Тут Питер встал и хлопнул в ладоши – и дикая беготня и валянье мальчишек в центре прекратились.

– Пора начать Битву. Бойцы, принесите сюда свое оружие для осмотра.

Щипок остался на тропе позади Питера, в том месте, где луг откосом шел к арене. Мне показалось, что он передумал биться: он то и дело оглядывался назад, словно прикидывал, как быстро сможет убежать.

Когда Питер нас позвал, он двинулся – как мне показалось, с неохотой – к арене, чтобы ко мне присоединиться. Остальные пятеро устроились между Питером и Сэлом с Чарли. Чарли возбужденно болтал ногами. Сэл сжимал ножны и не мог скрыть тревоги.

Я вынул из мешка рогатку и камни и положил их на скамью, чтобы Питер их осмотрел. Он внимательно проверил каждый предмет, словно искал спрятанное внутри сокровище, а потом взял мой мешок и вывернул наизнанку, убеждаясь в том, что я ничего не припрятал.

– Кинжал оставь здесь, – потребовал Питер.

Я снял его с пояса и положил на сиденье, а потом снова уложил в мешок камни и рогатку.

– Эй, а почему он оставляет кинжал? – спросил Щипок.

– Потому что мы не используем в Битве режущее оружие, – ответил Питер.

– Никто мне не сказал! – заорал Щипок. – Я взял только проклятущее режущее оружие!

Он вывернул свой мешок – и оттуда со стуком посыпались ножи и топоры.

– И ты говоришь, что я не могу использовать все это против него? Кажется, была объявлена Битва до смерти!

– Так и есть, но у нас есть правила насчет того, как вам разрешается убивать друг друга, – сказал Питер и хитро покосился на Щипка. – У тебя было тридцать ночевок, чтобы спросить любого из нас про правила. Почему не спросил?

Лицо Щипка пошло красными пятнами, как будто он вот-вот взорвется.

Я всмотрелся в груду металла, которую вывалил Щипок.

– Где ты это взял?

Некоторые предметы были новенькие и блестящие, но большая часть казалась ржавой. Топорище, похоже, готово было осыпаться трухой. В этом топоре было что-то такое… что-то знакомое… Он был похож на тот топор, который носил паренек по имени Дэйви – когда был жив.

– Нашел! – вызывающе бросил Щипок. – Там есть такое поле с острыми палками, и я увидел в земле один нож и взял. А потом я подумал, что там могли зарыть клад пираты, и еще покопал – и нашел все остальное. И еще много костей нашел.

– Потому что там я хоронил мальчишек! – сказал я. В груди у меня разгорался гнев, становясь красным туманом перед глазами. Он обокрал мальчишек, моих мальчишек, мальчишек, которых я приносил разрубленными и засыпал землей! – Ты забрал все это у мертвых мальчишек, разграбил могилы, чтоб ты провалился!

– Ты украл это из могил? – спросил Питер с подобающе возмущенным видом.

Я знал, что Питеру было совершенно все равно, где именно Щипок взял оружие. Ему просто хотелось разозлить Щипка еще сильнее.

Щипок разрывался между яростью и стыдом – особенно когда разговор подхватили Кивок, Туман и Грач.

– Так нехорошо, Щипок.

– Ага, мертвых надо уважать.

– Уважение к мертвым – так всегда говорит Джейми.

– А значит, с мертвых тел ничего не берут.

– Это против правил.

– Клал я на вас и ваши чертовы правила! – завопил Щипок. Он ткнул пальцем в Питера. – Я и пошел сюда потому, что он обещал, что никаких правил не будет! А он только врет и делает из меня дурака!

– Питер из тебя дурака не делал, Щипок, – сказал я. – Это ты сам постарался.

– Я сейчас покажу тебе, кто тут дурак! – сказал он, хватаясь за топор.

Я был к такому не готов, хотя и следовало бы. Почему-то я решил, что он выместит свою ярость на Питере, которого винил во всех своих неприятностях. Я не знал, что меня он ненавидит не меньше – а может, и больше.

