50
– Алло? – услышала я в трубке знакомый голос.
– Ма, это я, Майя.
– Майя! Как дела, дорогая? Целую вечность от тебя не было никаких известий. – В голосе Марины послышался явный упрек.
– Да, виновата, Ма. Редко выходила на связь. Но я была… я была очень занята. – Я с трудом удержалась, чтобы не хихикнуть прямо в трубку от того, как щекотно скользила рука по моему обнаженному животу. – Вот сообщаю тебе, что завтра часам к пяти буду дома. И… – Я сглотнула слюну, прежде чем продолжить. – И не одна. Со мной гость.
– Мне подготовить комнату в доме? Или она остановится у тебя, в Павильоне?
– У меня, в Павильоне. – Я взглянула на Флориано и улыбнулась ему.
– Замечательно, – жизнерадостно согласилась со мной Марина. – Что насчет ужина?
– Пожалуйста, не беспокойся. Завтра я тебе перезвоню и сообщу, когда точно Кристиан должен встретить нас.
– Хорошо. Тогда до связи, дорогая. Всего тебе хорошего.
– До свидания. – Я положила трубку на рычаг телефона, стоявшего на прикроватной тумбочке, и снова поспешила в объятия Флориано, мысленно прикидывая, какое впечатление может произвести на него дом моего детства.
– Пожалуйста, не удивляйся, – заранее предупредила я его. – И не думай, что я какая-то важная персона или что-то в этом роде. Просто так сложилась моя жизнь.
– Голубка моя, – ответил он, прижимая меня к себе. – Конечно, мне интересно посмотреть, где и как ты живешь. Но, помни, я хорошо знаю, где твои корни. Итак, сегодня наш последний день в Париже, и я собираюсь показать тебе нечто особенное.
– Так нам уже надо идти? – поинтересовалась я, вальяжно потянувшись под грузом его тела.
– Думаю, надо, – ответил Флориано. – Но не сейчас…
* * *
Спустя пару часов мы оделись, вышли из отеля, и Флориано тут же поймал такси. Он даже умудрился продиктовать шоферу адрес на вполне связном французском.
– Это где-то в районе Елисейских Полей? – уточнила я на всякий случай, и для шофера, и для собственного успокоения.
– Да. Сомневаешься в моих способностях все точно объяснить на моем любимом языке? – улыбнулся Флориано.
– С чего это мне сомневаться? – возразила я. – Но ты уверен, что нам нужен именно парк?
– Тише, Майя, – приложил он палец к губам. – Успокойся и всецело доверься мне.
Мы остановились возле чугунной решетки ворот в небольшой сквер. Такой крохотный зеленый островок рядом с Авеню де Мариньи. Флориано рассчитался с таксистом, потом взял меня за руку и повел к воротам в парк. Мы пошли по дорожке к центру. Там возвышался красивый фонтан. Струи воды играли на солнце, переливаясь всеми цветами радуги. Флориано указал мне на бронзовую статую полулежащей обнаженной женщины, установленную на постаменте в верхней части фонтана. Однако кого в Париже удивишь статуями обнаженных фигур? Я бросила на Флориано непонимающий взгляд.
– Присмотрись повнимательнее к этой женщине, Майя, и скажи мне, кого она тебе напоминает.
Я стала вглядываться в бронзовую фигуру и неожиданно увидела Изабеллу, мою прабабушку. Обнаженная, чувственная, она полулежала, слегка откинувшись назад. На ее лице, устремленном ввысь, застыло выражение полнейшего блаженства. Руки раскинуты в разные стороны, ладонями к небесам.
– Узнаешь?
– Да, узнаю, – едва слышно прошептала я.
– Надеюсь, ты не удивишься, когда узнаешь, кто автор этой скульптуры. Я уже выяснил. Сам профессор Лорен Бройли, твой прадедушка. Полагаю, это его молчаливое доказательство любви к твоей прабабушке. А сейчас, Майя, взгляни на ее руки.
Я взглянула на ладони, на руки с тонкими изящными пальцами. О да, я все поняла.
– Конечно, эти руки небольшие, в соответствии с размерами самой статуи. Но я уже сравнил их с руками статуи Христа. Сомнений нет, это одни и те же руки. Чуть позже я покажу тебе фотографии, они доказывают правомерность моих выводов. Но и без всяких доказательств я не сомневаюсь, что прав. И символично, что статуя установлена в том самом сквере, где, по словам Лоен, Изабелла в последний раз встретилась с Лореном в Париже.
Я посмотрела на статую Изабеллы и подумала о том, как бы она сама отнеслась к тому, что ее дважды увековечили в скульптуре. В первый раз в образе невинной юной девушки, но все равно чувственной и прекрасной. Именно такой ее увидел скульптор, мужчина, который любил ее по-настоящему. По воле судьбы, этот человек все же узнал, что стал отцом их совместной дочери. Более того, он даже видел собственную дочь и успел полюбить ее.
Флориано обнял меня за плечи, и мы медленно побрели обратно к воротам.
– Майя, – тихо обронил Флориано. – Надеюсь, для нас этот сквер не станет местом прощания, как это случилось когда-то с Изабеллой и Лореном. Поверь мне, мы с тобой никогда не расстанемся. Ты понимаешь, о чем я?
– Да.
– Тогда можно уезжать из Парижа. Когда-нибудь, – прошептал Флориано мне на ухо, – я напишу красивую книгу, которая станет уже моим доказательством любви к тебе.
