Глава пятнадцатая. «Мосбаза»

Веки наливались тяжестью и слипались. Занудный гул голосов усыплял, но заснуть не давали громкие взрывы хохота, крики играющих в карты «уланов» и храп лежащего на соседней койке человека. Ночные бдения лишали сил не только физических, но и моральных. Причем моральное истощение сказывалось сильней, постоянные психологические нагрузки для юного организма вышли чересчур неподъемными. В таком возрасте у ребенка должно быть нормальное детство, насколько оно может быть нормальным в разрушенном мире, а не ночные дежурства с собачьим поводком на шее.

И еще очень хотелось домой. Сердце сжималось от тоски, когда перед глазами вставал вид мертвой матери, и тогда хотелось выть. Выть, как те звери, что ходят по ночам где-то рядом. От мыслей, что никогда больше не увидит сестру, наворачивались слезы, но плакать нельзя. Увидят слезы, будут бить. Впрочем, побить могли и просто так, используя в качестве манекена.

Мейрам свернулся калачиком на старой панцирной койке, уткнулся в пахнущий плесенью, почти истлевший матрас и постарался отрешиться от мира и выкинуть из головы те образы, что оставались в мозгу после слияния его разума с животным сознанием. Они пытались преследовать его и днем, проявляясь кошмарами наяву, и лучшим лекарством оказывался сон, позволяя очистить память от подобного мусора. Нужно только заснуть, и станет хорошо. Единственное, что останется после пробуждения, это постоянная боязнь людей, оказавшихся страшней животных, которых они заставляют отгонять по ночам. У зверей всегда прощупывалась одна мысль – вкусить горячей крови. Чего ждать от людей – неизвестно. Подзатыльника, зуботычины, пинка за то, что поднял на них свои странные глаза, или удушающую хватку ошейника, когда сильно, до боли в горле, дергают за поводок, указывая направление, в котором следует двигаться.

Сон пришел незаметно. Словно степной беркут укрыл мягким шелковистым крылом, отгородив от шума казармы легкой ширмой, как ватой скрадывающей все звуки. Только ненадолго. Часто снящаяся бездна снова попыталась разверзнуться неожиданно, коварно затягивая в свое чрево. Мейрам дернулся, стараясь избежать падения, и проснулся. Тут же кровать сотрясло от удара ногой.

– Эй, трехглазый, опять спишь, сука?! Кто разрешал? Ты спросил моего разрешения?

Ербулат, старше Мейрама на несколько лет, но самый младший из «уланов», невзлюбил сразу, еще когда в Луговом его швырнули к ним в машину.

– Подъем! Пошли удары отрабатывать. Мне тренироваться надо.

Мейрам обреченно сел на кровати. Снова не дадут выспаться и будут бить…

Храп на соседней койке прекратился и человек повернул голову в их сторону, спросонья пытаясь понять, что происходит. Как-никак, прозвучала команда «подъем».

– Че? Уже вставать?

– Нет, Алибек-ага. Это я балашку этого поднимаю.

– Ты охренел? Ты че спать не даешь?

– Агай! Прости, я не хотел тебя будить! – Ербулат виновато приложил руку к груди.

– Сюда иди!

Пацан сделал два шага к кровати и тут же отлетел на середину казармы от мощного удара ногой. Лежа на полу, как рыба, выброшенная на берег, широко открывал рот и пучил глаза, стараясь вдохнуть воздух. Голоса игроков стихли, ожидая расправы, в пылу азарта они и забыли о том, что кто-то спит в одном с ними помещении.

– Еще услышу, отмудохаю всех! – процедил человек и повернул голову к Мейраму. – А ну спать, сучонок! Опять под утро вырубаться начнешь. Спи, я сказал!

Мейрам послушно улегся на место и закрыл глаза. Хоть какая-то передышка и возможность набраться сил. Только он не понимал, почему взрослый вступился за него. Может, стал добрым? Мейрам приоткрыл один глаз. Нет, ничего не изменилось. Легкое красноватое сияние окружало силуэт лежащего Алибека.

Он часто видел такой ореол у людей, и в основном преобладал красный. У злых и жестоких, как все, кто тут находился. Мать, сестра и большинство людей в Луговом светились оранжевым. Этот цвет рождал теплоту, как от солнца, и означал добро. В тот день, когда убили мать и его самого забрали чужие люди на страшных машинах, он видел подобный ореол еще у одного человека. Старый усатый незнакомец около их дома светился так же. И даже несмотря на то, что в руках он держал автомат, от него веяло добротой и теплом. Почти таким же, как от мамы. Иногда ему казалось, что он чувствует приближение этого человека, но потом понимал, что просто обманывает себя. Очень хотелось надеяться на что-то хорошее. Только вдруг неожиданно пришло осознание, что весь мир теперь постоянно будет окрашен в такой красный цвет, и тепла он никогда больше не увидит…

Гарнизон Гвардейский, в простонародье именуемый «Отар» по названию железнодорожной станции в трех километрах от него, дислоцировался у подножия гор Кулжабасы. Несмотря на громкое название, от древнего хребта остались только невысокие сопки, разрушаемые постоянными ветрами. Призрачная граница административного деления земель проходила на окраине станционного поселка, и военный городок с воинской частью территориально находились уже в Алматинской области.

