Глава 11
Через боковой вход Тресвик провел Хэл в сводчатую прихожую, пол которой был выложен красной керамической плиткой. Она зашла следом и, когда шелест дождя сменился отдельными каплями, стекающими с ее пальто и зонтика мистера Тресвика, потрясла головой.
– Миссис Уоррен? – позвал Тресвик, и голос эхом отдался в длинном коридоре. – Мис-сис-Уор-рен! Это Тресвик.
Какое-то время стояла тишина, а потом вдалеке послышался топот каблуков по кафельной плитке, сопровождаемый непонятным звяком. Повернув голову, сквозь стеклянные двери слева Хэл увидела пожилую женщину, одетую в черное. Она не столько шла, сколько ковыляла по коридору.
– Это миссис Уоррен? – не придумав ничего лучше, шепотом спросила Хэл у Тресвика. – Да она, кажется…
– Ей никак не меньше восьмидесяти, – тихо ответил тот. – Но она и слышать не хотела о том, чтобы уйти с работы, пока была жива ваша бабушка.
– Это ты, Бобби? – В словах, произнесенных надтреснутым вороньим голосом, слышался выраженный корнский акцент.
Тресвик вздрогнул, и, несмотря на напряжение, Хэл с трудом сдержала улыбку, заметив, как под седой бородой вспыхнул румянец.
– Это Роберт Тресвик, миссис Уоррен! – крикнул он в коридор, но та покачала головой.
– Говори громче, мой мальчик, я тебя не слышу. Все вы, молодые, одинаковы. Бормочете, бормочете… Из-за этих хлопот с вашим приездом я даже не смогла проводить хозяйку. Вы во всем и виноваты.
Тресвик поджал губы.
Когда экономка подошла ближе, Хэл заметила у нее в руке палку. Железный наконечник стучал о плитку с тем самым звяканьем, которое ее удивило. Ходила экономка странно, неритмично: топ-топ… звяк… топ-топ… топ… звяк. В конце концов она подошла к стеклянным дверям и остановилась, пытаясь справиться с палкой.
Тресвик подскочил и открыл ей дверь, хотя Хэл показалось, что это совершенно излишне. Экономка, прихрамывая, вышла в вестибюль.
– Так. – Проигнорировав Тресвика, она остановила взгляд удивительно темных, живых глаз на Хэл. Та не поняла значения этого взгляда, но теплым он точно не был. Куда там. Экономка будто напряженно раздумывала. И в голосе не было улыбки, когда она сказала: – Значит, вы та самая девушка. Ну что ж.
– Я… – Хэл сглотнула. В горле у нее пересохло, как будто его обсыпали пылью, и она вдруг поймала себя на том, что заняла оборонительную позицию: скрестила руки и стряхнула волосы на лицо, чтобы скрыть его. Поставь себя на место клиента, услышала она голос мамы. Представь, что он хочет увидеть, когда заходит к тебе. И Хэл пожалела, что не сняла свою крупную серьгу, однако сейчас уже ничего не поделаешь. Она выдавила улыбку, по возможности пытаясь предстать открытой, безобидной девушкой. – Да, это я.
И протянула руку, но старуха отвернулась, будто не заметив, и Хэл осталось только опустить руку.
– Мне не сообщили, что вы приедете, – бросила через плечо миссис Уоррен, – но на всякий случай я проветрила комнату. Вы, конечно, захотите переодеться.
Это был приказ, не вопрос, и Хэл вяло кивнула.
– Следуйте за мной, – сказала миссис Уоррен, и Хэл, поймав взгляд Тресвика, в немом вопросе подняла бровь.
Он сдержанно улыбнулся и махнул рукой в сторону лестницы. Миссис Уоррен, не дожидаясь Хэл и цепляясь подагрическими пальцами за перила, уже тяжело поднималась по длинному лестничному маршу.
– Это на чердаке, – сказала она, обернувшись вполоборота на Хэл, поспешающую за ней с чемоданом, который бился о каждую ступеньку.
Ковровая дорожка была закреплена латунными ковродержателями, но из-за невероятного количества пыли их трудно было рассмотреть, как и узор самой дорожки.
– Конечно, – запыхавшись, проговорила Хэл, когда они дошли до лестничной площадки и миссис Уоррен нацелилась на следующий марш, ступени которого имели более практичное покрытие. Хэл чувствовала под ногами жесткость и даже бугорки. – Никаких проблем.
– Смысла жаловаться нет, – отрезала миссис Уоррен, как будто Хэл жаловалась. – Меня никто не предупредил, так что придется смириться.
