47

Пресс-секретарь управления навязчиво втолковывает Нюландеру, как ему крутиться и вертеться на встрече с журналистами, однако тот обрывает ее и говорит, что справится без подсказок. В обычной ситуации Нюландер не преминул бы поболтать с нею подольше – ведь он захотел ее сразу, как только она появилась в конторе и стала частенько захаживать в его отдел и снабжать их драгоценными советами. Но не сейчас. Спускаясь в ротонду, он собирался за оставшуюся часть пути освежить мозги до начала выступления перед журналистами, и воспоминания о трехлетних встречах в кафе-латте и ни к чему не обязывающему сексу на факультете медиаиндустрии в университете на улице Ньяля вряд ли могли помочь ему в этом. Тем более после растревожившего его разговора с Хессом и Тули́н, только что состоявшегося в его кабинете.

Нюландер уже собирался было выйти во дворик с колоннами, как ему сообщили по телефону, что министр Роза Хартунг изыскала окно в своем расписании и уже направляется в управление. Он дал строгие указания провести ее с мужем в здание с задней стороны и сказал, что беседу проведет самолично.

После совещания с сотрудниками отдела по предложению Хесса Нюландер встретился с ним и Тули́н в своем кабинете. Хесс первым делом выложил на его письменный стол фотографии с места убийства Лауры Кьер и Анне Сайер-Лассен.

– Первая жертва лишилась одной кисти. Следующая – обеих. И очень возможно, что преступник еще больше изуродовал бы тело Анне Сайер-Лассен, если б мы его не спугнули. А что, может, он и хотел, чтобы мы нашли тела именно в таком виде, в каком их обнаружили…

– Я что-то не совсем врубаюсь, – сказал Нюландер. – Объясни по-быстрому, у меня времени нет.

Тогда Тули́н, которую Хесс заранее посвятил в свои мысли, показала ему укрупненные фотографии каштанового человечка, которых Нюландер и так уже насмотрелся до потери пульса.

– У каштанового человечка есть голова и туловище. На лице – глаза, проделанные шилом или каким-то другим острым инструментом, а в туловище воткнуты четыре спички, то есть у него есть как бы ручки и ножки. Но у одного человечка нет ручек. И ножек тоже нет.

Нюландер молча рассматривает фотографии каштановых человечков с ручками без пальцев. На мгновение ему кажется, будто он детсадовец и воспитатель что-то читает им вслух, а он не знает, плакать ему над этим или смеяться.

– По-моему, вы говорите не то, что хотите сказать.

Мысль, конечно, была бредовая и могла прийти в голову только сумасшедшему, но тем не менее Нюландер вдруг понял, что имел в виду Хесс, когда на совещании говорил о необходимости предотвратить нечто еще более ужасное. Никто тогда ему не возразил, но мысль о том, что преступник, возможно, готовится сделать своего собственного каштанового человека из плоти и крови, игнорировать стало весьма затруднительно.

Хесс опять настаивал на необходимости возобновить расследование по делу Хартунг. И при этом всю дорогу использовал местоимение «вы»: «вам необходимо», «вам следует учитывать то-то и то-то», пока Нюландер не дал ему понять две вещи. Во-первых, Хесс только что появился в отделе и при этом абсолютно на тех же правах, что и все остальные сотрудники, и, насколько Нюландеру известно, никто не наступает ему на хвост и не пытается вытолкать обратно в Гаагу; скорее наоборот. А во-вторых, совершенно немыслимо требовать возобновления следствия по делу Хартунг. И какое бы значение ни имели вновь найденные отпечатки, никто не в состоянии повернуть новое расследование в это русло. По той же причине Нюландер решил, что сам проведет беседу с родителями Кристине Хартунг и проинформирует их о вновь найденных отпечатках. Их находку не следует слишком драматизировать, к тому же недавно по каналам контрразведки ему сообщили, что у министра и так проблем выше крыши, поскольку неизвестный или неизвестные угрожают ей. И дошли до того, что разбили лобовое стекло ее служебного автомобиля и залили радиатор кровью какого-то животного.

Правда, при Хессе тему угроз Нюландер не затрагивал и попросил его выйти, чтобы пообщаться с Тули́н наедине. Он прямо спросил ее, готов ли Хесс участвовать в дальнейшем расследовании, и сделал это не без основания. Он пролистал старое личное дело Хесса, из которого явствовало, по какой трагической причине тот в свое время покинул отдел. И хотя крендель этот, конечно, приобрел чертовски ценный опыт, поработав в Европоле, его нынешние проблемы с тамошним начальством говорили о том, что в профессиональном плане лучшие его годы остались позади.

Тули́н, однако, ответила на его вопрос утвердительно, хотя и не стала скрывать, что Хесс ей не шибко симпатичен. После чего Нюландер объявил, что они с Хессом могут продолжать работать в связке, но только при том условии, что если он выкинет какое-нибудь коленце, она сразу же проинформирует его об этом. Ну и, конечно, Нюландер не забыл добавить, что с переходом в НЦ-3 придется подождать, пока шум не уляжется. При этом он видел, что Тули́н прекрасно его поняла и будет считать свое лояльное отношение к нему залогом получения рекомендации в дальнейшем, чего он, собственно, и добивался.

Нюландер выходит к журналюгам, только и ждущим, что вот-вот какой-нибудь спящий субъект вывалится из окна. Он сам предложил вместо пресс-конференции провести как бы неформальную встречу, ибо здесь, во дворе управления, гораздо легче закруглиться и мгновенно скрыться в своем убежище. Но когда засверкали блицы направленных на него камер, Нюландер почувствовал, как лицо его приняло приличествующее таким случаям выражение, и внезапно подумал, что, возможно, именно общественного внимания к своей персоне ему и не хватало. Да, он в таких вещах малый не промах. Разумеется, с одной стороны, он рискует собственной задницей, но ведь и шанс кое-что приобрести при этом тоже существует. В последующие дни все они будут стремиться побеседовать с ним, и в такой ситуации перед ним, не исключено, откроются возможности, каковых он всегда и добивался. А на случай, если что-то пойдет не так, весьма удобно иметь у себя под рукой Марка Хесса.