26

Райли Петерсен пристально смотрел на картонную коробку с восемью стеклянными бутылками «Дайет Райт» и стоявший рядом с ней на столе пакет батончиков «Ризес» с арахисовой пастой.

Джарвис отправил Беннета в «Одинокого волка» на поиски матери мальчика, предупредив его, чтобы он разузнал все получше и не спешил вернуться к себе в кабинет. Джилл, новая секретарша, заменившая Диану, ушедшую воспитывать своих троих детей, сидела в углу комнаты, положив на колени блокнот для записей. Эта молодая хорошенькая и очень сведущая женщина сменила ворчливую Диану, и не проходило дня, чтобы Джарвис не поздравлял себя с тем, что нанял ее. Она подарила свою ослепительную улыбку (шериф подозревал, что она каждое воскресенье чистила свои идеально белые зубы пищевой содой) мальчику, который тотчас расслабился, особенно когда увидел предложенные его вниманию лакомства. Для малыша, у которого только что укокошили папашу, он вовсе не казался ни потрясенным, ни печальным. Но с таким отцом, как Йон Петерсен, могло ли быть иначе? Джарвис открыл бутылку и прежде чем протянуть ее мальчику, предложил Джилл, а когда та отказалась, вручил ее Райли и открыл еще одну для себя. Он сел напротив Райли и, сделав суровое лицо, отчего усы его стали дыбом, спросил:

– Райли, дружочек, не расскажешь ли ты мне, как все произошло?

На лице мальчика отразилось изумление, он открыл рот, и оттуда вырвалось потрескивание газированных пузырьков содовой, белесые остатки которой еще виднелись у него на деснах. Чертов «Дайет Райт» слишком холодный, сообразил шериф, и это вина Аль Метцера, отказавшегося поднимать температуру своих злосчастных охлаждаемых витрин и, как следствие, продававшего свои напитки наполовину замороженными.

– Держи, съешь батончик, – произнес Джарвис, вскрывая пакет и подталкивая его в сторону мальчика.

Райли откусил кусочек батончика и продолжил его грызть, соскребая зубами слой шоколада. Про себя Джарвис глубоко вздохнул. Он давно забыл о том, какое терпение требуется при работе с детьми. Он решил дать мальчонке время поесть сладостей, в конце концов, он это заслужил. Бросив взгляд на Джилл, он убедился, что она разделяет его мнение. Подождав, он вернулся к работе.

– Где ты был, когда все случилось?

– Что? – спросил Райли. Его подбородок усыпали крошки.

– Ну, ты знаешь… когда убили твоего отца.

– Меня там не было. Я уходил.

– Ладно.

Джарвис посмотрел на Джилл, записывавшую ответы.

– Тогда скажи, когда ты видел Мейпл Дженкинс? – еще раз спросил шериф.

– Раньше, когда предок вернулся. Она сидела с ним в машине. Потом он повел ее в дом. Тогда я и побежал за помощью. Из-за его голоса. Он был не такой, как всегда, звучал пусто, чтобы создать впечатление, впечатление… не знаю, как сказать… он словно хрустел на зубах, как сахар. Только у него это прогорклый сахар, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Их было только двое?

– Да.

– А в доме больше никого не было?

– Не знаю, я не заходил, я сидел снаружи, под своим любимым деревом.

– Ты знаешь, что там делали твой отец и Мейпл?

– Нет, но уверен, ей это никак не могло понравиться. Я знаю своего папашу, особенно когда его голос становится как прогорклый сахар.

Джарвис мрачно покачал головой. За прошедшие годы волосы его совсем поседели, как и его усы, и в глазах мальчишки он наверняка казался столетним старцем, хотя, быть может, это его и успокоит, понадеялся он. Во всяком случае, сам он хотел бы успокоиться. Судя по виду мальчика, он знает то, чего ребенок не должен знать про своего родителя.

– И твой отец часто делал это с другими девочками из твоей школы?

– Думаю, да. Я видел, что за нашим домом срезано немало маков.

Шериф едва не подскочил на стуле. Что это за история с маками, о которой говорит мальчишка?

– Почему ты обратил внимание на эти цветы?

– Он дарит маки девочкам, которые приходят в дом, но потом, когда они уходят… у них не очень радостный вид.

Испещренная старческими пятнами рука прижалась ко рту раньше, чем шериф увидел испуганное лицо Джил.

– Если подумать, это очень глупо, – добавил Райли, – потому что мак – такой цветок, который умирает сразу, как только его срезали. Он мог бы выбрать какой-нибудь другой…

– Ты можешь назвать нам имена девочек, которых ты видел? – спросил Джарвис, пытаясь подавить рвавшееся наружу волнение.

