11

Эмме понадобилось не более десяти секунд, чтобы, приблизив лицо к усам мужа, обнюхать их и в ужасе отшатнуться, как если бы он был самим дьяволом. Не сказав ни слова, она грозно направила на него указательный палец, а на лице ее, обычно столь кротком, отразилась ярость всего мира, и Джарвис понял, что он влип. Она дулась на него целых пять дней, что не мешало ей собирать ему ланч в жестяную коробку и каждое утро оставлять ее на столе, положив рядом его дубленку, но в остальном ему приходилось довольствоваться строгим минимумом. По вечерам он сидел рядом с ней и читал газету, в то время как она молча вязала что-то для Лестера, второго малыша, недавно родившегося в семье его старшего сына. Ему не хватало детей, семейной жизни, шума в доме, доверху заполненных суетой дней – всего, от чего теперь остались только ностальгические воспоминания. К счастью, у него есть Рози, даже если она заставляет его расплачиваться за попытку снова начать курить – он знал, что все пройдет, лишь бы он держался и снова не потянулся за сигаретой. Он всегда считал, что им повезло, что они нашли друг друга. Жить в полном согласии после тридцати лет брака не каждым удается, в том числе и их ровесникам. Многие жили вместе по привычке, одни дружелюбно помогали друг другу, другие пребывали в состоянии нейтралитета, зачастую переходившего в необъявленную войну. Но они с Рози по-настоящему любили друг друга, и он нисколько не сомневался, что они умрут вместе, с потертыми обручальными кольцами на пальцах. Он гордился ею, равно как и своими сыновьями, даже если теперь они жили далеко от них. Джарвис видел их не так часто, как ему бы хотелось. Возможно, настанет время, когда он возьмет тайм-аут и решит снять свою бляху. В конце концов, Дуглас – смышленый малый, он готов взять на себя обязанности шерифа, с ним Карсон Миллс будет в безопасности. Да, наверное, надо подумать о том, чтобы остановиться, выкроить время для себя, для Рози, для мальчиков. К тому же, то, что творится вокруг, превосходит его понимание. Сначала несчастная Луиза Мэки, затем убийство Терезы, а теперь история с Монро, в которой Джарвис так и не смог до конца разобраться. Может, земля вдруг завертелась в другую сторону или он просто слишком стар для всего этого абсурда?

В один прекрасный день Эмма перестала его третировать своим обидным безразличием: он искупил свою вину. В среду утром, проснувшись, она приготовила им завтрак и принесла его в спальню. Сидя в постели, словно им снова было по двадцать лет, они съели поджаренный бекон с глазуньей, и Рози предложила вдвоем прогуляться по городу: она составила список покупок, к тому же, они целую вечность не выходили вместе. Немного удивленный, Джарвис согласился. Расследование шло своим чередом, Дуг мог его подстраховать, так что он вправе высвободить сегодняшнее утро. К тому же, у них нет ни одной серьезной улики, но не потому, что они не искали: они опросили всех, кто был в городе проездом, всех бродяг, всех известных маргиналов и даже нескольких добропорядочных жителей, которых шериф считал способными на подобные вещи, но все напрасно. Каждый день, включая воскресенье, он вместе с Дугом и Беннетом часами рыскал в поисках следов, но безрезультатно. С другой стороны, Аль Метцер составил ему список немногочисленных покупателей сигарет «Герберт Тарейтон» с пробковым кончиком, но никто из них не подходил под портрет преступника. Трое оказались женщинами, четверо обычными мужчинами: Джарвис их опросил и ничего подозрительного не выявил. Но по признанию самого Аль Метцера, некоторые покупатели могли ускользнуть от его внимания, к тому же, он не единственный, кто торгует сигаретами в штате. Джарвис был обескуражен, и, как признавался он самому себе, ему даже стало стыдно. Карсон Миллс – его город, он отвечал за то, чтобы в нем царил порядок, а если кто-то покушается на безопасность его сограждан, правосудие обязано восторжествовать. Полнейшее отсутствие подозреваемых в одном, нет, даже двух делах об изнасиловании и одном деле об убийстве, причиняло ему боль. Ему нужно дать задний ход, подышать хотя бы несколько часов, чтобы проветрить голову.

