Гуров приехал на дачу директора охранного предприятия Берестова утром. С реки хорошо пахло свежестью и немного водорослями, что сразу наводило на мысль о рыбалке. Пройдя по дорожке между двумя клумбами с розами, сыщик увидел спускающегося к нему с веранды хозяина.

– Ну, как вам? – пожимая руку гостю, спросил Берестов. – После Москвы, наверное, и воздух вкуснее, и дышится легче, а? Думаю, что дачи в ближнем Подмосковье все равно сильно отдают городом, а у нас – чистота первозданная! Нетронутая! Хотя, как говорится, всяк кулик свое болото хвалит.

– У вас не болото, Роман Тихонович, у вас земной рай у реки, – улыбнулся Лев.

– Вы завтракали, а то, может, к столу? Хозяйка у меня в город уехала, но я и без нее соображу, чем вас угостить.

– От чая не откажусь, а остальное сейчас лишнее. Времени мало, а поговорить надо о многом.

– Я догадался, что вы не купаться напросились ко мне в выходной, – усмехнулся Берестов, провожая гостя на веранду к круглому стеклянному столику. – Что-то со Светланой Моревой?

– У нее пока без изменений. Не знаю, хорошо это в данной ситуации или плохо. Вчера местная полиция провела официальное опознание раненой. Теперь Светлана не безымянный пациент, она под своим именем лежит в больнице.

– Ну, может, это и хорошо? – спросил Берестов, разливая по чашкам крепкий душистый чай. – Гласность – лучшее оружие. Если кто-то против нее что-то имеет, то у него теперь руки связаны ее именем. Любой негативный контакт, и человек может оказаться под подозрением, как соучастник действий, подпадающих под статью о доведении до самоубийства.

– С одной стороны, вы правы, но с другой… – покачал головой Лев. – Из-за той же самой статьи Уголовного кодекса теперь кое у кого есть все основания желать смерти Моревой. Приди она в себя и начни рассказывать о причинах случившегося, и все, можно открывать пошире двери СИЗО.

– Вы об этом пришли поговорить, Лев Иванович? Я могу усилить охрану и больницы, и палаты реанимации, но только ведь вы и сами знаете, что, если очень сильно захотеть, ничто не может помешать киллеру ликвидировать заказанного человека.

– А вот за этим я к вам и пришел. Мне нужно очень торопиться, чтобы все установить и принять меры. А положиться мне здесь не на кого, кроме как на юного курсанта и… директора охранного предприятия, который в прошлом был офицером полиции и сотрудником управления собственной безопасности ГУВД области.

– Узнали? – засмеялся Берестов. – Кто бы сомневался в ваших способностях и возможностях. Вы и в прошлый раз на меня быстро вышли, нашли каналы выхода на людей, которые могли убедить меня помогать вам.

– И вы только поэтому нам помогаете, что вас об этом попросили? – спросил Гуров. – Или есть иные причины?

Роман Тихонович медленно поднялся из-за стола и, не ответив, подошел к ограждению веранды. Он стоял некоторое время, глядя на густые ивовые кроны у реки, потом повернулся к гостю и с легким прищуром посмотрел на него.

– Знаете, почему я оставил службу? Думаете, надоело, захотелось вольной жизни, быть самому хозяином, к тому же и выслуга лет подоспела, можно на пенсию со спокойной душой? Или думаете, столкнулся мужик с проблемами, сломался, не потянул против начальства, веса не хватило?

– Ну, вообще-то, вы перечислили все причины, по которым люди уходят со службы из органов внутренних дел, – пожал плечами Лев. – Но на слабака вы не похожи. И я это говорю не потому, что вы хозяин, а я гость и мне надо вести себя как-то повежливее. Я серьезно. Да и организовать предприятие, держать его в руках, заказы находить – это не любому под силу, тут определенный характер надо иметь, силу характера.

– Если честно, то и слабость тоже была, – улыбнулся наконец Берестов. – Только, знаете, не от слабости характера, а от усталости. Появилась возможность нервы поберечь, плюнул на все и ушел, раз пенсию заработал. Не захотелось бодаться и переть на стену рогом. Мог я один конфликт потянуть, но риск был, что испорчу себе репутацию, связей лишусь. Решил не связываться и уйти по-доброму. Теперь уже и этого человека в управлении нет, и у меня нормальная работа, так что не о чем жалеть.

– Кроме? – хитро прищурился Лев.

– Однако с вами опасно разговаривать, Лев Иванович! – засмеялся Берестов. – Да, есть о чем жалеть. Особенно теперь, когда прошло несколько лет и страсти улеглись. Был выбор, был! Когда я, будучи заместителем начальника управления собственной безопасности, понял, что начальником управления после ухода шефа назначат не меня, а другого, пришлого человека. Можно было остаться в майорах и служить дальше. А можно было подполковником уйти на заслуженный почетный отдых.

– Вы сделали правильный выбор. По многим соображениям правильный. Иногда нужен компромисс, потому что вы в ответе не только за себя, за свою жизнь, свое здоровье, но и за своих близких. Можно было начать войну до победного конца, не считаясь с жертвами. А можно подумать и о том, что семья важнее. Работа не вечна, а семья все равно останется с вами до конца ваших дней. Вы выбрали мир и покой для близких вместо бессмысленной и беспощадной войны на службе.