Шал и Лемке лежали под кустом на ближайшем к гарнизону холме. Солнце светило в спину, и они не боялись, что не имеющий антибликового покрытия огрызок бинокля привлечет внимание кого-то из людей Иргаша. Да и некогда им было смотреть по сторонам, судя по копошению у открытых ангаров. Дела с техникой шли успешно, несколько минут назад два танка выехали за забор и, поднимая высокое облако желтой пыли, двинули в сторону полигона Матибулак, за пару километров от гарнизона.

– Высшее искусство войны – не напасть на врага, а разрушить его планы, – философски изрек Лемке и отдал бинокль Шалу. Сорвав травинку, сунул ее в зубы. Потом перевернулся на спину и, подложив руки под голову, уставился в небо, следя за проплывающими облаками. – А раз мы уже знаем планы Иргаша, то остальное дело техники.

– Сам придумал? – Шал сплюнул песок, скрипевший на зубах, и навел оптику на гарнизон.

– Нет, Сунь Цзы сказал. Лет пятьсот назад.

– Я думал, это ты такой умный, – серьезно сказал Шал. – Шымкентский философ Александр Лемке. Красиво звучит.

– Да пошел ты, – беззлобно огрызнулся дознаватель.

– И как ты собираешься планы Иргаша разрушать?

– Хрен его знает. Тут, по идее, диверсионное подразделение нужно. Чтобы тихо пришли, зачистили территорию и взорвали все к гребаной матери. Да где же его взять. Но если они все это заведут и уйдут отсюда своим ходом, точно ты говорил, кирдык Каганату.

– Подтвердишь это в Шымкенте.

– Базар жок, – согласился Лемке. – За такую информацию тебя там на руках носить будут. Ашимов лично спасибо скажет. Впрочем, ты с ним и так на короткой ноге, может, и мое подтверждение не потребуется.

– Где на короткой!? Просто выполнил однажды его просьбу, и все.

– Уж мне-то ты не рассказывай, как определяется степень благодарности у нас в Казахстане. Благодарность благодарности рознь. За то, что выполнил просьбу, могут просто сказать спасибо и забыть о тебе через полчаса, а можно стать лучшим другом на всю жизнь. Все зависит от важности дела. А за данные о планах Иргаша тебе позволят в любое время дня и ночи отовариваться в нашей оружейке наравне с личной охраной Старейшин и Ашимова. Любой боезапас в неограниченном количестве, любой ствол на выбор. Сказка, а не жизнь.

– Что-то ты мне тут вообще все медом намазал, – с сомнением покачал головой Шал, – столько ништяков за пару танков. Как джекпот в лотерее, твою мать.

Лемке перевернулся на живот и забрал бинокль. Пару минут смотрел в окуляр и снова отдал его Шалу.

– Смотри туда. Левее ангаров. Что видишь?

Шал долго смотрел в бинокль и пожал плечами.

– Машина какая-то. Фиг поймешь по корме.

– Все там понятно, если знать. Реактивная система залпового огня «Смерч».

– Охренеть! Она откуда тут?

– Посмотри еще левее, где открытые ворота боксов. Что видишь?

– «Урал» какой-то выезжает. Твою мать… это что, «Град»?

– Нет, «Прима». Реактивная система той же категории, что и «Смерч», только немного поменьше и помобильней. Если выведут на прямое боевое столкновение войска Каганата, а потом жахнут по ним этой хренью, Шымкент потом можно брать голыми руками. Молодец Иргаш. Я начинаю его уважать. Не просто гопник с улицы, а настоящий курбаши. Кстати, ты в курсе, что он специально взял себе такое погоняло? В честь предводителя басмачей, что геройствовали в наших краях после революции семнадцатого. Тот Иргаш называл себя ханом, любил черные одежды и являлся весьма значительной фигурой в басмаческом движении. Даже атаман Дутов хотел с ним скорешиться, пока того чекисты в Суйдуне не пришили.

– Этот тоже любит черное, – кивнул Шал, – черный кабриолет, черная футболка.

– Ну вот. Есть с кого пример брать. А насчет «смерча» и «примы»… Гвардейский был не только лучшей учебкой Союза. Тут кроме танковой бригады стояла и артиллерийская, куда все это реактивное добро и входило. Еще гаубицы должны быть. «Мста-Б» вроде, точно не помню. Но, главное, и я уверен точно, эти коробочки, что так живо тут катаются, именно оттуда, из ЦБРТ.

– Это что за хрень? – не понял Шал.

– Центральная база резерва танков. До развала Союза называлась Московской базой резерва танков, а в казахстанской армии ее так и звали «Мосбаза». База хранения военной техники.

– Откуда ты все знаешь, твою мать? – Шал оторвался от бинокля.

– Ты забываешь, кто я, – довольно улыбнулся Лемке. – Думаешь, я в Службу Безопасности пришел от безысходности и голода? После того как мир медным тазом накрылся? Нееет. Я и не уходил оттуда, и до Скорби служил в «ка-эн-бэ», а ты сам знаешь, что эта казахстанская контора – дочка славной и страшной «ка-гэ-бэ». Просто по специфике работы я должен знать пусть не все, но многое. В центре гарнизона здание трехэтажное видишь?

– Ну, – Шал перевел в ту сторону бинокль.

– Тебе «НИСХИ» ни о чем не говорит? Научно-исследовательский сельскохозяйственный институт. Одно из предприятий советской программы по созданию биологического оружия. В Казахстане их было четыре. На острове Возрождения в Аральском море. Степногорская база, под Целиноградом. Противочумный институт в Алма-Ате, и Отарский. Входил в одну систему институтов, работавших в сельскохозяйственном направлении.

