43
В дверь постучали.
Обезумев от своего открытия, Андре поспешно схватил рубашку: «Кто может прийти в такое время?» Он растерялся, пуговицы выскальзывали из рук, по всему телу прошла дрожь, он оцепенел. Снова постучали.
– Кто там? – Андре показалось, что его собственный голос доносится из пещеры и ему эхом отвечает другой.
– Это я, комиссар Фише!
Андре обернулся и снова взглянул на ящик комода. Определенно он никогда не хранил хлыст в другом месте…
– У меня для вас документ.
Господи! Опровержение полиции! Он спасен. Андре бросился к двери:
– Документ у вас?
– Держите.
Это была официальная бумага, Андре никак не удавалось ее прочесть, могли бы и попроще писать. Статья 122 Уголовно-процессуального кодекса. Следственный судья Базиль. Он искал в тексте официальное опровержение, но не находил.
– Это где?
– Тут. – Комиссар Фише ткнул указательным пальцем в середину листа. – Постановление о явке в участок. Судья хотел бы вас видеть. Я провожу.
Андре не мог собраться с мыслями. Он задавал вопросы. Зачем он хочет меня видеть? Опровержение уже опубликовано? Есть какая-то проблема? Комиссар Фише смотрел в окно и не отвечал, словно ехал в машине один или оглох.
И вот деревянная скамья. Коридор. Мимо сновали озабоченные служащие. Ему велели присесть, скоро за ним придут. Но никто не приходил. Его ни во что не ставили. Андре попытался успокоиться: сердце билось так сильно, что его подташнивало. Он потребовал опровержение полиции, а они захотели, чтобы он за это поплатился. Начальство не любит получать приказы.
Но хлыст… Ему не удавалось разгадать эту загадку. Когда он им пользовался в последний раз? На прошлой неделе. По возвращении из сквера Бертран.
Он замер.
«В некоторых отсталых племенах… Хлыстом… Варвары, вы не находите?»
Он едва успел сдержать рвоту, которая осталась в горле, он хотел бы сплюнуть, поискал хоть кого-нибудь глазами, никого.
Можно ли ему двигаться? В конце коридора он заметил полицейского в форме. Можно в туалет? Он поднял руку, как в школе. Полицейский издали отрицательно покачал головой. Андре проглотил слюну с привкусом рвоты.
Дверь открылась, показался судебный распорядитель:
– Господин Делькур, следуйте, пожалуйста, за мной…
Андре зашел в кабинет судьи, который не соизволил даже встать при его появлении. Андре резко обернулся, дверь была закрыта.
– Присаживайтесь, – сказал судья, не поздоровавшись.
Здесь Андре Делькур никто. Он ужасно боялся. Он посмотрел направо, окна приоткрыты. Ему захотелось выброситься в окно.
Наконец следственный судья надел очки.
– Не буду темнить, господин Делькур. Вы подозреваетесь в убийстве Матильды Аршамбо, совершенном…
– Это невоз…
Судья стукнул кулаком по столу:
– Замолчите! Сейчас говорю я. Отвечать будете, когда я задам вопрос! Ясно? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – …В убийстве Матильды Аршамбо, совершенном между девятнадцатью часами двадцать третьего сентября и шестью часами двадцать четвертого сентября.
– Двадцать третье сентября – это что за день?
– Прошлая суббота.
– А, я ужинал у госпожи де Фонтанж, там было двадцать человек! Значит, это не мог быть я! У меня есть свидетели!
– Ужин длился до шести утра?
– Ну…
– Это ваш почерк?
Судья протянул ему письмо.
Любовь моя!
Его почерк.
Вскоре, ты об этом знаешь, мы сможем наслаждаться нашей страстью. Я знаю о мучениях, которые тебе пришлось перенести.
Почерк его, но это не он. Никогда он такого не писал.
Сегодня наше последнее испытание. Я вновь тебя заклинаю уступить моей просьбе. Не навязывать нашей страсти – такой чистой, такой упоительной – того, что ее погубит.
Его бумага.
Ты знаешь, это всего лишь вопрос месяца, а может, и пары недель, а потом мы сможем прокричать миру, что ничто и никогда нас не разлучит.
Никогда он не написал бы такого, до чего вульгарно, до чего нелепо, нет, никогда. Это не мог быть он.
Не заставляй же меня, моя милая и нежная, снова настаивать… Ты знаешь о моем решении так же, как и о моей любви.
Андре с трудом сосредоточился на чтении, руки снова дрожали.
Храни, как и я, веру в любовь, которая стоит превыше всего – судьбы, рока, несчастья… Любовь – священное благо всех рабов Божьих.
Твой Андре
– Это не мое письмо.
– Бумага ваша?
– Моя, но и всех остальных тоже! Любой может такую купить.
– Это такая же?
Дорогой мэтр,
моя почтительная просьба к вам
Я вам пишу
Вы, несомненно, знаете от нашего общего друга
Мое ходатайство к вам,
– Это ваше письмо?
– Но откуда оно у вас?
– Его нашли в кармане халата.
Судья встал, сделал два шага к столу, который располагался слева, и издали продемонстрировал отлично знакомый Андре халат.
– Я выбросил его на помойку два месяца назад!
– В таком случае как вы объясните, что его нашли в доме Аршамбо? Мы также нашли эту ручку и эту чернильницу.
– Но они могут принадлежать кому угодно!
– С отпечатками ваших пальцев? Меня бы это удивило.
– Их украли! У меня! Кто-то зашел ко мне в мое отсутствие и украл их!
– Вы заявили в полицию? Какого числа?
– Это заговор, господин следователь, и я знаю, откуда ветер дует!
– Отпечатки ваших пальцев обнаружены также на стакане под кроватью жертвы.
– Это заговор с целью… Во вторник вечером в рес…
Он осекся. Теперь судья демонстрировал его хлыст:
– На нем мы обнаружили следы крови. Группа крови не совпадает с группой крови жертвы. Быть может, речь идет о вашей? Медицинский анализ, несомненно, позволит удостовериться, вы ли им пользовались…
К обвинению в убийстве добавилось нечто постыдное.
– Если это подтвердится, вам сложно будет отрицать, что вы встречались с жертвой…
Глупо с его стороны, но Андре испытывал больше стыда из-за этого хлыста, чем из-за всего того, в чем его обвиняли. Он отрицательно качал головой, нет, это не мое…
– Ваша бумага, ваш почерк, ваши отпечатки, обнаруженные четырежды, весьма вероятно, ваша группа крови. Я предъявляю вам обвинение в убийстве Матильды Аршамбо, не вынося окончательного решения по поводу других обстоятельств, в частности детоубийства, которые могут быть присовокуплены к делу.