Вместе с Рози он отправился к Мо, чтобы основательно закупиться бакалеей, а в магазине Кэмпбела он украдкой сунул в корзину две банки свинины с фасолью в томате, своей любимой: он полакомится ей, когда его жена отправится на очередное собрание бридж-клуба. Потом они пошли в кулинарию, расположенную за церковью, чтобы купить знаменитые ломтики индейки в меду. Когда же им встречался кто-нибудь из знакомых, Джарвис, слегка наклонив голову, двумя пальцами – большим и указательным – придерживал поля шляпы в знак приветствия. Он знал, что Рози обожает этот обычай, и хотя он соблюдал его уже двадцать лет, она всегда гордилась быть женой шерифа. Джарвис чувствовал, что обязан распутать эти дела не только ради собственной гордости и чести города, но и ради того, чтобы Рози могла по-прежнему ходить по улицам с довольным и даже чуточку надменным видом.

По дороге к кулинарии Марвина они встретили Конни Маккарти, приятельницу по бридж-клубу. Рози остановилась перекинуться с ней парой слов, а Джарвис, воспользовавшись возможностью, уселся на ближайшую скамейку и принялся изучать заголовки местных газет. Распрощавшись с подругой, жена вернулась к нему и, взяв его под руку, сказала:

– Тебе надо бы сходить к Петерсенам, ну ты знаешь, этим фермерам, немного… суровым, что живут на западной окраине. Конни считает, что их младший охотится на кошек и собак в городе.

– Йон?

– Да. Помнишь, я тебе говорила, что за последние месяцы у многих семей в городе пропали кошки и собаки? Я просила тебя этим заняться, но ты ничего не сделал.

– Рози, я не могу ставить на первое место кошек и собак, если, конечно, ты понимаешь, что я хочу сказать. Особенно сейчас.

– Но для этих семей они на первом месте! Что бы ты сделал, если бы Раффи вдруг исчез? Ты представляешь лица мальчиков?

– Раффи скончался в шестнадцать лет в своей корзине, и это более чем прекрасная жизнь, особенно для дворняги.

Джарвису не хотелось примешивать к спору его собаку: он был очень привязан к этой упрямице, ему до сих пор ее не хватало, хотя после ее смерти прошло уже десять лет. Но, подобно товарному поезду, идущему на всех парах, Рози уже разогналась, и ее было не остановить.

– Поверь мне, когда твоим детям надо объяснять, что они больше никогда не увидят своего домашнего любимца, не имея при этом возможности хоть как-то оправдать его исчезновение, во время выборов шерифа ты дважды подумаешь, кому отдать свой голос!

Час от часу не легче. Если продолжать в том же духе, Джарвису, чтобы обеспечить свой мандат, в конце концов придется выстраивать свою кампанию вокруг домашних питомцев.

– Я послал Беннета, – защищался шериф, – и он не обнаружил ничего особенного. Кошки и собаки гуляют сами по себе, живут своей жизнью, уходят охотиться на мышей и теряются, попадают под колеса…

– Беннет и собственную жену не найдет, если потеряет ее среди полок спортивного магазина в Вичите! Я у тебя спрашиваю! – выговаривала Эмма, все сильнее упираясь пальцем в плечо мужа, так что ему даже стало больно.

– Хватит, Рози! Довольно! Я все понял. Скажи Конни и ее подружкам, что я схожу к Йону Петерсену. Ингмар снова набросится на меня, потому что подозрения падают на его внука, а старик считает, что все косятся на Йона лишь потому, что он родился в луже крови.

– Когда все подмечают одно и то же, значит, в этом что-то есть. Конни проделала работу, которую должен был сделать ты: она опросила всех, у кого недавно пропали животные, и очертила зону исчезновения. Это семьи, проживающие почти исключительно на периферии, на западной окраине. Ближе к Петерсенам. А ты прекрасно знаешь, что их мальчик… странный.

Джарвис согласился и заверил жену, что непременно займется этим сам. По крайней мере, она не ошибалась в одном: Йон Петерсен не такой, как другие. Шериф считал, что он вполне способен ловить животных, чтобы продавать их мех каким-нибудь торговцам. Быть каждый день примерным мужем непросто, а быть примерным мужем и одновременно образцовым шерифом сродни подвигу, и он пожалел, что за это не дают особых медалей.

Он настолько погрузился в собственные мысли, что только в последний момент заметил хрупкую девушку, прямо у него на глазах вошедшую в церковь. Несколько секунд он рылся в памяти, пытаясь понять, откуда ему знакомо ее лицо и почему инстинкт подсказывает ему, что это очень важно, пока, наконец, не понял, что увидел Эзру Монро. Он тотчас остановился и схватил жену за руку.

– Рози, дорогая, иди к Марвину без меня, встретимся у машины.

Проследив за направлением его взора, Эмма удивленным взглядом смерила мужа с головы до ног:

– Только не говори мне, что хочешь сменить приход. В сорок лет ты благородно не сменил меня на любовницу, зато теперь, в пятьдесят, хочешь поменять веру! Превосходно!