Подобные центры были во Владимире, Свердловске и Новосибирске. Причем вирусы, что тут разрабатывались, испытывались в новосибирском «Векторе». Вот так вот.

– Я не понял, они и после развала Союза тут биооружие делали?

– Да щас! – Лемке потянулся. – Загубили все на корню, вывезли в Россию и провели конверсию на американские деньги. Амеры тут часто ошивались, все контролировали. И работали даже. Официально – с казахскими учеными разрабатывали вакцины от птичьего гриппа. Неофициально… этого я не знаю. Доступа к информации такого уровня у меня не было. Знаю, что наши вроде как производили всякие сыворотки против болезней животных. И еще знаю, что в этом институте был музей, содержащий патогенные штаммы вирусов и всякой гадости, типа микроорганизмов и грибков, опасных для сельскохозяйственных животных и растений.

– То есть их сейчас можно взять и заразить скот?

– Думаю, да. Когда двадцать лет назад долбанули ракетами по Алматы, отсюда все ломились как перепуганные сайгаки, и вряд ли кто-то задумывался о том, что тут остается. Кому оно нужно тогда было? Зато сейчас… блин, да Отар для Иргаша золотое дно! Надеюсь, он не все местные секреты знает.

– Вот сука! – выругался Шал. – Да тут не ящик, а целый крупнотоннажный контейнер Пандоры!

– Эт точно. Ну что, какие планы?

– Пошли пожрем. Потом вздремну и к вечеру вернусь. Попробую туда пробраться и разобраться на месте.

– Мочить Ахмеда сразу будешь?

Шал покосился на Лемке. Тот все еще думает, что он пришел сюда за Ахмедом. Впрочем, пусть и дальше так думает, иначе начнет сомневаться в его адекватности, как и в случае с Фань. Младший Сыдыков только одна из целей, но знать особисту об этом необязательно.

– Ага. Сортир только найду.

– Слушай, я понимаю, что в такой обстановке трудновато будет отхреначить ему башку, – дознаватель ткнул пальцем в сторону людей в гарнизоне, – поэтому я готов, если что, подтвердить факт устранения. А если ты пришьешь еще и старшего братца, буду клясться хоть на Библии, хоть на Коране, что все видел собственными глазами.

– Да? Может, тебе их уши принести? Для подтверждения, так сказать.

– Да ладно, – махнул рукой Лемке, – необязательно.

– Как хочешь. Я мог бы и уважить кровожадную душеньку старого гэбиста.

– Обойдусь.

Шал усмехнулся.

– А не боишься, что обману? Подтвердишь устранение, а окажется, что брехня. И сидеть тебе за решеткой за дезинформацию руководства.

– За восемь бед один ответ, в тюрьме есть тоже лазарет. Знаешь такую песню?

– Ага, я там валялся.

– Если вернусь в Шымкент не на поезде, а пешком, мне все равно сидеть. За дезу как-то престижней, чем за дезертирство. Не так обидно, все ошибаются в жизни. Ну что, пойдем?

– Кеттык.

Танкист утверждал, что здесь можно разжиться только парой-тройкой танков. Но как бы невероятно и сказочно это ни звучало, чудеса случаются. Даже после конца света. По-другому назвать свалившееся на него богатство мертвой страны Иргаш не мог. Чудо, не иначе. Или большое везение. Столько законсервированной военной техники в одном месте, что может быть лучше? Наверное, еще техника, желательно рабочая и без особых технических проблем.

Выбор впечатлял. Кроме старых советских «семьдесят вторых» присутствовали машины уже казахстанской модернизации, имевшие модификацию Т-72KZ «Шыгыс», что означало «Восток». От бывшей 40-й военной базы осталось достойное наследство: системы реактивного залпового огня, боевые машины пехоты, танки и артиллерийские пушки. Плюсом автомобили медицинского батальона. Не хватало только пары вертолетов, чтобы представить себя большим командующим маленькой армии. Все это военное добро, конечно, прекрасно, только для полноценного применения имелось одно важное препятствие. Отсутствовал личный состав, обученный и хорошо знакомый с данной техникой. Так что придется довольствоваться малым, на что хватит средств и сил.

Особых проблем машины не доставили, что очень радовало. Большая их часть располагалась в ангарах и боксах, и из подготовительных работ требовала только промывки топливных систем и зарядки аккумуляторов. Брошенным на улице транспортом заниматься не стали, чтобы не тратить время. Подпортить крови Каганату хватит и того, что привели в порядок, «бэ́тер» танку не конкурент, и тогда Старейшины узнают в полной мере, что собой представляют инсургенты, не согласные с политикой их пресловутого нового государства.

Из временно занятой казармы автомобильного батальона высыпали «уланы». В постсоветском Казахстане так называли скаутов, принявших эстафету у обычных пионеров. Новая страна, значит, и привычные названия должны иметь национальный колорит. А на войне, какой бы она ни была, полномасштабной или партизанской, с короткими набегами, хороши все средства. Что танки, что «уланы», главное использовать их правильно.

