87

Тим Янсен сидит на переднем сиденье служебного автомобиля. Проверив, сколько патронов в магазине, он со щелчком вставляет его обратно в свой «Хеклер и Кох». До прибытия подкрепления осталось не менее десяти минут, но это его не расстраивает, ведь он никогда и в мыслях не держал дожидаться подмоги. Убийца Рикса, возможно, дома, а Янсен всегда предпочитал проводить очную ставку или первый допрос в отсутствие коллег. Но теперь они, по крайней мере, знают, где он находится, – так, на всякий случай, если вдруг у него возникнут осложнения. Зато потом, когда ему придется давать объяснения, почему стал действовать в одиночку, он сможет просто сказать, что ситуация внезапно изменилась до прибытия подкрепления.

Янсен вылезает из машины, и его сразу бьет по лицу холодный ветер. В старой промышленной зоне в Южном порту смешались эпохи: здесь и высокие пакгаузы, и новые склады для индивидуального хранения вещей, и свалки, и несколько современных многоэтажных жилых домов, и все это втиснуто в весьма ограниченное пространство района. Ветер гоняет по пустынной дороге мусор и песок, и Янсен направляется прямиком к переднему строению.

Выходящее фасадом на улицу двухэтажное здание легко принять за обычный жилой дом, но, подойдя ближе, он замечает на давно не знавшей ремонта стене остаток таблички, указывающей, что когда-то здесь располагалась промышленная скотобойня. Окошко магазина и остекленная часть двери завешаны с внутренней стороны кусками черной материи, чтобы с улицы никто не мог туда заглянуть. Однако Янсен проходит дальше к въезду во двор. Совсем рядом располагается длинное строение, служившее, по-видимому, в свое время забойным цехом, если судить по эстакаде, ведущей к ряду ворот в самом здании, через которые осуществлялась погрузка и разгрузка. Еще дальше бойню окружает небольшой садик с поваленным штакетником и тремя-четырьмя фруктовыми деревьями, которые ветер того и гляди вырвет с корнем из земли. Янсен снова оглядывается на магазинчик и обнаруживает дверь черного входа. На ней нет таблички с именами проживающих, однако перед нею лежит половичок и рядом стоит увядшая елка в кадке. Он стучит в дверь, а другой рукой снимает с предохранителя «Хеклер и Кох», который держит наготове в кармане.

Дни после убийства Рикса Янсен провел словно в иной реальности. Окунулся в нее сразу же, как только увидел своего неживого напарника в свете мигалок «Скорой помощи», под лай служебных собак, обследовавших темные закоулки садового товарищества. По дороге из Урбанпланен ему ничего не было известно о его судьбе, и вдруг он столкнулся с непостижимым. Сперва подумал, что мертвенно-бледное лицо никак не может принадлежать его приятелю. Что смерть ни за что бы не могла низвести Рикса до безжизненной оболочки, распластавшейся у него под ногами. Однако случилось то, что случилось. И хотя следующие несколько часов Янсен все ожидал, что Рикс снова объявится и начнет выговаривать кому-то из оперов за то, что ему пришлось так долго пролежать на щебенке, чуда не произошло.

Они стали напарниками по воле случая, но в памяти Янсена отложилось, что с самого первого дня они оказались настроенными на одну волну. Рикс обладал ровно теми качествами, которые позволяли Янсену терпеть его рядом с собой. Он не был шибко умен, в разговоре долго подбирал слова, да и вообще многоречивостью не отличался. Но при этом был чрезвычайно вынослив и верен тем, кому симпатизировал. Кроме того, Рикс питал здоровое недоверие ко всем и вся, наверняка потому, что в детстве натерпелся унижений, и Янсен с ходу разобрался, каким образом можно использовать заложенные в Риксе качества. И если Янсена можно было назвать мозговым центром их мини-коллектива, то Рикс олицетворял его физическую крепость. И еще их объединяла вполне естественная ненависть к начальникам, адвокатам и прочим кабинетным крысам, общим для коих было то, что они ни фига не смыслили в оперативной работе. Вместе напарники посадили за решетку столько рокеров, чурок, домашних террористов, насильников и убийц, что наверняка заслужили и повышенной зарплаты, и других поощрений на все оставшееся до пенсии время службы. Но не так устроено наше общество. Жизненные блага распределяются, увы, несправедливо. Они часто об этом говорили, обмывая так и не доставшиеся им награды в барах и ночных клубах, пока не надирались до бесчувствия или не решали заглянуть в какой-нибудь бордельчик на Внешнем Эстербро.

Теперь всему этому настал конец. И единственной благодарностью Риксу стала табличка с его именем на стене памяти в здании управления рядом с именами других полицейских, погибших при исполнении служебных обязанностей. Янсен был далеко не сентиментален, но табличка эта весьма сильно подействовала на него, когда сегодня утром, снова выйдя на работу, он увидел ее, проходя по дворику с колоннами. А перед этим двое суток Янсен провел дома. В ночь убийства друга он был слишком подавлен и ничем не мог помочь коллегам, кроме как сообщить о произошедшем лучшей половине напарника. А позднее, проснувшись посреди ночи, жена обнаружила его сидящим в полной прострации в темной застекленной веранде их дома в Ванлёсе. На другой день супруга отправилась с детьми к кому-то на день рождения, а сам Янсен остался собирать икеевские полки, томившиеся в ожидании этого момента в комнате мальчишек. Однако в инструкции разобраться ему не удалось, и примерно в половине одиннадцатого он откушал первую порцию белого вина. Жена и дети возвратились домой ближе к вечеру и нашли его в сарайчике в задней части сада, где он залакировывал вино водкой и «Ред Буллом». Когда же позднее Янсен проснулся на полу, он сразу понял, что ему необходимо немедля вернуться на работу.

