29
Четверг 29 октября, 16:12
В тот вечер ежи впали в спячку. Вся семья удалилась в дальний угол лодочного домика, где мать семейства соорудила жилище на зиму. Ежиха обошла две печально застывшие у доски с бумажками фигуры, как будто говоря: «Спокойной ночи, мы удаляемся на зиму, в бесконечный мир снов, который намного лучше вашего».
Потом вернулась и устроилась поудобнее среди своих малышей.
Одна из грустных фигур у доски была обнажена до пояса. Другая щупала руку первой.
– Видны следы зубов, – сказала Молли Блум.
– Знаю, – ответил Бергер. – Не хотят исчезать.
Пока он натягивал джемпер, Блум прикрепила на доску фотографию. Рядом с изображением пятнадцатилетнего Вильяма Ларссона теперь висел сделанный на мобильный телефон снимок Антона Бергмарка. Деформации лица были поразительно похожи.
– Тонкая работа, – отметил Бергер.
Блум стояла рядом и смотрела на фото. Потом сказала:
– Если мы согласимся с тем, что покинуть Швецию Вильяму помог отец, светловолосый норвежский наемник, укоренившийся в арабском мире, то мы можем также предположить, что именно там ему сделали серьезную пластическую операцию, вероятно, даже не одну. Шел тысяча девятьсот девяносто третий год, гражданская война в Ливане закончилась за несколько лет до этого, война в Заливе тоже была позади. В эти немного более мирные годы Нильс Гундерсен, может быть, нашел время выяснить, что у него вообще-то есть сын, и узнать, как тот выглядит и что за жизнь ведет. Он услышал о травле, решил спасти сына и забрал его в свой мир, скрытый от глаз спецслужб. В другом измерении.
– Значит ли это, что в Швеции Гундерсену кто-то помог? Он все же числился в международном розыске за военные преступления. Кажется маловероятным, что он смог незаметно вывезти из страны травмированного шестнадцатилетнего мальчика с привлекающей внимание внешностью.
– Вероятно, у него были здесь знакомые со времени предыдущего визита в семьдесят шестом, когда он дал жизнь Вильяму.
Бергер пристально посмотрел на доску и сосредоточился на портрете молодого Вильяма Ларссона.
– Гундерсен был военным, – сказал он. – Не из тех, кто подставляет вторую щеку. Можно предположить, что и сыну он передал отнюдь не завет всепрощающей любви.
Блум кивнула.
– Человек, натасканный на то, чтобы пытать и совершать насилие, – продолжила она мысль Бергера. – И спустя двадцать лет прооперированный и получивший военную выучку сын возвращается и начинает отмщение. Сначала наносит удар по худшему своему мучителю, Антону Бергмарку. Вильям истязает его при помощи молотков двое безумных, кошмарных суток, превращает его в того, кого уже давно не существует, кто остался только в его собственной голове. И уже это преступление замаскировано, оно предстает как преступление совершенно иного рода. Но потом он прекращает охоту на действительно виновных и переключается на ни в чем не повинных девочек. Почему?
– Это не рационально, – предположил Бергер. – Ему неинтересно мстить взрослым женщинам. Как его унижали, видели пятнадцатилетние девочки. Именно они остались в памяти, что, возможно, привело к его полной неспособности общаться с женщинами. И именно их надо уничтожить. Я согласен с тобой насчет его сумасшествия. Может быть, у отца-убийцы он выучился рациональным, профессиональным навыкам, но его собственные мотивы по-настоящему безумны. Если ему на пути попадается мальчик, как Симон Лундберг в пещере, он его просто убирает с дороги. Его интересуют девочки.
– Семь слоев крови в Мерсте. Он пытал их всех. И после того, что случилось с Антоном, мы знаем, что у Вильяма есть и способность, и хладнокровие, чтобы осуществить это. Он провел с Антоном двое суток.
– Фу, черт, – сказал Бергер.
Они замолчали. Принялись изучать все более запутанную схему на доске. Думали. Наконец, Блум снова заговорила:
– Когда отец забирал шестнадцатилетнего сына, он должен был поставить в известность мать. Не взял же он его у нее просто так?
