В 1994 году Богота (Колумбия) была названа самым опасным и тяжелым для жизни городом планеты. 4200 случаев насильственной смерти за год принесли ей «титул» криминальной столицы мира. Дома буквально рушились на глазах — средства, выделенные на общественные работы, прямым ходом были отправлены в карманы коррумпированных чиновников, чьи счета и так лопались от «пожертвований» наркобаронов. Горожане, которые привыкли видеть в представителях власти не меньше угрозы, чем в обычных преступниках, частенько нарушали закон, причиняя урон и общественным местам, и друг другу.

Озлобленные из-за ощущения собственного бессилия и отсутствия перспектив студенты из крупнейшего университета Боготы решили взять ситуацию в свои руки. Однажды ночью 2000 активистов собрались в большой аудитории кампуса. В зале царил хаос на грани жестокости.

И тут на сцене появляется президент университета, и, как того следовало ожидать, в его адрес летят нецензурные выкрики студентов. Он выглядит напуганным и растерянным; профессорские очки и борода в стиле Линкольна не придают ему уверенности. Он стоит перед микрофоном, но едва ли кто-то всерьез полагает, что это поможет ему докричаться до всей толпы. Да даже если удастся, что он может сказать аудитории? Что может пообещать им? Светлое будущее? Поэтому он не говорит ничего. Вместо этого он медленно подходит к краю сцены, расстегивает ремень, поворачивается и спускает штаны. Полностью обнаженный ниже пояса, он нагибается перед застывшими в неловком молчании студентами. И не просто на долю секунды. Простите, что я должен это подчеркнуть, но между аудиторией и его ягодицами не осталось никаких секретов. Ярость превращается в ржач, и собрание заканчивается на миролюбивой ноте.

Антанас Моккус впоследствии утверждал, что хотел показать студентам, что «белый — цвет мира», но это объяснение не спасло его академическую карьеру. Несмотря на возросшую популярность среди студентов, его заставили уволиться. Но на этом история Моккуса только начинается.

То, что представители университета расценили как бесцеремонную выходку, сам Моккус счел доказательством теории, которую уже давно пытался сформулировать. По его мнению, большинство общепринятых представлений о том, что движет поведением человека, непригодны для использования. Мы можем запугать, заставить и замотивировать человека сделать все, что угодно, но как только он потеряет веру в своего лидера (или если он не верит в него в принципе), эти тактики перестанут приносить результат. Моккус уверен, что только неожиданный поступок, привлекающий внимание и кардинально меняющий их взгляд на вещи, может вернуть их в игру и сподвигнуть на изменения.

«Людям нравится, когда ты начинаешь смелое предложение и даешь им свободу закончить его за тебя», — скажет позднее Моккус.

Да, он выставил себя на посмешище, но цель была достигнута: он смог разрядить обстановку и сгладить ситуацию. Вдохновленный своей первой, пусть и сомнительной победой, он решил проверить свою теорию на большой сцене — на глазах у всей Боготы.

Несколько месяцев спустя, из импровизированного офиса в доме своей матери, он запускает свою избирательную кампанию на пост мэра. Инцидент с голым задом закрепил за ним статус политического аутсайдера, но раз население не испытывает доверия к властям и бизнесу, он вполне может рассчитывать на протестные голоса. Его независимость и дипломатичность вытесняют воспоминания о клоунской выходке, а его обещания вернуть городу гордость и самоуважение вселяют надежду. Моккус выигрывает выборы с рекордным для Боготы отрывом.

Так началась Боготская эпоха «вторжения интеллектуалов». Моккус приглашает в администрацию статистиков и социологов, перед которыми ставит цель вовлечь население в строительство нового, прекрасного города, в котором не будет места насилию и криминалу. На первый взгляд он выглядит тем же блюстителем закона и порядка, но его подход не имеет ничего общего с ужесточением правил, усилением патрулирования или отправкой в тюрьмы неугодных ему. Все с точностью до наоборот. Он использует контринтуитивные методы^[81].

Начнем с улиц. Дорожное движение — одна из главных проблем Боготы. Правила игнорируются и водителями, и пешеходами. Первые безнаказанно передвигаются по любой удобной поверхности, а вторые с радостью игнорируют светофоры и вызывают коллапс на дорогах. Этим хаосом люди во многом обязаны дорожным полицейским, которые предпочитают вымогать у водителей взятки, а не призывать к общественному порядку. Моккус предположил, что, наверное, пешеходы и водители не такие уж плохие люди, просто они не видят смысла следовать правилам, когда правоохранительные органы охраняют только свои права.

Что же он сделал? Выпустил на улицы несколько десятков обученных мимов. Молодые, смешно одетые люди передвигались по городу, по-доброму подшучивая над плохими водителями и вредными пешеходами. Один мим, под одобрительные возгласы толпы, с комичным усилием пытался сдвинуть автобус с пешеходной дорожки. Другой следовал за мужчиной, безрассудно ныряющим между машинами, и уморительно копировал каждое его движение под аплодисменты зрителей. После этого Моккус предложил каждому принять участие в игре. Жители «оценивали» друг друга специальными карточками — белая, с поднятым вверх большим пальцем, означала похвалу, красная, с опущенным вниз пальцем, была символом позора. Сотни тысяч карточек разлетелись по всему городу.

