ГЛАВА 13

Войдя в пустой дом, я оказалась в царстве тишины, которая гармонично вписалась в мое внутреннее состояние и стала желанным прибежищем. Сбросив сапоги и ослабив шарф, я медленно преодолела прихожую, так же медленно, один раз споткнувшись и едва не упав, поднялась на второй этаж. Отворила дверь своей временной комнаты, вошла внутрь и, закрыв ее за собой, прислонилась к ней спиной. Несмотря на неснятое пальто, мне все еще было холодно.

Газету я так и не выбросила, и сейчас она, превратившаяся в тугой комок, колола сжатую ладонь. Не знаю, сколько простояла так — не двигаясь и смотря в никуда, прежде чем прямо в пальто легла на кровать, свернулась клубком и отвернулась лицом к стене.

Ненормально холодные слезы все еще бежали из глаз, пощипывая щеки и впитываясь в подушку. Где-то глубоко внутри я понимала, что не стоит поддаваться чувствам, что состоявшаяся помолвка может быть фиктивной, но… но и душа, и сердце чихать хотели на такие сомнительные аргументы.

Он мог хотя бы предупредить. Объяснить. Сказать сам, а не позволить мне узнать об этом случайно, из газеты, в которую были насыпаны разноцветные сладкие леденцы…

— Он ничего мне не должен, — глядя в одну точку на стене, проговорила я. — Ничего не обещал. Я не имею права его упрекать. Он и так сделал и продолжает делать для меня слишком много…

Почему-то вместо того, чтобы успокоить, такая попытка себя убедить заставила слезы литься еще сильнее, и я ничего не могла с ними поделать. Апатия сменилась ноющей, разъедающей сердце болью.

Прав Флинт, ничуть я не изменилась — как была наивной девочкой, верящей в сказку и лучшую жизнь, так ею и осталась. Сколько еще раз мне нужно разочароваться, чтобы что-то поменялось? От меня отвернулась родная мать, меня не может терпеть родная же бабушка, а биологический отец, узнав о моем существовании, едва не убил моего отца приемного, после чего больше не появлялся. Но именно поступок адмирала Рея — того, кому я доверяла больше, чем самой себе, ранил в разы сильнее всех остальных, вместе взятых.

Не выдержав, я уткнулась лицом в подушку и позволила себе разрыдаться вволю. Всегда ненавидела себя жалеть, ненавидела плакать, но казалось — сдержи я чувства еще недолго, и просто не выдержу.

Как назло, в памяти помимо воли всплывали все прекрасные, наполненные романтическим трепетом моменты, связанные с Эртаном Реем. Каждое касание, каждый поцелуй, каждое сказанное в разговоре слово, каждая сцена, где мы были вдвоем… и от этого река слез превращалась в море, а оно, в свою очередь, постепенно становилось океаном. Бескрайним темным океаном, в котором я тонула, тонула, тонула…

Однажды много лет назад я проходила мимо витрины дорогого ювелирного магазина. Завороженная блеском прекрасных украшений, приложила ладони к холодному стеклу и неотрывно смотрела на драгоценности. Они были частью совершенно иной жизни, мне недоступной. Тогда-то я и пообещала себе, что однажды настанет утро, когда я проснусь самой счастливой во всем мире.

Несмотря на все трудности и свалившиеся тяготы, еще совсем недавно я почти поверила, что до осуществления этой мечты осталось совсем чуть-чуть. А теперь в один момент она снова стала недосягаема, как самая далекая звезда…

— Да прекрати уже, — хрипло велела я себе. — Прекрати себя жалеть! Ты далеко не самая несчастная на свете! Фрида Талмор, ты просто не имеешь права раскисать!