– Хорошо, у нас получается два разных портрета Нильса Гундерсена. Очевидный портрет – крутой парень. Дезертирует из Иностранного легиона, чтобы стать наемником. Воюет в Ливане, Афганистане, Ираке. Находится в розыске за военные и международные преступления. Менее очевидный портрет – отец, который узнает, что у него есть сын, что над сыном издеваются, что тот страдает, и он спасает сына. Какой из этих двух Гундерсенов известен маме Стине Ларссон? Очевидно, второй, правда? Отец, спасающий сына?
– Согласна. Они должны были поддерживать отношения. Стина наверняка одобрила побег.
– Что означает, что сестра Стины, Алисия Ангер, может что-то добавить к уже сказанному.
– Если удастся пробиться через языковые туманности.
– Стоит попытаться, – сказал Бергер и протянул руку. Ему пришлось довольно долго ждать, пока Блум положит в нее свой мобильный телефон.
– Вендельсёгорден, Мия Арвидссон, – ответил женский голос.
– Здравствуйте, Мия, – сказал Бергер. – Надеюсь, вы меня помните, мы разговаривали с вами на днях у двери палаты Алисии Ангер.
– Вполне возможно, – сухо ответила Мия Арвидссон. – С кем я разговариваю?
– Меня зовут… Чарльз Линдберг. Я тот полицейский, который недавно приезжал, чтобы поговорить с Алисией. Не знаю, помните ли вы. Можно ли поговорить с ней по телефону?
– Да. И нет.
– Вы не могли бы пояснить?
– Да, я вас помню. Нет, с ней нельзя поговорить.
– Я, конечно, понимаю, что общаться с ней сложно…
– Сложность, о которой я говорю, непреодолима. Алисия Ангер умерла.
Бергер умолк. Воцарилась тишина. Потом Арвидссон продолжила:
– Приезжала полиция. Они пришли к выводу, что смерть естественная, хотя и необычная. Если я правильно помню, они назвали это «ошибкой при принятии пищи».
– Ошибкой… при принятии пищи?
– Это сложно объяснить. Это надо видеть самому.
Бергер задумался. Потом наугад спросил:
– У вас случайно нет фотографии?
– Есть, – ответила Мия Арвидссон. – Но я не намерена ее распространять.
– Вы ничего не распространите, если передадите что-либо в полицию, я это вам гарантирую.
– У полиции она уже есть.
– Но не у меня. А мне она действительно нужна. Прямо сейчас.
Он услышал, как медсестра вздохнула. Потом сказала:
– У вас есть электронная почта?
Бергер бросил взгляд на Блум. Она уже вовсю стучала по клавишам ноутбука. Потом развернула экран в его сторону, и он прочитал адрес вслух в телефон.
Через три минуты на этот вновь созданный и не более чем временный адрес пришло письмо. Когда Бергер открыл фотографию, они увидели на ней Алисию Ангер в ее кресле-качалке в лечебнице. Если не считать одной детали, она выглядела спокойнее, чем при жизни.
Изо рта у нее свисал черный носок, выглядящий, как обугленный язык.
В письме также был текст, вероятно, добавленный медсестрой Мией Арвидссон. Он гласил: «Исходя из пищевых привычек госпожи Ангер и учитывая ежедневные проблемы при приеме пищи, велика вероятность, что она просто приняла носок за еду и задохнулась. Таким образом, речь идет о несчастном случае, и дело закрывается».
Видимо, это была цитата из полицейского расследования.
– В принципе это может быть правдой, – сказала Блум, глядя на странное фото. – Ее разум нельзя было назвать кристально-ясным.
– Инген руаидх. Теперь «рыжая дева» наполняет рог Одина медом. Но ее же точно убили.
– Кто? Вильям? – спросила Блум. – Зачем ему убивать собственную тетю, впавшую в старческий маразм?
– «Это, очевидно, случилось сегодня утром», – зачитал Бергер. – То есть через день после погони, которую устроили за нами Рой и Роджер. Мы должны счесть это случайностью?
