Высокий мужчина, имени которого Корыцкий не знал и называл его Пижоном, выехал с самого утра из Кракова на дрожках и направился в сторону Закшувка. Извозчик, как почти все, кто занимался тем же ремеслом, работал, конечно, на Корыцкого, поэтому генерал не поехал за объектом лично, а ждал возвращения извозчика, попивая коньяк в одном из кафе в районе Рыночной площади.

Эту радость он позволял себе с большой осторожностью; хотя он и считал, что по-прежнему может похвастаться крепкой головой, его любимая душечка всё более косо смотрела на его пристрастие к алкоголю. Она начала еженедельно ограничивать объем выдаваемого ему напитка и устраивала выволочку, если засекала, что он нарушил ее предписания. Эти наполненные теплом скандалы всегда забавляли Корыцкого, он принимал всё с покорным выражением лица и позволял себя ругать. Как будто и не был одним из самых могущественных людей в городе, перед которым трепетало большинство существ, живущих в краковских тенях.

– Вернулся, – сообщил официант, ставя перед генералом чашку чая. – Ни с кем не встречался. Бродил вокруг, как турист. А сейчас приказал отвести его к францисканцам.

В костел? Интересно.

Не существовало магов-христиан. Некоторым казалось, что они могут соединить магию с ревнивой религией, но в конце концов, если они действительно верили, то вынуждены были решать, с кем им проститься – с хранителями или с христианством. Даже самый ужасный демон мог пройти через ворота костела, никакая сила не отталкивала его от порога, Корыцкий, во всяком случае, никогда не слышал ни о чем подобном. Однако демоны боялись даже проходить мимо костелов. Они избегали крестов и святой воды, из человеческих тел их можно было изгнать при помощи экзорцизма, хотя Бог никогда воочию не демонстрировал своего могущества. Всё это казалось Корыцкому таким таинственным и необычным, что раз в месяц минимум по часу он проводил с каким-то обедневшим ксендзом, таскавшимся по бандитским закоулкам, чтобы хотя бы попытаться понять, в чем состоит смысл христианства после Предела. Его сила – в том, что, в отличие от всего измененного мира, оно не воспользовалось чудесами?

«Старею, – признал он, – если задумываюсь над такими вещами. Всё из-за этих детей!»

Он любил свои маленькие золотца, и не только потому, что видел в них свое отражение, но прежде всего потому, что видел, как они похожи на Малгоську. Он дорожил каждой проведенной с ними минутой, однако не мог отрицать, что впервые начал думать о старости и смерти, когда доктор показал ему новорожденного. «Мой ребенок приведет на свет моих внуков, – подумал он тогда. – Он останется, когда меня уже не будет».

Разумеется, ему не приходится рассчитывать на такое простой выход. Его, вероятно, оживят, чтобы он нес службу еще много веков. Его хозяева неохотно позволяют своим слугам уйти на вечный покой.

Он допил коньяк, после чего в сопровождении четырех агентов под прикрытием и одного явного – Серого – направился в сторону Францисканской. Сначала он прошел между двумя костелами двух нищенствующих орденов, которые веками смотрели друг на друга, потом мимо дворца, в котором заседал Совет города. Входя в спокойную прохладу костела, стены которого были разрисованы цветами, он наклонил голову, как будто отдавая честь Богу.

С витражей на него немного жутко смотрели святые, изображенные безумным художником. Ученые и люди искусства тысячи раз пытались призвать с того света Выспянского, но один за другим терпели поражение. Матейко вернулся охотно, чтобы до конца света рассказывать про историю Польши, как и Длугош, которого тоже не надо было просить дважды. Сразу после воскрешения он побежал поклониться королям, а они заточили его в Вавеле, и больше знаменитого летописца никто не видел. Большинство художников не имели ничего против возвращения в ряды живых, и, к удовлетворению снобов, Краков быстро вошел в число крупных некромантских столиц культуры и искусства. Некоторые воскресшие приезжали издалека – якобы для того, чтобы отвоевать у монашеских орденов свои сердца, но на самом деле они были неравнодушны к магии чакр, и им нужен был лишь повод, чтобы осесть в городе, с которым они не всегда были связаны при жизни. Выспянскому, казалось, было просто на все наплевать, он ни разу даже не ответил медиумам, с которых семь потов сходило, и чародейкам, старавшимся его вызвать. Рассматривая витражи, которые он спроектировал, Корыцкий был ему за это благодарен – похоже, он был исключительным психом – из тех, кто, гений он или нет, всегда создает проблемы.