* * *
Я исподтишка разглядывала лицо Флориано, пока мы мчались на катере по Женевскому озеру, направляясь к моему родному дому. Я возвращалась домой с таким чувством, будто отсутствовала здесь вечность, хотя на самом деле минуло всего лишь три недели. Озеро кишело крохотными суденышками и яхтами. Их паруса, надуваемые легким ветерком, трепетали в воздухе, словно крылья ангелов. Было еще очень тепло, несмотря на то что уже наступил вечер. И солнце продолжало ярко светить в безоблачно голубом небе. Разглядев издали знакомую стену из могучих деревьев, я еще раз подумала о том, что прожила целую жизнь с тех пор, как покинула Атлантис. Другую жизнь, совсем не похожую на прежнюю.
Кристиан пришвартовался у пирса, закрепил катер, а потом помог нам выбраться на причал. Я увидела, как Флориано потянулся за нашими чемоданами, но Кристиан остановил его.
– Не надо, месье. Я сам отнесу ваши вещи в дом.
– Бог мой! – шутливо прокомментировал увиденное Флориано, пока мы пересекали лужайку, направляясь к дому. – Да ты самая настоящая принцесса, которая возвращается в свой замок.
Мы сразу зашли в главный дом, и я представила Флориано Марине. Та с трудом скрыла свое удивление при виде гостя. Видно, никак не ожидала, что гостем оказался «он», а не «она». Затем я провела Флориано по всему дому, показала наш сад. И уже его глазами заново увидела знакомые места, лишний раз осознав, как здесь красиво.
Солнце уже клонилось к горизонту, медленно опускаясь за горы на другом конце озера. Мы взяли стакан белого вина для меня и банку пива для Флориано, и я повела его в тайный уголок, который специально обустроил себе Па Солт в саду у самой кромки воды. Все разноцветье июля предстало перед нами во всей красе. Каждое растение, каждый цветок, казалось, достигли пика своей красоты. Я невольно вспомнила, как когда-то, давным-давно, вместе с Дженни и ее родителями я посетила сад где-то на юге Англии. Там тоже все поражало своим совершенством: красивые замысловатые партеры перемежались с безупречно подстриженными деревьями и кустарниками, которым садовники придали самую разнообразную форму.
Мы уселись в беседке, увитой цветущими розами, огромными, благоуханными, божественно прекрасными в своем великолепии, и посмотрели на воду. Сколько раз я заставала отца на этом самом месте, в этой самой беседке, погруженным в глубокие раздумья. Мы с Флориано чокнулись и выпили.
– Здесь пройдет твоя последняя ночь в Европе, – сказала я, обращаясь к Флориано, и голос мой слегка дрогнул. – Пью за успех твоей книги. Она уже и так в списке бестселлеров на шестом месте. И это всего лишь за первую неделю продаж во Франции. Думаю, очень скоро книга выйдет на первое место.
– Кто знает, кто знает. – Флориано с рассеянным видом пожал плечами в ответ на мою реплику, хотя я прекрасно понимала, что в глубине души он очень взволнован и обрадован исключительно теплой реакцией французской прессы на его роман и обнадеживающими новостями, поступающими из книжных магазинов. – Думаю, это все благодаря прекрасному переводу. А что там? – Он указал на террасу.
– Это – армиллярная сфера, – пояснила я. – Помнится, я говорила тебе, что она появилась на этом месте вскоре после смерти Па Солта. На ней выгравированы все наши имена, а рядом с ними указаны координаты поиска для каждой из сестер. А еще там имеются надписи, сделанные на греческом.
Флориано поднялся со скамьи и направился к террасе, чтобы получше рассмотреть армиллярную сферу.
– А вот и твое имя! Нашел. – Он показал на одну из полосок. – И что там написано для тебя?
– «Никогда не позволяй страху властвовать над своей судьбой», – с ироничной улыбкой ответила я.
– Думаю, твой отец прекрасно понимал тебя, – откликнулся Флориано и снова сосредоточился на разглядывании армиллярной сферы. – А что вот эта полоска? На ней ничего нет.
– Папа назвал всех нас, девочек, в честь звезд, входящих в созвездие Плеяд. Как помнишь, там семь звезд. Потому это созвездие называют еще Семь Сестер. Все мы ожидали появления седьмой сестрички, но она так и не появилась.
– Красивый прощальный подарок он сделал своим дочерям. Судя по всему, твой отец был очень интересным человеком, – заметил Флориано, снова присаживаясь рядом со мной.
– Это правда. Хотя после его смерти до меня вдруг дошло, что я и мои сестры очень мало знаем о нем. Он был и остался для нас загадкой. – Я слегка пожала плечами. – Вот сейчас, к примеру, я все время задаюсь вопросом: а что он делал в Бразилии в тот самый момент, когда я появилась на свет? И почему именно меня выбрал из всех младенцев?
– Знаешь, есть вопросы, на которые нет ответов. Это все равно что спрашивать, почему душа выбирает себе этих родителей, а не тех. Или почему ты взялась за перевод моей книги, с чего, собственно, все у нас и началось. Жизнь, Майя, это такая лотерея. В ней полно случайностей.
– Наверное, ты прав! Но сам-то ты веришь в судьбу?