На этот раз слова подействовали. Слезы иссякли, и, выплакавшись, я почувствовала себя немного лучше. Сейчас одиночество не тяготило, а было как раз тем, что мне требовалось. Наравне с другими чувствами я испытывала и долю неловкости за свой срыв. Яли болтливостью не отличалась, но мое бегство в этот дом и без того говорило само за себя — и госпожа Герра, и Сильвия явно поняли, что послужило ему причиной.

Сильвия… наверное, только теперь я в полной мере, до конца ее понимала. Она любила капитана Вагхана, но не могла быть с ним. Просто находиться рядом и не иметь возможности претендовать на что-то большее, чем роль подопечной, — невыносимо до невозможного. И похоже, мне теперь предстояло то же самое…

Осознав, что вновь близка к истерике, я резко пресекла эти мысли. В конце концов, подробности состоявшейся помолвки мне пока неизвестны. И пусть я наивна, но какая-то неясная надежда неведомо на что во мне еще жила.

Я уже собралась подняться с кровати, когда в неровном и тусклом, проникающем через занавески свете увидела выцарапанные на стене знаки. Они находились буквально на уровне моего носа, но, чтобы их разобрать, пришлось поднапрячься.

Первым, что я различила, был череп и две перекрещенные кости. Дотронувшись до шершавого дерева кончиками пальцев, слегка нахмурилась и отметила, что этот рисунок похож на традиционный символ пиратов. Хотя, правильнее сказать, не просто похож, а это он и есть. Рядом располагалась стрелка, направленная влево и указывающая на вытянутый треугольник. От треугольника шла еще одна стрелка, ведущая вниз и плавно перетекающая в длинный квадрат, следом за которым шли три кривые линии, видимо олицетворяющие морские волны.

При детальном изучении рисунков сложилось впечатление, что они были нацарапаны рукой ребенка, хотя я могла и ошибаться. Если учесть, что этот дом принадлежал Флинту, могло ли быть так, что и эти рисунки тоже нарисовал он? Может быть, он еще в детстве грезил о поисках сокровищ и, чего греха таить, пиратстве?

До сего момента я почему-то не задумывалась над тем, как долго Флинт жил в этом доме. В последние годы он явно отдавал предпочтение «Черному призраку», но что, если этот дом для него не просто пристанище на суше, а место, где прошли его юные годы? Тогда выходит, Сумеречная Жемчужина фактически его малая родина?

Почему меня это так заинтересовало, я толком не знала. Наверное, все из-за темной метки, значение которой я узнала пару часов назад, и желания выяснить, кем она была поставлена. Поэтому все, что так или иначе имело отношение к легендарному капитану пиратов, было мне интересно.

Я попыталась представить, каким Флинт был в детстве, но сделать этого мне не удалось, разве что очень смутно. Наверняка доставляющим родителям множество хлопот, задиристым и втягивающим приятелей в сомнительные авантюры…

— Кажется, я просил дождаться меня в доме госпожи Герры. — Не успела я додумать мысль, как за моей спиной раздался голос того, о ком я думала.

Поднебесные, ну откуда у всех, кто меня окружает, такой потрясающий талант появляться неожиданно?!

Ощущая себя застигнутой на месте преступления, хотя ничего преступного не совершала, я резко села на кровати и уставилась на стоящего в шаге от нее пирата. Выглядел Флинт, откровенно говоря, не очень. У меня такой вид обычно бывал на следующее утро после особо изнурительных тренировок: лицо бледное, под глазами глубокие тени, и только одни глаза ярко поблескивают.

— Ты просил, — я выделила второе слово, — и я эту просьбу не удовлетворила.

— Когда я прошу, — в тон мне произнес Флинт, — мои просьбы следует выполнять неукоснительно. Для собственного же блага.

— Да неужели? — Я даже не пыталась скрывать сарказма. — Ты сплошная загадка, твои мотивы неясны, а действия невозможно предугадать. И я должна безоговорочно тебе доверять, выполняя все, что ты говоришь?

— Да, — не моргнув глазом кивнул Флинт.