Решение заменить копов на мимов и красные карточки может показаться абсурдным, но в нем была своя логика: горожанам было плевать на полицейских, но они готовы были следовать правилам ради друг друга. Спустя всего несколько месяцев уже 75 % пешеходов — в три раза больше, чем до начала эксперимента — терпеливо дожидались разрешающего сигнала светофора. Резко сократилось число аварий и пробок. Программа была настолько успешной, что Моккус уволил всех дорожных полицейских (на тот момент их было около 3 тысяч). Впрочем, 400 из них согласились переквалифицироваться в дорожных мимов.

Когда интеллектуалы Моккуса начали анализировать проблему эпидемии жестокости, они увидели ее первоисточник в домашнем насилии. Тирания в стенах дома выплескивалась на улицы, приводя к дракам, похищению людей и даже убийствам. Для правительства, обещающего бороться с преступностью, такой портрет обидчика не мог не вызвать сопереживания, но для решения проблемы снова требовался нестандартный подход.

Моккус выступает на телевидении и рассказывает, как подвергался насилию в детстве. Затем он берет воздушный шарик, рисует на нем лицо обидчика и лопает его. Он просит жителей города, которые уже относятся к нему с глубоким уважением и симпатией, повторить его поступок и выплеснуть свою злость в символическом акте насилия, а не реальном. После этого он организовывает горячую линию в прямом эфире, во время которой каждый ребенок может позвонить в студию и рассказать о случаях жестокого обращения в его семье. После этих историей детское насилие перестает восприниматься как нормальная, обыденная ситуация. Полицейских отправляют на курсы мирного решения конфликтов. А когда самого Моккуса однажды попросили надеть бронежилет, он вырезал на груди отверстие в форме сердца. Все эти меры, объясняет Моккус, должны были наложить табу на насилие, которое было для города неотъемлемой частью жизни.

Офис мэра продолжает сыпать неожиданными решениями. Они вводят «добровольный налог» — жителей просят перечислять 10 % дохода на нужды города, и 65 000 боготцев соглашаются. Моккус в костюме супергероя собирает мусор на улицах городов, а затем снимает социальную рекламу, призывающую сохранять водные ресурсы, прямо у себя в душе. Уже без костюма.

За время его правления Богота стала одним из самых чистых и безопасных городов региона. Число убийств сократилось на 70 %. В каждом доме проведено электричество, канализация и водопровод. Доходы города выросли на 30 %, и большинство этих средств идет на благоустройство парков — теперь жителям города можно доверить заботу об общественных местах. Коррупция практически полностью истреблена. 99 % детей посещают школы.

А ведь все началось с одного эксцентричного поступка человека, который смотрел мир по-другому и был готов рискнуть всем ради своих убеждений.

Политики и бизнесмены по всему миру тратят время и деньги на поиски рычагов воздействия на поведение человека. Мы выстраиваем систему кнута и пряника, уверенные, что людьми движут исключительно материальные интересы, хотя бихевиористская экономика за последние несколько десятилетий не раз показывала, насколько сильны в нас эмоциональные, иррациональные и альтруистические мотивы. Мы создаем маркетинговые кампании, которые убеждают людей изменить свою точку зрения, хотя многие исследования феномена, известного как «эффект обратного действия», доказывают, что прямой призыв к смене парадигм заставляет нас еще крепче цепляться за свои убеждения. Эта психологическая особенность объясняет, почему многие очевидные и общепринятые решения не работают так, как должны были бы, например ужесточение наказаний за преступления, повышение цен на воду во время засухи или попытки предупредить об угрозах глобального потепления с огромных билбордов.

Обидно признавать, что все усилия коту под хвост. Мы боимся признать, что распространенные убеждения — лишь самообман, поэтому мы с усилием, достойным лучшего применения, продолжаем использовать стандартные методы воздействия. Но Моккус, гений от математики и философии в одном лице, не только признал, что люди — более сложные существа, чем мы привыкли думать, но и стал искать более эффективные рычаги влияния. Он сделал ставку на их воображение, сознательность и желание быть частью социальной группы. И изменил правила игры.

История Моккуса вселяет надежду, что гениальные и неконвенциональные идеи могут могут прийти в голову не только сумасшедшим ученым (хотя инцидент с ягодицами все же свидетельствует о малой толике безумства профессора). Они, скорее, рождаются на пересечении понимания, что традиционные методы не работают, и желания найти креативный способ борьбы с проблемой. Но для этого нам придется принять неудобную мысль, что наши самые сокровенные убеждения о том, как устроен мир вокруг нас, — это пагубный миф. И это, оказывается, не так просто сделать.

До выходки Моккуса оставалось еще 4 года, когда Мэрилин вос Савант получила письмо, вызвавшее не менее горячие споры.

Савант было не привыкать к трудным вопросам, поэтому она даже не обратила особого внимания на одно письмо из целого десятка в своем почтовом ящике. В 1988 году она вошла в Книгу рекордов Гиннесса как человек с самым высоким IQ в истории. Если вы думаете, что Савант — это надменный псевдоним, связанный с одноименным синдромом, то вы ошибаетесь. Это ее настоящая фамилия, которая, впрочем, может действительно свидетельствовать о генетической предрасположенности к гениальности. Савант нашла применение своей возросшей популярности и завела колонку «Спросите Мэрилин» в журнале Parade — читатели присылали ей трудные логические загадки, которые она играючи решала^[82].