– Ладно, не надо лечить мои раны, – уже серьезно ответил Берестов. – Лучше поговорим конкретно о причине вашего приезда ко мне.

– На кого в управлении собственной безопасности я могу положиться наверняка?

– Есть там честные и толковые ребята. За начальника не поручусь: людям свойственно со временем меняться, а он долгое время служил при этих, при нынешних, мог и испортиться.

– Ваши ребята с лицензиями мне тоже наверняка понадобятся. С одной стороны, как гражданские свидетели, а с другой стороны, окажут помощь при задержании, если дело дойдет до стрельбы. Не хотелось бы, но кто знает…

– А что вы задумали, Лев Иванович?

И Гуров рассказал о своих первых подозрениях по поводу возросшего в районе количества возбужденных дел о хранении и распространении наркотиков. И, как он на месте убедился, дела сформулированы и оформлены слишком однотипно, как конвейер. Рассказал и об архитекторе Базанове из Самары, который на этот конвейер попал. Скорее всего, часть задержаний проводилась с целью вытягивания у подозреваемых денег за невозбуждение уголовных дел, а другая часть – для отчетности, чтобы показать результативность оперативной работы.

– Вот что, Лев Иванович! – задумчиво проговорил Берестов. – Давайте поступим с вами так: я переговорю с кем надо, прощупаю обстановку. Ну а уж потом сами планируйте операцию по выявлению и привлечению «оборотней». Тут, как мне кажется, надо сразу мобилизовать все силы и одним днем брать с поличным, чтобы информация не ушла, что под оперативников роют и служба собственной безопасности, и главк.

– Нет, пока никаких операций, Роман Тихонович, – возразил Гуров. – Нам сейчас надо взять конкретных людей, лучше всего тех, кого мы уже знаем, кто замешан в таких подставах с наркотиками. Через них мы узнаем, что происходит в управлении, они нам дадут информацию о том, что случилось с Моревой. У них просто иного выхода не будет, как помогать нам.

Гуров сидел в машине с двумя охранниками из ЧОПа Берестова. Флегматичный Сашка, высокий светловолосый парень с холодными серыми глазами, смотрел на улицу через стекло с ленивым равнодушием. Если бы Роман Тихонович лично не охарактеризовал каждого из своих ребят, Лев в жизни не взял бы на оперативное мероприятие этого человека. А вот второй помощник, которого дал директор ЧОПа, ему понравился сразу. Невысокий, плечистый, с быстрым внимательным взглядом, он хорошо ориентировался в городе и вообще был как струна – готов к действиям в любую секунду.

Но сейчас их оружием было терпение, помноженное на внимание. Правда, помогал им сегодня майор Синицын из службы собственной безопасности, который сейчас находился где-то в обувном магазине напротив. Сегодня их терпение, возможно, будет вознаграждено. Два оперативника, лейтенант Чикунов и старший лейтенант Юрасов, уже час крутились на этой улице, явно кого-то высматривая. Это были те самые оперативники уголовного розыска, которые «брали» не так давно архитектора Базанова, «найдя» в багажнике его автомобиля наркотики.

В обувной магазин покупатели входили примерно каждые пять минут. Но большая часть приезжала на машинах. Вот прошла женщина с пакетом, которая о чем-то увлеченно разговаривала по телефону, две девушки с большими пакетами деловито промелькнули мимо. Два подростка, старик с палочкой. Кого же эти парни здесь присмотрели для своей аферы? Это должен быть человек, который ходит тут часто и преимущественно в одно и то же время. Наобум они кидаться и подсовывать наркотики не будут. Риск все-таки большой – можно нарваться на человека с положением или со связями. Потом попытка шантажа себе дороже обойдется.

Мужчина в голубых джинсах и белой рубашке навыпуск появился из-за угла неожиданно. Лет тридцати пяти на вид, худощавый, с длинными волосами. В руках он сжимал какой-то пакет и все время шарил по карманам, что-то ища в них.

– Внимание, – послышался тихий голос Синицына из приборной панели. – Есть закладка!

– Видим, – ответил Гуров в микрофон. – Мы готовы, начинайте.

Льву с его помощниками хорошо было видно, как Юрасов быстро прошел мимо обувного магазина, наклонившись на ходу, как будто поправлял шнурок, и оставил на асфальте тротуара небольшую трубочку. Это была пятитысячная купюра с завернутым в нее пакетиком с героином. Гуров знал, если купюра настоящая, то ее получили в техническом отделе, ее номер известен, а на самой купюре нанесена определенная водянистая надпись. И в пакетике в таком случае настоящий героин. Если так, то поднявшего пакетик человека возьмут через десять метров и накрутят ему срок. Если все фальшивое: и купюра, и содержимое пакетика, то будут разводить на деньги, чтобы человек смог откупиться от уголовного дела.

Синицын вышел из магазина и пошел по улице, прижимая руку к уху и старательно изображая сосредоточенность важного телефонного разговора. Мужчина в джинсах уже подходил к лежащей на асфальте купюре. Он ее увидел, и глаза его загорелись лихорадочным блеском. А вот и Чикунов подстраховал своего напарника. Какого-то мужчину остановил, расспрашивает, изображает приезжего, чтобы тот мужчина не подошел к купюре первым. Все! Мужчина в джинсах поднял купюру с пакетиком внутри и сунул в карман.