Он замахнулся на меня топором, и я еле успел отскочить, хотя из-за этого оказался в центре арены, далеко от моего кинжала: он ждал на скамье, потому что я был готов следовать правилам Питера.

Будь у меня кинжал, все закончилось бы моментально: я наверняка смог бы его одолеть, хоть он и размахивал топором в дикой ярости. Но кинжала у меня не было – и не было времени зарядить рогатку: я уворачивался от топора.

Но у меня были крупные камни: те, которые умещались в кулаке. Я полез в мешок, нащупывая острые шипы – и мои пальцы сомкнулись на одном из таких камней. Щипок снова бросился на меня, высоко подняв топор, словно собираясь всадить его мне в голову.

Я смутно слышал, как кричат остальные мальчишки, как Питер снова и снова повторяет:

– Так нечестно! Так нечестно!

Щипку плевать было на честность. Он хотел меня прикончить.

Когда Щипок налетел на меня, я увернулся от свистящего топора и ударил кулаком с камнем ему в живот. Он задохнулся и выронил топор – и я моментально на него набросился. Я слышал, как мальчишки улюлюкают и выкрикивают мое имя, хлопают и восторженно вопят при каждом моем ударе.

Я быстро бил его обоими кулаками. Тот, что с камнем, наносил больше урона, но и второй не подкачал. В считаные секунды Щипок уже лежал навзничь на арене, а лицо его превратилось в неузнаваемую кашу. Коленями я придавил ему плечи – и занес кулак для последнего удара.

Все мальчишки скандировали:

– Прикончи его, прикончи его!

Подлые глазенки Щипка скользнули с камня на мое лицо – и он засмеялся. Это был хриплый кровавый смех – но я насторожился.

– Что тут смешного? – спросил я.

– Не важно, – сказал он, и на эти слова у него ушло много времени, – …что со мной будет. Потому что они идут.

– Кто идет? – спросил я, но Щипок закрыл глаза. Я отвесил ему оплеуху, и он снова их открыл. – Кто идет?

– Пираты, – ответил он.

Я моментально вспомнил долгую отлучку Щипка накануне и то, как он оглядывался, когда стоял в конце тропы.

Как будто ждал кого-то.

Щипок рассказал пиратам, где мы будем. А на арене мы оказались в ловушке. Отсюда был только один путь обратно на луг.

Я опустил камень ему на голову с такой силой, что размозжил переднюю часть черепа.

Мальчишки одобрительно закричали – все, кроме Чарли, который выглядел довольным, но испуганным, и Сэла, который отвернулся: его вырвало.

– Нам надо уходить сейчас же! – крикнул я, но они меня не услышали.

Слова Щипка они тоже не расслышали: были слишком заняты своими одобрительными криками. Они не знали, что пираты идут.

Надо их уводить.

Я побежал к Питеру, который вскочил на сиденье и дирижировал криками «гип-гип-ура!». Кивок, Туман, Грач, Кит и Эд толпились рядом с ним спиной ко мне.

Раздался выстрел – и он показался ненастоящим, так странно отразившись от скальных стен. Мы не пользовались пистолетами: у нас их не было, как не было и пороха, чтобы их зарядить, так какой был в них смысл? И до этого дня пираты тоже не обращали их против нас.

Все поменялось после того, как Питер сжег их лагерь. Теперь мы не нужны были им ради наших секретов. Им нужна была только месть.

Выстрел прозвучал. А потом спина Тумана расцвела кровью – распускающийся цветок с дырой, которая прошла сквозь его тело.

«Только не Туман!» – подумал я.

Кивок с Туманом прожили на острове почти столько же, сколько я. Разве возможен остров без них обоих вместе – всегда вместе? Невозможен.

Туман завалился на спину, а пираты ворвались на арену.

Их было всего шестеро, иначе все было бы еще хуже. Да и при том, они, по-моему, устали от подъема: Щипок не мог как следует описать им путь, ведь он и сам раньше тут не бывал.