– На самом деле я видел всего одну, но уверен, их было больше – из-за срезанных маков. Если мой отец открывает банку с пивом, он никогда не ограничивается одной, – произнес Райли, делая большой глоток холодной содовой.

Джарвис старался сохранять спокойствие, хотя мозг его кипел.

– Значит, ты побежал за помощью, – продолжил он, – потому что знал, что Мейпл в опасности?

– Точно. Я примчался к Стюартам, потому что у них есть телефон, и попросил, чтобы они позвонили методистскому пастору.

– А почему не ко мне в отделение?

– Из-за взгляда моего отца. Вы бы ничего не смогли сделать. Чтобы остановить его, нужен тот, кто служит Богу, а не просто человек со сверкающей бляхой.

Джарвис отодвинул в сторону пробудившуюся гордыню, благо в его возрасте ее осталось не так уж много.

– И потом пастор приехал за тобой к Стюартам? – решил уточнить шериф, желая убедиться, что все записано как надо.

– Да, и мы поехали ко мне. Он велел мне ждать в машине, а сам вошел, но довольно быстро вышел. И пастор, надо вам сказать, был совершенно зеленый. Тогда он и объяснил мне, что отец мертв. А потом вы приехали.

Джарвис наблюдал за мальчиком: когда тот рассказывал о смерти отца, тон его, в сущности, оставался равнодушным, подбородок его был перемазан шоколадом, а пальцы побелели от ледяной бутылки, которую он держал, словно настоящее сокровище.

– Ты совсем не грустишь, Райли? – спросил он тихо.

Мальчик нахмурился, поднял глаза к потолку, задумался, а потом тихо покачал головой.

– Моей маме будет лучше.

Затем взгляд его омрачился, и из глаз внезапно хлынули слезы. Рот мальчика искривился, полный сладкими нитями слюны, и сквозь рыдания он произнес:

– Я вряд ли смогу ему простить то, что он сделал с моим Купером.

Через час ни с чем вернулся Беннет.

– Один парень сказал, что видел, как Джойс Петерсен после полудня уехала с каким-то бородачом, но Пэтси, хозяйка, заявила, что она того парня не знает, скорее всего, он водитель грузовика или какой-нибудь заезжий коммивояжер.

Джарвис кивнул. Джилл заняла мальчика у себя за столом, и пока вроде все шло хорошо, ребенок перестал плакать и увлеченно беседовал с секретаршей.

– Полагаю, ты выяснил номер машины или хотя бы составил ее описание?

Лицо Беннета мгновенно перекосилось.

– Нет, я не подумал.

Джарвис вздохнул. Его помощник как был некомпетентным, так им и остался, хотя все эти годы шериф указывал ему, что надо делать. Джарвис взял телефон и набрал номер Петерсенов. Трубку взяли довольно быстро.

– Алло?

Джарвис узнал серьезный и недоверчивый голос другого своего помощника.

– Дуг, это я. Как там, на ферме?

– Да ничего особенного, шеф, я ищу, но здесь невероятный бардак. Если бы моя жена увидела такое, уверен, у нее бы от ужаса в глазах потемнело.

– Коронер приехал?

– Как раз пока мы с вами разговариваем, они упаковывают труп.

– И что сказал?

– То же, что и вы: на первый взгляд, нужна невероятная сила, чтобы свернуть мужику голову, но в исключительных случаях, когда адреналин зашкаливает, люди способны совершать невероятные поступки. Он вам пришлет отчет в конце недели.

– Дуг, мать мальчика найти не удалось. И если только она не участвовала в убийстве своего мужа, что, честно говоря, вполне возможно, она, без сомнения, появится. Мне очень жаль, что приходится просить вас, но мне бы хотелось, чтобы вы оставались на месте до самого вечера. Если она не вернется ближе к ночи, мы поставим ее на первое место в списке подозреваемых.

– Хорошо, шеф.

– Я попрошу Беннета привезти вам поесть и одеяло.

– Не беспокойтесь, шериф, я позвоню жене, она все сделает лучше, чем этот недотепа.

– Тогда постарайтесь не впускать ее в дом.

– Не беспокойтесь, я скоро закончу снимать отпечатки пальцев.

– Я не о том, Дуг, я не хочу, чтобы она ослепла.

Оба они рассмеялись, им стало легче, и Джарвис повесил трубку. Его часы показывали восемнадцать часов десять минут. У него оставалось еще немного времени, чтобы придумать, что делать сегодня вечером с Райли, если его мать так и не появится. Велев Джилл оставаться с мальчиком, он сел в машину и порулил на свою улицу. Еще раньше, после полудня, Джарвис позвонил Дженкинсам, чтобы убедиться, что Мейпл вернулась домой, чем очень удивил Янис, ее мать, и та уговорила шерифа заехать к ним вечером перед ужином.

