустил руки на колени. Я был в замешательстве и совсем запутался. Мой отец попросил написать.

«Наверно, ты теперь понял, что я писал, когда мы жили у озера Серёнхо. Если бы я тогда уговорил твоего отца сдаться, чем бы всё это закончилось? Или сам сдал бы его? Возможно, тогда не случилась бы эта трагедия. Однако я решил подождать. Твой отец попросил подождать, хотя я понимал, что время ему нужно не для того, чтобы явиться с повинной. Но я убеждал себя в том, что это именно так. Тогда я не знал, почему так поступал. Однако в ту ночь, когда я давал показания в полицейском участке, следователь объяснил мне, чего я ждал. «Вы хотели узнать конец своего романа». Для меня эти слова оказались ударом. Не потому что это сказал следователь, а потому что он был прав. Есть такой «синдром Синей Бездны» (Blue Orb Syndrom). Это страх большого открытого пространства, который охватывает человека во время погружения в море. Тобой овладевает страх, вызванный безграничностью окружающего пространства. Возникает паника, парализующая сознание. В этот момент ты не можешь не только уменьшать давление, но и выдыхать-то забываешь. Именно те события наградили меня этим синдромом. Каждый раз, когда я включал ноутбук, чтобы что-нибудь написать, передо мной вместо программы «Ворд» открывалась Синяя Бездна. Я пытался найти верный путь, но пространство вокруг расширялось и углублялось. В том тёмном синем космосе я становился одиноким и потерянным. Именно поэтому я начал писать от лица других. Я просто не мог это состояние переносить. Мне рассказывали, что́ писать, а я лишь формулировал. Это было так легко и просто, словно ты прогуливаешься по своему району. Не заблудишься ни за что и при этом понимаешь, что ты по-прежнему творишь – пишешь. А кроме того, это приносило доход. Значит, можно сказать, что у меня всё шло успешно. Хотя иногда я мучился, осознавая, что могу сделать нечто большее. А мысль о том, что моя жизнь писателя закончилась после выхода всего лишь одной книги, сводила меня с ума. В такие моменты я писал о тебе. История о тебе была тем единственным, о чем я мог писать, не потерявшись в безграничном тёмном космосе. Я писал о том, что ты прочитал, о чём ты говорил, что ты ел, о том, что ты любишь, а чего не любишь. И как отличается твоё поведение, когда ты обиделся или рассердился, от того, когда ты бывал в замешательстве. И как ты совершенствуешься в дайвинге. Ещё о том, сколько времени ты выдержал в школе, пока не перевёлся в другую. Всё это я в конце каждого месяца отправлял твоему отцу. Хотя ответа от него не получал».

Я никогда не испытывал страха перед морем. И никогда не был в Синей Бездне. И никогда ничего не писал. Поэтому мне не понять мучений писателя, заблудившегося в космосе, который на самом деле представляет собой белый лист бумаги. Но я, конечно, понимал, что его чувство вины – это не повод долгое время заботиться обо мне и о моём отце, не будучи нашим близким знакомым. Причём заботиться о нас бескорыстно.

«Я давно подозревал, что, возможно, О Ёнчжэ жив. И что именно он преследовал меня всё это время. Я не мог представить себе, кто ещё, кроме него, мог так поступить. Тем более что его тело так и не обнаружили. Я подумал, что вряд ли он делает это, чтобы наказать меня. Он не тот человек, который может оставить тебя в живых, если сам ещё не погиб. Если бы он хотел, у него была куча возможностей тебя убить. Но он вообще не дотрагивался до тебя все эти годы, а только гнал тебя на край мира, словно играл с мышкой. Это меня очень беспокоило. Время от времени я спрашивал людей об О Ёнчжэ, но никто его не видел. Спрашивал его родственников, управляющего клиникой, управляющего лесопарком и жителей деревни… И вдруг… Это случилось в июле прошлого года, когда мы с тобой жили в городе Тхэан. Во сне я вдруг вспомнил про имущество О Ёнчжэ. Я встал и в Интернете стал искать о нём информацию. Я выяснил, что медицинский центр был продан. Это означало, что О Ёнчжэ не умер. Прошло уже много лет с того события, вряд ли кого-то особенно интересовало, жив О Ёнчжэ или нет. Тем более что он не был преступником и не имел родственников, которые могли бы аннулировать его паспорт. Именно тогда я получил письмо от твоего отца. Первое письмо. Там была всего одна строчка.