Дальше все произошло так, как и планировалось. Планировалось не только местными оперативниками, но и Гуровым с майором Синицыным тоже. Чикунов и Юрасов остановили свою «жертву» на углу. Мужчина недоуменно уставился на полицейское удостоверение, которое ему сунули под нос оперативники. Он даже почти не сопротивлялся, когда его под руки повлекли к стоящей неподалеку старенькой «Хонде» с затемненными стеклами. Майор Синицын появился неожиданно и окликнул оперов:

– Э, парни, а в чем дело?

– Тебе чего? – хмуро огрызнулся Чикунов. – Шел мимо, и иди! Полиция!

– А можно на ваши документы взглянуть? – не унимался Синицын, изображая настырного принципиального человека. – А то подходят, тащат куда-то человека. Вдруг вы грабители? Сказать-то все можно.

Задержанный с каким-то странным выражением смотрел на Синицына, интуитивно, видимо, чувствуя, что со стороны этого человека к нему и пришла нежданная помощь в еще не осознанной беде, подкараулившей его посреди улицы средь бела дня. Пока Чикунов держал мужчину под локоть, раздраженный Юрасов вытащил из кармана служебное удостоверение и раскрыл перед незнакомцем. Дальше все произошло мгновенно и довольно эффектно, особенно если учитывать, как менялось выражение лиц нагловатых оперативников.

Резким движением Синицын вырвал из руки оперативника его удостоверение, тут же сунул ему в лицо свое и приказал:

– Не двигаться никому – служба собственной безопасности, майор Синицын!

– Полковник Гуров, Главное управление уголовного розыска МВД, – добавил Лев, подходя с другой стороны.

Двое охранников вплотную подошли к опешившим оперативникам. Чикунов попытался резко обернуться, но его взяли за локти. Вырваться из сильных пальцев Вадика было немыслимо. Сашка со скучающим лицом просунул руку во внутренний карман Чикунова и вытащил его удостоверение.

– Спокойно, ребята, – зловещим басом заговорил Вадик, – лучше не рыпайтесь!

В подъехавший микроавтобус без каких-то опознавательных надписей на кузове завели задержанных оперативников и мужчину. Охранники ЧОПа следили за его руками, чтобы он не вздумал вытащить поднятую с асфальта купюру. Гуров сел напротив троих задержанных, задумчиво разглядывая каждого. Потерпевший крутил головой в надежде, что его неприятности не коснутся. Оперативники, наоборот, сидели набычившись. Кажется, они уже поняли, что произошло и чем им это грозит. Хорошо. Это было очень важно для планов Гурова. Он раскрыл удостоверение Юрасова, потом Чикунова и осуждающе покачал головой. Больше всего раздражали погоны на фотографиях оперативников. Офицерские погоны.

– Ну что же, начнем, – сказал наконец Лев. – Гражданин, представьтесь, пожалуйста.

– Я… А что происходит, товарищи полицейские? Меня за что задержали?

– Мы сейчас вам все и объясним, – перебил его сыщик. – Вы, главное, отвечайте на мои вопросы побыстрее, тогда и мы быстро все закончим, а вы пойдете домой. Так как вас зовут? У вас есть при себе документы, удостоверяющие личность?

– Белкин я. Павел Владимирович, – нервно передернул плечами задержанный. – А документы я с собой не таскаю. Чего их таскать, трепать по карманам? Паспорт, он на всю жизнь один выдается. Потом ходи к вам, в очередях стой, чтобы поменять, объяснения пиши, почему в негодность пришел…

– Павел Владимирович! – вмешался Синицын. – Давайте лучше вы будете слушать и отвечать на вопросы. Вам же все хотят объяснить, а вы перебиваете. Вы еще просто не поняли, куда вас хотели втянуть! То, что вы подняли с земли, подбросил вот этот человек, у которого мы изъяли удостоверение сотрудника уголовного розыска на имя старшего лейтенанта полиции Юрасова Олега Михайловича.

– Не изъяли, так не изымают, – криво усмехнулся Юрасов. – Вы что, пытаетесь эту муру нам пришить, без понятых, без…

– Вот они, понятые, – кивнул на сотрудников ЧОПа Гуров. – Гражданские люди, приглашенные специально как свидетели для проведения нами операции. Все зафиксировано на видео в их присутствии, все наши действия. Гражданин Белкин, предъявите, что вы подняли с земли возле магазина «Обувь». Не бойтесь, вам ничего не грозит, вы под нашей защитой.

– Господи, да что же я такого поднял! – чуть ли не со стоном произнес мужчина и боязливо полез в карман джинсов. Выражение лица у него было такое, будто его заставили из кармана живую змею доставать.

Вадик вытащил из кармашка за сиденьем микроавтобуса небольшую видеокамеру и приготовился снимать. Синицын, натянув на руки пластиковые перчатки, взял из пальцев Белкина купюру, свернутую в рулончик, и положил на откидной столик. Комментируя каждое свое слово, майор стал разворачивать купюру, под которой оказался пакетик с белым порошком.