Наблюдая, как пацаны на тренировке обращаются с оружием, Иргаш был доволен. Не зря на них тратится много времени. И в бою они уже себя пару раз показали хорошо. Благодаря им несколько караванов взяли малой кровью. Точнее, совсем бескровно с их стороны, чего не скажешь о караванщиках. Мало кто ожидает от подростков, одетых в рванину, каких-либо предосудительных действий, кроме попрошайничества. И зря. Крови они не боятся совершенно и убивают с удовольствием. Волчат нужно воспитывать правильно с детства, чтобы они выросли настоящими волками, а не домашними собаками.

Кстати, о зверье. С их приездом в Отар нападения животных прекратились. Они успели прибыть вовремя и оказать помощь Танкисту. Но почему звери перестали нападать по ночам и только воют где-то рядом с гарнизоном, непонятно. Может, действительно причиной луговской пацан, как утверждает младший брат. Поверить в это безоговорочно мешала некоторая осторожность. Сначала нужно проверить досконально, так ли сильны его способности, иначе все чревато разочарованием. Иргашу обломы не нравятся. Вот пока пусть походит в сопровождении специального человека, а там поглядим, как далеко можно строить планы с участием этого ребенка.

Перекрывая монотонный стук дизельного генератора, от которого заряжались аккумуляторы, послышался звук запустившегося двигателя. Вот и еще один танк завели, молодцы механики. Теперь можно повоевать.

– Бабу бы, – Ахмед зевнул и потянулся. Пока заживали ноги, он измаялся от скуки, заняться в пустом гарнизоне нечем. Оставалось сидеть в КШМ и смотреть, как связист терзает рацию, пытаясь вызвать «шишигу», которой давно уже следовало их догнать, и монотонно бубнит в микрофон, постоянно повторяя позывной.

– Ты сейчас язык разминал слогами или изъявил какое-то желание? – саркастически поинтересовался Иргаш у брата.

– Ага. Желание. Бабу хочу. Мягкую, теплую, необязательно ласковую. Пусть брыкается, как кобылка, а я ее буду объезжать. Ух… – Ахмед мечтательно поднял глаза к потолку и сжал кулак. – Щас бы вот так взять ее за патлы…

– Не распаляйся напрасно, братец. Накрутишь сейчас себя, потом будет сложней обуздать неудовлетворенное желание.

– Я знаю. – Ахмед печально вздохнул.

«…Бэйвэй сы ши сань ду, сань ши фэнь, сы ши эр мяо…» – незнакомый голос ворвался в кунг громким неожиданным звуком, и вздрогнули все, кто тут находился.

– Сука! Напугал! – дернулся Ахмед.

– Что это было? – Иргаш повернулся к связисту. Тот замотал головой.

– Я не знаю, шеф. Попробовал сменить частоту, подумал, вдруг Амангельды или Ибрай сбили настройку, хотел уже их вызывать, а тут эта передача.

– Вроде китайский. Кто-нибудь знает китайский? Нет? Ну и хрен с ним. Китай рядом, видать и зацепили. Значит и там кто-то выжил. Ладно. Продолжай вызывать Амангельды. – Иргаш вышел из КШМ и пошел пить чай, у Адыла уже должно быть все готово.

Бетонный забор Шал перемахнул в сумерках. Пока все шло по плану: изначальной целью как раз и было до темноты оказаться за относительно безопасной оградой. Хотя кто его знает, может ли забор сулить безопасность там, где и ночью нет спокойствия. Въехав вчера вечером на станцию и спрятав автомобиль среди домов на окраине поселка, Шал завалился спать. Только сон продолжался недолго, ночью кто-то ходил вокруг машины, урчал, выл и царапал обшивку кунга. Прекратилось все с первыми лучами солнца, словно и не было ничего. Поэтому если кто-то выходит на охоту в темноте, лучше иметь возможность использовать брошенные строения в качестве укрытий и переждать ночь до утра. Будет день, будет пища, говорили в прошлом, и не всегда это касалось именно еды. За ночь нужно найти место, где днем можно спокойно отлежаться, изнутри наблюдая за действиями Иргашева воинства. Может, и удастся выяснить, где находится Мейрам.

Но что дальше? С утра проверял, бензин плещется на дне бака, топлива в «шишиге» на обратный путь уже не хватит. Выдержит ли мальчишка дальний пеший переход, вот в чем вопрос. Остается, как и Лемке, надеяться на поезд, когда тот пойдет назад в Шымкент. Нужно только убраться подальше от Отара, на безопасное расстояние, когда Иргаш, обнаружив пропажу, начнет рвать и метать…

Пазл сложился неожиданно, и Шал даже остановился от осознания простоты гипотезы. Поезд ушел в мертвый город за призрачным сокровищем из прошлого. Проследовал Луговой, Отар, и на обеих этих станциях оказывались люди Иргаша. Снова двойное совпадение, что в последнее время преследуют с завидным постоянством? По всему выходит, что Иргаш будет ждать состав, идущий обратно в Шымкент по этому перегону и груженый полезным имуществом, именно здесь. Вряд ли он упустит момент, чтобы не наложить руки на добро Каганата. По крайней мере, Шал сделал бы именно так. Неужели старый и опытный чекист Лемке не просчитал эту ситуацию? Или наоборот, и как положено в органах госбезопасности, не трубит об этом на каждом повороте, а рвется поскорее вернуться на поезд? Тогда в Луговой определенно придется возвращаться пешком.