– Чудесно, – кивнула Хэл. Она подавила обиду на резкость миссис Уоррен и опять улыбнулась, надеясь, что та услышит улыбку в голосе. – Честно. Я и не думала жаловаться. Я очень благодарна за то, что у меня вообще будет комната.
Наконец они добрались до самого верха. Дальше ступеней не было, только выложенный кафелем коридор с длинной вереницей дверей по обе стороны, вероятно, ведущих в комнаты. В одной из них, наверно, было открыто окно, потому что от холодного сквозняка под ногами у Хэл шевелилась пыль.
– Умывальник здесь, – коротко отрезала миссис Уоррен, кивнув на дверь в дальнем конце коридора. – Ванная этажом ниже.
Ванная? В единственном числе? В таком-то доме наверняка больше одной ванной?
Но миссис Уоррен уже открывала одну из тех дверей, что Хэл приняла за вход в комнаты. За ней показалась прилепившаяся к стене лестница. Экономка щелкнула выключателем, и голая лампочка, вспыхнув, осветила узкие ступени, на сей раз не покрытые ни тебе ковром, ни даже половичком, только тонкую полоску линолеума она увидела позже наверху. В такт шагам старухи палка с железным наконечником стучала о дерево.
Хэл помедлила внизу лестницы под предлогом того, что ей необходимо перевести дыхание. Что-то ей тут не понравилось, может, узкая лестница, может, отсутствие дневного света, поскольку окон не было даже на потолке, а может, то, что эта часть словно отрезана от остального дома и дверь внизу скрывает само ее существование. Но, сглотнув, Хэл как можно шире распахнула дверь и двинулась следом за миссис Уоррен.
– Здесь живет прислуга? – спросила она, и вопрос гулко срезонировал в замкнутом пространстве.
– Нет, – не оборачиваясь, бросила миссис Уоррен. Хэл будто съездили по морде, но, когда они дошли до верха, экономка остановилась и, посмотрев на гостью, вроде бы несколько смягчилась. – Теперь уже нет. Помещения для прислуги, когда перестраивали дом, перенесли на этаж над кухней. Конечно, все они сейчас заперты, осталась одна я, а я живу внизу, рядом с комнатой миссис Вестуэй, на случай если бы я понадобилась ей ночью.
– Понятно, – смиренно сказала Хэл. Она дрожала. Никогда она не чувствовала себя настолько неуютно – в грязном, мокром пальто, поехавших колготках, с короткими волосами, которые, высохнув после дождя, встали торчком. – Ей повезло, что у нее были вы.
– Несомненно, – не стала возражать миссис Уоррен. Рот ее уложился в тонкую струнку усталого недовольства. – Видит Бог, семья практически о ней не заботилась. Однако ж, как погляжу, вы все с радостью слетелись расклевать добычу, как сороки.
– Я… Я не… – начала Хэл, задетая за живое, но не договорила.
А миссис Уоррен тем временем отвернулась и, прихрамывая, прошла по короткому неосвещенному коридору к закрытой двери, подергав ручку шишковатыми пальцами.
Что тут скажешь? В конце концов, это правда, по крайней мере, если говорить о ней. Хэл помалкивала и ждала, пока миссис Уоррен, зажав палку под мышкой, справится с заклинившей дверью.
– Влажность, – коротко бросила та через плечо, продолжая дергать ручку. – Дерево набухло.
– Можно я вам… – начала Хэл, но дело было уже сделано. Не успела она закончить фразу, как дверь неожиданно подалась, и холодный свет залил коридор.
Миссис Уоррен отступила в сторону, пропуская Хэл. За дверью оказалась тесная комнатка, неприятно голая: железная кровать в одном углу, столик для умывания в другом и маленькое, как в детской, зарешеченное окошко, выходящее в парк. Ковра не было – голые доски и крошечный половичок с бахромой, брошенный ближе к изголовью кровати. Не было и радиатора, лишь небольшой камин, заполненный углем и уже подготовленной лучиной.
От решетки на окне у Хэл заныл живот, хотя она не поняла почему. Может, от неожиданности увидеть ее здесь, на чердаке. На первом этаже они, возможно, и нужны, чтобы отвадить непрошеных гостей. Но железные перекладины наверху имели только одно объяснение: они предназначались не для того, чтобы помешать кому-то проникнуть в дом, а для того, чтобы удержать тут кого-то. Только… это не детская, где подобные меры могли уберечь взобравшегося на окно карапуза. Это комната горничной, на отшибе от остальных помещений, совершенно непригодная для маленького ребенка. Что же это за монстр, кому приходилось такими средствами удерживать горничных?
– Ну, вот ваша комната, – с неприязнью сказала миссис Уоррен. – На каминной полке спички, однако у нас не так много угля, так что не думайте, что можете топить, сколько вам заблагорассудится. Денег на отопление нет. Я оставлю вас распаковать вещи.