– Знаете, что в этом пакетике, гражданин Белкин? – спросил Гуров. – А я вам скажу. Там героин. А знаете, зачем его подбросили прямо перед вами? Чтобы вы его подняли и положили в карман. Вас же купюра заинтересовала, к тому же у вас проблема с деньгами. Чикунов и Юрасов это поняли, наблюдая за прохожими, навели справки. И в отделе, куда бы вас сегодня привезли, вам предъявили бы номер изъятой у вас купюры, как будто она была использована оперативно, то есть совершена контрольная закупка у уличного наркоторговца специально помеченной купюрой. И экспертиза подтвердит, что в пакетике героин. Правда, грязный, разбавленный, потому что дорого каждый раз на каждого «липового» подозреваемого тратить чистый героин, отобранный у дилера на улице.

– Мне?! – вытаращил глаза Белкин. – Зачем? Что я такого сделал?!

– Вы просто оказались не в том месте не в то время, – покачал головой Синицын. – А им это нужно для раскрываемости, для благодарности, для повышения. Чикунов уже три года в лейтенантах ходит, и Юрасов тоже. А им намекали, что, если будут показатели на службе, их со временем переведут в аппарат областного управления, а там и должности повыше, и возможность звание получить повыше. А вы тут ни при чем, вы расходный материл для них, Белкин.

Гуров разговаривал с каждым из них по отдельности в кабинете директора ЧОПа «БРТ-007», куда они вместе с майором Синицыным привезли задержанных. Пока никому о задержании говорить не следовало, и официальный ход делу давать было еще рано. Юрасов держался вызывающе недолго. Наверное, ему это нужно было для самоутверждения. И когда Гуров перечислил ему все возбужденные дела по фактам подложенных людям пакетиков с наркотиками, задержанный замолчал и опустил голову.

– Ты пойми, Олег, – убеждал его Гуров. – Поднять волну по всем этим делам я могу задним числом очень легко. И санкции получу любые. Ты же понимаешь, где я работаю, я же не участковый из районного отдела. И еще ты понимаешь, ты же не дурак, что такой объем дел не проходит без ведома начальства. Значит, вы с Чикуновым уже тянете за собой майора Половца. За два года ваш отдел просто перевыполнил план по подставе невинных людей. А еще я не берусь даже предположить, скольких вы отпустили, получив от них за освобождение деньги. Знаю, что на все сто процентов не соберу доказательств, но и того, что соберу, вам хватит на приличный срок.

– Что, воспитывать будете? – проворчал оперативник.

– Нет, – покачал Лев головой. – Что мне тебя воспитывать? Ты мне не сын, не сват и не брат. Ты взрослый парень и прекрасно понимал, что творишь. В тебе заложено это отношение к другим людям, наплевательское отношение. Хотелось бы в глаза твоим родителям посмотреть, но и этого я делать не стану. Я с тобой буду общаться на понятном тебе языке. Будешь сотрудничать со мной – и все для тебя ограничится увольнением из органов без права восстановления и условным сроком. По большей части преступлений ты пойдешь свидетелем. И учти, что содержимое пакетика уже отправилось на экспертизу. Официальную!

– Да меня свои же презирать будут, порвут на части, – презрительно скривил губы Юрасов.

– Ты все-таки дурак! – зло прикрикнул на него Лев. – А тебя не пугает, что тебя и твоих коллег презирают сотни людей, которых вы подставили, которые сидят в колониях без вины? А те, кто вам большие деньги платил, чтобы не сесть? Их презрение тебя не беспокоит? Что они тебя готовы порвать на части, не беспокоит?

– Чего вы от меня хотите? – побледнел Юрасов.

– Всего три вещи, – сухо произнес Гуров. – Первое, полный отчет о подтасованных делах. Второе, все ваши каналы и связи с наркоторговцами. Третье, ты мне должен нарыть информацию о том, что случилось с дознавателем Светланой Моревой.

– Кто это? А-а, это та, которая недавно уволилась со скандалом.

– С каким скандалом?

– Да я не знаю подробностей, краем уха слышал, что к ней там какие-то претензии, а она права качать начала, вот ее с треском и турнули.

Чикунов вошел молча, когда увели Юрасова, и сел на стул перед полковником. Он смотрел в сторону, лицо парня было напряжено так, что кожа на скулах натянулась. Этот слабее, подумал Лев. Он шел на поводу у приятеля, считал, что тот опытнее и все обойдется. Этот не ведущий, этот ведомый. И он не такой подонок, этого совесть будет глодать сильнее и дольше. Сломается, обязательно сломается, когда сядет. Эх, ты, слабак!

С Чикуновым Гуров не стал устраивать диалогов и споров. Он сразу в ярких красках рассказал ему, в какое тот попал положение. И именно Чикунов, а не оба оперативника. Не надо тешить его надеждами, что они вдвоем будут переносить тяготы и лишения, связанные с расследованием и отбыванием срока, если до этого дойдет. Это они грязные дела делали вместе, а отвечать и сидеть будут каждый по отдельности и каждый за себя. Правда, срок за групповое преступление будет выше. За двоих или сколько их там было в деле.

Чикунов это понял. Точнее, испугался и сразу согласился на предложение Гурова. Он потерял «ведущего», и ему срочно нужен был другой «ведущий». Гуров вспомнил психологию, которую изучал в институте и которая ему помогала в работе все эти годы. Психология коллектива, она всегда останется такой, и не важно, криминальный это коллектив или созидательный, производственный. Всегда есть лидеры, есть генераторы идей, есть помощники, а есть просто исполнители.