В сентябре 1990 года Крейг Уайтекер задал Саван такой вопрос:

Вопрос Уайтекера известен как парадокс Монти Холла — одна из тех загадок, которая тогда была хорошо знакома любителям головоломок, но не широкой публике. Савант не сомневалась в своем ответе: нужно выбрать другую дверь. В этом случае, заверила она, шансы на победу составят 66 %, если останетесь верны изначальному решению — всего 33 %.

Вот как она объяснила логику своим читателям:

«Предположим, перед вами миллион дверей, и вы выбираете дверь № 1. Затем ведущий, который знает, что находится за каждой из них и никогда не выберет дверь с призом, открывает все двери, кроме № 1 и № 777 777. Вы бы охотно изменили свое решение и выбрали ту дверь, не так ли?»

Она думала, что после этого объяснения все вопросы отпадут, но даже самый умный человек мира иногда ошибается.

Если вы раньше никогда не слышали о парадоксе Монти Холла, ваш мозг может взорваться от убеждения Савант, что изменение первоначального решения значительно увеличивает шансы на победу. Или вы можете посчитать это вздором. Как и тысячи читателей Савант. Они были не просто не согласны с ее объяснением, а яростно ополчились на нее. После публикации колонки она получила тысячи гневных писем.

«Вы совершенно не правы! — написал Роберт Сачс из университета Джорджа Мейсона. — Как профессиональный математик, я глубоко разочарован отсутствием элементарных математических знаний у населения. Пожалуйста, признайте свою ошибку и помогите мне бороться с невежеством. А в будущем будьте более внимательны».

«Страна и так страдает от математической неграмотности. Не хватало еще, чтобы человек с самым высоким IQ подливал масла в огонь. Позор!» — не сдержал осуждения Скотт Смит из Университета Флориды.

Савант рассказала, что 92 % читателей были уверены, что она была не права. В двух из трех писем от университетов ее тыкали носом в ошибку и доказывали неверную логику ее размышлений. В отчаянной попытке развеять миф о ее гениальности, которая не справилась с такой простой головоломкой, ее ненавистники предлагали объяснения вроде «возможно, женщины смотрят на математические задачи не так, как мужчины». Даже директор Центра оборонной информации и исследователь из Министерства здравоохранения посчитали, что она не права.

Эверетт Харман из Научно-исследовательского института армии США написал ей: «Вы совершили ошибку, но это даже к лучшему. Представьте, в каком удручающем положении оказалась бы страна, если бы ошибались не вы, а все доктора науки».

Проблема в том, что заблуждались именно они. А не Савант.

Я попробую объяснить ее логику, хотя многие читатели Савант не изменили свою точку зрения, пока та не предложила им убедиться на практике, несколько раз разыграв все возможные сценарии, чтобы убедиться, что изменение решения работает. Интуитивно нам кажется, что и первый, и второй выбор одинаково случайны, поэтому изменение решения не должно играть роли. Но мы упускаем важную часть головоломки: ведущий «знает, что находится за каждой из дверей». Это означает, что вне зависимости от вашего выбора, ведущий никогда не откроет дверь, за которой спрятан автомобиль. Выбор уже не кажется таким рандомным? Хотя сомнения все еще могли остаться.

Давайте пробежимся по возможным вариантам развития событий. Какова вероятность с первого раза угадать нужную дверь? Один к двум. И если вы выбрали правильную дверь, вы не должны менять решения, иначе вы проиграете. Но если вы не угадали (а вероятность этого уже два к одному), ведущий, показывая, какую дверь не нужно выбирать, только что обеспечил вам победу, если вы измените решение! Стойте на своем, и ваши шансы получить машину равны 33 %. Измените решение, и они возрастут до 66 %. Если эта логика все еще не кажется вам очевидной, я, следуя примеру Савант, предлагаю вам воспроизвести условия телешоу с помощью двух черных карт (козы), одной красной карты (автомобиль) и друга, который давно хотел попробовать себя в роли ведущего.

К 1992 году были проведены тысячи подобных экспериментов. Исследователи даже разработали компьютерную модель, которая миллионами прокручивала все варианты развития событий. Вывод: изменение решения увеличивает шансы на победу до 66 %. И все равно 44 % читателей и 39 % профессоров были уверены в ошибке. Решение головоломки ставит под сомнение привычный ход нашей интуиции, что причиняет нам психологический дискомфорт, от которого мы так стараемся избавиться. Академики ссылаются на свой опыт, будто он может оказаться сильнее логики. Мужчины обвиняют женскую логику и некомпетентность. А некоторые читатели предпочитают просто не верить в математические доказательства.

Почему эта головоломка вызвала столько эмоций? Почему все так отчаянно стремились доказать ошибку Савант? Причина проста: эта задача порождает когнитивный диссонанс, состояние, вызванное столкновением в сознании двух противоположных идей. Наша интуиция уверяет, что нет никакого смысла менять свое изначальное решение. А самая умная женщина мира, компьютерная модель и (если мы провели эксперимент с карточками и другом) опыт заставляют поверить в обратное.