— И с чего бы, позволь спросить?

Прикрыв один глаз, он вдруг обезоруживающе улыбнулся и, раскинув руки, выдал:

— Я глубинно обаятелен.

Вся серьезность разговора вмиг оказалась разрушена, и я не нашла ничего другого, кроме как, поддавшись душевному порыву, запустить в него подушкой.

— Да иди ты… — говорить саркастически больше не получалось.

— Это мой дом, должен напомнить.

— И ты очень любишь сообщать об этом при каждом подходящем случае. — Нет, остатки саркастичности все-таки остались.

Я непроизвольно бросила быстрый взгляд на нацарапанные рисунки. Флинт точно его заметил, но виду не подал. Вместо этого он вдруг присмотрелся к подушке и, нахмурившись, снова перевел взгляд на меня.

— Ты плакала, — констатировал спустя недолгую паузу.

Вот ши! Он стоял почти последним в списке тех, кому бы я хотела демонстрировать свои слезы.

— Видела газету? — последовал незамедлительный вопрос.

Отвечать я не хотела, поэтому просто промолчала, отвернувшись к окну. Не желала это обсуждать ни с кем, а с Флинтом — особенно.

— Ты его любишь?

— Тебя это не касается! — выкрикнула я резче, чем хотела. И уже тише добавила: — Мне не нужны утешения. И лезть ко мне в душу тоже не нужно.

— Серьезно? — Судя по тону, сочувствовать мне даже не думали. — Да, синеглазка… я, конечно, знал, что все влюбленные — идиоты, но не думал, что настолько! Если вдруг я влюблюсь, пообещай, что натравишь на меня армию нежити, чтобы борьба с ней выбила из меня всю дурь.

— Обещаю, — легко согласилась я, только чтобы скорее перейти к кольнувшему меня сомнению. — Что ты сейчас имел в виду?

— Утешения тебе не нужны, копание в душе — тоже. Сухие факты подойдут? — Флинт в своей извечной манере выразительно изогнул бровь и, не дав мне ответить, добавил: — Только предлагаю сперва спуститься на первый этаж и поужинать. Иначе знаменитый капитан пиратов помрет не на виселице под бурные овации, а с голоду, что сильно ранит его самолюбие.

— Ранить уже будет нечего, ведь ты будешь мертв. — Похоже, привычка иронизировать в его обществе прицепилась ко мне намертво.

Пока мы шли на первый этаж, пока входили в кухню и пока Флинт рыскал по холодильнику, я находилась будто на ершовых иголках. Казалось, из-за постоянных эмоциональных колебаний уже должна была тронуться умом, но нет — психика пока выдерживала. Хотя я и находилась на пределе, ожидая, пока Флинт соизволит пояснить свои недавние слова. Еще некоторое время назад считала, что успокоилась и установила пускай шаткое, но все же душевное равновесие, но сейчас внутри снова царили волнение и смятение.

— Ну? — поторопила я, когда пират принялся разогревать себе ужин, причем делая это с заметной сноровкой.

— Я все еще голоден, — невозмутимо ответили мне.

Издевательство!

Не осталось ничего другого, кроме как преисполниться терпения и ждать. Еще немного, и мне вообще за это терпение памятник можно будет ставить! Посмертный.

На ужин Флинт набросился как настоящий голодный морской волк. Еда с тарелки исчезала до того стремительно, что можно было подумать, ее незаметно забирает кто-то невидимый.