Показания, которые подписали оба оперативника и потерпевший Белкин, легли в дело оперативной разработки в кабинете майора Синицына. Сканкопии Гуров отправил, как и предыдущие материалы, Крячко. Станислав по телефону рассказал о своем разговоре с Орловым, когда он посвятил его в дела Гурова в Усть-Владимирове. Петр категорически велел продолжать раскапывать и вести себя осторожно. Он обещал любую помощь, если возникнет необходимость.

Лев потушил свет, вытянулся на кровати и позвонил жене. У Маши был усталый, но очень теплый голос. Как же мне не хватает его, неожиданно подумал он. Заканчивается рабочий день, спадает дневное напряжение, можно переключиться со своих оперативных дел. Ты возвращаешься домой и слышишь Машин голос, видишь ее улыбку или, наоборот, сосредоточенное лицо, потому что она весь день репетировала и у нее опять «не идет образ». Он любил ее всякой. Доброй и милой, когда она встречала его у двери, целовала в щеку и отправляла мыть руки перед ужином… и он чувствовал, что с кухни пахнет вкусным… Он любил ее уставшей, сонной, в состоянии апатии, когда Маша закутывалась в плед и лежала на диване или забиралась с ногами в кресло. Это означало, что у нее в театре что-то не так, как ей хотелось бы, как ей нравится, что творческому процессу что-то или кто-то мешает. Актеры, люди с тонкой душевной организацией, если им мешать или даже не давать творить, впадают в апатию. У них муторно на душе, некоторые начинают пить или бросают театр, а потом невероятно страдают и ищут пути назад. Любой ценой. Это особый мир особых людей. И Мария Строева, его жена, была из этого мира, и Гуров очень ценил, что она любит его, что она стала его женой. Он любил ее даже раздраженную, когда она металась по квартире, все швыряла и называла себя бездарной курицей. Подхватывал ее на руки и кружил по комнате, пока она не успокаивалась и не просила поставить ее на место.

– Ты сегодня обедал? – спросила Маша.

– И обедал, и ужинал, – заверил с улыбкой Лев. – У них здесь в управлении очень хорошая столовая. Знаешь, я даже начинаю привыкать к размеренной жизни. Пришел на работу, четыре часа за столом с документами, потом спустился в столовую и не спеша, со вкусом, пообедал. Потом еще четыре часа с документами, потом снова не спеша в гостиницу, ужин в кафе и в номер, к телевизору в удобное кресло. Боюсь, что отращу себе здесь брюшко, стану ленивым, неповоротливым. Хочешь, я привезу тебе двойной, нет, тройной подбородок из этой командировки?

– Хочу, – тихо ответила Маша. – Я хочу, чтобы ты просто скорее приехал. Командировка в другой город – это слишком долго. Хочу ждать тебя каждый день с работы за накрытым столом, посматривать на часы… и ждать твоего звонка.

Они говорили еще минут десять, пустившись вообще в какие-то подростковые глупости. Маша смеялась, а Гуров представлял, как она это делает, запрокидывая назад голову и блестя ровными белыми зубками. Маша умела хохотать со вкусом! И ее смеха ему тоже не хватало. Как не хватало и ее ласкового шепота, когда она могла ни с того ни с сего уткнуться ему носиком в шею и замереть. «Кажется, я соскучился, – вздохнул он, положив телефон рядом с собой на одеяло. – А ведь в нынешней ситуации никак нельзя расслабляться…»

Телефон снова зазвонил. Гуров взял его, поднес к уху и услышал голос Юрасова:

– Товарищ полковник, я узнал… Про Мореву узнал. Там такая история произошла. Короче, изнасиловали ее.

– Что-о?! – Лев буквально подскочил на кровати. Пытаясь сесть, он ударился локтем о спинку, зашипел от боли, отпихнул ногой стул и потребовал: – Подробности! Выкладывай все, что знаешь!

– Половец проболтался. К разговору пришлось, выпивали на днюхе у его заместителя. Ну, удалось его разговорить чуток. Он, когда выпьет, любит похвалиться. Это месяца два с небольшим назад было. Они у Половца в кабинете выпивали. Семанов был и приятель Половца, начальник Прибрежного отделения. У Половца вроде были какие-то отношения до этого с Моревой, хотя он может и врать. Он про баб заливает часто, Казановой себя пытается выставить. Бабы у него – больная тема. Он позвонил и попросил Мореву прийти к нему. Она пришла, а они ее напоили или подсыпали чего-то, я не понял с его слов. Короче, она почти отрубилась, они ее втроем и насиловали всю ночь.

– С-скоты, – процедил Гуров сквозь зубы. – Дальше рассказывай! Все, что знаешь.

– Больше ничего не знаю. Хотя теперь догадываюсь. Она, наверное, пыталась заявить на них. Я видел в то время у нее на руке синяк и ссадину на скуле, она ее волосами прикрывала. Наверное, они ее ударили, когда насиловали, а она сопротивлялась. Думаю, они угрожали ей, что, если вынесет все это из управления, плохо ей будет. И слухи стали распускать, что Морева чуть ли не потаскуха, в управлении трахают ее все. Травить начали капитально. Она и уволилась. Или уволили за аморалку, я точно не знаю.