Однако на работу он вышел только в понедельник. В управлении царила рабочая суета, коллеги с сосредоточенными лицами сочувственно кивали ему. Нюландер, разумеется, не разрешил ему вернуться в следственную группу, и тогда Янсен, собрав несколько товарищей в раздевалке, попросил их сообщить ему, если вдруг появятся новости, позволяющие выйти на след убийцы. Кто-то сразу отверг его просьбу, но кто-то и согласился, также считая, что в гибели Рикса виноваты Хесс и Тули́н, провалившие задание. Да и началось-то все с того, что кто-то из них двоих – скорее всего, Хесс – выдал прессе тайну следствия. И потом, сомневаться в результатах расследования дела Кристине Хартунг – это все равно что ставить под сомнение честное имя коллег, а теперь еще и глумиться над памятью Рикса.

К сожалению, до того как большинство оперов вызвали в Министерство соцзащиты, никаких подвижек в расследовании не произошло. А у самого Янсена поручений считай что вообще не было, и потому он взял служебный автомобиль и отправился в Греве. По дороге купил в магазинчике шесть пива в упаковке, выпил два из них и только потом постучал в дверь маленькой квартирки на первом этаже дома рядом со станцией электрички, где жил Рикс. Невеста Рикса, вся в слезах, пригласила его войти. Янсен даже не отказался от предложенного ею чаю, но тут из министерства позвонил один из оперов. Он сообщил, что в просмотренных материалах есть несколько дел, касающихся людей, которые имели веские причины ненавидеть государство, систему, министра соцзащиты и вообще чуть ли не весь мир. Оперативник зачитал выписки из этих дел, и одно из них показалось Янсену многообещающим, так как мотив в нем был гораздо серьезнее, нежели в других случаях. Убедившись, что Хесс и Тули́н еще не проинформированы о находке, он закончил разговор, попросил прощения у невесты Рикса и отправился в Южный порт по адресу, где проживали подозреваемые.

– Кто там? – прозвучал вопрос из-за двери.

– Полиция! Откройте!

Янсен нетерпеливо стучит в дверь, а другой рукой сжимает в кармане рукоятку пистолета. Наконец дверь открывается, и из-за нее выглядывает испуганное морщинистое лицо. Янсен подавляет вздох разочарования. Из квартиры тянет сигаретным дымом и дешевой едой.

– Мне надо поговорить с Бенедикте Сканс и Асгером Неергором.

Имена из материалов министерства сообщил Янсену звонивший ему оперативник. Однако старуха качает головой.

– Они здесь больше не живут. Уже полгода как переехали.

– Переехали? Куда?

– Понятия не имею. Мне об этом не докладывают. А что случилось?

– Ты одна здесь живешь?

– Да, но я не помню, чтобы мы были на «ты».

Янсен медлит секунду. Да, совсем не этого он здесь ожидал. Закашлявшись, старуха плотнее запахивает дырявый кардиган, чтобы ее не продуло.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Да нет, вряд ли. Прошу прощения за беспокойство. До свидания!

– До свидания! До свидания!

Янсен отходит от двери, и старуха запирает ее. Он же пребывает в растерянности, не зная, что теперь предпринять. Ответ хозяйки дома его огорошил. По-хорошему, ему сейчас надо в тепло, в машину, и позвонить коллеге в Министерство соцзащиты… Но тут взгляд его падает на окошко на втором этаже – перед ним с потолка свисает мо́биль. Мобиль с маленькими птичками, такие вешают над детской кроваткой. Да не могло его там быть, если старуха права и Бенедикте Сканс и Асгер Неергор давно съехали отсюда.

Янсен снова стучит в дверь, и на сей раз гораздо громче. Когда карга наконец-то открывает, он сразу проходит мимо нее в квартиру и достает пистолет. Старуха возмущенно кричит. Янсен идет прямиком в кухню, а потом и в гостиную, где, собственно, в свое время и располагался торговый зал магазинчика. Убедившись, что гостиная пуста, возвращается к ведущей на второй этаж лестнице, где теперь стоит старая ведьма и загораживает проход.

– Отойди!

– Там ничего нет. Вы не имеете права…

– Заткнись! И дай пройти!

Янсен отталкивает каргу и стремглав поднимается наверх, слыша за спиной ее жалобные вопли. Подняв пистолет, ударом ноги распахивает дверь помещения на втором этаже, держа палец на спусковом крючке. Первые две комнаты оказываются спальнями, последняя – детской.

Над кроваткой мирно висит мобиль, однако больше в комнате ничего нет – неужели он ошибся? Но тут Янсен замечает за дверью изрисованную стену – и мгновенно понимает, кто погубил Мартина Рикса.