– С-спасибо. – Зубы у Хэл стучали. Она стиснула их, пытаясь унять дрожь. – К-когда нужно сп-пуститься?
– Остальные еще не приехали, – сказала миссис Уоррен, вроде бы ответив на вопрос, но толком ничего не объяснив. – Они, конечно же, поехали берегом. В это время года всегда сильные штормы.
И, прежде чем Хэл успела еще что-нибудь спросить, экономка развернулась и заковыляла вниз по узкой лестнице. Хэл подождала, услышала, как внизу быстро захлопнулась дверь, опустилась на убогую кровать и начала осматриваться.
От стены до стены была всего пара ярдов, а зарешеченное окно придавало комнате вид тюремной камеры, даже с открытой дверью. Было также страшно холодно. Когда улеглось движение воздуха, вызванное движением тел, Хэл заметила, что, если с силой выдохнуть, изо рта идет пар. Она стащила с кровати светло-зеленое пуховое одеяло и завернулась в него. Тонкий чехол натянулся в намертво вцепившихся в него пальцах так, что она испугалась, как бы не лопнула ткань, но сидеть, не пытаясь согреться, было нестерпимо.
Она думала растопить камин, но поскольку скоро придется спускаться, чтобы предстать перед семьей, особого смысла в этом не было. А при одной мысли о том, чтобы попросить еще ведерко угля у суровой миссис Уоррен – стиснутые губы, угрюмое лицо, – Хэл хотелось забиться в угол.
Интересно, миссис Уоррен так не любит всю семью или только ее? Может, все из-за того, что она приехала, не предупредив? Но ведь по большому счету экономка не так уж сильно и удивилась. А может, все дело в ненадлежащем виде? Или… она что-то подозревает? Экономка смотрела на Хэл с таким странным выражением на лице… как будто настороженно что-то прикидывала. В голову пришло сравнение со взглядом ребенка, который видит кошку, крадущуюся к стае голубей, и делает шаг назад, чтобы понаблюдать за бойней.
Что же это все значит?
Несмотря на одеяло, Хэл продолжало колотить, но, вспомнив о своих намерениях, она достала из сумки телефон и открыла поисковик. Пальцы, набиравшие слова для поиска, не слушались – вовсе не только от холода, – и ей пришлось довольно долго ждать, прежде чем она смогла нажать на «Искать».
Мод – Вестуэй – Сент-Пиран – без вести пропала – скончалась.
Колесико крутилось долго, и Хэл с сомнением посмотрела на символ уровня сигнала в верхнем правом углу экрана. Две палочки из пяти. Негусто. Но ведь хватит, чтобы пробиться хоть в какой-то Интернет?
Наконец на экране появились результаты поиска, и у Хэл потемнело в глазах, потому что первым был результат, которого она ждала и боялась – газетная статья о смерти мамы.
Мод – Вестуэй – Сент-Пиран – без – вести – пропала – скончалась, – было выделено серым шрифтом внизу и означало, что поисковик не нашел все заданные слова в одном тексте, но эта ссылка наиболее удовлетворяла запросу.
Хэл не стала ее смотреть. Зачем? В печально-торжественной заметке, содержащей жуткие подробности, не было информации, которую она искала. К тому же она прекрасно помнила: Гадалка-самоучка, известная в Брайтоне личность в оригинальной одежде, – как будто мама была пациенткой реабилитационного отделения, а не веселой, практичной женщиной, которая как могла лучше устроила жизнь свою и своей дочери. Хотя там все-таки говорилось о большой потере для обитателей пирса, что было правдой.
Хэл казалось, это было вчера: когда она пришла на пирс, чтобы занять мамин офис, все сгрудились вокруг нее, и на лицах читалось молчаливое сочувствие. Долгие месяцы после этого она в холода находила под дверью офиса чашку с остывающим чаем, а покупая рыбу с картошкой, иногда получала неправильную сдачу – в ее пользу.
Хэл смаргивала, пропуская ссылки на информацию об этом несчастном случае, а когда пыталась понять, о чем идет речь в других текстах, буквы расплывались перед глазами. Она открыла несколько, но ни один не имел отношения к делу. Был какой-то пропавший без вести высокогорный терьер из Сент-Пирана и куча совершенно ненужных ссылок – от сайтов, посвященных детским именам, до туристической информации о Сент-Пиране.
Наконец она закрыла экран, натянула одеяло и уставилась в маленькое зарешеченное окно на залитый дождем парк.
Кто бы ни была Мод Вестуэй, что бы с ней ни случилось, похоже, она исчезла без следа.