– Слушай, Юрасов, – угрюмо произнес Лев. – А ты сам-то как считаешь? Ты мне чисто по человечески скажи, правда все это было про изнасилование и про то, что про нее твои начальники стали говорить? Или она не такая?

– Знаете, в моем положении как-то много говорить опасно, – усмехнулся оперативник. – Я у вас на крепком «кукане». Мне вас злить нельзя, мне вам угождать надо. Скажу, а вам не понравится.

– Вот и не зли! – рыкнул на него Лев. – Я вранья не люблю и сам не вру. И людей за честные слова еще никогда не преследовал и на слова не обижался, не красна девица. Давай, все как сам думаешь, по совести!

– По совести. Я Светланку год знаю, как сюда пришел работать. Веселая была всегда, уверенная. Профессионал она сильный, как мне говорили, да и сам знаю, она допросы классно проводит. Я к чему это говорю, есть у нас бабы-пустышки. Никто не знает, за что их держат в управлении. Может, безотказные для начальства, может, родственники за них просят. Только морока с ними работать. И по кабинетам Морева не шастала. Знаете, как это бывает, то в одном кабинете хихикает, то из другого выходит. Когда работают, ума не приложу, все с чашками, с цветочками, с улыбочками. А Морева работала, это точно. И обнимочек я за ней ни с кем не видел.

– Каких «обнимочек»?

– Фривольных. Мужики любят поиграть, то приобнимут в коридоре или еще где, шуточки сальные отпускают, анекдотики пошлые рассказывают. Я ни разу не видел, чтобы Морева позволила к себе так относиться. Думаю, что врут. Отношения с Половцем могли быть. Думаю, что ее в постель хотел затащить, а она была против, он же женатый. Может, и решил наказать, своего добиться. А может, думал, что после этого шантажировать сможет, ославит на все управление. А может, вообще ничего и не планировал, а просто спьяну и сдуру это с ней сделали.

Выключив кондиционер, Гуров вышел на балкон и долго стоял, глядя на ночной город. Свет в окнах квартир, рекламные огни, машины, машины. Все едут по делам. Хотя в это время многие спешат домой. В тепло и уют семьи, к близким людям. И только Светлана Морева, которую подонки лишили отца, которую другие подонки изнасиловали, оболгали, лишили любимой работы, лишили смысла жизни, потому что Светлана захотела быть похожей на отца, была одна. А она действительно на отца похожа: умная, сильная, толковый работник. Сильная… Только на любую силу найдется иная сила. И не всегда можно сказать, кто победит в этой схватке. Светлана вот проиграла и не смогла жить. Не готова оказалась или оказалась слишком чистой. А может, потому, что осталась совсем одна. Это ведь так страшно представить, когда человек остается на всем белом свете совсем один.

Могли у нее начаться какие-то отношения с Половцем, могли! Потянулась светлая одинокая душа к красивому, сильному, уверенному мужику. Наверняка обещал развестись с женой, к ней уйти. А может, и не было ничего, не поверила обещаниям и сказала, простите, товарищ майор, хороший вы и красивый мужик, но не может у нас с вами ничего быть. А он решил по-своему все сделать и доказать, что может. И надругались над девушкой. Нет, не над телом, тело бы смирилось, стерпело. А вот душа не смогла вынести грязи, которой ее облили.

– Лев Иванович! – Гуров вдруг очнулся и увидел, что держит в руке телефон, а оттуда монотонно зовет его голос майора Синицына: – Разбудил вас, прошу прощения, я просто решил, что информация срочная.

– Нет, не разбудили, – стряхнул с себя оцепенение Лев. – Я слушаю.

– Нам удалось негласно получить образцы потожировых следов и отпечатки пальцев всех троих фигурантов, включая и начальника Прибрежного отделения полиции майора Парамонова. На пистолете, из которого стрелялась Светлана Морева, есть потожировые следы Половца и самой Моревой. Хорошо, что участковый не протирал и не чистил оружие.

Гуров вернулся в номер и закрыл балконную дверь.

– Значит, Половец мог девушке передать пистолет сам? Зачем? Чтобы она застрелилась? Или это была очередная попытка подставить ее, угрожать привлечением к уголовной ответственности за хранение огнестрельного оружия? Ладно, не будем гадать, вариантов ситуации, в результате которой к Моревой могло попасть оружие, все равно больше, чем мы можем себе нафантазировать. Что еще есть по пистолету?

– Мы провели баллистическую экспертизу, исследовали стреляный патрон и выпущенную из него пулю. Характерные индивидуальные следы, оставленные в результате выстрела, позволили идентифицировать оружие. Ствол всплывал в криминальном мире трижды в нашем районе в течение последних шестнадцати лет. Это позволяет сделать вывод, что он попал к нам откуда-то или был украден здесь именно в эти сроки. Спилен номер, а оружие хранилось у кого-то из местных.

– Вы подняли дела, в которых это оружие фигурировало?