«Мне нужно поговорить».

Сынхван решил, что Хёнсу хочет с ним встретиться, и поехал к нему. Вышел старик с совершенно седыми волосами, его шея согнулась, зубов не было, а кожа имела желтоватый оттенок. Он шёл со связанными руками навстречу Сынхвану, прихрамывая на одну ногу. Этому старику было всего сорок три. Сынхван сказал, что именно в ту минуту он понял, что совсем не знает этого человека. В его глазах он прочитал то, о чем Хёнсу не говорил. Сожаление, боль, чувство вины, стыд, печаль, тоску, при этом в его облике была сдержанность, помогающая всё это контролировать. Мужчина, сидевший перед Сынхваном, был совсем другим человеком. Это был Чхве Хёнсу, с которым он ни разу не встречался на озере Серёнхо.

«О Ёнчжэ жив, – нарушил тишину твой отец. – Каждую неделю он приходит лечить мне зубы».

Сынхван не знал, что сказать, он не ожидал, что получит подтверждение своим давним сомнениям. Разве это возможно? Сынхван задал себе этот вопрос и сам же нашёл на него ответ. Возможно. Почему человек, который управляет своим имуществом, не может быть и волонтёром-медиком в тюрьме? Там вряд ли кому-то известно, кто он на самом деле, да и знать необязательно. О Ёнчжэ был для них просто ценным благотворителем. Не больше и не меньше.

Сынхван сказал, что рот моего отца выглядел как место, где взорвалась бомба. Почти все зубы выпали или сгнили. Целыми остались всего-навсего шесть. У отца вообще зубы были плохими. Это всё из-за бейсбольного прошлого. Он сказал, что каждый раз, надевая маску кэтчера, сильно сжимал зубы, из-за чего и зубы, и челюсти пострадали. С такими зубами он в ту ночь дрался с О Ёнчжэ и в результате потерял треть из них. А жизнь в тюрьме лишила его и остальных.

В середине июня прошлого года моему отцу сказали, что тюрьму посещает один дантист-волонтёр. Отец пошел к нему, рассчитывая получить хотя бы обезболивающее.

«Лицо врача было знакомым. Хотя он был в шапочке и маске. Моё сердце странно забилось, мне было неуютно. Врач рукой подал мне знак располагаться. Где же я видел такие тонкие пальцы? Думая об этом, я устроился в кресле поудобнее. Врач сел поближе ко мне, и наши глаза встретились. Я сразу его узнал. Было бы странно, если бы я его не узнал. Даже если его глаза вынуть из глазниц и выбросить куда-нибудь подальше, в пустыню, я бы всё равно их ни с чем не спутал».

Сынхван сказал, что прекрасно понимал моего отца. Ему тоже живо запомнились эти глаза, будто он видел их перед собой. Глаза с чёрными пустыми зрачками, раскрывающиеся, словно двери.

«Уже давно всякий раз, когда я читал твои письма, у меня появлялись сомнения. Может быть, он ещё жив. Может быть, ему удалось выжить и покинуть озеро Серёнхо? Потому что, кроме него, никто так упорно не стал бы преследовать моего сына. Мои предположения оказались правдой. Это меня потрясло, и мне стало очень страшно. Моя челюсть подрагивала. Я посмотрел ему в лицо. Он беззвучно улыбался под маской».

«Вы не разговаривали с ним?»