– Пожалуй, месяц тому назад я бы точно ответил тебе, что не верю. Но сейчас открою тебе одну маленькую тайну. – Флориано взял меня за руку. – Незадолго до встречи с тобой была очередная годовщина смерти моей жены. Настроение у меня было хуже некуда. Я ведь, как и ты, долгое время пребывал в одиночестве. И вот я стоял на своей террасе, смотрел на статую Христа, на звезды над нею. И тогда я мысленно обратился к своей покойной жене, попросил ее, чтобы она послала мне кого-нибудь, кто бы наполнил мою жизнь новым смыслом, чтобы жить и двигаться дальше. И ровно через день издатель пересылает мне твое электронное письмо и просит позаботиться о тебе, пока ты будешь находиться в Рио. Поэтому да, Майя, я верю, что ты мне послана свыше. Как и я тебе. – Флориано крепко сжал мою руку, как делал всегда, когда говорил что-то серьезное, и тут же, по своему обыкновению, разрядил обстановку, пошутив: – Но сейчас, увидев, в каких хоромах ты обитаешь, я сильно сомневаюсь в том, что тебе захочется возвращаться в мои скромные апартаменты.
Мы побрели обратно к дому. Хотя я и просила Марину не беспокоиться насчет ужина, та перехватила нас уже на подступах к Павильону.
– Клавдия приготовила на ужин рыбу, тушенную в вине. Она на плите, еще теплая. Так что, если вы оба проголодались, марш на кухню.
– Я очень проголодался, – обрадовался Флориано. – Спасибо, Марина. А вы составите нам компанию? – спросил он на немного высокопарном французском.
– Нет, благодарю вас, Флориано, за приглашение, но я уже отужинала.
Мы вдвоем устроились на кухне и стали с аппетитом уплетать вкуснейшую рыбу в винном соусе. И вдруг оба поняли, что сегодня наша последняя совместная трапеза. Флориано и так задержался в Европе дольше, чем планировал. Хорошо, что родители его покойной жены не возражали, любезно согласившись подержать у себя Валентину еще немного. Словом, ему пора домой, назад к дочери. А я… Я и сама не знаю, что будет со мной дальше.
После ужина я повела Флориано в кабинет отца. Показала ему фотографию, на мой взгляд, лучшую, запечатлевшую Па Солта в окружении нас, шести девочек. Назвала всех своих сестер по именам.
– Вы все такие разные, – проронил Флориано, разглядывая снимок. – А ваш отец был тоже очень красивым мужчиной, правда? – Флориано осторожно поставил фотографию на полку. Но тут его внимание что-то привлекло. Некоторое время он молча разглядывал предмет. – Майя, ты видела это? – спросил он у меня, указывая пальцем на статуэтку, стоявшую на полке среди других памятных вещей, дорогих сердцу Па Солта.
Я глянула на статуэтку, понимая, почему она заинтересовала Флориано.
– Да, много раз. Это ведь копия статуи Христа.
– Я не вполне уверен, но… Можно мне перевернуть ее?
– Конечно, – ответила я, заинтригованная его неожиданным интересом к этой безделушке. Такие поделки тысячами штук продаются во всех сувенирных лавках Рио, и цена им не больше нескольких реалов.
– Ты только полюбуйся, какая это ювелирная работа. – Флориано бережно прошелся пальцами по складкам ризы Христа. – А теперь взгляни сюда. Он указал на основание статуэтки, на которой было написано.
Ландовски
– Майя! – взволнованно воскликнул Флориано, а глаза его радостно вспыхнули в предчувствии нового открытия. – Это ведь не какая-то там старая безделушка серийного производства. Помнишь, в одном из своих писем Изабелла рассказывала Лоен, что у Эйтора да Силва Коста было несколько миниатюрных копий статуи, которые изваял для него профессор Ландовски, прежде чем они окончательно согласовали всю композицию памятника в целом? Вот одна из них!
Флориано вручил мне статуэтку. Я осторожно взяла ее в руки, поразившись, какая она неожиданно тяжелая. Потом тоже прошлась пальцами по лицу Христа и Его рукам. Да, Флориано прав. Сразу же чувствуется рука настоящего мастера.
– Но как… Каким образом эта статуэтка оказалась у папы? Может, он приобрел ее на аукционе? Или ему подарил ее кто-то из друзей? Или… Понятия не имею! – воскликнула я и замолчала, охваченная непонятным волнением.
– Вариантов множество, ты права. На сегодняшний день, насколько мне известно, помимо тех статуэток, которыми владеет семейство Ландовски, еще две находятся в частной коллекции семьи да Силва Коста. Конечно, подлинность работы еще надо будет подтвердить. Но какова находка!
Глаза Флориано горели от возбуждения. Понятное дело. Ведь он смотрит на эту вещицу глазами историка. А меня занимает совсем другое. Каким образом статуэтка попала в руки отца?
– Прости, Майя. Я чересчур увлекся, – повинился передо мной Флориано. – В любом случае, уверен, вы захотите сохранить статуэтку как память об отце. Но ты не возражаешь, если мы возьмем ее на один вечер с собой в Павильон? Хочу получить такую привилегию: полюбоваться ею еще немного.
– Конечно, забираем. Все в этом доме принадлежит нам, всем сестрам. А они, я думаю, не стали бы возражать.
– Тогда пошли в кровать, – прошептал Флориано и нежно погладил мою щеку.
* * *
В эту ночь я спала плохо. Мысль о предстоящем отъезде Флориано, уже совсем скоро, уже завтра, была сама по себе невыносима. Хотя я сто раз давала себе слово воспринимать наши с ним отношения такими, какими они складываются на данный момент, но чем меньше часов оставалось до наступления утра, тем отчетливее я понимала, что не могу этого сделать. Я повернулась на бок и стала разглядывать Флориано, мирно посапывающего во сне рядом со мной. Но стоило мне подумать о том, что скоро он покинет Атлантис, а моя жизнь потечет своим прежним чередом, такая же унылая и бессмысленная, какой она была до моей поездки в Рио, как открывающаяся перспектива ужасала своей безысходностью.