При возникновении когнитивного диссонанса мы стремимся как можно скорее избавиться от него. Первая естественная реакция — разозлиться и удариться в отрицание. Вторая — найти «логичное» объяснение, которое со стороны кажется абсурдным. Например, многие психологи исследовали группы последователей конца света, чтобы узнать, что произойдет, когда предсказания не сбудутся. Усомнятся ли они в своем пророке? В реальности, некоторые члены культа действительно разочаровывались, но вера большинства из них становилась только крепче. Они следовали логике «конец света был близок, но Бог спас нас, потому что мы верили в него», которая избавляла их от дискомфортного противоречия.

«В ситуации, когда перед человеком стоит выбор изменить свои убеждения или найти способ не делать этого, большинство последует по второму пути», — считает экономист Джон Кеннет Гэлбрейт.

Научиться принимать неизбежный дискомфорт от когнитивного диссонанса — важный навык. Так мы можем удержать себя от поспешных решений, сулящих облегчение, и использовать новую информацию как креативное топливо для идей.

Терпеливое отношение к противоречивой информации требует тренировки. Дзен-буддисты проводят много времени в попытках понять коаны — короткие истории, наполненные парадоксами. Это позволяет смириться с фактом, что иногда простые и очевидные ответы являются ложными, и только абстрагирование и переключение внимания может привести к истине. Может показаться, что решение подобных задач — напрасная трата драгоценного времени, но именно они помогли Альберту Эйнштейну развить некоторые из его самых революционных идей^[83].

В юности Эйнштейн обожал играть с парадоксами. Он придумывал идею и тестировал ее, не в лаборатории, а в собственном сознании. Первый результат от этих игр стал заметен, когда ему было 16 лет.

Он только что бросил учебу в школе, которая настаивала на тупом заучивании информации, и поступил в другую, которая учила учеников визуализировать идеи. Так он начал задаваться вопросом: что произойдет, если он будет двигаться со скоростью света рядом с лучом света?

Чтобы понять, какая идея пришла ему в голову, представьте два поезда, идущих параллельно друг друга с одинаковой скоростью. Если при этом мы не видим приближающиеся предметы вокруг первого поезда, у нас складывается впечатление, что второй поезд не двигается вовсе. Эйнштейн предположил, что если бы он находился на одном луче света и увидел другой луч света, движущийся в том же направлении, показалось бы, что второй луч света находится в состоянии покоя. Но в то время это считалось невозможным. Согласно уравнениям Максвелла, описывающим движение в электромагнитных полях, вне зависимости от движения наблюдателя, свет всегда будет заметно двигаться с, простите за тавтологию, скоростью света. Эйнштейн предположил, что, в отличие от примера с поездами, движение со скоростью света рядом с лучом света не создаст ощущение неподвижности того луча света. Но как такое может быть?

Эйнштейн рассказывал, что эта мысль не давала ему покоя в течение многих дней, вызывая психическое и физическое напряжение. Большинство из нас в этом состоянии отказались бы от идеи и нашли бы более простое объяснение. Но Эйнштейн признавался, что решение этого парадокса принесло ему незабываемое удовольствие.

Позднее именно этот вопрос лег в основу его специальной теории относительности, которая утверждает относительность времени и что время и пространство, в сущности, разные проявления одного феномена. Он писал: «Все попытки удовлетворительно разъяснить этот парадокс были обречены на неудачу до тех пор, пока аксиома об абсолютном характере времени… оставалась укоренившейся, хотя и неосознанной, в нашем мышлении. Установить наличие этой аксиомы и признать ее произвольность в сущности уже означает решить проблему».

Другими словами, мы интуитивно чувствуем, что время имеет абсолютный характер. Как мы могли даже допустить мысль об обратном, если на протяжении всей нашей истории никто не ставил под сомнение, что оно ведет себя так, как должно. Но позвольте себе усомниться в этом, и вы сможете объяснить, почему при движении со скоростью света рядом с лучом света будет очевидно, что он движется. Относительно вас время остановилось. Вернемся к поездам. Время замедлилось, но только для вас. Другой поезд, идущий с постоянной скоростью, будет выглядеть движущимся. Не волнуйтесь, если перспектива, предложенная Эйнштейном, все еще не кажется вам интуитивно понятной. Это одна из тех теорий, которая не перестает поражать воображение. У Эйнштейна ушли десятилетия, чтобы заставить научное сообщество серьезно относиться к его контринтуитивному пониманию вселенной, но серия экспериментов подтверждала его правоту.

Если бы Эйнштейн не испытывал такого удовольствия от разгадывания парадоксальных задач, которые привели его к революционным идеям, и не научился бы принимать дискомфорт от когнитивного диссонанса, мы бы могли жить в мире без GPS, телевидения и радиолокаторов — это лишь несколько примеров современных изобретений, которые появились на свет благодаря теории относительности (не говоря уже о революции в физике).