Тут Джарвис сообразил, что они стоят на паперти лютеранской церкви, и спросил себя, чем рискует он, методист, если войдет внутрь. Он никогда не задавал себе такого вопроса, ибо теологические разногласия всегда были выше его понимания. Община, духовная близость – в конечном счете подобные вещи казались ему неважными, он принадлежал к методистской церкви, потому что к ней принадлежала его семья, не более того. В конце концов, значение имел тот, к кому обращались, а не способы общения. Когда он писал сыну, путешествовавшему по Европе, ему было все равно, отправится ли письмо по воздуху или по воде, главное, чтобы никто не изменил слова, обращенные к его мальчику, и доставил их адресату.

– Не волнуйся, уверен, что здесь обитает тот же жилец, что и на нашей стороне улицы!

Джарвис снял шляпу, поцеловал жену в щеку и проскользнул следом за девушкой. Огоньки множества свечей трепетали в темноте, которую бледный зимний свет, сочившийся через узкие овальные окна, не мог разогнать. Скамьи стояли ровными рядами, друг напротив друга, по обеим сторонам от центрального прохода, и на первый взгляд Джарвис не заметил никакой разницы между этой церковью и своей собственной. Если таковая и существовала, то это явно касалось только проповедей. Склонив голову, Эзра Монро сидела в первом ряду, ее длинные золотистые волосы ниспадали, словно занавес, скрывая ее от остального мира. Он бесшумно опустил свой тощий зад на скамью позади нее и оперся о спинку скамьи, где сидела девушка.

– Здравствуй, Эзра, – тихо произнес он.

Девушка вздрогнула и резко обернулась, желая рассмотреть того, кто ее побеспокоил.

– Ты ведь узнала меня?

– Шериф Джефферсон, – прошептала она, и ее голос тихим эхом отозвался в тишине церкви.

Она приветливо и открыто смотрела на него своими огромными голубыми глазами, похожими на глаза матери.

– Не хочу беспокоить тебя во время молитвы, я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

Что-то пробежало по ее лицу, какая-то сильная эмоция или важная мысль, столь мощная, что поднимается под кожным покровом, наподобие огромной рыбы, чья тень видна сквозь волны, но вид определить невозможно. На миг Эзра опустила глаза, и шериф заметил, что дыхание ее участилось.

– Ты знаешь, чем я занимаюсь в этом городе? – задал вопрос Джарвис. – Подобно пастору я собираю доказательства, но вместо того, чтобы сообщать их Богу, довожу их до сведения правосудия, чтобы наказать тех, кто его не уважает, тех, кто причиняет нам зло и мешает нам жить в мире.

Эзра медленно кивнула. Черт возьми, до чего же хороша девушка, подумал Джарвис. С таким личиком и с деньгами ее семьи все парни округа должны упасть к ее ногам. Однако девушка, совершенно очевидно, находилась в состоянии глубокой депрессии, взгляд ее был пуст, и он снова вспомнил слова Элейн, сказанные несколько дней назад. Если и в самом деле Эзра от природы отличалась веселым и шаловливым нравом, значит, в ней действительно что-то сломалось. И наверняка одна из главных деталей ее механизма.

– Ты же знаешь, если однажды у тебя возникнут проблемы, ты всегда можешь прийти ко мне за помощью?

– Да, – прошептала девушка так тихо, словно ей не хватало топлива, чтобы вдохнуть сил в свой голос.

– Знай, что ты всегда можешь на меня рассчитывать, и на мою деликатность тоже.

Она нервно сцепила руки. Джарвис выждал долгую паузу, а потом все тем же доверительным тоном спросил:

– У тебя неприятности, Эзра?

Внимательно рассмотрев ее, он понял, что ее мать, скорее всего, была права. Эзра смотрела куда-то вдаль, в пустоту, и в нерешительности размышляла. Но когда шериф, пытаясь приободрить ее, положил руку ей на плечо, она резко отшатнулась и замотала головой.

– Почему мне кажется, что ты боишься мне что-то рассказать?

На этот раз большая рыба, скользившая в глубинных слоях ее лица, неожиданно поднялась на поверхность, и Джарвис убедился, что это не дельфин, и даже не кит, а, скорее, акула, из рода белых акул. У нее был такой же темный взгляд, сжатые челюсти, и плавала она в мутных водах.

– Шериф, вы считаете, что людское правосудие выше правосудия Господа? Я думаю, что для каждого преступления есть свой судья. И про себя скажу, что если однажды я должна буду предстать перед одним из них, я выберу Бога, потому что, простите меня, шериф, но я имею все основания не верить людскому правосудию, оно ничего не может для меня сделать.

И повернувшись к нему спиной, она продолжила молиться.