– Да, конечно. Но пока негласно, через картотеку. Первый раз из него стреляли в две тысячи втором году во время разборки между двумя криминальными группировками, которые делили район. С одной стороны выступала группировка Слона. Это Савичев Михаил Петрович, шестьдесят седьмого года рождения. Две судимости, убит неизвестными три года назад. Тело обнаружили в лесополосе за городом с тремя ножевыми ранениями и следами удушения. С другой стороны выступала группировка Мирона. Это – Миронов Сергей Сергеевич, пятьдесят шестого года рождения. Вор в законе, три судимости. На сегодняшний день, насколько я мог понять, от криминальных дел отошел, живет уединенно.

– Кто стрелял в две тысячи втором году из этого пистолета?

– Установить не удалось, но из него был убит один из бойцов Мирона. Кстати, тогда группировка Слона распалась, Мирон победил, но и за него уголовный розыск взялся крепко. Посадить не удалось, но крылья ему обрезали крепко. Сам пистолет тогда в руки милиции не попал, только гильза и пуля, извлеченная из тела убитого.

– Хорошо, когда и при каких обстоятельствах всплыл этот ствол второй раз?

– Через три года с ним было совершено разбойное нападение на ювелирный магазин. Тяжело ранен охранник. И снова в картотеку попали только гильзы и пуля. Но самое интересное произошло восемь лет назад, когда погиб сотрудник уголовного розыска майор милиции Морев.

– Но Морев погиб от ножевого ранения, – напряженным голосом возразил Гуров. – По крайней мере, мне так сообщили. Или это неправда?

– Правда, Лев Иванович. Морев ввязался в уличную драку, заступился за девушку. Один из хулиганов ударил его ножом, и ранение оказалось смертельным. Я поднял это дело. Хулиганы задержаны, вину признали, все получили сроки, связанные с лишением свободы. Картина преступления была ясной, и никаких противоречий ни следствие, ни суд не нашли. Одно маленькое «но». На месте происшествия была найдена стреляная гильза от пистолета Макарова. Пулю не нашли, никто с огнестрельным ранением в медицинские учреждения в тот и последующие дни не обращался, «Скорая помощь» никого с огнестрельными ранениями не доставляла. Гильзу к делу не приложили, на экспертизу не отправляли. Не знаю, каким чудом ее не убрали из вещественных доказательств. Там она и хранилась до сих пор. Я нашел ее и отправил на экспертизу.

– И? – коротко спросил Лев, хотя он все и так уже понял.

– Гильза была в магазине и патроннике того же пистолета. Заключение о характерных индивидуальных следах есть.

– Кто вел это дело?

– Следователь Рудина Марина Владимировна. Она же и выезжала на место происшествия в составе оперативно-следственной группы. Но не это важно. Знаете, кто был оперативником, который помогал ей и обеспечивал все следственные мероприятия? Ни за что не угадаете. Старший лейтенант Половец Аркадий Андреевич.

– Он был в составе группы, выезжавшей на место убийства Морева?

– Нет, его подключили позже, когда возбудили уголовное дело. Гильзу с места преступления изымала Рудина. Могу вам подсказать, где она работает в настоящий момент.

– Сейчас это не особенно важно, допросим ее потом. Сейчас важно установить, кто делал вскрытие тела Морева. Найдите мне, пожалуйста, этого патологоанатома. Думаю, на теле было огнестрельное ранение.

Дубов прилетел к зданию больницы на такси. Едва расплатившись с водителем, он тут же подбежал к Гурову, стоявшему у входа на больничный двор. Курсант был взволнован, сыщику показалось даже, что Петя только-только перестал жевать, что он выдернул его прямо из-за стола. На ночной улице почти не было машин, фонари освещали только часть территории больницы и главную аллею, ведущую к входу в приемное отделение.

– Что случилось, Лев Иванович? – запыхавшись, спросил Петя.

– Случилось, – ответил Лев, не узнавая собственного голоса. – Я расскажу, только сначала пойдем Светлану навестим.

– Она вышла из комы? – обрадовался Дубов, порываясь уже бежать к больничному корпусу.

– Увы, – вздохнул Гуров и грустно посмотрел на ночное небо. – Хотелось бы, дорого бы я дал, чтобы было так, но, увы. Пойдем, только без эмоций давай. Весь персонал перебаламутишь в больнице, и нас больше туда не пустят.

Они молча прошли через приемное отделение. Охранник, знавший Гурова в лицо и предупрежденный лично директором ЧОПа, только кивнул им. Длинный коридор казался сегодня намного длиннее, а тяжелая герметичная дверь в отделение реанимации показалась тяжелее обычного. Голова Светланы лежала на подушках в обрамлении расчесанных волос. Казалось, что она просто спит, и даже бледность ее была не так заметна. Наверное, причиной тому был притушенный свет в палате. Но кислородные трубки и зажим в носу, датчики на руках и теле, помаргивающие глазками приборы на соседнем столике наводили в душе тоску.

– Никаких сдвигов? – шепотом спросил Дубов.

– Пока никаких. Плохо, что нет сдвигов в хорошую сторону, но и в плохую, к счастью, нет. Будем надеяться на лучшее, она ведь девочка крепкая, спортивная.

– Вы что-то хотели рассказать, Лев Иванович? – напомнил Петя.

– Я получил информацию о том, что происходило со Светланой, и теперь знаю, что ее толкнуло на самоубийство. Признаюсь, что еще не все ясно до конца, но тут вскрываются довольно серьезные вещи.