– Его зовут Кент. И я долго работала с Кентом и Роем. Сомневаюсь, что это они ее убили.
– И все-таки вряд ли ее смерть не связана с нашей поездкой туда, – сказал Бергер.
Вдруг зазвонил защищенный телефон Блум. Он еще ни разу не звонил. Оба посмотрели на него с сомнением. Блум взяла его в руку и прочла: «Неизвестный номер». The story of her life.
Она ответила:
– Да?
Бергер наблюдал за ней. Не меняя выражения лица, она просто без слов протянула телефон ему. Он сказал:
– Да?
– Сэм, – ответил безошибочно узнаваемый голос Ди. – Нам нужно увидеться.
– Смски оказалось недостаточно?
– Слишком маленькие кнопки на старом мобильном. Через полчаса на Норр-Меларстранд, на той же скамейке. О’кей?
– О’кей. Прихвати с собой Силь.
– Силь? Зачем?
– Скажи ей, что она знает зачем. И скажи, что я пойму, если она откажется.
Разговор был закончен. Бергер посмотрел на часы. Начало пятого.
Молли Блум спросила:
– На той же скамейке?
* * *
Скамейка в парке рядом с маленьким пирсом в северной части набережной залива Риддарфьерден выглядела не так, как обычно, когда Бергер и Ди сиживали там с кофе и болтали, сбежав от порой невыносимой атмосферы Управления полиции.
Тогда здесь можно было выдохнуть. Теперь разве что вымокнуть.
Впрочем, Ди сидела под зонтиком. И не одна. Под другим зонтиком Бергер и Блум увидели другое лицо, с более крупными и резкими чертами.
Некоторое время они походили кругами поблизости, чтобы убедиться, что Ди не решила, что долг для нее превыше дружбы. Но признаков слежки не заметили. Тогда они уселись по обеим сторонам от Ди и Силь, оба без зонта.
По большому счету они были одни на освещенном редкими уличными фонарями Норр-Меларстранде.
– Вас объявили в розыск, – сообщила Ди. – В обед пришла ориентировка из СЭПО. Видимо, к этому моменту они приняли решение. А тебя, Натали Фреден, зовут не Эвой Линдквист, а Молли Блум, по-видимому. Со стороны СЭПО это серьезный шаг – раскрыть личность сотрудника из «внутренних ресурсов». Это говорит об обвинении в тяжком преступлении.
– Ладно, – сказал Бергер. – И теперь на вас записывающие устройства?
– Разумеется, – совершенно невозмутимо ответила Ди.
– А кроме этого ты для чего меня позвала? Что мы не могли обсудить по телефону?
Она протянула ему папку.
– Я подумала, ты захочешь получить копии документов.
Бергер спрятал папку под пиджак и улыбнулся.
– Я хорошо тебя натренировал, Ди, – сказал он.
– Как известно, ты ни капли меня не натренировал, Сэм, – ответила Ди и продолжила: – все ДНК совпали. Я насобирала волос в чертовой уйме мест, и все совпало. Семь девочек с теми именами и персональными идентификационными номерами, которые ты прислал в смске, сидели в адском подвале в Мерсте. Одна за другой.
Бергер кивнул и бросил взгляд на Блум. Она тоже кивнула.
– Это были не фантазии, – сказал Бергер после паузы.
– У меня еще пара новостей, – снова заговорила Ди. – Во-первых, ответ от Виры. Ты помнишь Виру?
– Ассистент судмедэксперта Хёга? Лет двадцати? Еще бы не помнить.
– Более детальное исследование показало, что разжижающий кровь препарат является вовсе не разжижающим кровь, а седативным, которого нет в Швеции.
– Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.
– Я постараюсь сформулировать как можно точнее. Разжижение крови является одним из побочных эффектов, из-за него этот препарат запрещен во всех западных странах. Именно поэтому Судебно-медицинское управление его не идентифицировало. Собственно, речь идет об очень сильном седативном средстве, это успокоительное из числа тех, которые крайне редко используются в настоящее время. Полностью отчет есть у тебя в папке.