Мы с Флориано редко говорили о будущем и уж тем более не строили никаких конкретных планов. Хотя я прекрасно понимала: у него есть, есть ко мне чувства. Да он и сам об этом постоянно твердил, особенно на заре наших с ним отношений, и потом, когда мы занимались с ним любовью. Но, учитывая то обстоятельство, что живем мы по разные стороны света, приходилось принимать как данность то, что никакой перспективы у нашего романа нет, и со временем он превратится просто в приятное воспоминание.
Я с облегчением вздохнула, когда зазвенел будильник. Слава богу, наконец-то эта ночь подошла к концу. Быстро вскочила с постели и побежала в душ, пока Флориано продолжал дремать. Сама мысль о том, что вот сейчас он проснется и станет говорить мне всякие бессмысленные слова, пытаясь успокоить, утешить, при этом не хуже меня понимая, что совсем скоро наши пути разойдутся навсегда, пугала и приводила в душевный трепет. Я торопливо оделась, объявила ему, что иду на кухню готовить завтрак, а Кристиан будет ждать нас на пристани через двадцать минут. Но, когда Флориано возник через пару минут на кухне, я тут же выдумала, что мне надо срочно в главный дом, и убежала из кухни, сказав, что встречаемся прямо на пирсе через десять минут.
– Майя, пожалуйста… – крикнул мне вослед Флориано, но я уже была на крыльце и торопливо зашагала в сторону отцовского дома. А там, стараясь не попадаться на глаза ни Марине, ни Клавдии, я попросту закрылась в кладовке на первом этаже и стала считать минуты, оставив себе на дорогу до пристани буквально несколько секунд. Когда подошло время, я открыла кладовку, выскользнула из дома и побежала прямиком через лужайку к пирсу. Флориано уже был там. Он о чем-то разговаривал с Мариной.
– Куда ты запропастилась, милая? Твой друг должен немедленно отправляться в путь. Иначе он рискует опоздать на свой самолет, – бросила на меня удивленный взгляд Марина и снова переключила свое внимание на Флориано. – Рада была познакомиться с вами, месье Флориано. Надеюсь, мы еще увидим вас в Атлантисе, и совсем скоро. А теперь оставляю вас попрощаться друг с другом.
– Майя, – обратился ко мне Флориано, когда Марина ушла. – Что случилось? Что не так?
– Ничего не случилось. Все в порядке… Послушай, тебе пора. Кристиан уже ждет.
Флориано открыл рот, чтобы что-то сказать, но я резко отвернулась от него и пошла к катеру первой. Флориано ничего не оставалось, как молча последовать за мной. Кристиан подал ему руку, помогая запрыгнуть на катер, и тут же включил мотор.
– Адью, Майя, – коротко обронил Флориано. Глаза его были печальны. Лодка начала свое движение, послышался ровный гул работающих двигателей.
– Я напишу тебе! – крикнул он, стараясь перекричать рев моторов. Потом сказал что-то еще, но я уже не расслышала. Катер стремительно удалялся от Атлантиса. И от меня.
Я с несчастным видом поплелась домой, ругая себя за то, что повела себя так по-детски глупо. Взрослая ведь женщина. Пора бы уже научиться справляться с сердечными проблемами. Ведь я же с самого начала знала о том, что наше расставание неизбежно. Умом я понимала: все это мое глупое дерганье и увиливание – это такая своеобразная реакция на прошлое. Боль от расставания с Зедом, несмотря на все минувшие годы, все еще продолжала жить и выжигать в моей душе, подобно лазеру, все новые и новые зоны.
Марина поджидала меня возле Павильона, скрестив руки на груди. Выражение лица у нее было крайне недовольное.
– Как это следует понимать, Майя? Вы что, поссорились? Флориано показался мне таким приятным молодым человеком. А ты даже толком не попрощалась с ним. И никто из нас не знал, куда ты пропала.
– У меня… у меня были неотложные дела. Прости, что так вышло. – На мгновение я почувствовала себя непослушным подростком, которому выговаривают за плохие манеры. – Кстати, я собираюсь в Женеву. Мне надо встретиться с Георгом Гофманом. Тебе что-нибудь нужно в городе? – спросила я, намеренно переводя разговор на другое.
Марина посмотрела на меня долгим взглядом. В ее глазах промелькнуло нечто, отдаленно похожее на отчаяние.
– Нет, спасибо, милая. Мне ничего не надо.
После чего она повернулась и пошла прочь, оставив меня размышлять о том, как же по-дурацки я повела себя сегодня.
* * *
Контора Георга Гофмана располагалась в деловом квартале Женевы, почти рядом с Рю Жан-Петито. И само здание, и помещения в нем – все ультрасовременное, сплошной модерн и глянец. Через огромные окна в пол открывается великолепная перспектива на виднеющийся вдали залив.
При виде меня Гофман поднялся из-за стола, чтобы поприветствовать.
– Какая приятная неожиданность, Майя, – воскликнул он с улыбкой, провожая меня к роскошному дивану из черной кожи, на который мы и уселись вдвоем. – Слышал, вы были в отъезде?
– Да. А кто вам сказал?
– Марина, кто же еще? Итак, чем я могу быть вам полезен?
– Видите ли, – я слегка откашлялась, – меня интересуют две вещи.
– Прекрасно! – Гофман сложил веером пальцы обеих рук. – Тогда приступим.
– Известно ли вам хоть что-то о том, как Па Солт выбрал меня для удочерения?