«Он сказал, что рано дрожать. Что он даже ещё ничего не начинал. Затем добавил, что, когда он закончит лечение, вставит мне протезы, но я не захотел продолжать. Пусть лучше я потеряю все зубы. Мне не хотелось не то что видеть, даже вспоминать его лицо. Я тогда подумал, что если у О Ёнчжэ возникло желание увидеть меня, ожидающего смертную казнь, то ему хватит и одного раза. Я вернулся в свою камеру и сел напротив стены. Смотрел на фотографии Совона, которые там висели. 14 лет, 15, 16, 17… Обычно это успокаивало меня. Каждый раз, когда меня мучили чувство вины, душевная боль, сожаление и раскаяние, а также по утрам, после сна, в котором я видел поле сорго, я смотрел на эти фотографии. И каждый раз, глядя на них, я уносился в другой мир, словно был под действием наркотиков. Я мог унестись в другой мир писем, которые ты мне отправлял. Я, словно привидение, улетал туда и наблюдал за ребёнком, который стремительно рос и, в конце концов, стал мужчиной. Однако в тот день я не смог туда перенестись. Место видений заняли кошмары. Интуитивно я чувствовал, что вокруг моего сына что-то происходит. И я понял, что я должен и могу сделать. Ты помнишь, кем я играл в бейсбол?»

Сынхван кивнул головой.

«Я был человеком, который анализировал предыдущие игры и находил причины поражения, прочитывал ход игры и подправлял его, разгадывая действия и мысли бэттера, который стоял с битой. Надо было заранее предугадать его поведение и принять решение, как и когда его победить. Еще защищать «дом» всеми возможными способами. Я был кэтчером. Меня воспитывали кэтчером с двенадцати лет. Когда я бросил бейсбол, я жил, утратив этот инстинкт, потому что думал, что в моей жизни больше не будет борьбы. Но случилась беда на озере Серёнхо – я о том периоде, начиная с убийства девочки до аварийного открытия водных ворот, – так вот, всё это время я ни разу не был самим собой. Я даже не знал, что на меня надвигается и что я творю. Я до последнего момента смотрел только на мяч. Мяч, который я должен был защитить. Мяч, который я не мог никому отдать. Но я изменился. Ты знаешь, что я делал в этой тюрьме в течение семи лет? Я прокручивал в голове те две недели, в течение которых я жил на озере Серёнхо. Каждый день я думал, взвешивал: если бы я поступил так или иначе… В результате я смог осознать несколько вещей. Я понял, кто такой О Ёнчжэ и как погибла моя жена. Я не убивал её, хотя, конечно, она погибла из-за меня. Это правда… Но всё равно не я её убил».

Сынхван сказал, что в этот момент он впервые увидел в глазах моего отца проблески каких-то чувств. Опухшие красные глаза подрагивали, было видно, как ему до сих пор было тяжело.

«С того дня, как появился О Ёнчжэ, я всю неделю думал только об одном: почему он появился именно сейчас. В надежде найти зацепку я каждую неделю ходил к нему на лечение».

«Вы что-нибудь поняли?»

«Я слышал, что, когда работаешь в тюрьме волонтёром, ты можешь кое-что разузнать. Когда поступает приказ об исполнении смертного приговора, об этом сообщают пастору, или католическому священнику, или просто волонтёрам, помогающим организовать похороны. Тюремщик звонит им и просит приехать на следующий день рано утром. Тогда они сразу понимают, что в скором времени состоится казнь. Значит, одна из причин, по которой О Ёнчжэ стал волонтёром, – это возможность наладить связи с этими людьми».

«Зачем ему нужно знать, когда состоится казнь?»

«Потому что ещё не всё закончилось».

«Что?»

«Ночь, в которую это произошло семь лет назад, продолжается. В день исполнения смертного приговора О Ёнчжэ собирается заполучить и меня, и Совона. Наверно, перед этим он уберёт с пути человека, который будет ему мешать. Кто этот человек, ты, наверно, знаешь. Именно поэтому он вынуждал тебя и Совона скитаться. Если вы будете переезжать с места на место, то никто не будет вас искать. Это всё, что я понял на настоящий момент. Трудно, конечно, сидя в тюрьме, вникнуть во все тонкости игры, которую он затеял. Некоторые вещи я даже представить себе не могу».

В этот момент раздался сигнал, возвестивший об окончании свидания.

«Я прошу тебя составить всю картину. Если ты это сделаешь, тогда я…»

К нему подошёл тюремщик, и Хёнсу встал с места.

