Бен

Подталкивая меня в спину тростью, Сильвио ведет меня к левым кулисам, после чего сам торопится уйти.

Играет оркестр: лес наполняет красивая, элегантная музыка. Огни такие ослепительные, что я не вижу зрителей, лишь слышу их голоса. Да и как их не услышать, если они такие громкие, возбужденные!

Внезапно музыка стихает, и в зале постепенно воцаряется звенящая тишина.

Потолок над моей головой похож на небо. Там даже повисло облако, чьи края подсвечены солнечными лучами. Из его середины появляется группа похожих на ангелочков детей, в белых платьях, с крыльями и нимбами на головах. Они как будто спускаются с небес на землю. Их ангельские голоса наполняют собой притихший зал.

Медленно-медленно из облака в центре их группы показывается Сильвио и застывает метрах в восьми над деревянной сценой.

— Дамы и господа! Добро пожаловать в цирк! — выкрикивает он. Толпа ревет от восторга и разражается бурей аплодисментов. — Да, — Сабатини широко раскидывает руки, — да, это действительно я, тот самый знаменитый инспектор манежа! Я воскрес! Узрите же! Я воскрес, а тьма рассеялась. Я теперь Чистый, я Чистейший из Чистых!

Кто-то возмущенно шикает, кто-то свистит. Но, похоже, Сильвио это не трогает. Он в молитвенном жесте складывает ладони и улыбается безмятежной улыбкой, спокойно дожидаясь, когда восстановится тишина. Наконец он говорит снова:

— Дамы и господа! Я не единственное знакомое вам лицо в сегодняшнем шоу! К вашему восторгу и удовольствию мы устроили романтическую встречу после долгой разлуки! Если позволите, я расскажу вам одну историю. Вы все удобно устроились на этой лесной полянке? В таком случае я начинаю. Давайте вместе перенесемся в гораздо более простые времена, времена древних греков. Дамы и господа, добро пожаловать в Аркадию, сельский рай, где среди священных рощ предавались своим забавам нимфы и дриады!

Воздух наполняют звуки свирелей и колокольчиков. По одному из-за кулис на сцену выходят остальные артисты. Там они застывают, в растерянности глядя друг на друга. Так вот что означают их костюмы! Это нимфы и дриады, кем бы ни были эти существа.

— Над этим сельским Эдемом, правя им справедливо и мудро, властвовал Пан. Пан, внук Зевса. Пан, наполовину человек, наполовину козел. Пан, бог пастухов, бог плодородия, бог дикой природы!

Охранник выталкивает меня на сцену, к кругу посреди травы. Как только я становлюсь на него, тот начинает приподниматься. В конце концов, я тоже возвышаюсь над сценой, хотя и не так высоко, как Сильвио с его ангелочками, а всего лишь на пару метров. Я озираюсь. Что я теперь должен делать?

Публика приходит в бурный восторг. Мои глаза немного привыкли к освещению. Я вижу, что народ с громкими криками вскакивает с мест. Над ними, на одном уровне с Сильвио есть деревянная платформа, подвешенная между двумя деревьями, а на ней — нечто вроде павильона. Наверно, это и есть ложа для особо важных гостей, потому что оттуда на сцену, на меня смотрят моя мать, мой отец и мой брат. Лицо матери каменное. Лицо отца — несчастное. Лицо Фрэнсиса — довольное.

— В течение долгих веков Пан правил своим царством в мире и процветании, — нараспев повествует Сильвио. — Но в Аркадию пришли перемены…

Огни над нашими головами начинают гаснуть, в небе сгущаются грозовые тучи.

— Где же Кошка? — выкрикивает кто-то с задних рядов. Другие зрители присоединяются к нему. Хлопают в ладоши, топают ногами, скандируют:

— Кошка! Кошка! Кошка!

Безмятежно улыбаясь, Сильвио ждет, когда они успокоятся.

— Всему свое время, мои дорогие, всему свое время. А пока, как я уже сказал, в Аркадию пришли перемены. Однажды утром, придя в лес, Пан заглянул в озеро и увидел в нем прекрасную девушку. Такой красоты он еще никогда не видел! Ему хватило одного взгляда на ее отражение, чтобы он всем сердцем влюбился в нее!

Огни гаснут, тревожно звучат фанфары. Луч софита высвечивает утес над водопадом. Каменные стены постепенно раздвигаются, открывая взорам зрителей пещеру.

Внутри, глядя на меня вниз, сидит закованная в цепи Хошико.