Я, конечно, не пытаюсь вас убедить, что наслаждение от когнитивного диссонанса превратит вас в Эйнштейна. Но нам и не нужно. Если рассмотреть примеры многих гениальных идей, мы увидим за ними обычных людей, которые осмелились лицом к лицу столкнуться с парадоксом и найти его решение. Например, подобное мышление сейчас помогает произвести революцию в мире самого популярного спорта в Америке.

Когда Кеннею Бую было 6 лет, он зашел в гостиную, в которой его отец, Нгон Буй, с упоение смотрел телевизор. Мальчик залез к отцу на колени.

«Папа, что ты смотришь?» — спросил он, заинтригованный интересом отца.

«Американский футбол, дорогой», — ответил тот.

Кенней начал задавать бесконечные вопросы, на которые Нгой старался отвечать не отрываясь от игры. Кто выигрывает? А им можно делать так? А за кого ты болеешь?

Нгон был преданным фанатом «Сиэтл Сихокс». В 1975 году он покинул Вьетнам, переехав в американский Сиэтл. Он был растерян и не понимал, что делать дальше; примерно в таком же состоянии «Сихокс» проводили свой первый сезон год спустя. Нгон, почувствовав сходство настроений, стал болеть за молодую команду.

«Мне нравятся «Сихокс», — скромно ответил отец.

«Значит, ты любишь «Сихокс»? Тогда я тоже буду любить «Сихокс», — ответил Кенней.

Так началась его любовь к футболу, длиною в жизнь. Он легко заводил друзей и хорошо учился в школе. Его физические данные были далеки от спортивных (при росте 170 см он весил 70 кг), но он мечтал посвятить всего себя футболу. Но, как и его кумир, сейфти Эрл Томас, Кенней смог найти себе место на поле. Он прекрасно играл в защите; его агрессивный стиль игры причинял массу хлопот ресиверам команды соперника.

2 октября 2015 года Нгон задержался на работе допоздна — это означало, что он снова пропустит игру с участием сына. Часть его сожалела об этом, но, откровенно говоря, он был даже рад этому. Месяц назад Кенней покинул поле в середине матча, получив сотрясение мозга. Нгон был так напуган, что пытался уговорить сына бросить опасный спорт. Он даже не хотел подписывать бланк согласия, без которого его сына не допустили бы до игр. Но Кенней был непреклонен.

На другом конце города начался четвертый период матча между школьными командами. Для Кеннея это был последний шанс попасть в команду колледжа по футболу, и он был готов на все. Поэтому, когда ему выпал шанс атаковать ресивера соперников, он наклонил голову и нанес удар так, как это сделал бы Эрл Томас. Со всей силы.

После этого Кенней медленно подошел к боковой линии и сел. С закрытыми глазами он отвечал на стандартные вопросы обеспокоенных тренеров, пытающихся выявить признаки сотрясения мозга. Прямо со скамейки его отправили в больницу, где он три дня провел без сознания, пока его не отключили от аппарата искусственного поддержания жизни. В тот год Кенней стал одним из 19 американских студентов, погибших из-за игры в американский футбол.

Вскоре после смерти сына Нгон получил посылку от тренера «Сихокс» Пита Кэррола. В коробке находилась игровая футболка с номером 29, подписанная Эрлом Томасом для Кеннея.

«Я хочу оставить ее себе, — рассказал Нгой журналистам The Guardian. — Каждый раз, когда я буду надевать джерси, я буду думать о своем сыне. О моем мальчике».

Эта джерси, с которой не хотел расставаться Нгой, джерси игрока, на которого Кенней так мечтал быть похожим, является своеобразным символом огромного кризиса американской культуры. Мы не хотим смотреть, как наши сыновья разрушают свое здоровье на поле, но мы и не чувствуем в себе силы отказаться от американского футбола. Единственный способ выйти из ситуации — это сделать игру безопаснее. Но как? Поиск ответа на этот вопрос многие годы заводил ученых в тупик, пока за дело не взялся Эрик Шварц — кинезиолог из Университета Нью-Гемпшира.

Американский футбол всегда считался опасным видом спорта. В 60-х годах, когда его популярность достигла масштабов всей страны, а игроки становились все сильнее, быстрее и решительнее, число смертей от повреждений мозга достигло недопустимо высоких значений. С 1965 по 1969 год погибло 100 игроков — столько же, сколько за предыдущие 20 лет.

Нейроученый Ричард Шнайдер из Университета Мичигана подумал, что у проблемы достаточно простое решение: нужно сделать шлемы более прочными^[85].

«В течение многих лет ученые следовали интуитивной логике: мы имеем дело с травмами головы, так давайте наденем шлем, — рассказал мне Шварц. — Проблема связана с этой частью тела. Нужно защитить ее, и все будет хорошо».

В концу 60-х годов Шнайдер разработал совершенно новую конструкцию футбольного шлема. Он добавил толстый амортизирующий слой, который поглощал силу удара и делал шлем более мягким и удобным для игроков. Как хороший ученый, он внимательно пересмотрел записи матчей, изучая стиль и особенности игры, которые могут вызвать травмы мозга. Он также предложил внести несколько корректировок в правила игры, чтобы запретить наиболее опасные удары головой. По сути, его поправки сводились к полному запрету на использование шлема для атаки на соперника.