— Вот теперь можно и поговорить, — откинувшись на спинку стула, сыто и довольно произнес пират, но уже в следующий момент стал серьезным. — Начну, пожалуй, с главного. Стараниями нашего драгоценного короля Рей связан по рукам и ногам. Помолвка фиктивная, о чем знают они оба и кронпринцесса. Спектакль разыгран в первую очередь для остальной монаршей семьи, ближайших подданных и, разумеется, охотников за кристаллом душ. Принц Дэрен, как тебе известно, жаждет занять место отца, устранив старшую, наследующую престол сестру. Принцесса Калиста превратилась в одного из ведущих игроков — один осколок у нее уже есть, и она нацелена получить последний. Работающие на нее саламандр и глубинная ведьма за последнюю неделю предприняли две попытки проникнуть в Гномий банк. Попытки провалились, но и задержать их не удалось. Принцесса Линария тоже фигура неоднозначная. Будучи единственным сильфом в королевской семье, престолом она никогда не интересовалась. За ней закрепилась слава этакой чудачки, но существует большая вероятность, что она помогает младшей сестре, — Калиста умеет убеждать. Кроме того, среди народа сейчас произошел раскол. Если раньше все безоговорочно видели наследницу престола в Оксаре, то теперь многие начинают разделять взгляды Дэрена и желают, чтобы именно он стал следующим королем. Калисту народ вообще обожает, это ни для кого не секрет. Оксаре сейчас необходима поддержка и надежная опора, которая укрепила бы ее положение.

Запрещая себе чувствовать, я воспринимала слова Флинта исключительно как факты, изо всех сил стараясь не принимать их близко к сердцу. Переживать и купаться в собственных эмоциях можно и потом, а сейчас — только осмысливать.

— Такой опорой стал Рей, — побарабанив пальцами по крышке стола, продолжил Флинт. — Хотел бы сказать, что по своей воле, но нет, это не так. Буду откровенен, хотя, заметь, мог бы и не говорить: он пошел на это не столько из-за долга перед королевством, сколько ради тебя.

Вот здесь сдержать эмоции мне уже не удалось. Пожалуй, ничто не могло пошатнуть мое чувство реальности сильнее.

— Ради меня? — недоуменно переспросила я.

— Ради тебя, — прозвучало вновь. — Рей отправил тебя в Сумеречную Жемчужину, не сказав об этом королю и тем самым сильно рискуя. Узнай король о его сделке со мной, Рею, несмотря на все его заслуги и таланты, объясниться было бы нелегко.

Флинт посмотрел мне в лицо:

— И король узнал. Нет, не о нашей сделке, а о тебе. О том, что для Рея ты стала значить гораздо больше, чем ундина особых кровей. Узнал он и о твоем примерном местоположении. Доподлинно о том, где ты находишься, королю неизвестно, но о Сумеречной Жемчужине он подозревает, — отчасти поэтому здесь теперь и ошивается столько стражей. Еще и следователь — непростой тип. Словом, Рея нехило прижали к стенке. По моим сведениям, первые придворные маги, объединив усилия, повесили на него так называемый маяк. Воспользуйся он магией перехода, отследить его перемещение не составит труда. Он об этом знает, поэтому перейти на Жемчужину не может. Теперь вернемся к помолвке.

Я, и без того слушающая крайне внимательно, подобралась и невольно чуть подалась вперед.

— Король не спрашивает согласия. Король ставит перед фактом, — озвучил общеизвестную истину Флинт. — А когда тот, кого ставят перед фактом, решает высказать возражения, с ним не церемонятся. Однако если этот кто-то — сильнейший морской демон королевства, действовать приходится изящней. Насколько мне известно, вопрос женитьбы Рея на Оксаре король затрагивал не раз. Вчера утром он вызвал Рея на очередную аудиенцию, где не просто намекнул, а потребовал заключения помолвки со своей старшей дочерью. Разумеется, деталей разговора я знать не могу, но суть в том, что они договорились о фиктивном обручении. В голову к нашему монарху не залезть, но, вероятно, он пошел на это, считая, что в конечном счете фиктивной помолвка быть перестанет. Словом, — пират прищурился, — положение у Рея незавидное. Сейчас ему приходится разгребать последствия происшествия в гроте, руководить поимкой потерянных душ, держать под контролем служащих Морского корпуса Сумеречья, следить за ситуацией с осколками в целом и попытками ограбить Гномий банк в частности. Не говоря уже о том, что теперь каждый его шаг отслеживается особо тщательно и Рей должен соблюдать максимальную осторожность. Приплюсуй сюда прессу, которая и так не обделяла его вниманием, а теперь, когда объявлено о помолвке с кронпринцессой, и вовсе проявляет к нему повышенный интерес.

