Чистилище
1
3960 лет до Битвы при Явине
День их начался обыденно. Неторопливо опускаясь, грабли рыхлили черную землю ровными рядками. После размеренно поднимались вновь, чтобы, опустившись опять, оставить за собой аккуратные борозды.
Ори Китай наблюдала за молодым фермером из-за живой изгороди. Работал он медленно. Грабли, изготовленные из веток хеджарбо и осколков кремня, несмотря на свой хлипкий вид, легко справлялись с мягкой плодородной почвой. Только вот Джелф с Марисоты никуда не спешил.
«Как это, должно быть, скучно», – подумала Ори. Целыми днями человек в соломенной шляпе копался в земле. Он никуда не ходил, ни с кем не общался. Да и поговорить здесь было не с кем – по соседству никто не жил. Ферма одиноко стояла в излучине Марисоты, и до оживленных ситхских городов было далеко. Выше по течению дымились заросшие джунглями вулканы; ниже – стояли в безмолвии города-призраки озер Рагноса. Далеко не самое удачное место для жизни.
– Леди Ориэль. – Джелф заметил ее и снял шляпу. Длинные песочного цвета волосы, заплетенные в косу, свесились поверх воротника его мокрой от пота рубахи.
– Просто Ори. Я тебе уже раз десять говорила.
– Значит, и навещали вы меня десять раз. – У него был странный акцент. – Это большая честь для меня.
Стройная девушка с копной темно-рыжих волос медленно побрела вдоль изгороди, искоса поглядывая поверх зеленых кустов на прервавшего свою работу фермера. Ей не требовалось скрывать причины своих визитов сюда. Статус семьи Китай был высок, и Ори ожидало блестящее будущее. Так что она могла делать все, что ей вздумается. Но, пройдя сквозь брешь в густых кустах и ступив на посыпанную гравием дорожку, она вдруг смутилась, словно глупая пятнадцатилетняя девчонка. А ведь ей уже двадцать пять, и она – мечник Племени ситхов.
Прикрыв ресницами глаза теплого карего цвета, старательно рассматривая землю под ногами, девушка мысленно фыркнула. Не ей здесь смущаться. Ори носила черную униформу, а Джелф был одет в какие-то лохмотья. Она училась во дворце, по великолепным залам которого ходил более тысячи лет назад сам верховный повелитель Корсин. Дом Джелфа представлял собой жалкую лачугу – его ферма была даже меньше, чем амбары для плодородной почвы, которую он доставлял городским садовникам.
Но все же такие люди ей никогда раньше не попадались: в Джелфе не было ни капли корысти, горделивости или алчности. В Таве Ори ни в ком не встречала настоящей искренности. Общаясь с ней, люди так или иначе подспудно думали о своей выгоде, просчитывали, чем и как может быть полезна им ее мать. Джелф же ни о какой выгоде не думал.
Да и что есть выгода для раба?
Опустив грабли, фермер вылез из грязи и снял с пояса полотенце.
– Я знаю, зачем вы пришли, – сказал он, вытирая руки. – Но не знаю, почему именно сегодня. Какое важное дело привело вас сюда на этот раз?
– Донелланов день.
Взгляд Джелфа остался безучастным.
– Это один из ваших ситхских праздников?
Ори повернула голову, провожая взглядом огибающего хижину фермера:
– Твои предки тоже были ситхами, знаешь ли.
– Мне что-то говорили. – Он не глядя отбросил полотенце, точно попав в стоящее на земле ведро. – Но боюсь, здесь, в глубинке, мы не особо культивируем семейные предания.
Ори улыбнулась. Она изучила его до мелочей. Джелф культивировал прекрасные растения, но с тропы, возле которой она оставила пастись своего увака, цветник видно не было. За домом, за глиняными речными откосами, где фермер торговал с кешири, стояло шесть шпалер с самыми красивыми цветами далсы, какие Ори когда-либо видела. Как и грабли с хижиной, шпалеры представляли собой хлипкую конструкцию из переплетенных веток хеджарбо. Но, несмотря на свой непрезентабельный вид, сделаны они были все же напоказ и вполне могли соперничать с садоводческими чудесами дворца. Такое великолепие, и где? Позади рабских халуп, в безымянном захолустье.
Взяв предложенное Ори хрустальное лезвие, темноглазый фермер стал срезать выбранные ею цветы. По праздникам они обычно украшали вазы в ложе ее матери.
– Итак, у вас праздник. Расскажите о нем. – Он замолчал, взглянув на нее сверху вниз. – Если хотите.
– Завтра исполнится тысяча лет со дня рождения первенца Ниды Корсин.