Работа Шнайдера принесла быстрый и ощутимый результат. К 1973 году смертельные случаи травмы головы в школах сократились на две трети. Многие дети все равно умирали, но все же казалось, что верный путь был найден.

Но Шнайдер и все остальные не подозревали, что их улучшенные шлемы не только не решают проблему, а только усугубляют ее. Сотрясение возникает, когда от удара головой мозг сдвигается и ударяется о внутреннюю стенку черепа. Даже небольшой ушиб вызывает отек. Если человек получил несколько сотрясений подряд, последствия могу быть более серьезными из-за кумулятивного эффекта. Синдром повторного сотрясения, от которого, вероятнее всего, погиб Кенней, может возникнуть внезапно, если новая травма была получена до того, как спал отек от предыдущей. Вероятность летального исхода — 75 %. Так почему безопасные шлемы несут в себе большую опасность?

«Это называется гомеостаз риска, — объясняет Шварц. — Это мнимое чувство безопасности, вызванное ощущением защищенности. Ты готов рисковать. Готов к опрометчивым поступкам». Когда шлемы стали больше и удобнее, игроки почувствовали себя неуязвимыми. Приблизительно 70 % школьников старших классов не считают сотрясение достаточным оправданием покинуть поле. А продолжение игры означает, в прямом смысле слова, подставление головы под удар.

«Вряд ли кто-то решится просто взять и удариться головой о твердую поверхность. Но в шлеме эта идея не кажется безрассудной», — продолжает Шварц. Он говорит, что игроки настолько привыкли к ударам головой, что заменили привычное «дай пять» на столкновение лбами. «Плюс еще 20 микротравм в день», — печально подсчитывает он.

Но разве можно представить американский футбол без защитных шлемов? Без них нам бы либо пришлось наблюдать за чудовищными травмами, вроде открытых черепно-мозговых или переломов шеи, либо замедлить ход игры, превратив футбол в скучный и осторожный процесс без малейшего спортивного азарта. Поэтому большинство из нас скорее запретят детям играть в него и перестанут сами смотреть матчи, или, что еще более вероятно, отгонят от себя мысли, что футбол — кровавый вид спорта, и продолжат наслаждаться смачными ударами игроков друг о друга.

Когда Эрик Шварц^[86] начал распутывать клубок проблем, ему, как и Савант с парадоксом Монти Холла, и Эйнштейну с парадоксом времени, пришлось начать с принятия факта, что мир устроен не так, как он привык думать.

Перед Шварцем стояла задача, условия которой сильно напоминали коаны: игроки всегда будут выходить на поле в шлемах, но именно шлемы увеличивают риск получения травмы.

Но Шварц обнаружил, что проблему можно сформулировать по-другому. Не сами шлемы были причиной сотрясений, а игроки, которые чувствовали себя в безопасности. Значит, решение задачи кроется в психологии человека. Эта мысль натолкнула его на дальнейшие исследования.

Шварц обратился к тренерам команды Университета Нью-Гемпшира со странным предложением. Он хотел создать экспериментальную группу игроков и изменить их процесс тренировок — заставить их упражняться без шлемов. Шон О’Коннел — главный тренер команды — решил, что Шварц шутит. Ни один уважающий себя тренер не позволит игроку находиться на поле без шлема. Это неотъемлемая часть спортивной дисциплины. Что если тренировки без шлема окажут пагубное влияние на технику игроков? Они будут бояться рисковать и применять силу. Но предложении Шварца заинтересовало МакДоннелла, потерявшего многих игроков за последние годы, и он разрешил ему набрать команду добровольцев для испытания.

Одним из таких добровольцев был Дэниэл Роу. Тогда он всерьез подумывал бросить американский футбол — за последние три года у него было три сотрясения, шансы построить профессиональную карьеру таяли день ото дня. Но он не мог заставить себя сделать решающий шаг. Ему было нечего терять, поэтому он согласился на эксперимент с тренировками без шлемов.

«Когда ты снимаешь шлем, ты становишься более осторожным. Ты перестаешь делать то, что может травмировать тебя выше плеч», — рассказал Роу. Тренировки без шлема помогли ему больше задействовать другие части тела и избегать ударов головой. Тот сезон Роу провел без единого сотрясения, а его игровые показатели существенно улучшились.

«Я чувствовал себя даже в большей безопасности, и у меня больше не было причин сомневаться в своем самочувствии после матча, — признался Роу. — Мне больше не нужно было постоянно спрашивать самого себя, все ли со мной в порядке».

По данным Шварца, его эксперимент улучшил показатели отборов мяча у команды Университета Нью-Гемпшира, а игроки, тренировавшиеся по его программе, получали на 28 % меньше травм. Это впечатляющий результат для одного эксперимента, но только представьте, к каким положительным последствиям может привести повсеместное внедрение тренировок без шлемов с раннего возраста, когда юные футболисты только осваивают технику.

В 2016 году «Сиэтл Сихокс» — любимая команда Кеннея и Нгона — начала применять программу Шварца на своих тренировках.

Шварц говорит, что нас ждет еще несколько поколений игроков, которые страдают от последствий черепно-мозговых травм, но он надеется, что тренеры юных футболистов перестанут считать их головы неуязвимым оружием и начнут бережнее относиться к здоровью подопечных.