Флинт недолго помолчал и, усмехнувшись, добавил:

— Честное пиратское слово, не хотел бы оказаться на его месте.

Я молчала. Просто потому, что мыслей было слишком много и, не озвучивая, разобраться с ними было легче. Мне все еще удавалось сдерживать эмоции, тщательно осмысливая и раскладывая полученную информацию по полочкам.

Флинт сказал много, но из всего этого в меня буквально врезалась фраза: «Ради тебя». То есть ради меня. Если перемещения адмирала отслеживают, значит, он действительно не может появляться на Сумеречной Жемчужине, даже если хочет этого.

Что же до помолвки… если взглянуть на ситуацию отстраненно, то все вполне логично. Совсем отказаться от нее Эртан не мог, опять же даже если хотел. В отношениях с королем, до этого ровных, и без того появилось напряжение. Но несмотря на это, адмиралу все же удалось настоять на своем и вынудить монарха пойти на компромисс.

«Помолвка фиктивная», — еще один накрепко врезавшийся в сознание факт.

Все-таки фиктивная… А объяснить мне что-либо у него не было ни времени, ни, как оказалось, возможности.

— Мне восхищаться твоей выдержкой или готовить платок на случай истеричной радости? — нарушил затянувшуюся тишину Флинт. — Учти, соленая вода мне нравится только в море, а на женских щеках терпеть ее не могу.

— Терпеть и не придется, — чуть хрипловатым голосом успокоила я. — Вся «соленая вода» досталась подушке до твоего прихода.

Флинт притворно удивился:

— Что, и это все? Не будет дополнительных вопросов?

— А у тебя есть дополнительные ответы? — поинтересовалась я. — Если так, то выкладывай.

Огладив покрытый короткой щетиной подбородок, пират лукаво блеснул глазами:

— Так ведь я — сплошная загадка, мои мотивы неясны, а действия невозможно предугадать. И ты вот так запросто веришь всему, что я говорю?

Вот ведь… запомнил же!

— Ладно, синеглазка. — Флинт снисходительно махнул рукой, словно великий правитель, одаривающий мелкого подданного. — Исключительно по доброте душевной сообщу еще пару интересных для тебя моментов, за которые Рей будет обязан мне до гроба. Находясь вдали от тебя, повлиять на привязку приставленной к тебе потерянной души он не мог. А поскольку не так давно он кое-что изменил в ней таким образом, что получил возможность отслеживать твое местонахождение, это при новых обстоятельствах стало играть против нас. На наше всеобщее счастье, у нас есть я, решивший эту проблему. Теперь даже Рей не может связываться с привязанной к тебе потерянной душой. Для меня мера крайне приятная, для него — крайне неприятная, но необходимая. И еще… — Он запустил руку в карман, и в следующий момент передо мной оказался небольшой конверт. — Тебе от Реюшки.

Все. От былого самоконтроля не осталось даже следа, и я, вне себя от удивления, воскликнула:

— Но как?! И почему не отдал мне сразу?

— И это вместо благодарности, — напоказ вздохнул Флинт.

Его интонацию и выражение лица следовало трактовать как «скажи спасибо, что вообще отдал».

— Контрабандисты есть везде, даже в столице, — все же пояснил он, когда я взяла письмо в руки. — А у контрабандистов есть лазейки, ведущие даже на закрытую Сумеречную Жемчужину.