Стемнело быстро, и свет костра где-то рядом с казармами был заметен издалека. Вспомнилось, как поступали цыгане, когда воровали лошадей или коров, и чтобы не громыхать сапогами по старому асфальту гарнизона, обернул обувь тряпками для соблюдения тишины. Уже приходилось посещать пустые поселки, и он прекрасно знал, что звук шагов хорошо отражается от брошенных строений. Автомату тоже пришлось добавить бесшумности, от греха подальше обмотав позвякивающие антабки ремня лентами ткани, чтобы не привлекать внимания лишним шумом.

Легкий ветер с горы подхватил где-то аромат готовящейся еды и разнес по округе. Ну да, время ужина. Вроде и поел перед выходом, но что-то снова захотелось. Слишком вкусно пахло мясным варевом, а питаться всухомятку надоело, желудок требовал горячей пищи. Взятый про запас кусок мяса решил сейчас не трогать, а то днем нечего будет есть. Если на него так влияет этот запах, не привлечет ли он еще кого не надо? А пусть даже и привлечет. Надо посмотреть, кто тут шастает по ночам и как ведут себя в таких случаях нукеры Иргаша. Только место нужно найти побезопасней, где-нибудь на галерке, чтобы самого раньше времени не схарчили.

Ночь выдалась безлунная, но глаза уже привыкли к темноте, и казалось, что именно яркая лента Млечного пути в черном небе дает достаточно рассеянного света, позволяя передвигаться более-менее быстро, а не на ощупь. Тихонько шелестя травой вдоль бетонного забора, Шал, крадучись, добрался до казарм, прислушиваясь к посторонним звукам, еле различаемым среди невероятно громкого стрекота ночных насекомых. Из темноты выплыл в свете костра силуэт тентованного «Урала», перегораживавшего пространство между двумя рядами зданий по обеим сторонам аллеи. Присмотревшись, увидел рядом угловатую махину «Кобры», похожую на гроб и дополнявшую линию временной фортификационной ограды. Людей с этой стороны не оказалось, слышен только неясный гомон, и Шал, растянувшись на теплом асфальте, осторожно заполз под грузовик. С другого торца зданий также стояла защитная стена из техники. Эдакий своеобразный «вагенбург», как назывались в прошлом передвижные укрепления из повозок. В сообразительности Иргашу, или кто это придумал из его подручных, не откажешь, молодцы, одним словом. Не стали заморачиваться охраной открытых площадей, а организовали себе защитный периметр.

Внутреннее пространство лагеря освещали несколько костров, на которых стояли парящие котлы. Звучал вразнобой стук ложек по тарелкам, слышались тихие разговоры и иногда раздавался громкий смех. Заслуженный отдых по окончании длинного дня. По идее, после ужина положен отбой. Но кто его знает, какие порядки завел Железный Иргаш и как у него обстоят дела с дисциплиной. Шал не удивился бы, окажись внутренний распорядок мобильной банды полной копией воинского, с личным временем после приема пищи и вечерними поверками. Только подворотнички не проверяют, наверное, потому что не носят их.

Длинный протяжный вой послышался со стороны сопок, и ему тотчас вторили еще несколько звериных глоток, но уже ближе. Стук посуды, как и разговоры, мгновенно стихли, и слышался только треск дров в кострах. Через некоторое время люди вернулись к еде, но веселья уже не наблюдалось. Долго следить за ними Шал не стал, осторожно выполз обратно и двинулся на осмотр территории. Нужно определить, как тут у них все устроено и где можно спрятаться.

За несколько часов Шал обошел всю территорию и выяснил, что технику почему-то не охраняют. Хотя от кого ее тут охранять, если только от зверей. Угонщиков в этих местах и днем-то с огнем не сыщешь, а ночью и подавно. Появилась мысль разжиться топливом для «шишиги», но для этого требовалась емкость, и пока решил от этого отказаться. Вдруг днем хватятся канистр, поэтому шарить по машинам сейчас не стал, этим можно заняться и следующей ночью. Правда, не удержался, забрался в жилой отсек доработанного «Камаза», благо он оказался не заперт. Очень уж интересно стало, как там установили башню от «бардака». Все оказалось банально. Просто перенесли ее с БРДМ с механизмом и всем вооружением, вырезав подходящее отверстие в потолке. Подивившись мастерству мойынкумских кулибиных, залез и в кабину. Ключ зажигания оказался на месте и, сдвинув его на один оборот, по загоревшимся приборам проверил наличие топлива в баке. Вполне достаточно для воровства, если бы не различие двигателей «Камаза» и «шишиги». Впрочем, целесообразней найти уже наполненную канистру, чтобы лишний раз не шуметь, сливая бензин с баков.

Пока бродил по территории, нашел себе и место для дневной лежки. Если забраться на крышу штаба, оттуда откроется замечательный вид на внутреннее расположение гарнизона. Там как раз отсутствовала часть кровли. Оставалось надеяться, что не слишком натоптал и его не найдут раньше времени, заметив днем следы на пыльном асфальте. Несколько раз возвращался к лагерю, заползал под «Урал» и наблюдал, как постепенно редеют ряды у костров. Что удивило, так это наличие детей среди бандитов. Подростки разного возраста, но Мейрама среди них не заметил. По поведению и панибратским разговорам со взрослыми на пленников совершенно не похожи, скорее полноценные члены банды. Семейный подряд и это дети, перенимающие опыт у родителей? Вероятно, и весьма занятно, если это так.