Идея избавиться от шлемов ради безопасности игроков кажется настолько парадоксальной, что эксперты даже не рассматривали этот подход, тратя время на генерирование бесполезных решений, вроде запрета на американский футбол в школах или кардинальное изменение правил. А Шварцу удалось найти этот простой, но эффективный способ.

Когда я начал исследовать природу контринтуитивных идей, я видел в них воплощение рискованного мышления. Я думал, что смогу найти множество примеров среди своих коллег. Как же я ошибался. Люди, с которыми я говорил или о которых читал, казались мне самыми обычными людьми, для которых нестандартный подход к работе был чем-то обыденным и естественным. Мой вопрос, как они додумались до своих гениальных решений, удивлял их. Когда они начинали рассматривать проблему со всех возможных точек зрения, ища ее первопричину и отбрасывая слишком очевидные и неэффективные варианты, они рано или поздно находили верный путь. Путь, который мог показаться безумным только тем, кто застрял на островке безопасности (вроде журналистов, называвших Моккуса, Шварца, основателей GiveDirectly безумцами); для них же это решение было самым логичным и интуитивным. Признаться, я был несколько разочарован — вся магия креативного озарения разбилась о факты. Но потом я понял, что речь идет не о врожденных навыках, а о совокупности практик, которые могут подтолкнуть каждого из нас к открытию контринтуитивного потенциала. Мы можем пользоваться целым набором инструментов, которые подстегнут наше воображение. Не нужно ждать озарения. Нужно создать его самим.

Как это сделать:

Как мы только что увидели, путь к нестандартному решению проблемы зачастую начинается с принятия факта, что мир работает не так, как нам этого хочется. Легко поддаться искушению и начать подстраивать реальность под свои убеждения, но если перед нами стоит цель вырваться из стереотипов мышления, нам придется полюбить парадоксы, как это сделал Эйнштейн. Несколько примеров неудобной правды, которую многие отказываются признавать: увеличение объема домашних заданий не только не повышает успеваемость студентов, но и может снизить ее. Увеличение количества полос для движения машин только способствует образованию пробок. Попытка заставить людей поверить, что их убеждения неверны, только укореняет веру в них, особенно, если они основаны на моральных принципах. Это не означает, что мы должны наплевать на студентов, пробки и самообманы других людей. Это означает, что мы впустую тратим деньги и время, игнорируя реальность, вместо того, чтобы принять ее.

О чем предпочитают молчать в вашей компании? Несколько неудобных вопросов, которые вы можете задать себе и коллегам:

• На что чаще всего жалуются ваши клиенты, партнеры, оппоненты? Насколько справедлива их критика? Что вы можете ответить им?

• Что вы регулярно обещаете начать делать, но так и не делаете, потому что это слишком дорого и/или трудно?

• Соответствует ли ваша стратегия современным представлениям о природе поведения человека?

Будьте честны с собой. Составьте свой список неудобных вопросов и не бойтесь когнитивного диссонанса.

Иногда вся суть проблемы может заключаться в неправильной формулировке, из-за которой она кажется неразрешимой. Именно с этим столкнулся Шварц: шлемы необходимы, но в них же заключается основная угроза. Здесь на помощь снова приходит Эйнштейн: «Если бы у меня был час на решение проблемы, от которого зависела бы моя жизнь, я бы потратил первые 55 минут на формулирование вопроса, потому что если я смогу задать себе нужный вопрос, я смогу решить проблему меньше, чем за 5 минут», — писал он. Свою проблему Шварц переформулировал так: «Как мы можем одновременно оставить шлемы и избежать иллюзии безопасности, которую они символизируют?» На этот вопрос он мог найти ответ.

Прежде чем пытаться в очередной раз найти решение сложной проблемы, спросите себя, эту ли проблему на самом деле нужно решить, чтобы достичь желаемого результата. Возможно, первопричина кроется в чем-то другом? Возможно альтернативная постановка вопроса откроет перед вами новые перспективы?

Каждого гения креативной мысли, с которым я общался, можно было отчасти считать человеком со стороны. Регбист Шварц обратил внимание, что в этом виде спорта игроки практически не используют маневры головой во время атаки, и он предположил, что было бы не так уж безрассудно позволить игрокам некоторое время находиться на поле без шлема. Основатели GiveDirectly — экономисты, решившие попробовать свои силы в помощи иностранным гражданам. Моккус — профессор, притворяющийся политиком. То, что им казалось логичным, переворачивало все с ног на голову в их индустриях.

Последуйте примеру ФМС США и пригласите внешнего эксперта помочь вам в решении проблемы или сами поищите вдохновение в отличной от вашей сферы деятельности области.