Джарвис припарковался прямо под ящиком для писем, висевшем на честном слове (за многие годы Ланс не удосужился выкроить даже четверти часа, чтобы прибить ящик; ох, как шерифа это раздражало!), и энергично постучал в дверь. Янис, с рыжими кудрями и в больших очках в черепаховой оправе, открыла дверь. Выглядела она озабоченно.

– Что случилось с Мейпл? – прямо на пороге спросила она.

– Могу я войти?

Янис провела его в гостиную, загроможденную настольными играми и пропахшую псиной, и усадила за стол, накрытый клеенкой, где пылилась разложенная Монополия: с каждой стороны игрового поля аккуратно лежали билетики в ожидании возвращения игроков.

– В котором часу она сегодня вернулась?

– Не знаю, вместе с Дорией и Санди я пришла из магазина примерно в шестнадцать часов, когда Мейпл уже сидела у себя в комнате. Она плакала, шериф, хотя и сказала мне, что нет, но я знаю свою дочь, у нее красные глаза и горят щеки. Что случилось?

– Йон Петерсен умер.

– Этот псих с холма?

– И у меня есть все основания полагать, что когда все произошло, Мейпл находилась там на ферме, или по крайней мере неподалеку.

– Моя дочь у Петерсенов? А что она там делала?.. Погодите, – насторожилась мать семейства, наконец, уяснив, о чем только что сообщил ей Джарвис, – вы хотите сказать, что она…

– Я этого не знаю, Янис. Мне надо поговорить с ней, – ответил Джарвис, вставая.

– Но…

– Лучше, если я поговорю с ней наедине.

– Нет, она несовершеннолетняя, я хочу…

– Янис, здесь не Вичита, я делаю так, как считаю нужным, а она вряд ли расскажет больше, если в комнате будет присутствовать мать. Можешь слушать за дверью, только чтобы я тебя не слышал. Ее комната на втором этаже?

Все еще в состоянии шока, Янис кивнула, и Джарвис, держась за перила, стал подниматься по лестнице.

Он нашел Мейпл на кровати: она сидела, прижав колени к подбородку и обхватив их руками. Казалось, приход шерифа ее совершенно не удивил.

– Надо сказать, тяжелый выдался денек, – произнес Джарвис, аккуратно присаживаясь на другом конце кровати.

Он пристроил свою шляпу на угол спинки стоявшего рядом кресла и, скрестив руки, подался немного вперед.

– Как тебе лучше: самой мне все рассказать или я буду задавать тебе вопросы? – спросил он тоном, которому хотел придать и твердость и мягкость одновременно.

Взгляд девочки устремился на простыни, ее грудь вздымалась от продолжительных рыданий.

– Почему сегодня после полудня ты оказалась в доме Петерсенов?

Она поджала губы, и на ее подбородке образовалась складка, напоминавшая приподнятую двумя пальцами пенку с горячего молока.

– Это Йон за тобой приехал?

Мейпл медленно кивнула.

– Что он тебе такое сказал, что ты согласилась поехать с ним? Он тебе что-то обещал?

– Он просил помочь найти собаку, – очень тихо произнесла она. – Он сказал, что его щенок потерялся в поле.

– И ты поехала вместе с ним?

– Да. Я его побаивалась, не знала, что сказать… но в то же время я очень хотела увидеть щенка и помочь мистеру Петерсену. У моей сестры есть один, ну, то есть собака. Лабрадор, и когда он был щеночком, он был очень миленький.

– Йон сделал тебе больно?

Поколебавшись, Мейпл промолвила, что нет.

– Ты же знаешь, ты можешь сказать мне все. Чего бы он тебе ни наговорил, он тебя обманул, он не имел никакого права что-либо тебе делать, понимаешь? Приставать к девочкам твоего возраста запрещено, особенно таким старикам, как Йон Петерсен. Тебя защищает закон, а в Карсон Миллсе закон – это я.

Она снова покачала головой.

– Он до меня не дотронулся, – утвердительно произнесла Мейпл, – но я уверена, он намеревался причинить мне зло.

Она, видимо, вновь переживала ту сцену, так как лицо ее помрачнело.

– Что произошло? Ты защищалась? Ты испугалась и оттолкнула его?

– Не совсем. Он приблизился, но в последний момент остановился передо мной, и у него был такой вид, словно он узнал еще что-то сверх того, чего хотел, и не понял этого. Тогда я бросилась к задней двери и убежала, помчалась через поле, чтобы он не догнал меня на своем автомобиле. И вернулась домой.

– Ты даже не оттолкнула его? И ничего не схватила для защиты?

– Нет.

– Совсем ничего?

– Нет.