Они устали – и рассчитывали на неожиданность. И они все еще считали нас детьми.

А мы были необычными детьми.

Кивок увидел, что его брат упал, и издал крик, который ни одному человеку не следует слышать: горестный вой, который вырвался у него из сердца, а не из горла.

Я швырнул мой камень, все еще покрытый кровью Щипка, в первого пирата на тропе. Это он держал пистолет, из дула которого поднимался дымок. Камень попал ему прямо в нос, и он шатнулся в сторону, пытаясь вытереть хлынувшую кровь. Я схватил свой кинжал и, перескочив через край арены, приземлился на пирата. Он изогнулся и упал на землю лицом вниз. Я воткнул кинжал в основание его шеи – и он затих.

Я вскочил на ноги, высматривая Чарли и Сэла. Сэл стоял над мертвым пиратом, из груди которого торчала сабля Дела. Чарли прятался у Сэла за спиной и, похоже, был совершенно цел.

Остальные мальчишки пронеслись мимо меня, пока я убивал первого пирата – и они вытеснили остальных на луг. Я слышал звон оружия, крики мальчишек и ругань пиратов.

На арене остались только Сэл, Чарли и я – и четыре трупа.

Сэл стоял бледный и потный и прижимал руки к животу, словно его снова должно было вырвать.

И тут я увидел, что сквозь его пальцы сочится красное.

– Сэл! – вскрикнул я и бросился к нему, пока он падал.

Я взялся за пуговицу его жилета – его странная причуда вместе с шерстяными штанами и кепкой. Он попытался оттолкнуть мои руки.

– Оставь, – хрипло попросил он.

– Не дури. Надо посмотреть, насколько все плохо, – сказал я.

Сэл был слишком слаб, чтобы мне помешать. Я рванул пуговицы на жилете, а потом – и на белой рубашке. Обе вещи уже стали липкими от крови.

И замер.

Рана оказалась в верхней левой части живота, прямо под ребрами. Она была неглубокая, хоть и кровоточила обильно. Похоже было, что пират задел Сэла только кончиком сабли.

Но замер я не поэтому.

Вокруг ребер у Сэла были туго намотаны куски ткани – вокруг всей груди. Этого было достаточно, чтобы скрыть правду, когда рубашка и жилет были застегнуты, но теперь ничего скрыть было нельзя.

Сэл был вовсе не мальчишка. Она была девочка.

Теперь ее лицо стало одновременно перепуганным и дерзким, и она сказала – очень хладнокровно, хоть голос у нее и был слабым:

– Очень плохо?

Кажется, я влюбился в нее именно тогда – когда она сделала вид, будто ничего не изменилось.

– Это что такое? – спросил Чарли, указывая на грудь Сэл.

Сэл засмеялась, но тут же закашлялась.

– Сабельная рана – это больно. Почему ты мне не сказал?

– А по-твоему, это должно быть просто приключение? – отозвался я с напускным легкомыслием.

– Так вы с Питером всегда это изображали, – сказала она и снова закашлялась.

Мне этот кашель не понравился. Я испугался, что рана глубже, чем кажется. Я трясущимися руками зашарил по карманам куртки, где всегда хранил что-то подходящее – и вытащил пиратскую косынку, которую стащил уже довольно давно. Она была пыльная, но ничего лучше у меня не нашлось.

Я сложил ткань и прижал к ране, надеясь остановить кровь. Сэл вскрикнула, когда я надавил на рану.

– Так тоже больно! – крикнула она, ударив меня по руке.

– Хочешь умереть от потери крови? – проворчал я.

– Не надо умирать от потери крови, Сэл! – попросил Чарли.

– Это и правда твое имя? – спросил я.

Она отвела свои яркие синие глаза.

– Сэлли.

Чарли перевел взгляд с Сэлли на меня, а потом – снова на тканевую повязку у нее на груди. Он только теперь догадался.

– Ты девочка!

– Кто тут девочка? – голос Питера прозвучал у меня из-за спины.