Узнал голоса Иргаша и Ахмеда, который потом на костылях проковылял в соседнюю казарму и больше не появлялся. Сначала подивился хозяйственности их лекаря, надо же, и костылями озаботился, но потом решил, что они могли ими разжиться и тут, уж в санчасти такого большого гарнизона костыли должны быть в наличии. Следом за братом удалился и Иргаш, отдав распоряжения относительно охраны периметра.

У ближайшей казармы показалось движение. До рези в уставших глазах всматривался в темноту, но ничего не повторилось. Мысленно махнув рукой, списал на мнительность и напряженные нервы. Слишком часто за границей периферийного зрения стали мелькать какие-то тени, вроде не видимые глазом, но, тем не менее, ясно осязаемые. Вероятно, психика ни к черту, в чем совершенно не хотелось себе признаваться. Раньше на такое внимания не обращал, поэтому не смог бы ответить, когда все началось, до пустыни или позже. Непонятно, что это, – незримое присутствие Айгерим или, как говорил шаман, тени бесов, стерегущих его отмеченную злом душу?

Пообещав себе подумать об этом завтра и собираясь отправиться отсыпаться до утра в штаб, хотел уже выползти из-под грузовика, когда в отблесках огня узнал Мейрама. У костра оставалось всего несколько вооруженных людей. Мальчишку почему-то спать не отправили, оставили с охраной, но то, что увидел позже, возмутило до глубины души. Семилетнего пацана таскали на поводке по периметру лагеря как собачонку. Была ли это блажь психически ненормального человека или же практическая необходимость, учитывая какие-то неизвестные способности мальчика, непонятно.

«Для чего все это? Если он так вам полезен, зачем нужно так к нему относиться, суки?»

Левый глаз стало дергать от злости. Одно Шал понял точно: Мейрама нужно вытаскивать из этой обстановки, чтобы детская психика не пострадала слишком сильно. И именно сейчас. Людей рядом мало, и представится ли такой случай потом, неизвестно. Сыдыковыми займется позже, никуда они с подводной лодки под названием «Казахстан» не денутся. Нужно будет идти за ними в Мойынкумы, значит пойдет, а пока пусть живут.

Небо на востоке стало светлеть. За забором часто раздавались вой и рычание, после чего патрулирование стражника с Мейрамом на привязи повторялось. Причем по периметру ходил только один, остальные как сидели и лежали у костра, так и продолжали. Скорее всего, спали, взвалив охрану лагеря на того, кого определили следить за мальчиком. По крайней мере напрашивался именно такой вывод, раз за всю ночь ни разу не было смены караула.

Одно время Шалу казалось, что он слышит царапание звериных когтей по асфальту уже с этой стороны ограды. Выглядывая из-под «Урала» в противоположенную сторону от лагеря, долго всматривался в темноту, и все же заметил движение. Где-то мелькали зеленоватые огоньки и слышалось урчание. Вот снова мелькнули, пропали и появились, уже в большем количестве. Глаза, не иначе. И они приближались. Может, отвлекут внимание, когда придет время.

Осторожно сняв со спины автомат, Шал заполз в лагерь. Трава, растущая у казарм по обеим сторонам аллеи, давала призрачное укрытие, но не позволяла сразу обнаружить лазутчика, окажись стражник рядом. Достав нож, он стал терпеливо ждать, когда часовой с Мейрамом приблизятся.

Почти все взрослые давно улеглись спать, и Мейрама тоже периодически клонило в сон, но поводырь следил за ним неусыпно, заставляя ходить по лагерю, чтобы не уснуть. Подкидывал дрова в огонь, бродил вокруг костров, выписывая круги и восьмерки, или вполголоса считал шаги от одной стены из машин до другой, подергивая поводок, чтобы Мейрам не отставал. Мальчик не понимал, зачем этот ошейник нужен вообще, сбежать он при всем желании не смог бы. Просто не знал, куда бежать. Приходилось быстро ходить следом, чтобы было не так больно горлу, когда натягивается поводок.

Ночные звери иногда подходили слишком близко, и прекрасно зная, что их может ждать, мягко, ненавязчиво, внушал им страх и боль. Мысленно показывал, как их тела рвут пули и они умирают, корчась на земле. Именно это застал Мейрам, когда приехал в это место: его выволокли из машины, приказав в первый раз отогнать животных, атаковавших людей, что здесь находились. После таких видений звери старались не пересекать незримую границу, установленную мальчиком за большими машинами, перегородившими пространство между зданиями, изредка оглашая ночную тишину громким воем и показывая недовольство запретом.

Голова гудела от усилий, наполненная тихим шорохом множества примитивных образов. Нужно терпеть и ждать, когда можно будет поспать, до утра осталось недолго. Эти чужеродные звуки исчезнут только во сне, других способов избавления от них он пока не знал. Одно радовало звери особых неприятностей не доставляли и не пытались атаковать стаей – брать под контроль большое количество сложнее, чем отдельное сознание. И попыток попасть в лагерь не предпринимали, что сулило похвалу от господина, как велели называть Иргаша, а когда тот хвалил, еды давали больше…

Чужое присутствие Мейрам почувствовал не сам, ему передался страх животных. Звери вдруг жалобно завыли, наполняясь бессильной яростью, и по мозгам хлестнула чья-то быстро исчезающая сильная боль. Яркий огонек жизни угасал с каждым толчком крови из рваной раны умирающего зверя. Кто-то оказался сильней… и намного крупней. И его очень интересовал вкусный аромат непонятных двуногих существ, дыма, легонько стелющегося по округе, и резкий отталкивающий запах металла, резины и топлива.