– Говорите! – как-то очень жестко потребовал Дубов.

– Беда с ней случилась, Петя! Ее изнасиловали.

– Кто? – хриплым от напряжения голосом спросил курсант. – Их задержали? Нашли?

Глядя на лицо девушки и думая о том, что ей сейчас спокойнее, чем все эти последние месяцы, Гуров начал рассказывать тихим голосом. О фактах, о своих подозрениях и умозаключениях. Включая и историю пистолета, из которого, возможно, сначала убили отца Светланы, а теперь… Дубов покусывал губы и молчал, насупив брови. Смотрел он не на Светлану, а куда-то в стену палаты. А может, и в окно, которое сейчас скрывали жалюзи.

– Свои? – спросил он наконец после долгого молчания. – Это что же получается, к своим нельзя спиной поворачиваться? А кому верить тогда?

– Ну, верить нужно всегда, Петя. Если не верить, то как жить?

– Как жить? – потухшим голосом отозвался Дубов. – А я не знаю, как дальше жить. Ведь если даже здесь, в полиции, возможно такое, то что говорить… Ведь они отвечают, они возглавляют работу по борьбе с преступностью, а сами. Это же дикость какая-то! Знаете что, Лев Иванович, я завтра пойду в академию и напишу рапорт.

– Какой рапорт? – непонимающе уставился Лев на курсанта.

– На отчисление, – тихо отозвался Дубов и пошел к двери. – И на увольнение из органов внутренних дел. Я не хочу работать среди таких… Чтобы и меня таким считали. Смотреть на каждого и думать… Помнить всегда о том, что творят старшие офицеры, об этом беспределе, из-за которого стреляются женщины…

– Ты что? – схватил его за рукав Лев.

– А что? – Дубов вырвал руку. – Работать с негодяями, работать в организации, где все прогнило?! Вы мне глаза открыли. Спасибо вам…

Петя еще раз с болью взглянул на Светлану, лежавшую за стеклом в палате, и побрел к выходу в общий коридор. Гуров никак не мог прийти в себя от такого поворота. На такую реакцию парня он совсем не рассчитывал. Он полагал, что Дубов силен характером, что любовь к девушке сможет подтолкнуть его к борьбе, отомстить за нее, вскрыть этот гнойник в Усть-Владимировском управлении. А он? Неужели он в нем так ошибся, разозлился прежде всего на себя самого Лев.

Он догнал курсанта уже возле ординаторской, втолкнул Дубова внутрь и плотно закрыл за собой дверь. Петя обернулся на настырного полковника и замер на месте. Лицо Гурова изменилось. Таким он за эти дни доброго и умного полковника еще не видел. Сейчас перед ним стоял матерый сыщик, к тому же злой до крайности. Дубову даже показалось, что Гуров его ударит. Или вообще отметелит до потери памяти, а потом плюнет на окровавленное тело и уйдет.

Но Лев бить не стал. Да и не собирался этого делать.

– А вы, молодые, легко жить хотите! – не очень громко, но яростно заявил он. – Иждивенцы, приспособленцы! Да ты знаешь, кто ты такой? Столкнулся с трудностями и в кусты? Значит, пусть кто-то расчищает, кто-то ловит за руку негодяев, да? А ты подождешь? Запачкаться боишься или трусишь просто? Нет, ты в глаза мне гляди и говори, я знать хочу, кто ты на самом деле! Кто за вас, молодых, страну спасать будет от мерзости, грязи и подлости? Чьими руками вы хотите грязь убирать, за чьими спинами весело идти в будущее хотите? Я буду всем этим заниматься? Да я не один десяток лет по локоть в грязи и крови! Ты повернешься и уйдешь, другой за тобой следом. А кто будет этих Половцев и Симановых на чистую воду выводить? Кто за смерть майора Морева ответит? А за Светлану? Ты говорил, что любишь ее? Ты врал!

– Я… Лев Иванович, да я не то имел в виду…

– Что ты имел в виду? – резко бросил Гуров. – Ты не мне говори, ты вон ей иди скажи, Светлане! Которая не смогла жить, которую никто не смог защитить, никто не подал руки. А ее отец в могиле. И ты отвернулся и ушел? Да ты…

– Простите меня, Лев Иванович, – опустил голову Петя.

Он сел на стул и закрыл лицо руками. Гуров стоял напротив, широко расставив ноги, и ждал. Терпеливо ждал, что сейчас всколыхнется в этом парне, что в нем проснется и возьмет верх. Дубов поднялся на ноги и зачем-то одернул рубашку за полы. Это у него получилось так, будто он одергивал гимнастерку.

– Простите меня за эту временную слабость, товарищ полковник, – твердо проговорил курсант. – Я просто… просто все произошедшее со Светланой… это так перевернуло сознание, я как в болото провалился. Больше не повторится. Прошу рассчитывать на меня в полной мере. Я буду бороться с ним, до конца моих дней буду бороться. Я вам клянусь!

– А Светлане?

– И ей. Ей я поклянусь, когда она из комы выйдет, когда поднимется, выздоровеет. Я ее не оставлю никогда!

– Ну, ладно, – вздохнул Лев и сел на стул, почувствовав, что от этого всплеска эмоций у него самого сил не осталось. Или это просто вторая бессонная ночь?