– А, – отозвался Джелф, обрезая стебли. – Он стал верховным повелителем или что-то вроде?
– О нет, – усмехнулась Ори.
С правления Ниды Корсин началась великая и нерушимая эра ситхов, принялась рассказывать девушка. Донеллан знал, что его отец, правитель-консорт, будет предан смерти вместе со своей женой. Такова была воля Яру Корсина. Но сын Ниды не дождался своего трона. Донеллан умер стариком, так и не став верховным повелителем. Это положило конец династической системе: после смерти сына не имеющая наследников Нида постановила, что власть перейдет к более достойному, без учета родословной.
– Так этот парень неудачник, но у него есть свой собственный день?
Ори объяснила, что больше всего в этой истории ситхам понравилась развязка. Честолюбие и амбициозность у них в крови, а после смерти Донеллана у каждого появилась возможность заполучить трон.
– Донелланов день называется также Днем лишенных. Подумай об этом, – добавила Ори, любуясь мускулистыми руками Джелфа, проглядывающими сквозь разрезы рукавов. – Да и нужен ли Племени повод для праздника?
Он коротко хохотнул. Хриплый смешок заставил Ори тоже улыбнуться.
– Нет. Думаю, нет, – ответил фермер. – Во всяком случае, все эти празднества дают подзаработать таким, как я.
Это точно. Семь высших повелителей, не оглядываясь на траты, старались превзойти друг друга в украшении своих лож на играх. Около восьми месяцев назад Ори взялась за декорирование ложи своей матери. О Джелфе и о его секретном цветнике она узнала от одного кеширского цветочника в Таве. Скорее даже, вызнала – слишком явно чувствовалась ложь в заверениях торговца, будто он сам выращивает продаваемые им цветы. Однажды, оседлав увака, она просто проследила за ним. Кешири было запрещено летать на ящерах, и цветочник пешком потащился встречать караван телег, везущих с Марисоты удобрения. Так она встретила Джелфа, и с тех пор их встречи стали регулярными. Исключение составил лишь тот небольшой отрезок времени, когда фермер уплыл на своем плоту вверх по реке, в джунгли.
Джунгли. Ори посмотрела поверх шпалер на зеленые холмы, обрамляющие дымящиеся далеко на востоке пики. Даже ситхи Племени не рисковали соваться в этот спутанный, непроходимый клубок из плотного подлеска и нависающей листвы. «Никто в здравом уме туда не полезет», – говорил Джелф. Но то, что он привозил оттуда на своей маленькой лодке, было секретом его садоводческих достижений – и удачи его покупателей. «К этому времени стоки уходят вниз по течению, – однажды объяснил он, зарывшись руками в привезенную землю. – И уносят с собой почти все полезные вещества». Ори ночами лежала без сна – она представляла Джелфа. То, как он стоит по пояс в темной воде горного потока и набирает в свою плоскую лодочку драгоценную почву.
Глупости. Это от безделья. Но ведь она ситх, не так ли? Не ей ли должны угождать?
Встав на колени, фермер стал осторожно заворачивать срезанные цветы в разостланный на земле широкий лоскут ткани. Его испачканные в грязи грубые руки удивительно осторожно и деликатно перебирали цветы, срывая помятые бутоны. Закончив, Джелф внимательно посмотрел на Ори:
– Знаете, я могу назвать вам имена моих покупателей, живущих в окрестностях Тава. Они выращивают растения в такой же почве.
– Твои лучше, – возразила Ори. И это было правдой. Может, цветы просто чувствовали себя комфортнее вблизи от родины. А может, кешири не могут сравниться в мастерстве с человеком.
Или дело именно в этом человеке. Когда она только познакомилась с ним, то решила, что Джелф стал рабом недавно. Никто из встречавшихся ей ранее людей низшего сословия или кешири не обладал такой грамотной речью. Он определенно был кем-то прежде, в ситхских городах. Но на ее вопрос Джелф без малейшей запинки ответил: «Я – никто. Я даже никого из ситхов не знал до вас». Он родился рабом, он им и останется. Он сам и все его дети, если они у него когда-нибудь будут.
Люди-рабы появились вскоре после того, как закончилось правление Корсинов. Многие из потомков экипажа и пассажиров «Знамения» были чувствительны к Силе. Те же, кто не был, постепенно выделились в отдельный класс, подчиняющийся окружению верховного повелителя. Будучи свободными гражданами, частью Племени, такие землевладельцы эффективно управляли кешири, стоящими в самом низу социальной лестницы. Но когда любой ситхский гражданин смог претендовать на трон верховного повелителя, свобода по праву рождения была потеряна навсегда. У Джелфа с Марисоты не было фамилии, его отец не смог ему ее дать. Он стоял выше, чем кешири, – Ори никогда не позволила бы никому из лиловокожих рабов называть ее по имени, – но только потому, что был человеком, а не потому, что был ситхом.