– Я постепенно переварю эту информацию, – пообещал Бергер и добавил: – Спасибо, Ди.
– А что во-вторых? – спросила Блум.
Ди повернулась к ней и какое-то время молча смотрела на нее.
– СЭПО, – сказала она наконец с очень своеобразной интонацией.
– Да? – вклинился Бергер, чтобы разрядить ситуацию.
Ди снова повернулась к нему и с тем же скептическим видом сказала:
– Ты абсолютно уверен в том, что ты делаешь, Сэм? Я не хочу, черт возьми, увидеть тебя за решеткой. Это бы подпортило мне резюме.
– Давай рассказывай, – сказал Бергер.
Ди откашлялась и пояснила:
– Сегодня, когда пришел сигнал из СЭПО, объяснения были такими мутными и уклончивыми, что я была вынуждена проверить, в чем дело. Я неофициально поболтала со старым приятелем, который сейчас работает в СЭПО. Он сказал, что все это из-за какой-то новой информации, которую айтишникам удалось вытащить из записи допроса. Вы понимаете, о чем идет речь?
Бергер посмотрел на Блум. Она озабоченно кивнула.
– Еще раз спасибо, – сказал Бергер. – Большое спасибо.
– А я здесь зачем? – спросила Силь, заметно обеспокоенная.
– Полагаю, Ди поделилась с тобой последней информацией?
– Черт, вас объявили сегодня в розыск, Сэмми, – воскликнула Силь. – Уже сам факт, что я разговариваю с вами и не задерживаю вас, делает меня вашим сообщником.
– И все-таки ты пришла, – сказал Бергер.
– Я правильно понимаю, Сильвия, что это ты раскопала мое имя? – спросила Блум.
– О чем мы поклялись всем святым молчать и никому не говорить, – ответила Силь, метнув на Бергера сердитый взгляд.
– Аномалии, – сказал Бергер. – Когда ты нашла в СЭПО список во время неофициального поиска, ты сказала об аномалиях. Ты нашла что-то помимо списка?
– Но я тут же закрыла глаза.
– Я хочу, чтобы ты снова открыла их. Что это были за аномалии?
Силь нахмурила брови и провела рукой по своим тонким, бесцветным волосам.
– Были признаки того, что брандмауэры сознательно были ослаблены в течение пары часов под Новый год. Как будто оттуда не только были скачаны секретные документы.
– А что еще?
– Не знаю, – ответила Силь, разводя руками. – Может быть, что-то стерли.
– То есть там были признаки того, что что-то стерли в самых секретных архивах СЭПО? – воскликнула Блум.
– Признаки. Не более того.
– Ты можешь изучить этот вопрос подробнее? – спросил Бергер.
– Мы уже не раз приходили к договоренности, что с этим покончено. И тогда ты еще был полицейским.
Бергер рассмеялся.
– Ты можешь изучить этот вопрос подробнее? – повторил он.
– Если ты настаиваешь, – кисло согласилась Силь.
– Спасибо, – поблагодарил Бергер. – Не будем больше вас задерживать.
Ди и Силь встали. Силь пошла по улице, но Ди еще немного постояла, глядя на Бергера. Потом покачала головой, повернулась и ушла. Вскоре обе они пропали за пеленой дождя, словно проглоченные им.
Молли Блум сказала:
– Я знаю их расписание.
– Что? – спросил Бергер, витая мыслями в утраченном прошлом.
– Расписание отдела техподдержки. Я его знаю. Я знаю, где один из них выйдет. И приблизительно – когда. Мы должны выяснить, что они вытащили из записи. Мы там обсуждали вещи, которые могут разрушить все наше расследование.
– То есть ты намерена добавить «применение насилия в отношении представителя власти» к нашему и без того внушительному списку должностных преступлений?
– Андерс Карлберг – друг, – сказала Блум. – Думаю, мы можем поговорить с ним. Без насилия.
– Друг?
– Ну, хорошо, – пожала плечами Молли. – Чуть больше, чем друг.
