Бен

Я не знаю, сколько времени прошло. Может быть, полчаса, может, часа три, а то и все восемь. Точно сказать невозможно.

Затем происходит нечто новое, чего не было вчера. Какое-то пиканье в дальнем конце коридора. Я осторожно выглядываю наружу. Открывается люк, в который обычно сбрасывают мясо. Толкая друг друга, подпрыгивая вверх и возбужденно тявкая, волки спешат к нему. Странно, никакой еды им не кидают.

Вместо этого задняя решетка внезапно опускается, и стая оказывается в ловушке в дальнем конце коридора. Волки тотчас поворачивают назад и начинают кидаться на решетку. Подземелье оглашается злобным воем и рычанием. Это просто невозможно слушать. Волки сильные. Решетка того гляди рухнет под их мощными лапами. Но нет, она держится.

С противоположной стороны в темном проеме ворот появляется фигура. Она осторожно спускается по лестнице, обводит коридор дулом пистолета, затем оборачивается и кричит кому-то еще:

— Можно входить!

Появляется другая фигура. Зажигается свет. Это Сильвио. Словно этакий белый призрак, он стоит на верхних ступеньках лестницы. Он хлопает в ладоши, и вперед выходит второй охранник, ведя за собой еще одного человека.

Это Шон. Все его лицо в синяках, но он стоит на ногах и явно в сознании.

Сильвио что-то говорит, но из-за волчьего воя я не слышу, что именно.

Тогда он поворачивается, что-то хватает и снова выходит вперед. Теперь в руках у него мегафон, древняя старомодная штуковина для усиления звука. Не иначе как из цирковой бутафории. Он подносит мегафон ко рту, и его пронзительный голос эхом отлетает от стен, заглушая волков.

— Вы слышите меня? Надеюсь, что да. Будет жаль, если вы упустите детали. Этот парень, как мне сказали, не сможет выступать завтра. Видимо, он не той закваски, какая требуется, чтобы преуспеть в цирке. Он слаб, я бы даже сказал, жалок. Он получил лишь несколько ударов током и с полдесятка травм. Тем не менее его тело непригодно для выступления и он не сможет адекватно выполнять то, что от него требуется. Мои дорогие дамы и господа, надеюсь, вы все согласитесь, что это никуда не годится! Мы не можем позволить, чтобы такие слабаки, как он, подводили нашу дружную цирковую семью. Но если от него нет никакого проку на церемонии открытия, то какой прок от него вообще? К счастью для меня, это не та проблема, над которой стоит ломать голову. Судьба благосклонно подарила мне запасной план. Подходящую замену этому бесполезному мусору.

Он толкает Шона. Голова парня дергается, как у тряпичной куклы.

— Бейнс! Бейнс! Где ты?

Сабатини опускает мегафон и тянет шею вперед, обводя взглядом камеры. Я невольно отступаю от решетки.

— Ну, ладно, не хочешь отзываться, как хочешь. Я отлично тебя понимаю. Быть в центре моего внимания еще никому здесь не шло на пользу. Ладно, Бейнс, где бы ты там ни сидел, у меня для тебя хорошие новости. Завтра вечером ты займешь место этого парня. Тебе крупно повезло. Он у нас звезда сразу нескольких номеров! И то, что ты, без всяких там репетиций, займешь его место, только прибавит остроты нашему шоу!

С этими словами он свободной рукой хватает Шона и толкает его к краю лестницы.

— Этот парень не оправдал наших надежд! Он нас всех подвел! От него больше никакой пользы. Надеюсь, волки проголодались!

Кто-то истошно кричит. Кто-то плачет, кто-то умоляет о пощаде. Вскоре людские голоса заглушают даже волчий лай. Сильвио убирает от губ мегафон, чтобы все увидели омерзительную ухмылку на его пластиковом лице, затем снова подносит его ко рту.

— Да будет вам, перестаньте! Где ваша душевная щедрость? Неужели вы не хотите угостить наших серых хвостатых друзей?

Он толкает Шона с лестницы. Тот кубарем катится по ступенькам вниз и оказывается в тесном пространстве между первыми воротами и лестницей.

На другом конце коридора волки с еще большим остервенением бросаются на решетку. В последний раз я видел нечто подобное в старом цирке, правда, вместо волков тогда были львы. Их тоже дразнили человеческой приманкой.

Сильвио вновь начинает говорить в мегафон. Его усиленный рупором голос заглушает собой вопли и плач артистов в клетках, волчий вой и рычание, заглушает все:

— Дамы и господа! Время кормежки!