Я развернулся. Кивок, Грач и Питер вернулись на арену. Все трое были забрызганы кровью. Лицо Питера лучилось довольством. Кивок уставился на погибшего брата.

– Сэл девочка! – объявил Чарли, вставая и указывая на нее.

– Ты не могла бы долго это скрывать, – сказал я. – Не на острове среди мальчишек.

– Я скрывала это три года среди мальчишек на улицах – с десяти лет, – ответила она, сверкнув глазами. – Я не дура, Джейми.

– Тогда не надо было получать рану, – сказал я.

– Я пыталась уберечь Чарли от раны, – пробормотала она.

Питер и Грач подошли ближе. Грачу было просто немного любопытно, а вот лицо Питера было гневным.

– Ты – девочка!

Он произнес это так, словно Сэлли была какой-то мокрицей, обнаружившейся под камнем.

– Мы уже это поняли, – сказал я раздраженно. Ну и что с того, что она девочка? Она тут уже месяц и прекрасно держалась.

– На моем острове нет девчонок! – заорал Питер. Лицо у него покраснело. По-моему, я никогда еще не видел его в такой ярости. Губы его гневно кривились. – Никаких девчонок! Никогда! Никаких! От девчонок одни неприятности и их сюда не пускают. Ты меня обманула!

– Я о себе заботилась, – ответила Сэлли. – Девчонки в большей опасности, чем мальчишки, когда ночуют на улице. Я обрезала волосы, когда сбежала из дома, и жила, как мальчишка. Я вам всем нравилась, пока вы считали меня мальчишкой.

– Нет-нет-нет-нет! Тебе нельзя тут оставаться. Девчонок сюда не допускают, так что ты должна уйти!

– И куда она уйдет? – спросил я.

Я был удивлен его поведением. Он был словно малыш, закатывающий скандал. Я никогда его таким не видел. Никогда.

– Обратно в Другое Место! – крикнул Питер.

– Но, Питер, – сказал Грач, – никому не разрешается возвращаться в Другое Место. Ты сам так сказал. Это одно из твоих правил.

– Девчонок на этот остров не пускают! – завопил Питер. – И это тоже правило!

Меня будущий дом Сэлли не особо волновал: больше меня волновало то, будет ли у нее вообще будущее. Кровь из раны просочилась сквозь ткань, и я не мог понять, почему. Укол был совсем маленький, а мне не удавалось остановить кровь.

– Чарли, дай свою рубашку! – велел я.

Малыш снял рубашку, которую носил с того дня, как попал на остров. Я заставлял мальчишек хоть как-то простирывать одежду и мыться каждые несколько дней, иначе в дереве начинало невыносимо вонять. К счастью, день помывки был недавно, так что рубашку Чарли не успел сильно замызгать.

– Я сошью тебе новую, – пообещал я, разрывая рубашку на полосы.

– Из оленьей шкуры? – спросил Чарли. Тело у него было худенькое и бледное, хотя руки, шея и лицо сильно загорели на солнце. – Как твои штаны?

– Конечно, – подтвердил я, связывая полосы в длинную веревку.

– Кому, к черту, интересна твоя идиотская рубашка! – заорал Питер. – Она – девчонка, и я хочу, чтобы она убиралась вон. Вон, вон!

Нет ничего хуже криков, когда никто на тебя толком внимания не обращает. Грач, кажется, счел поведение Питера некрасивым: он попятился от него и встал на колени рядом с Чарли и со мной. Питер забегал по арене, несколько раз пнув труп Щипка и разбрасывая все, что попадалось.

Кивок сидел рядом с телом Тумана: держал брата за руку и плакал, не заботясь о том, что его видят.

В этот момент смерть Тумана стала для меня реальностью – такой, какой еще не была. Я никогда не видел Кивка плачущим. Мне хотелось позаботиться о нем – но сначала я должен был позаботиться о Сэл.

Я обмотал полосы ткани вокруг талии Сэлли, туго их стягивая, чтобы сдавить рану.