– Мой бог, Майя, откуда? – На лице Гофмана отразилось неподдельное удивление. – Я ведь был у вашего отца нотариусом, но никак не исповедником или поверенным в его сердечных делах.
– Но мне казалось, вы были друзьями?
– Были. Во всяком случае, я точно считал его своим другом. Но вы же не хуже меня знаете, ваш отец был очень замкнутым человеком. И хотя мне хотелось думать о себе как о его доверенном лице в полном смысле этого слова, на самом деле я до самых последних дней оставался для него в первую очередь работником по найму. Таковым я и был на самом деле. Какое же право я имел задавать ему вопросы личного характера? Впервые я услышал о вас, когда он обратился ко мне с просьбой узаконить ваше удочерение уже в соответствии со швейцарским законодательством. Заполнить все необходимые бланки, чтобы вам выдали ваш первый паспорт.
– Так вы и понятия не имеете, каким образом Па Солт был связан с Бразилией? – упорствовала я в своем любопытстве.
– Ни о каких его личных контактах я ничего не знаю. Хотя, что касается бизнеса, деловые интересы у него, разумеется, в Бразилии были. Впрочем, подобные интересы у него были в самых разных частях света. Боюсь, я вряд ли сумею помочь вам разобраться в этом вопросе.
Ответ Георга вызвал у меня разочарование, хотя приблизительно такого ответа я и ожидала. Тогда я перешла к следующему вопросу.
– В Бразилии, куда я попала благодаря тем подсказкам, которые оставил мне отец, я познакомилась со своей родной бабушкой. К сожалению, всего лишь несколько дней тому назад она тоже ушла из жизни. Она рассказала мне, что он приехал за мной в приют не один. Его сопровождала какая-то женщина. В приюте решили, что это была его жена. Отец был женат?
– Никогда, насколько мне известно.
– Могла ли эта женщина быть его любовницей?
– Майя, простите меня еще раз. Но я действительно ничего не знаю о личной жизни вашего отца. Мне искренне жаль, но помочь вам в этих изысканиях я не смогу. Примите это как данность. У вас было еще какое-то дело ко мне? Слушаю вас.
Итак, я не продвинулась ни на шаг. Приходится смириться с тем, что мне никогда не узнать всех обстоятельств, связанных с моим удочерением. Я сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить.
– Как я вам уже сказала, моя бабушка по линии матери умерла совсем недавно. Согласно завещанию, она оставила мне свою недвижимость в Бразилии, два объекта, и небольшую сумму денег.
– Понимаю. То есть вы хотите, чтобы я выступил вашим поверенным во время процедуры судебного подтверждения ваших прав на завещание?
– Да… Но еще важнее для меня другое. Я тоже хочу сделать завещание… Оставить всю недвижимость… одному моему родственнику.
– Очень правильное решение. С этим тоже не будет особых проблем. Кстати, я всегда рекомендую своим клиентам писать завещания, независимо от их возраста. Составьте мне список тех лиц, кому вы хотели бы завещать свое имущество, включая небольшие пожертвования для друзей, близких и прочее, а я потом на основе этого списка составлю уже полноценное и юридически правомочное завещание.
– Спасибо. – Какое-то время я мялась в нерешительности, прикидывая, как мне лучше сформулировать все то, о чем я хотела спросить Гофмана далее. – Мне также хотелось бы узнать, насколько трудно настоящим родителям, которые когда-то отдали своего ребенка на усыновление, отследить его дальнейшую судьбу.
Какое-то время Гофман внимательно разглядывал меня. Но, судя по всему, мой вопрос не сильно удивил его, если удивил вообще.
– Очень трудно. Практически невозможно, – коротко пояснил он. – Как вы понимаете, если ребенка усыновляют еще в очень маленьком возрасте, то соблюдаются все меры предосторожности, чтобы не повредить малышу в будущем и обеспечить его безопасность. Чиновники, занимающиеся вопросами опеки и усыновления, строго следят за тем, чтобы настоящие родители ребенка не предъявили потом права на него, пожалев о своем необдуманном решении, принятом когда-то. Ведь последствия тут могут быть самыми разрушительными, в том числе и для самого ребенка. Да и для его приемных родителей тоже. Они растят ребенка, любят его, как родного, а тут вдруг возникает, видите ли, его родная мать или отец. Ничего хорошего от таких контактов ждать не приходится. А потому они и не допускаются, если только это не оговорено отдельно, еще на момент усыновления. Однако ваш случай – это несколько другая история. Вы сами, будучи приемным ребенком, решили разыскать своих настоящих родителей. Что ж, имеете полное юридическое право.
Я внимательно выслушала все, что сообщил мне Георг Гофман, и задала свой следующий вопрос:
– Положим, приемный ребенок действительно хочет отыскать свою родную мать или отца. И куда ему обращаться за помощью?
– В органы опеки. В наше время, по крайней мере, здесь, в Швейцарии, все случаи усыновления тщательно задокументированы. Вот туда он и должен обращаться. То есть я хочу сказать, – тут же поправил себя Гофман, – что любой приемный ребенок должен начинать с этого.
Гофман слегка покраснел. Его обычно бледное лицо вдруг покрылось легким румянцем, и в ту же минуту я поняла, что он все знает.
– А вот если, к примеру, настоящий отец или мать захотят завещать что-то своему ребенку, которого они когда-то отдали на усыновление, что будет?
Гофман погрузился в размышления, видно, тщательно обдумывая свой ответ. Наконец он заговорил:
– Любой адвокат пойдет тем же путем, что и приемный ребенок. Тоже обратится в органы опеки, где объяснит сложившуюся ситуацию. И тогда они, при условии, что ребенку уже исполнилось шестнадцать лет, свяжутся с ним.