«Мне кажется, я смогу в последний раз побыть кэтчером».

Их первое свидание на этом закончилось. Начиная со второго свидания, отец продолжал рассказывать, а Сынхван уже за ним записывал. Возвращаясь домой, он доставал старые файлы. В них он вставлял показания отца и перестраивал события. Отлучаясь на подработку, он то и дело находил людей, которые могли пролить свет на происходящее, и расспрашивал их. Некоторые помогли заполнить пробелы в этой истории. К зиме она уже приобрела свои общие очертания. Рукопись, которую он отправил Мун Хаён, была именно этой версией романа. В незавершённом варианте было несколько пропусков в истории об О Ёнчжэ. С помощью Мун Хаён в рукописи открылась правда о нём. К началу лета Сынхван уже избавился от синдрома Синей Бездны.

Осенью отец смог получить готовую рукопись. В то время он проходил медицинское обследование и понимал, что скоро умрёт. Однако в той рукописи не было последней главы – Сынхван ещё не выяснил, что случилось с мамой.

«Я не смог дописать последнюю главу». – Услышав эти слова, мой папа кивнул.

«Обстоятельства ясны, однако зацепок и доказательств я не нашёл. Я же не могу писать, опираясь только на предположения».

«А это расскажет сам О Ёнчжэ».

«Мне?»

«Нет, Совону».

Отец сообщил Сынхвану о своём плане. Сначала надо было отправить роман и все материалы о тех событиях мне. Отец предположил, что О Ёнчжэ в первую очередь похитит Сынхвана, поэтому, если я прочитаю рукопись, я непременно найду способ встретиться с О Ёнчжэ. Но для осуществления плана понадобится человек, который должен будет помогать, находясь на заднем плане.

«Иди к Профессионалу. Я думаю, он тебе поможет. После того как меня приговорили к смертной казни, этот следователь приходил ко мне и расспрашивал о том, что произошло в ту ночь между мной и О Ёнчжэ. Он также интересовался, убил ли я свою жену. И предупредил, что, если я буду молчать и дальше, смертная казнь не будет отменена. Но я молчал. Говорить было нечего, да и жить не хотелось. Я думал тогда, что всё закончилось».

Сынхван покачал головой.

«Профессионал – следователь, он не ваш адвокат и не ваш помощник. Даже если он согласится помочь, я не хочу впутывать в это Совона. Ему и двадцати нет. Он с трудом справляется с этой жизнью. Это может подвести его к краю пропасти».

«Бейсбольная игра простая. Бросаешь мяч, отбиваешь его и ловишь. Когда бэттер займёт своё место, питчер должен бросить мяч. А кэтчер – потребовать у питчера мяч, который сможет одолеть. Семь лет назад Совон был мячом, который я должен был защитить. Однако сейчас по-другому. Он мой напарник в бэттери. Я подаю ему сигнал, а он, отзываясь на него, бросает. Совон может сам выбрать, реагировать на мой сигнал или нет. Однако мяч сейчас у тебя в руках. Прошу тебя дать Совону возможность выбрать самому».

«Ладно. Но где гарантия, что О Ёнчжэ сначала захочет убрать меня? Он может похитить нас – меня и Совона – вместе. Тогда у Совона не будет шанса получить сигнал от вас. Ваш план может сорваться».

«Я так не думаю. О Ёнчжэ поступит таким образом, чтобы Совон лично получил уведомление об исполнении смертной казни, и будет ждать того дня, когда можно будет забрать моё тело. Он появится именно в этот момент. О Ёнчжэ будет смотреть на страдания Совона. Вспомни, что было семь лет назад. Он наслаждался, наблюдая, как я страдаю, видя Совона связанным посреди озера. Я не думаю, что за это время он стал более гуманным».

«Проблема не только в этом. Как я первым узнаю дату исполнения смертной казни?»

«И это сообщит О Ёнчжэ. Тебе обязательно каким-нибудь образом поступит сигнал».

