Хошико

Музыка затихает. На несколько секунд воцаряется тишина, аудитория у сцены безмолвно застывает перед пустым экраном.

Я смотрю поверх людских голов, поверх трущоб, в сторону города. Стало заметно холоднее: на западе солнце опускается за горизонт, небосклон прочертили розовые полосы. В вечернем небе уже мерцает одна звездочка. Она храбро искрится над моей головой, и в моем сердце рождается надежда.

Я снова увижу Бена, я это точно знаю.

Темная масса вдали, по ту сторону Лондона, — это новый цирк. Притаился и ждет, чтобы вновь заявить о себе, подняться в полный рост. Внезапно, будто почувствовав мой взгляд, он преображается. От тьмы к свету, от оцепенения к движению, от смерти к жизни.

Мое сердце делает сальто. По рукам и спине пробегают мурашки. Грета хватает меня за руку, и мы как зачарованные смотрим на это чудовище.

Нет. Только не это. Нельзя, чтобы чары цирка околдовали нас.

Под ярким куполом страдают люди, как когда-то страдали мы. Забитые, испуганные, отчаявшиеся, упорно сражающиеся за свою жизнь. Я качаю головой. Сбрасываю с себя злобное очарование.

— Не смотри туда, — говорю я Грете. Обнимаю ее за плечи и осторожно разворачиваю нас к экрану.

Через секунду возникает изображение, голографическое, объемное, почти реальное. Кажется, что человек находится рядом с нами. Это женщина. Застывшая надменная улыбка на ее лице направлена прямо на меня.

У меня замирает сердце.

Вивьен Бейнс.

Она сменила облик. Прежней короткой стрижки и строгого костюма как не бывало. На ней розовый свитер, вьющиеся волосы до плеч. Похоже, она пытается смягчить свою холодную ауру Снежной королевы, пытается казаться теплой и доброй. Это не работает.

Боджо вырывается из рук Греты и подскакивает к краю картинки. Он с любопытством принюхивается и осторожно протягивает лапку, но, не почувствовав ничего, кроме воздуха, тотчас отдергивает ее.

Вивьен Бейнс что-то говорит, впрочем, разобрать ее слова трудно. Толпа под нами беснуется: люди свистят, выкрикивают оскорбления и непристойности. В конце концов, шум немного затихает, и если напрячь слух и внимательно следить за ее омерзительными, кислыми губами, то можно разобрать слова.

— …романтическая история о том, как мой сын убежал с циркачкой, пленила людские сердца. Любовь побеждает все на свете. Любовь способна построить мост. Любовь сильнее ненависти — вот о чем я слышала последние несколько месяцев.

Вивьен Бейнс улыбается. Причем почти убедительно.

— Это такая милая идея. И она нам всем нравится. Идея, что все мы в принципе одинаковы. Что в глубине души мы ничем не отличаемся — можем понимать друг друга, можем жить в гармонии. Это то, в чем Лора Минтон и ее последователи пытаются убедить вас. Мысль о том, что все, Чистые и Отбросы, могут мирно сосуществовать. Мысль о том, что, если мы дадим Отбросам больше прав, они это оценят, они будут себя хорошо вести и будут жить счастливо среди нас.

Она подается вперед и буравит аудиторию взглядом.

— Это ложь. Это сказочная история. Не соблазняйтесь мифом. Мы должны быть умнее. Мы должны посмотреть в лицо фактам.

Шагните на тридцать лет назад, и вы увидите, что значит жить в стране с открытыми границами. Города кишат миллионами Отбросов: они тучами устремляются в нашу страну в надежде получить любую возможную подачку: пособие по безработице, медицинскую страховку. Они досуха выдоили Государственную службу здравоохранения. Дети Чистых, английские дети, вынуждены учиться в школах, где их собственный язык уже не считается основным.

Но это еще не самое страшное. Гораздо хуже другое. Изнасилования. Грабежи. Кражи. Анархия. Такова правда. Такова реальность.

Ведь что такое Отброс? Что означает это слово? Когда мы исследуем его происхождение, то обнаруживаем, что это самое подходящее слово для группы людей, которые все до одного, даже артисты цирка в их сверкающих трико, являются подонками общества: грязным, мутным, зловонным осадком. Таким нельзя позволить восстать со дна и осквернить нашу чистоту.

Не уничтожайте нашу страну! Не возвращайтесь на путь разрушения!

Оглянитесь по сторонам: посмотрите на свой дом, на школу, в которой учатся ваши дети. Посмотрите на наши больницы. Вы действительно готовы потерять все, что вам дорого, чтобы поддержать ложное и опасное представление о равенстве?

Мы не равны. Биология и история не лгут.

Она делает паузу, и ее голос снова становится мягче.

— Я была убита горем из-за поступка моего сына. Убита горем и опозорена, но его обработали. Ему промыли мозги. Мой сын был отравлен. Он был болен.

И сегодня я рада сообщить вам, что он исцелился. Мой мальчик снова со мной! Он понял свою ошибку. Бенедикт, мой сын, вернулся ко мне. Он вернулся, и он раскаивается. Не верите мне? Тогда послушаем, что он скажет.

Позади нее появляется другое изображение — статичное, неподвижное. Это фотография.

Это Бен.

Ее рука обнимает его за плечо, он смотрит ей в лицо и улыбается. Ей. Они оба улыбаются.

Бен, мой Бен, с ней, и он улыбается.