Техники, которые мы рассмотрели выше, стимулируют поиск творческого решения проблемы за счет активного подключения аналитического и рационального мышления. Но без здоровой дозы креативного и открытого мышления все же не обойтись. В случае GiveDirectly эта креативность заключалась в нестандартном совмещении уже существующих идей, прямого финансирования и электронных платежей. В сущности, ничего вычурного. С другой стороны, мэр Боготы Антанас Моккус прибегнул к более радикальным, даже театральным методам. Он перевернул отношение жителей к своему городу, положившись на свое собственное понимание предпосылок их антисоциального поведения и мышления. Но даже этот неординарный подход был основан не только на интуиции, но и на тщательном анализе ситуации, о котором мы говорили в предыдущей главе. Вот как он описал самый ценный урок, который он вынес из своей политической карьеры:

«Нужно действовать здесь и сейчас, придумывать интересные мероприятия, которые оставят приятные воспоминания и позволят людям почувствовать себя частью единого целого. Это позволит им быть более открытыми к новым перспективам и взглядам на привычные вещи. Но потом необходимо собрать данные и беспристрастно проанализировать результат. Это заколдованный круг, в хорошем смысле этого слова. Новые эксперименты дают больше статистических данных, подтверждающих успешность принятых мер, а положительная обратная связь позволяет надеяться, что последующие изменения будут встречены так же тепло».

Мы не должны списывать со счетов неординарные способы решения проблемы только потому, что они ставят под сомнение общепринятые нормы. Мы должны прислушиваться к ним, даже если они появляются из ниоткуда. Но нельзя слепо следовать им в надежде на успех. Их необходимо исследовать, тестировать и тщательно оценивать. Контринтуитивные идеи кажутся такими многообещающими лишь потому, что мало кто рискует применить их на практике. Но это не означает, что они всегда приведут нас к желаемому результату.

Помимо очевидных достоинств, неортодоксальные идеи обладают рядом недостатков, когда речь заходит об их восприятии покупателями, коллегами, руководством и другими заинтересованными лицами. Эли Паризер был одним из тех, кто запустил вебсайт Upworthy — платформу, привлекающую миллионы людей оригинальным контентом и цепляющими заголовками. Он проанализировал тысячи стратегий привлечения внимания и пришел к выводу, что контринтуитивные идеи действительно прекрасно справляются с этой задачей. Неожиданные научные открытия, смелые заявления и сочетание несочетаемого будоражат фантазию и доставляют удовольствие. Но во всем нужно знать меру. Если какая-то идея слишком противоречит нашим убеждениям или идет вразрез с привычной картиной мира, велика вероятность, что она вызовет лишь отторжение.

Согласно исследованиям, мы лучше всего воспринимаем и запоминаем идеи, находящиеся где-то посередине между парадоксом и обыденностью — так называемые минимально контринтуитивные концепты. Они достаточно просты и фундаментальны для понимания, но несколько неординарных характеристик выделяют их на фоне остальных. Например, призраки ведут себя в точности как люди, только могут проходить сквозь стены. Богородица была бы похожа на всех других матерей, если бы не непорочное зачатие. Антропоморфные пришельцы летают на металлических космических кораблях, просто живут на других планетах. Множественные лабораторные исследования подтвердили, что на слишком очевидные концепты мы не обращаем внимания, а слишком сложные не укладываются в голове^[87].

Какой вывод мы можем сделать для себя? Иногда лучшая стратегия — это представить контринтуитивную идею как усовершенствование уже существующего концепта. Когда AirBnB только выходила на рынок, она делала упор на то, что люди и так уже открывают двери своих домов незнакомцам, предлагая место для ночлега и проживания. Первые арендодатели на AirBnB мало походили на профессионалов индустрии, но эта аналогия помогла съемщикам почувствовать безопасность и лучше понять идею сервиса. Через некоторое время, когда AirBnB удалось изменить представление о гостиничном бизнесе в сознании людей, эта аналогия отчасти потеряла свою актуальность. Когда вы рассказываете о какой-то неординарной идее, покажите, насколько она схожа с классической моделью, но выделите принципиальные отличия. Это поможет завоевать поддержку аудитории.

Ставьте под вопрос непреложные истины, развивайте интуицию, избегайте конвенциональных подходов, тестируйте свои радикальные, но рациональные идеи, и вы сможете приучить себя мыслить рискованно. Мы рассмотрели техники, которые помогут нам в борьбе со своими собственными деструктивными мыслями и инстинктами, но нельзя забывать о еще одном препятствии на пути к креативной феерии — окружающем мире. Нормы морали и бесконечные правила, призванные защитить статус-кво и запереть нас на островке безопасного, конвенционального мышления, могут демотивировать и заставить отказаться от выбранного пути. Попытка бегства неизбежно приведет нас к столкновению с ними. Как мы можем выйти сухими из воды и избежать изгнания? Как побороть собственное желание поступать «правильно», если мы понимаем, что «правильно» не приносит желаемого результата? Поговорим в следующей части.

Как вы можете настроиться замечать не только то, что вы думаете, но и что вы чувствуете в отношении ваших идей? Как вы можете поощрять других делиться своими ощущениями, не заставляя их немедленно предоставить рациональное объяснение? Чем больше интуитивных идей и мнений вы собираете, тем лучше работает тот самый внутренний гений.

Вы можете с уверенность определить, в какой обучающей среде, благоприятной или неблагоприятной, вам приходится работать? Что вы можете сделать, чтобы получать своевременную и полезную обратную связь, собирать больше данных о результатах и снизить риск попадания в ловушку сознания?

Научившись осознанно относиться к интуиции, вы сможете превращать абсурдные идеи в хорошие решения. Именно так идеи, которые лишь вам будут казаться интуитивными, помогут изменить привычный взгляд на мир.