«Но если вы всё неправильно рассчитали…»

«Это тоже возможно. Но всё равно результат будет одинаковым. Если мы ничего не будем делать, тогда О Ёнчжэ безоговорочно победит. А если мы всё-таки будем действовать и сделаем верный ход и если нам к тому же повезёт, мы сможем завершить эту длинную ночь. Надо надеяться».

Сынхван пошёл в полицейский участок города С. в начале ноября. Именно последнее письмо Мун Хаён помогло ему начать действовать. За эти семь лет Профессионал стал начальником полицейского подразделения. Для того чтобы убедить Профессионала, времени много не понадобилось. За семь дней он просмотрел все материалы Сынхвана, прочитал его роман и сказал, что это дело было самым сложным в его карьере. Этим он дал понять, что будет помогать. Он согласился с предположением Сынхвана, что О Ёнчжэ убил мою мать, и дал добро на осуществление сценария моего отца.

Однако, чтобы арестовать подозреваемого в убийстве Кан Ынчжу, нужно было выполнить некоторые условия. Я и Сынхван должны были быть похищены этим подозреваемым. Иначе не будет оснований для его ареста. Обстоятельства указывали на то, что он убил мою мать, но неопровержимых доказательств не было. Профессионал не смог бы получить ордер на его арест. Для осуществления плана мой отец должен был быть казнён. Только тогда могла возникнуть вероятность того, что произойдёт похищение. Без похищения О Ёнчжэ не мог быть задержан, поэтому на официальную помощь полиции рассчитывать было невозможно. Но если похищение случится, тогда детективы смогут на полном основании вмешаться и взять О Ёнчжэ с поличным. Так решил Профессионал.

Он лично разработал операцию и достал два жучка для того, чтобы отслеживать местонахождение моё и Сынхвана. Сынхван втайне от меня потренировался, как заложить жучок в воротник моего пуховика, и успешно определил моё местонахождение с помощью мобильного телефона. Я, конечно, даже не догадывался об этом.

26-го числа после обеда Сынхвану кто-то позвонил и сказал, что хочет заказать ему роман. Он заподозрил что-то неладное, потому что обычно подобные заказы поступают через издательство. Он сразу всё понял. Значит, произошло то, в чём до этого он сомневался. Значит, этот звонок был сигналом от О Ёнчжэ.

Место встречи назначил заказчик. Сынхван связался с Профессионалом и приступил к началу операции. Он положил в одну коробку роман и материалы, а в другую – журнал «Sunday Magazine» и кроссовки. Он передал коробки председателю молодёжной организации. И тот отправил их мне. Кроссовки, однако, были не моими. Сынхван нашёл их в баке для отходов на переработку. Он написал на них моё имя и немного подтёр его ватой, смоченной спиртом. Это тоже придумал папа. Он заранее предвидел, что я не захочу прочесть роман Сынхвана, значит, кроссовки были не приглашением О Ёнчжэ, а сигналом отца читать роман.

План Профессионала заключался в следующем. Когда Сынхван уедет из дома, Профессионал вместе с Начинающим будут ждать в засаде в городе, где работал Совон. Они будут отслеживать наши перемещения и подадут команду полицейским, ожидающим в городе С. Однако в течение двух суток мы с Сынхваном не покидали Деревню у маяка. Профессионал был в замешательстве. Он, наверно, засомневался: не допустил ли он какую-нибудь ошибку? Возникшее у него в голове предположение, что нас увезли в лесопарк или на озеро Серёнхо, мешало ему ясно увидеть реальное положение дел.

Сынхван закончил свой рассказ. Я сидел молча, плотно прижавшись к спинке стула. Всё внутри горело от гнева. Я не знал, почему я злюсь, на кого направлено это пламя и как его потушить. Но это был именно тот гнев, который погнал меня к морю, когда я получил уведомление о свершившейся казни отца.

Около девяти часов Профессионал позвонил в палату и сказал, что подогнал фургон к заднему входу больницы. Он предупредил, что скоро в больницу приедет толпа журналистов. Ещё он велел нам посмотреть новости по каналу YTN, прежде чем мы отправимся забрать тело. Я включил телевизор. Там шёл экстренный выпуск новостей.