Последних слов я уже не слышала, дрожащими от волнения руками открывая конверт. Сразу же в глаза бросилось то, что он вскрыт, но упрекать пирата по этому поводу я даже не подумала. И правда — спасибо, что вообще передал. Тем более глупо было бы ожидать, что он станет передавать мне какую-либо корреспонденцию, не ознакомившись с ее содержимым.

В сущности, содержимое конверта оказалось не письмом, а короткой запиской. Сперва мне захотелось уйти в другую комнату и прочитать ее в одиночестве, но затем я подумала, что это все равно бессмысленно, раз уж Флинт успел ее изучить.

«Мы со всем справимся. Верь мне», — прочла я выведенную аккуратным почерком строчку. Опустила взгляд и увидела внизу подпись, источающую знакомый магический флер.

Всего несколько слов, а на душе, до этого затянутой беспросветными тучами, как будто чуть-чуть посветлело. У меня не было оснований не доверять словам Флинта, как не было оснований больше сомневаться в Эртане. Полученные объяснения существенно на меня повлияли. Мне было стыдно перед самой собой за то, что позволила себе расклеиться, плакать, а самое главное — поверить, будто Эртан меня оставил. Сейчас так хотелось называть его по имени, наслаждаясь каждым звуком, искупая свою необоснованную трусость.

Эртан… красивое имя все-таки.

— Как уже говорил, терпеть не могу слезы, — вклинился в мой маленький мир голос Флинта. — Иначе прослезился бы от умиления.

Оставив сарказм без внимания, я аккуратно сложила записку и сунула ее в карман. Пусть там было написано всего две фразы, но они значили для меня по-настоящему много. Я знала: если когда-нибудь снова буду на грани отчаяния, мне всего лишь потребуется перечитать эти короткие строки, чтобы вновь поверить и в себя, и в благополучный исход.

Пират сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, а его лениво блуждающий взгляд то и дело останавливался на мне. Чем себя занять, я не знала и, чтобы нарушить легкую неловкость, взялась заваривать чай. Травяных сборов у госпожи Герры было великое множество, и некоторую их часть Яли принесла сюда. Недолго подумав, я остановила выбор на черном чае с листьями синеягодника. Отправила несколько щедрых щепоток в заварочный чайник, залила кипятком и принялась ждать, пока настоится. Почему-то вдруг вспомнилось, как недавно Флинт расстроился, разбив принадлежащий госпоже Герре фарфоровый сервиз. Я уже давно задавалась вопросом, что связывает их двоих. Не будь госпожа Герра каким-то образом причастна к криминальному миру, я бы решила, что она питает к Флинту материнские чувства. Впрочем, одно другому не мешало.

— Как ты познакомился с госпожой Геррой? — неожиданно для самой себя спросила я.

Пират развернулся на стуле и, оказавшись сидящим лицом ко мне, скептично произнес:

— Ты так часто задаешь вопросы о моей скромной персоне, что я начинаю думать, будто у Рея есть повод ревновать.

Я вспыхнула — вот всегда все перевернет! Но возмущение схлынуло так же быстро, как и пришло, все же к ехидству пирата у меня и впрямь выработался иммунитет.

— Давай так. Будем задавать вопросы по очереди, — внезапно предложил Флинт. — Тот, кто отказывается отвечать, исполняет желание спросившего. Врать можно, но уличение во лжи так же повлечет исполнение желания. Идет?

Первым порывом было категорически отказаться. Врать я не то чтобы не умела, но все же предпочитала этого не делать. А отвечать правдиво на вопросы, которые, несомненно, будут самыми неудобными, мне не хотелось, не говоря уже об исполнении желаний.

Но я согласилась. Вряд ли еще когда-нибудь мне могла представиться такая удобная возможность узнать о Флинте все, что я хотела. А узнать хотелось многое.

Разлив чай по чашкам, я поставила их на стол, пристроила рядом вазочку с печеньем и, присев напротив Флинта, напомнила:

— Свой первый вопрос я уже задала.