Мир номер один. Реальность. Выяснение, в том числе и отношений
— Подожди, — сказал я в трубку, — не уходи! Вернись!
— Что-то забыл? — Голос у Светланы был неожиданно ласковым. Даже не верилось, что только что отсюда вышла раздраженная женщина с надменным лицом хозяйки половины мира. Да, отходчивость — прекрасная черта характера. Не люблю злюк, которые способны дуться месяцами, общаясь лишь записками на кухонном столе!
— Света, мы не все выяснили.
В голове гудело и щелкало, но… выяснили мы таки не все!
— Слушай, у тебя такой вид… неважнецкий, я бы сказала! Может, все-таки права Кира Юрьевна? Тебя лучше перевезти в больницу, сделать рентген, томографию, анализы…
— Ага! Полное сканирование, пробы тканей на совместимость, спинномозговую пункцию и скальп на всякий случай снять, посмотреть — вдруг действительно шестеренки не хватает? Светик, этот дурак просто огрел меня чем-то тяжелым по голове, и все! В остальном я совершенно здоров! Немножко отлежаться — и готов к труду и обороне!
Я заметил, как при слове «Светик» она буквально расцвела. Нужно следить за своим языком! Не нужно панибратства. Светлана Владимировна тебе отнюдь не ровня, Стасов! И, что бы ни говорил проницательный Ник Ник о вашей как бы взаимной влюбленности, ухаживать за ней ты не собираешься!
— Но ты лежал час без сознания, это очень серьезно!
— Без сознания я, может, только пару минут был, а потом просто спал! Потому что очень устаю от работы. Она умственная, вот мозги периодически и выключаются!
— Лева, не надо шутить! Это, в конце концов, не смешно!
— Не смешно то, что на записи с камеры, где эти штуки для гольфа стоят, нет момента, когда эта парочка, Полина и Леша, выходят, а потом с трупом возвращаются! И вообще ничего такого нет!
— Затер запись, — тяжело произносит та, которой сейчас так очевидно не идет имя Светик. — А вместо нее всобачил что-то с прошлого дежурства! Все лопухи! И я, и тот, кто за этим следить обязан… Разожрался! Таки всех уволю к чертовой бабушке!
— Ну и я тоже лопух! Потому что только сейчас сложил два и два! А запись-то смотрел!
— Твое дело — книги писать, а не охраной заниматься! А ведь на этой записи могло быть, как покойный и его убийца выходят к площадке! — Та, которая так жаждет распутать загадку, качает головой.
— Вот и я об этом же подумал, потому и позвал тебя обратно! Кстати, а почему камеры слежения стоят далеко не везде?
— Да потому, милый мой Лева, что возле пожарного выхода или в гараже они стоять обязаны… они и стоят, но большей частью это муляжи, и все это знают! Гости у меня большей частью такие, которые не желают ни сами светиться на записях, ни чтобы те, которые к ним сюда приезжают, там были! Они считают, что тут безопасно… во всех смыслах! Тут же не только отдых, тут они и дела решают, и договоры заключают… много всего. И хорошая слава мне тоже много чего стоила, так что терять ее я не собираюсь, что бы наш Николай Николаич с его манией преследования ни говорил! Впрочем, его никто всерьез и не воспринимает… так, вздорный старикашка! Хотя и очень богатый, очень. А камера возле гольфкаров работает постоянно, там же и охранник сидит, потому что одно время сюда умельцы откуда-то повадились приезжать и разбирать это весьма дорогостоящее оборудование на легко вывозимые запчасти! Так что, будем охранника Лешу трясти, или ты все-таки устал?
Голос у нее был мягкий, с почти материнскими интонациями… нехороший голос. Меньше всего сейчас мне хотелось, чтобы Света проявляла по отношению ко мне те чувства, на которые я не могу ответить. Не могу и не хочу, хотя, нужно признать, это и несправедливо по отношению к ней. Как и то, что у этой женщины невероятно мощная харизма. Она втягивает в свою орбиту почти помимо воли. Что это? Запах денег? Нет… это меня не привлекает. Скорее, некая авантюрная жилка, нестандартный склад ума, умение просчитывать и рисковать. Это не я Макс, совсем не я… это она! Но не следует сейчас демонстрировать, что я невольно восхищаюсь ею. Это будет ошибкой, огромной ошибкой! Ну а чтобы трясти охранника Лешу, к этому я тоже не готов. Хотя бы потому, что мы вместе обнесли клумбу. И он мне симпатичен. Я не готов к выяснению отношений ни со Светой, ни с Лешей, ни со своей нечистой во многом совестью.
— Устал, — говорю я. — Если честно, очень устал!
Честности во мне совсем на донышке, но я действительно устал.
— Я тебе позвоню, если что узнаю. А ты пока поспи. Киру прислать?
— Не надо, — поспешно говорю я.
Не надо, Света. Демонстрация великодушия, как и прочих замечательных черт твоего характера, — это сейчас мимо денег. Я не оценю. Как и твою потрясающую работоспособность, и покладистость, и… все, на что мог бы попасться, запасть, влипнуть, если бы тут не оказалось Киры. В которой, в свою очередь, я сам запутался, влип, на которую запал, упал… ударился… которая ударила в голову…
— Ты, похоже, спишь, — говорит голос, который я уже не могу различить. — Я позвоню… потом… вечером.
Вечером! Когда пройдет еще один день. И станет прошлым. Время беспрерывно сдвигает нас куда-то… по лестнице… вверх, а потом вниз… но никто не знает, когда достигнет вершины и вверх сменится на вниз… и я не знаю… хотя бы потому, что вверх можно идти долго… а вниз съезжать стремительно, упасть в один миг… и не успеть раскрыть парашют… расправить крылья…
Я сплю. Какие-то сложные химические формулы, помогающие восстановиться, плавают в моей крови, соленой, как слезы Полины, как те теплые моря, которые я так люблю… как огромный океан, из которого однажды мы все вышли и в котором до сих пор обитают те, кто остался… дальновидно остался! Потому что там явно спокойнее, чем на суше.
Я сплю, и мне не снится ничего, лишь спокойная чернота, запись, которую затерли. Отношения, которые тоже затерли, чтобы поверх записать другое. Настоящее? Я не знаю, не знаю, потому что сплю, но, когда проснусь, это все равно останется неясным. Метод проб и ошибок. Ошибок и проб… пока не закончится лестница.