– Не могу дышать, когда ты так делаешь, – сказала Сэлли.

Лицо у нее стало смертельно бледным и покрылось потом.

– Прости, – ответил я. – Кажется, тебе придется выбирать между дыханием и смертью от потери крови.

– Ну ладно, если ты так ставишь вопрос, – сказала Сэлли.

Ее природная жизнерадостность давала о себе знать даже в такой ужасной ситуации. Я знавал немало мальчишек, которые вопили и рыдали, получая такие раны, как у Сэлли, а она держалась.

Я снова застегнул на ней рубашку и жилет – и почувствовал, что у меня горят кончики ушей. Не знаю, почему оказалось более стыдно одевать ее, когда мы только что несколько минут смотрели на ее голое тело, но почему-то это было именно так.

– Грач, помоги мне ее поднять, – сказал я.

Мы вдвоем подхватили Сэлли под мышки, так что она встала между нами, тяжело дыша.

– Как ты, идти сможешь? – спросил я.

– Придется: не ночевать же одной на этой горе, – ответила Сэлли.

Волосы у нее были мокрыми от пота, кепка свалилась.

Чарли поднял кепку и подал ей. Она покачала головой.

– Поносишь ее за меня, Чарли?

Мальчуган пришел в восторг и развернул кепку так, чтобы козырек был сзади, как ее надевала Сэл.

– А где остальные? – спросил я у Грача.

Мы все делали вид, будто Питер не вопит и не расшвыривает все, что попадется под руку. Это казалось наилучшим вариантом. Вот только Чарли не мог удержаться, чтобы не смотреть, но поспешно отводил взгляд, когда Питер его на этом ловил.

– Других нет, – ответил Грач. – Уцелели только Кивок, Питер и я.

– Значит, мы все здесь, – сказал я.

Мне тоже захотелось бегать кругами и швыряться, чем попало. Мы поднялись на гору вдесятером, и теперь не стало еще четверых: Кита, Эда, Тумана и Щипка. Меньше чем за месяц наш отряд сократился с шестнадцати до шести.

Щипка жалеть было нечего: и он все равно не вернулся бы к дереву, а вот потерять Тумана было больно. Да и остальные двое прожили на острове достаточно долго, чтобы мне было больно из-за них самих, а не просто из-за глупой смерти.

– Чего я не понимаю – это как пираты вообще догадались сюда подняться, – проговорил Грач, пока мы медленно шли к тропе.

– Щипок им сказал, где мы будем, – ответил я. – Он постоянно надолго уходил куда-то один. Мне надо было догадаться, что он что-то задумал.

– Ты же не можешь всегда все знать, Джейми, – сказал Грач рассудительно.

Питер отволок труп того пирата, который ранил Сэл, к краю арены и скинул с обрыва, не переставая злобно орать. При этом сабля Дела так и осталась торчать у пирата из груди, и я подосадовал на то, что он выбросил хорошее оружие.

Мы остановились рядом с Кивком, который после возвращения на арену не замечал ничего, кроме тела Тумана.

– Кивок, – сказал я, – нам надо идти.

Он посмотрел на меня – медленно, очень медленно, словно не понимая, о чем я говорю.

– Мы возвращаемся к дереву, – сказал я.

– А как же Туман? – спросил он тихим, ломким голосом.

– Я не могу остаться, чтобы его похоронить, – ответил я. – Сэл ранена, ей надо возвращаться к дереву.

– Ей? – переспросил Кивок, но это было всего лишь слабым любопытством из-за чего-то необычного.

– Ей, – подтвердил я. – Сэл девочка.

– О! – отозвался Кивок.

Похоже, его это не особо взволновало.

– Если хочешь похоронить Тумана, то можешь сделать это на лугу, а потом нас догнать, – предложил я. – Ему бы это понравилось. Он будет рядом с местом Битвы.

– Он больше всего любил Битвы, – сказал Кивок, вытирая мокрый нос и глаза запястьем.