Джарвис посмотрел на ее руки. Ее ногти, довольно длинные, выглядели неухоженными, одни обломаны, другие треснули, но это старые повреждения, а на коже у нее ни единой царапины, ни единого признака сопротивления.

– Ты видела еще кого-нибудь на ферме?

– Нет, иначе я бы стала кричать. На самом деле… может, я и впрямь кричала, но я не уверена. Я очень испугалась, а потому точно не помню.

– А когда ты бежала, ты никого не заметила? Ни одной машины на дороге позади?

– Я не оборачивалась, пока не добежала до старого крытого моста, но и тогда не видела никого.

– А когда ты выбежала из фермы Петерсенов, в каком состоянии оставался Йон?

– Толком не знаю. Мне кажется, когда я выбегала, он попытался меня схватить, я слышала, как его тяжелые башмаки топали по паркету, но пока он добрался до двери, я уже успела убежать в поле. Вы же знаете, я бегаю быстро. Иначе нельзя, когда у тебя две сестры.

Джарвис задумчиво разглаживал усы. Он не мог себе представить колеблющегося Йона Петерсена. Когда этот упертый озлобленный человек намеревался что-то сделать, он сначала действовал, а потом думал. Неужели на него нашло озарение, позволившее понять все безумие совершаемого им проступка? Маловероятно. Или же он что-то услышал или увидел, что разрушило его замысел?

– Ты помнишь, где ты находилась, когда он начал надвигаться на тебя, пока не остановился?

– Я стояла, прижавшись спиной к дровяной печи.

Сделав над собой усилие, Джарвис мысленно представил себе обстановку внутри фермы и сосредоточился на старой пузатой печи. За ней находилось окошко, даже два: Йон мог кого-то увидеть.

Испытующим взглядом шериф окинул дрожащую девочку.

Хрупкая, она находилась в состоянии шока. Он не мог себе представить, чтобы даже охваченная ужасом, она сумела свернуть мужику шею с такой силой, что разорвалась даже кожа. Нет, это невозможно.

Он взял свою шляпу и встал.

– И последнее, – произнес он, – ты помнишь, в котором часу ты приехала к Петерсенам?

– Наверное, час спустя после полудня, или полтора часа. Я только что вышла после завтрака и шла к старой плавильне встретиться с приятелями, когда автомобиль мистера Петерсена остановился рядом со мной.

– И в котором часу ты вернулась домой?

Мейпл пожала плечами.

– Где-нибудь в половине третьего или в три. Обратный путь занял у меня не меньше часа, особенно потому, что я избегала дорог, опасаясь, что он…

– Понимаю. В ближайшие дни тебе понадобится поддержка твоих родных, поговори с ними, станьте дружной семьей, ты найдешь силы в этом единстве. Ты ведь ходишь в методистскую церковь?

– Да.

– Мне кажется, я видел тебя в церкви. Не бойся пойти на исповедь к пастору Алецце, он выслушает тебя и найдет нужные слова, чтобы помочь. Мейпл, мне надо кое-что тебе сказать, прежде чем ты узнаешь об этом от кого-нибудь другого и у тебя могут появиться неправильные мысли: Йон Петерсен мертв, он убит, совсем недавно, после твоего бегства, и я хочу, чтобы ты знала, что твоей вины тут нет. Согласна? Не заблуждайся на этот счет, это важно.

Лежащие на простыне руки девочки сжались в кулаки.

– Чего бы он ни наговорил тебе, – снова начал шериф, – тебе не в чем себя упрекнуть. Это он был манипулятором.

В глазах девочки промелькнул слабый отблеск. Страха или облегчения? Джарвис не мог этого определить.

– Так, значит, мы, я и моя семья, не будем гореть в аду? – едва слышно спросила она.

Джарвис посмотрел на нее с улыбкой, притянувшей к себе гирлянды его многочисленных морщин.

– Нет, дорогая, ад для очень маленькой горстки очень плохих людей, и ни одно доброе и любимое Богом существо никогда не попадет туда.

– Вы действительно считаете, что Бог меня любит?

– Как сказал бы во время проповеди один наш знакомый, «раз тебя любят многие, значит, ты любима всеми».

Слегка приподняв уже надетую шляпу в знак прощания, Джарвис подошел к двери, и тотчас по другую ее сторону раздался скрип. Он понял, что Янис все слышала. Между тем Мейпл в спину задала ему еще один вопрос:

– А правда, что мистер Петерсен вышел из ада?

На этот раз старый шериф взял паузу на размышление и только потом ответил:

– Боюсь, что так.

– Значит, чудовища существуют?

– Мне бы очень хотелось ответить тебе, что нет, но это будет ложь взрослого ребенку, а мне кажется, что ты уже выросла.