Джелф обязан был хранить верность ситхам и служить им, если кто-либо из них того пожелает. Но пожелала пока только Ори.
«Какое расточительство», – думала она, любуясь как работником, так и его работой.
– Ты знаешь, моя мать – высший повелитель.
– Вы упоминали об этом.
– Она многое может, но традиции сильнее. Это позор, что для тебя нет пути назад.
– Я никогда не был где-то еще, чтобы куда-то возвращаться. Да и что мне делать в Таве? Вряд ли я впишусь в ваше изысканное общество. – Он подмигнул ей.
В ярком солнечном свете хорошо был виден длинный красноватый шрам, тянущийся через его правую щеку на шею. Она иногда представляла, что этот шрам – последствие какого-то грандиозного сражения, а не несчастного случая на ферме. Но Джелф был прав. Даже будь у него имя, из-за своего увечья в Племя он не вписался бы.
Джелф резко выпрямился.
– Ты их завернешь? – спросила Ори, переведя взгляд с него на цветы.
– Вообще-то, у меня есть для вас подарок. – Мужчина указал пальцем себе за спину. – В честь вашего Дня лишения.
– Дня лишенных.
– Прошу прощения.
Он повел ее на задворки фермы, куда она никогда не заходила, мимо земляных валов к постройке, которую она раньше видела только с неба. Сарай, расположенный на берегу реки, был раза в два больше и выше хижины Джелфа.
Ори побледнела:
– Что там? Воняет ужасно!
– Навоз обычно воняет. Производящие его уваки, конечно, симпатичнее. – Джелф подошел к запертой двери. Служивший стойлом для предыдущего обитателя – увака, сарай сейчас предоставлял фермеру массу пустого места для хранения навоза и смешивания почв. – Думаю, вам лучше остаться снаружи, пока я буду грузить корзины. – Джелф открыл дверь.
– Надеюсь, это – не твой подарок. – Ори недовольно поморщилась и зажала нос.
– Конечно нет. – Остановившись в дверном проеме, мужчина выудил откуда-то странного вида хомут. – Это один из моих рабочих инструментов. Я удлинил бурдюки для воды и прикрепил их к увакской сбруе. – Регулируя центральные ремни, Джелф продемонстрировал ей, как длинные карманы должны свешиваться с обеих сторон. – Вам приходится перевозить далсы по воздуху во влажной ткани. А при помощи этого вы сможете нести их прямо с водой и не намокнуть.
Джелф закрыл дверь вонючего сарая, а Ори широко распахнула глаза:
– Ты сделал это для меня?
Джелф огляделся:
– Хм. Сегодня я не вижу тут верховного повелителя, так что… уверен, что да. Думаю, это для вас.
Они пошли назад вдоль берега реки, мимо небольшой плоской лодки, привязанной к берегу. Возвращавшийся со своего пастбища Шин – увак Ори – спикировал сверху и приземлился на небольшой полянке. Джелф уверенно подошел к ящеру, пристроил свой хомут на его кожаную упряжь. Подошло идеально. Шин, обычно никого не подпускавший к себе, лишь покорно склонился.
«Вот почему я здесь», – подумала Ори. Жизнь при дворе жестока, а последний месяц выдался особенно трудным. И по большей части не из-за жажды власти, а из-за страха потерять ее. Этот же человек ничего не имел и ничего не боялся.
Ее мать называла это бесстрашием безысходности.
Джелф налил в бурдюки немного воды, а затем разместил внутри обрезанные цветы. Шин выглядел сейчас очень празднично – украшенный цветами, точно на парад. А неплохая идея, решила Ори. Не для завтрашнего дня, разумеется, а так… на будущее. Она смотрела, как Джелф закрепляет верхние клапаны, защищающие нежные бутоны.
– Все. Вполне достойно даже верховного повелителя. – Он помог ей забраться на увака.
– Джелф, – Ори посмотрела вниз, – с твоими талантами тебе следовало бы учить кешири цветоводству, а не продавать им грязь.
– Осторожнее. – Он кивнул на сарай с компостом. – Эта грязь – моя жизнь.
Он потрепал Шина по длинной морде и повернулся к своей плоскодонке, качающейся на речных волнах:
– Я не часть Племени, но у меня есть корабль. – Мужчина рассмеялся. – Какой бы он ни был!