– А если ребенку еще нет шестнадцати?
– В этом случае власти будут связываться с приемными родителями ребенка, и они уже будут решать, ставить ли его в известность о существовании такого завещания.
– Понятно, – кивнула я в ответ. У меня вдруг возникло странное чувство, что меня держат на контроле. – Но если, скажем, органы опеки не в состоянии отследить дальнейшую судьбу конкретного младенца, то может ли адвокат использовать уже… не вполне официальные способы поиска этого ребенка? Насколько это просто?
Георг посмотрел на меня долгим-долгим взглядом. И этот взгляд красноречивее всяких слов сообщил мне все то, что он не мог сказать вслух.
– Для опытного квалифицированного юриста, Майя, это не составит большого труда. На самом деле, все очень просто.
* * *
Я рассказала Георгу о том, что собираюсь предпринять. Потом мы обсудили мое завещание и даже набросали приблизительный текст. Я пообещала, что пришлю ему письмо с указанием точной даты рождения, с которым можно будет обратиться в любое агентство по усыновлению для наведения справок. После чего покинула его офис.
Я решила не возвращаться домой прямо сейчас, а где-нибудь посидеть и переварить всю ту информацию, которую только что сообщил мне Гофман. Я устроилась за столиком в небольшом кафе с видом на озеро и заказала себе пиво. Но стоило мне поднести бутылку ко рту (я намеренно отказалась от стакана, который принесла официантка), как вкус пива тут же напомнил мне Рио. И мне стало хорошо.
Итак, если Георг знает о существовании моего сына, то, значит, Па Солт тоже знал. В памяти вдруг всплыли те слова из его прощального письма ко мне, которые расстроили меня больше всего.
«Пожалуйста, поверь мне, семья – это главное. А любовь отца или матери к своему ребенку – это самая мощная сила на земле».
Сидя на солнышке, я потягивала пиво, убеждая себя в том, что вполне готова снова вернуться в офис Георга Гофмана, предстать перед ним и напрямую спросить, кто конкретно усыновил моего сына и где он находится сейчас. Но тут я вспомнила Флориано, который советовал мне не терять головы. Как бы я сегодня ни сгорала от желания рассказать своему дорогому сыну, почему я его бросила, чтобы хоть как-то оправдаться хотя бы в собственных глазах, сам по себе этот порыв продиктован исключительно моим же эгоизмом, и только.
Внезапно меня охватила злость к отцу. Его невидимая и всевластная рука, судя по всему, продолжала контролировать мою жизнь даже сейчас, уже из могилы. Вполне возможно, точно так же она контролирует и судьбу моего сына.
Почему он знал обо мне такие вещи, которых даже я сама не знала?
Но одновременно я, как и все прочие смертные, кто молится и поклоняется невидимой божественной силе, кто слепо верит, полагаясь лишь на свои инстинкты, не имея на то никаких фактических доказательств, так вот, я тоже испытывала некоторое внутреннее удовлетворение при мысли о всемогуществе Па Солта. Если мой отец все знал, а чувство вины, промелькнувшее во взгляде Георга Гофмана, когда он случайно оговорился, подтверждает это, то можно не сомневаться ни минуты. Мой мальчик сейчас живет в каком-то уголке земного шара, окруженный любовью и заботой.
Беда не в том, что отец не доверял мне. Это я не доверяла ему. Я со всей ясностью увидела, что отец отлично понимал, что именно побудило меня поступить так, а не иначе, по каким причинам я решила не доверять ему свою тайну. Более того, он принял мой поступок как должное и смирился с ним. Ведь он сам предоставил мне свободу выбора, а я распорядилась этой свободой уже по собственному усмотрению. Если посмотреть правде в глаза, то получается, что я боялась не только и не столько реакции отца на то, что со мной случилось. Еще больше я боялась самой себя. Девятнадцать лет, впервые в жизни вырвалась на свободу из родного дома, впереди блестящие перспективы и прекрасное будущее, в чем я была абсолютно уверена, а тут какой-то ребенок. Меньше всего на свете на тот момент я хотела взваливать на свои плечи ответственность за воспитание ребенка, да еще в качестве матери-одиночки. Но, вполне возможно, стала я мысленно прикидывать альтернативные варианты, если бы тогда я все же пошла к отцу и призналась ему во всем, обсудила бы вместе с ним все возможные пути выхода из сложившегося положения, я все равно пришла бы к тем же самым выводам.
Я стала думать о своей матери. Тот же возраст, та же, в сущности, дилемма, стоявшая перед ней. Все то же самое, разве что время было другое.
– Я тебя прощаю, – неожиданно произнесла я вслух и добавила: – Спасибо тебе.
Какова бы ни была ее мотивация, подумала я, лично для меня, ее дочери, это решение оказалось правильным.
И снова мои мысли перекочевали на Па Солта. Я даже издала короткий смешок при мысли о том, что готова побиться об заклад: уж наверняка он имел пространное собеседование с потенциальными приемными родителями моего сына.
Впрочем, было такое собеседование или нет, я, сидя в кафе с бутылкой пива, впервые за тринадцать лет, прошедшие с момента рождения ребенка, почувствовала умиротворение и покой.
А заодно… поняла, что оставляя подсказки, которые бы облегчили мне поиски своего прошлого, отец, скорее всего, подсказывал и то, как следует правильно распорядиться будущим. Меня тут же охватил страх, когда я вспомнила, как по-дурацки обошлась с Флориано сегодня утром.