Мейрам мысленно потянулся навстречу приближающемуся нечто, пытаясь вселить страх, но вдруг сам натолкнулся на внушающий ужас холод, и его сознание отбросило в бескрайний, бездонный провал. Стало жутко и мерзко, словно тела коснулось что-то липкое и скользкое. Мальчика охватила паника, с подобным он ранее не встречался. На минуту потеряв ориентацию, стал беспомощно озираться, ощущая близкое присутствие еще одной подобной особи, но на территории лагеря все было без изменений.

– Чего встал, сопляк? Пошли! – Стражник дернул поводок, волоча за собой и направляясь к бронетранспортеру. – Давай, проверь, чего зверье так воет.

Ужас сковал тело и ноги не слушались. Мейрам чувствовал, что не нужно идти в ту сторону, только сказать ничего не смог, горло вдруг перехватил спазм. Он попытался откашляться, но раздался тихий хрип, на который сразу отреагировал взрослый.

– Ты чо тут рычишь, щенок? Зверье созываешь? Смотри мне! Головенку твою сразу откручу!

Рассвет наступал медленно. Время, когда все окружающее имеет только два цвета – мертвенно серый и черный. Именно такого оттенка длинное тело выползло из-под «Кобры» и направилось к людям. Стремительный бросок юркого существа сопровождался резким шипящим звуком, от которого зашевелились волосы на затылке и стыла кровь в жилах. Мейрам успел увидеть, как удар мощного хвоста по ногам подкосил взрослого человека, тотчас закричавшего от боли и дернувшего за поводок так, что мальчик полетел на землю.

Шал медлить не стал. Атака варана оказалась на руку, а судя по крикам и выстрелам, раздавшимся со стороны костра, тот пришел сюда не один. Выскочив из травы, словно черт из табакерки, он бросился к упавшему мальчишке, которого таскало по земле с каждым движением головы рептилии, что мотыляла стражника из стороны в сторону. Быстрый взмах ножом, и двадцатисантиметровый кусок стали с легкостью рассек натянутый кожаный поводок вместе с пальцами, на которые тот был намотан. Человек взвыл еще громче, но послышался хруст черепа, сминаемого сильной челюстью, и вопль внезапно оборвался. Подхватив растерянного мальчишку, Шал рванул к грузовику и растянулся в траве, прикрыв рот ребенка ладонью.

– Только не кричи, бала! – горячо зашептал он на ухо Мейраму. – Я не обижу. Скоро поедем домой. К сестре. К маме. Ты же хочешь домой, Мейрам? Хочешь обнять маму и Сауле?

Мальчик часто закивал.

– Вот и хорошо. Только не кричи. А то услышат и нас убьют. Не будешь кричать?

После отрицательного движения головой Шал убрал руку со рта Мейрама и посмотрел в сторону насыщающейся рептилии. Резкость движений голодной пасти, отрывающей куски плоти от того, что еще несколько минут назад было человеком, постепенно стихала, и варан часто посматривал в сторону костра. Потом вдруг сорвался с места и, широко переставляя лапы, тяжелой поступью направился на помощь расправляющемуся с охраной собрату. Из казарм высыпали заспанные люди, и воздух разорвали автоматные выстрелы.

Мейрам поднял голову и вдруг успокоился. Лица мужчины он не разобрал, но легкое сияние оказалось знакомым.

– Ну все, нечего тут больше делать! – прошептал Шал и потянул мальчишку за собой.

Выбравшись из-под «Урала», закинул ремень «ксюхи» на правое плечо и подхватил Мейрама под мышку. Так быстрее передвигаться, не надо оглядываться, идет ли тот рядом. Слишком долго он шел за ним, чтобы выпустить сейчас из рук.

Впереди в сумраке рассвета сверкнули зеленым глаза, и он, не раздумывая, нажал на спуск. Широкой очередью вспороло асфальт, в кого-то попав, судя по жалобному вою. Шал заозирался, отыскивая направление, в котором двигаться к выходу из гарнизона. Взгляд наткнулся на уже исследованный «Камаз». Рванув к нему, снова выстрелил в наступающую волну низкорослых тварей, не заботясь о соблюдении тишины. В лагере и так заняты, вряд ли там кто-то обратит внимание на стрельбу в стороне от основных событий.

Левая рука предательски дрожала – сил тащить ребенка больше не было, слишком он тяжел для слабых после ранения мышц. У кабины пришлось опустить его на землю, чтобы открыть дверь. Боялся именно этого момента. Думал, что зверье почувствует его уязвимость, рванет навстречу, и тогда ему не справиться, съедят и его, и Мейрама, но волна вдруг замерла, заскулила и попятилась назад. Не задумываясь о причинах, забросил мальчишку в кабину и ввалился следом, захлопывая дверь. Выдохнул, отбросил на сиденье мешающий автомат и повернул ключ. Двигатель послушно взревел; выжав сцепление, с хрустом включил первую передачу, одновременно нажимая на газ. Тяжелая машина медленно сдвинулась с места, и только тогда Шал включил свет. Сразу дальний, чтобы ослепить любого, кто находился на пути. Зверье большой перепуганной стаей прыснуло в стороны, избегая попадать под лучи ярких фар, но разглядеть их удалось все равно.