Сначала рассказали о казни Чхве Хёнсу. Затем начальник полиции города С. начал пресс-конференцию по поводу новых обстоятельств, возникших в деле Чхве Хёнсу. Он сказал, что пропавший без вести О Ёнчжэ оказался жив. Что он похитил сына Чхве Хёнсу и его опекуна, некоего Ана. Во время попытки их убить О Ёнчжэ был взят с поличным. В его машине полиция обнаружила также гроб, приготовленный им для сына Чхве Хёнсу. О Ёнчжэ был арестован за покушение на убийство, применение насилия, похищение и удержание против воли и за нарушение кодекса врача. Его помощники также арестованы. Однако ничего не говорилось о том, что его подозревают в убийстве моей матери.

Я выключил телевизор. Чхве Хёнсу умер, но он по-прежнему оставался убийцей. В скором времени с него снимут подозрение в убийстве жены, но всё равно мнение людей о нём не изменится. О Ёнчжэ был арестован, но я по-прежнему являюсь сыном Чхве Хёнсу. Души погибших из-за меня людей стоят сейчас за моей спиной. Смогу ли я прожить всю жизнь с этим грузом?

Сынхван вынул из вены на руке иголку от капельницы и снял с себя больничный халат.

«Ты правда поедешь в Ыйван? – спросил я. Сынхван через голову надевал свитер. – Ты разве не слышал, что сказал врач?»

Сынхван посмотрел на меня каким-то отсутствующим взглядом.

«Он же сказал, что со мной всё в порядке».

Врачи говорили не так. Острое отравление медицинским препаратом, нарушение работы центральной нервной системы, аритмия сердца, затруднённое дыхание. Может, они ещё не всё обнаружили. Сынхван обувался, а я беспокоился за него. Сможет ли он вести фургон? С другой стороны, я не мог его остановить. Ведь если он не поедет со мной, я должен буду ехать с шофёром, которого прислал Профессионал. Или мне придется подождать, пока Сынхвану станет лучше. Ехать с другим водителем я не хотел, а второй вариант был вообще невозможен. Выезжать надо прямо сейчас. Если ехать из города Хэнам в Ыйван на самой большой скорости, то и тогда понадобится больше пяти часов. А кремация была назначена на пять часов вечера. Стрелки часов показывали 9:20.

Мы вышли из палаты. В фургоне лежали две большие картонные коробки и два чёрных костюма. Я открыл коробки: в них были фотография отца и похоронная одежда. Когда он всё это подготовил? Сынхван заранее высчитал, когда отца не станет. Он выбрал ту самую фотографию, о которой писал в своём романе. Отец, касаясь рукой маски кэтчера, смотрел куда-то с улыбкой на лице. Я еле сдержал слёзы. Я вспомнил последнюю фразу, которую написал выпускник школы, где учился отец.

Кто его знает? Одно было ясно: эти молодые глаза глядели не на виселицу для исполнения смертного приговора.

«Переоденься», – сказал Сынхван.

Я смотрел на него отрешённым взглядом. Было непривычно видеть его в чёрном костюме. Траурная лента на груди также казалась мне какой-то чуждой. Столь же чуждой, как молодой кэтчер с фотографии. Я положил фотографию на место. А Сынхван сел за руль. Мы покинули больницу.

«Мой отец, – заговорил я, когда мы проезжали город Намвон, – он, вероятно, думал, что если поймать О Ёнчжэ, то всё закончится».

«Нет. Он прежде всего хотел, чтобы ты сам добровольно всё это сделал».

«Почему?»

«Твой отец боялся того, что скрывалось внутри тебя. Это… – Сынхван долго смотрел только вперёд, на дорогу. – Оно может убить тебя или кого-то другого. Может также превратить тебя в чудовище».

«Откуда же оно возникло у меня внутри? Кто его создал? Кто прошёл через все эти этапы? Он сам, отец. Убил другого человека, себя и сам превратился в чудовище».

«Именно поэтому он хотел, чтобы всё произошло именно так».

Я умолк. Холодок тронул моё сердце.

Сынхван сказал: «Поэтому-то… ему так хотелось, чтобы ты был другим».