«Майя, что ты наделала?»
Я позвонила Кристиану и попросила его встретить меня возле понтонной переправы через пятнадцать минут. Торопясь к месту по хаотичным, узеньким улочкам Женевы, я снова вспомнила Рио. Мне так не хватает здесь расслабленной атмосферы этого города. Люди работают, развлекаются… А еще они уважительно относятся к тому, чего не в силах изменить или понять. А что я? Если я сейчас собственными руками загублю свое будущее, то и виновата в этом буду только сама.
Взбираясь на борт катера, я продолжала думать о том, что, хотя вся моя жизнь – это цепь чистых случайностей, мне не подвластных, реагировать на эти случайности я тем не менее могу. Ведь это я принимала решения. Вот и доигралась.
* * *
Кристиан пришвартовался на пирсе Атлантиса, а там меня уже поджидала знакомая фигура. Вот уж никак не ожидала увидеть ее.
– Устроила тебе сюрприз! – воскликнула она, раскрывая мне объятия, пока я выбиралась из катера.
– Алли! Что ты здесь делаешь?
– Что за странный вопрос, в самом деле! Или ты уже забыла, что этот дом принадлежит и мне? – рассмеялась она в ответ, и, взявшись за руки, мы направились к дому.
– Почему это я забыла? Просто не ожидала увидеть тебя так скоро.
– У меня тут образовался небольшой перерыв в тренировках. Вот я и решила подскочить домой и посмотреть, как здесь Ма, пока ты в отъезде. Ей ведь тоже после смерти отца приходится несладко, я думаю.
Я тут же почувствовала себя виноватой. Все мой проклятый эгоизм, мысленно укорила я себя. Ведь пока была в Рио, я даже не соизволила позвонить Марине. Ни разу! Да и вернувшись вчера домой, тоже не поговорила с ней толком, ограничившись лишь обычным приветствием.
– Прекрасно выглядишь, Майя. Говорят, ты вся в делах, – слегка подначила меня сестра с нескрываемой любовью в голосе. – Ма сказала, у тебя был гость. Кто он?
– Один человек. Я познакомилась с ним в Рио.
– Давай выпьем чего-нибудь холодненького, а ты пока расскажешь мне о нем.
Мы устроились за столом на террасе, наслаждаясь солнцем и теплом. Я после нескольких минут, проведенных в обществе моей «совершенной» красавицы-сестры, успела уже раскрепоститься, а потому с легкостью пустилась в рассказ о том, чем занималась в Бразилии.
– Вау! – коротко прокомментировала она услышанное, когда я сделала короткую передышку, чтобы промочить горло домашним лимонадом, который специально приготовила нам Клавдия, зная, как мы обе любим его. – Да у тебя случилось самое настоящее приключение. Молодец! Отчаянная голова… Не побоялась отправиться на другой конец света и разузнать там все о своем прошлом. У меня бы духу не хватило на такое. Сама еще пока не знаю, так ли уж я горю желанием узнать причины, по которым от меня отказались настоящие родители. К тому же мне повезло иметь такого отца, как Па Солт, и таких сестер… Тебе было больно, да, когда бабушка рассказала всю правду о твоей матери? – поинтересовалась у меня Алли.
– Да, было не очень приятно. Но я все поняла. Алли, у меня есть еще кое-что, чем я хочу поделиться с тобой. Наверное, мне нужно было сделать это уже давным-давно…
Я рассказала сестре о своем сыне, о том, как приняла страшное решение отказаться от него сразу же после рождения. Мой рассказ произвел на Алли тяжелое впечатление. У нее даже слезы на глазах выступили.
– Майя, как ужасно, что все эти годы ты хранила такую страшную тайну в себе. Представляю, через какие душевные муки тебе пришлось пройти… Одной… Но почему… почему ты ничего не рассказала мне? Ведь я же твоя сестра! А я всегда считала, что мы с тобой близки и что у нас нет тайн друг от друга. Ведь я бы точно тогда была бы рядом. Правда!
– Знаю, Алли, знаю. Но на тот момент тебе было всего лишь шестнадцать. К тому же мне было просто стыдно.
– Какой же тяжеленный груз ты волочила на своих плечах все эти годы, – тяжело вздохнула она. – Прости за любопытство, но кто отец ребенка?
– О, ты его не знаешь. Один мой приятель по университету. Его звали Зед.
– Зед Эсзу?
– Да. В последнее время это имя часто мелькает в новостях. Его отец, финансовый магнат, покончил жизнь самоубийством.
– Это их яхта была пришвартована рядом с яхтой папы в тот самый ужасный день, когда я узнала о его смерти. Помнишь, я тебе об этом рассказывала? – Алли невольно передернуло.
– Конечно, помню, – с готовностью подтвердила я, хотя в круговерти событий последних трех недель начисто забыла об этом эпизоде. – Между прочим, по иронии судьбы именно Зед и спровоцировал меня сесть на самолет и улететь в Рио, потому что я еще колебалась, ехать мне туда или нет. Но вот после четырнадцати лет молчания он вдруг снова свалился мне на голову: позвонил, оставил голосовое сообщение, сказал, что находится сейчас в Швейцарии и хотел бы встретиться со мной.
Алли посмотрела на меня как-то странно.
– Он хотел встретиться с тобой?
– Да. Сказал, что узнал о смерти папы, и даже предложил поплакаться друг у друга на плече. Веселенькая перспектива, да? Вот тут уж я вымелась из родного дома в два счета. Лучшего ускорителя и не придумаешь.