Он встал и перекинул брата через плечо. Мы пропустили их перед собой на тропе. Чарли пошел за Кивком, хоть я и не понял, зачем: то ли помочь, то ли просто смотреть. Может, он решил, что Кивку лучше не быть одному.

Проходя мимо груды оружия, которое Щипок принес на Битву, я помедлил, и Сэл, почувствовав мои колебания, остановилась. Грач с любопытством посмотрел на нас обоих.

– Он забрал их из могил мальчишек, – сказал я.

– Но ты не хочешь, чтобы они пропадали зря, – отозвалась Сэл, кивая.

– Пираты не успокоятся, – сказал я. – Мы опять поубивали многих.

Грач медленно отпустил Сэл, и она навалилась на меня всем своим весом. В ней его на самом деле было немного: все мальчишки были худыми и жилистыми из-за всех своих приключений – но почему-то я чувствовал себя по-другому, когда ко мне прижималась она. Потому что я знал, что она девочка – или потому что чувствовал крошечные выпуклости на ее груди, которых раньше не замечал?

Что до Сэл, то, по-моему, ей просто хотелось передохнуть. Короткий переход через арену ее вымотал.

Грач собрал оружие и положил их в тот мешок, который принес Щипок, а потом закинул его за плечо. Он занял место по другую сторону Сэл, и мы все так же медленно пошли дальше.

Позади нас Питер продолжал вопить.

Кивок выбрал на лугу место для Тумана. По-моему, Чарли хотелось с ним остаться, пробыть там до конца, но я велел ему идти с нами. Кивку надо было остаться наедине со своим двойняшкой – в последний раз.

До дерева мы добирались очень долго. Я брал Сэл на закорки там, где надо было карабкаться, а Грач брал Чарли. Кивок догнал нас довольно быстро (у него на поясе висел нож Тумана, тот, из-за которого они дрались), и стал нести Чарли попеременно с Грачом.

Питер с нами не вернулся.

На поляну мы вывалились уже ночью – отупевшие и выжатые. Кивок, Грач и Чарли рухнули одной кучей прямо за входом в дерево, вцепившись друг в друга. Сэл невнятно бормотала, и я испугался, что у нее начинается жар.

Я устроил ее на груде шкур, а потом задрал рубашку, чтобы проверить рану. Повязка пропиталась кровью – и она по-прежнему была свежей и красной.

Это могло объясниться и тем, что рана была гораздо серьезнее, чем казалось – или тем, что Сэлли не могла спокойно лежать после ранения. Я полностью снял с нее рубашку и жилет, стараясь не обращать внимания на повязку на груди, и срезал полоски рубашки Чарли, которыми перевязал рану. Когда я поднял повязку, часть корки отвалилась, и Сэл вскрикнула.

– Прости, прости! – сказал я.

Я выскочил наружу, чтобы набрать воды из шкуры, в которой собиралась дождевая вода. Такие шкуры были развешаны по всему дереву. Вода были теплая, но придется обойтись такой.

Я влил немного воды Сэлли в рот, приподнимая ей голову, чтобы она не захлебнулась. Она все равно закашлялась и фыркнула, так что половина воды оказалась на моем лице. Я отпустил ее голову, и она закрыла глаза, уплывая в сон.

Мои глаза резало от недосыпа и тревоги, но я постарался как можно лучше промыть ей рану, а потом наложил на нее немного остро пахнущих листьев, которые, как я знал, должны были остановить кровотечение. Тот парнишка, Роб, научил меня этому, пока жил на острове.

Как давно это было? Пятнадцать сезонов назад? Больше? Не важно. Я снова перевязал рану, надеясь, что за ночь кровь остановится. Одно дело было учиться на себе зашивать рану. С Сэл я так не смогу.

Сэлли. Ее зовут Сэлли, а не Сэл.

Я укрыл ее лучшим мехом – мягкой шкуркой лисы. А потом я лежал рядом с ней на боку и смотрел, как она дышит, пока не погрузился в глубокий сон без сновидений – впервые за свою жизнь на острове.