Шал не зря подумал в первую очередь о степных волках. Голос остался прежним, характерным, но внешний вид изменился сильно. Лысые тощие тела, кое-где покрытые шерстью. Он и узнал-то ближайшего по морде, мелькнувшей в свете фар, еще не полностью растерявшего волосяной покров, в отличие от остальных сородичей. Вот она, близость к отравленным землям. Радиация, или что там еще влияет на генетические изменения…

Ворота были заперты, но отвал смял их, как картон, вырывая из петель и отбрасывая в стороны. Вот она мощь! Шал улыбнулся и повернул голову к Мейраму.

– Ничего, Мейрам, главное, вырвались! Сейчас заберем кое-кого и рванем домой. Если Всевышний позволит, к обеду, максимум к вечеру обнимешь родных.

– Мама умерла, – тихо произнес мальчик.

– Прости, бала, я не знал.

Уже удалившись от гарнизона на значительное расстояние, Шал переключил свет на ближний. Рассвет в полную силу еще не вступил, и по поселку пока рано ехать без света, чтобы не врезаться в какое-нибудь препятствие. С отвалом, в принципе, не страшно, но жалко будет потерянного времени, если застрянет.

Свернув в нужном месте, сбавил скорость, отыскивая в сумраке место между домами, выбранное в качестве укрытия для «шишиги». Затормозив рядом с двором, глушить двигатель не стал, только погасил фары. Снял с Мейрама ошейник, приказал сидеть на месте и выпрыгнул из кабины.

Из «газона» выбрался Лемке с пистолетом в руке.

– А! Это ты! Я думал все, нашли нас. Что-то ты быстро, – заулыбался он, – я не ждал тебя так рано. Смотрю, и транспортом новым обзавелся. Все? Ушатал братцев Сыдыковых?

– Нет, планы изменились. – Шал бросился к кабине. – Фань! Фань, где ты?!

Дверь открылась, и показалась заспанная мордашка девушки.

– Сто кличишь, Сталый? Узе плисол?

– Собирайся! Мы уезжаем!

– Э! Я не понял, куда это ты собрался? – возмутился Лемке.

– Домой. Вы можете взять «шишарик». Предлагаю сваливать сразу же, пока сюда не прилетела кавалерия Иргаша. Бензина вам хватит двигаться навстречу поезду определенное время. Ну а когда кончится, придется ждать на месте.

– Куда ехать, Сталый? В Алмата?

– Нет. Нефиг тебе там делать, едем в Луговой!

– Я не паеду!

– Поедешь, твою мать! – заорал Шал на девушку. – И не спорь! Старших слушать надо! Все! Забирай вещи и садись в «Камаз»!

Лемке обошел кругом новый автомобиль и вернулся к остальным.

– Мощный тарантас. Значит, домой собрался?

Он вдруг схватил за волосы выпрыгнувшую из кабины «шишиги» Фань и, притянув к себе, направил пистолет на Шала.

– Ни с места!

– Э! С дуба рухнул? – Шал дернулся, но остановился, увидев оружие.

Лемке, удерживая вырывающуюся девушку, опустил «макаров» и выстрелил в землю. Потом приложил горячий ствол к виску Фань.

– Я ее пристрелю, – процедил он, – не шучу. Ты поняла меня, желтуха лихорадочная? Попробуй что-нибудь выкинуть, типа как на переезде. – Он дернул Фань за волосы уже сильней. – И ты, Шал, не дергайся. И не рассказывай, как тебе пофиг все. Видел я в Шу, как ты за нее жопу рвал. Значит так. Сейчас садимся в этот прекрасный автомобиль и валим из Отара вдоль железки, как ты мне и предлагал. Навстречу поезду и солнцу. Эй, джигиты! – Он окликнул выбравшихся из кунга железнодорожников. – Стрелять умеете?

– Да. Конечно, – послышался нестройный хор голосов.

– Отлично! Двое в кузов на пулеметы, один в башню! И шустрее! Тез! Пока нас тут не повязали! Давай, Шал, будь так любезен, садись в машину. Не зли меня.

– Девушку отпусти!

– Не отпущу. Между нами поедет, в кабине. Как гарантия, что не начнешь опять размахивать руками и делать мне больно.

– Зачем тебе это надо?

– Потом узнаешь. Все, хорош базарить! – Лемке не выдержал и заорал. – В машину, я сказал!

Шал нахмурился, направился к «Камазу» и открыл дверь, наблюдая, как Лемке ведет притихшую Фань к машине. Во внутреннем кармане куртки лежал «ПМ», и сейчас был подходящий момент им воспользоваться, но он боялся за девушку. Вдруг промажет в сумраке. Железнодорожники, выполняя приказание дознавателя, быстро заняли указанные места. Заставив девушку подняться в кабину, Лемке забрался следом и заметил Мейрама.

– Это еще кто? Откуда пацан?

– От верблюда, сука!

– Ай, да и похрен! – Забрав с сидения автомат, Лемке поставил его между ног и закрыл дверь. – Че стоим? Кого ждем? Заводи давай уже. Погнали!

Шал тяжелым взглядом посмотрел на особиста, достал папиросу, неспеша прикурил и только тогда тронул машину с места. Убей он его сейчас, останутся свидетели. И пусть свидетели обычно долго не живут, лишний грех на душу, избавляясь от железнодорожников, брать не хотелось. Они тут ни при чем. От слова «совсем».