– А Зед в курсе, что у вас с ним был ребенок?
– Нет. Но, думаю, он бы не сильно озаботился своим отцовством, если бы даже и знал.
– Уверена, ты поступила наилучшим образом, развязавшись с ним, – многозначительно заметила Алли.
– Так ты его все же знаешь?
– Лично – нет. Но у меня есть… одна приятельница. Та знает его хорошо. В любом случае, – тут же переключилась она на другое, – выходит, что твоя поездка в Рио оказалась исключительно удачной. Лучшее, что ты сделала в своей жизни. Так расскажи мне наконец, кто тот шикарный бразилец, которого ты вчера прибуксировала в Атлантис? По-моему, Ма просто запала на него. Она только о нем и говорит с тех самых пор, как я приехала. Он кто, писатель?
– Да. Я переводила его последний роман. Книга на прошлой неделе вышла в свет во Франции и имеет очень хорошую прессу.
– Ты была в Париже вместе с ним?
– Да.
– И?
– И я… люблю его. Сильно люблю…
– Марина говорит, что он тебя тоже любит. Сильно! – Алли сделала ударение на последнем слове. – И что дальше? Куда вы теперь вдвоем поплывете?
– Понятия не имею. Мы с ним вообще-то не строили никаких планов на будущее. У него шестилетняя дочь на руках. Живет он в Рио, я здесь… Ладно, давай лучше поговорим о тебе, Алли. Как твои дела? – спросила я у сестры, не желая и далее обсуждать Флориано.
– Последние гонки прошли нормально. Меня даже пригласили поучаствовать в регате Фастнет, которая состоится в следующем месяце. Главный тренер нашей национальной сборной хочет, чтобы я приняла участие в отборочных соревнованиях перед Олимпиадой. А это означает непрерывные тренировки, начиная с осени и все первые четыре месяца следующего года, вплоть до самого начала Олимпиады в Пекине.
– Алли! Но это же фантастика! Обязательно сообщи мне, как будут развиваться события. Договорились?
– Конечно, сообщу.
Я уже приготовилась задать свой следующий вопрос, но тут на террасе появилась Марина.
– Майя, дорогая. Я и не знала, что ты уже вернулась, пока Клавдия не сообщила мне об этом. Кристиан отдал мне днем. Но тут неожиданно приехала Алли. Я закрутилась и совершенно забыла обо всем. Забыла отдать тебе. – Марина вручила мне конверт. Я взглянула на почерк и моментально узнала руку Флориано.
– Спасибо, Ма.
– Вы собираетесь ужинать, девочки? – спросила она у нас с Алли.
– Если ужин уже готов, то я с радостью, – тут же откликнулась Алли и взглянула на меня. – А ты, Майя? Составь мне компанию. Не так уж часто мы в последнее время собираемся за одним столом.
– Конечно, составлю. – Я поднялась со своего места. – Но не возражаете, если я на пару минут отлучусь к себе в Павильон?
Обе понимающе закивали головами, глянув на меня и на письмо в моей руке.
– Тогда до встречи, милая. Ждем тебя, – сказала Марина.
У себя в Павильоне я трясущимися пальцами вскрыла конверт и вытащила оттуда немного влажноватый листок бумаги, явно вырванный впопыхах из записной книжки.
С борта катера
Женевское озеро
13 июля 2007 года
Мон амур Майя,
Обращаюсь к тебе на своем скверном французском. И хотя я не смогу достичь на этом языке тех поэтических вершин, которыми изобилуют письма Лорена Бройли к Изабелле, знай, что чувства мои к тебе, невзирая на слова, точно такие же. (Отдельно прошу прощения за плохой почерк, качка на воде, хоть и не очень большая, но все же есть.) Шерри, я вполне понимаю, почему сегодня утром ты была сама не своя. Мне хотелось успокоить тебя как-то, но ты, наверное, все еще не вполне доверяешь мне, и от этого в твоей душе царит такая сумятица. А потому я уже в письменной форме повторяю еще раз: я люблю тебя. Мы провели вместе не так много времени, но ведь наша история еще только начинается. Если бы ты не убежала от меня сегодня утром, якобы по делам, я бы обязательно сказал тебе, что больше всего на свете хочу, чтобы ты приехала ко мне в Рио и осталась вместе со мной. И мы бы вместе наслаждались поеданием фасолевого рагу, запивая его вином, которое «невозможно пить», а потом танцевали бы самбу до самого утра. И так каждую ночь, до конца наших дней. Понимаю, я прошу слишком многого. Тебе ведь не так-то просто расстаться со своей привычной жизнью в Женеве и переехать ко мне. Но у меня, как и у Изабеллы, есть ребенок, о котором я обязан думать. А Валентине очень нужна полноценная семья. И чтобы кто-то из близких постоянно был рядом с ней. Во всяком случае, сейчас.
Подумай хорошенько над моим предложением. Ведь тебе предстоит принять непростое решение. Но, пожалуйста, буду очень тебе признателен, если ты как можно скорее вытащишь меня из моего нынешнего состояния меланхолии и удрученности. Мне не терпится дождаться твоего ответа, но потерплю, с учетом всех складывающихся обстоятельств.
Я также кладу в конверт твой мыльный камешек. Мой приятель из музея все же сумел расшифровать ту надпись, которую сделала Изабелла на память Лорену. Вот она.
Любовь не знает расстояний,
Для нее не существует континентов,
Ибо ее взор всегда устремлен к звездам.
Говорю «до свидания» в надежде услышать тебя в скором времени.
Флориано.