Пижон сидел на одной из лавок. В это время в костеле было немноголюдно, верующие предпочитали контактировать с молчаливым Богом через богослужения. Какие-то недобатюшки выслушивали чьи-то исповеди, несколько служек крутились, вытирая воск с алтаря и подметая в молельнях. Пять старух бормотали свои просьбы и жалобы, а трое агентов Корыцкого притворялись сосредоточенно молящимися. Серый уперся, заявив, что не переступит порог костела, и ждал снаружи, бледный и встревоженный. По мнению Корыцкого, его охранник был в шаге от того, чтобы стать верующим. Эти монстры, которые больше всего боялись силы христианства, потом охотнее всего переходили в эту веру. Потеряет он защитника. Жаль.

Он присел возле Пижона. Парень не был похож на молящегося, ему и в голову не приходило преклонить колени перед величием Господа.

– Есть много других скамеек. Пустых, – сказал он, не отводя взгляда от витражей над алтарем.

– В этом-то и проблема, что пустых, господин маг. Я искал такую, чтобы… с вами.

– Так это ваш недотепа таскался за мной с самого утра?

– Ничего себе недотепа! – обиделся Корыцкий, в сердцах ругая недостаточно расторопного агента, но радуясь, что Пижон раскусил только одного. Интересно, кого? Наверное, Чижика, тот всегда был слишком рьяным. – Может, он должен был пояснить вам кое-что? Почему вы сюда пришли?

– Потому что в костелах мне обычно никто не мешает. Это для меня приятное разнообразие.

– Ну да, у господина Якубовского вы, наверное, круглосуточно заняты, не так ли? – Корыцкий позволил себе заговорщически подмигнуть, поймав на себе взгляд незнакомца. Пижон зажмурил глаза и вздохнул.

– Не прикидывайтесь передо мной идиотом, генерал, – сказал он твердо, но тихо, возможно, из уважения к тишине в святыне. – Вы знаете, кто я, а меня предупреждали насчет вас. Но если вам хоть что-то обо мне известно, то вы понимаете, что не сможете меня завербовать. Это, так сказать, метафизически невозможно.

– Сейчас – разумеется. Пока жив тот, кто вас призвал и связал с собой, что…

– Меня не призвали, господин Корыцкий, а создали! – гневно перебил он. – Даже мои воспоминания – это лишь смесь легенд и того, что на тему якобы моей эпохи думают историки. Я не тот, я – якобы тот.

– А что это меняет? – искренне поинтересовался Корыцкий.

– Честно говоря… не знаю. Просто метафизически-онтологические размышления. Идите уже. Ни одному из нас этот разговор ничего не даст.

– Позволю себе не согласиться. Вы знаете, зачем вас создали? Ваш создатель боится. И, по правде говоря, у него есть на это причины. Нет-нет, речь не обо мне, – быстро добавил Корыцкий, видя, что собеседник уже собирается что-то ответить. – Я пришел не запугивать или угрожать. Я пришел помочь. Однажды вы предстанете перед человеком, который придет убить Якубовского. Если ему это удастся, вы станете свободным. Если это произойдет и убийца выживет, скажите ему, что я лично прошу, чтобы он вас пощадил.

– Если я это сделаю, моя свобода может быстро закончиться, потому что я буду должен вам услугу, ведь так?

– Это более свободные сети, чем те, в которых вы пребываете сейчас. Метафорически выражаясь.

– Вы, люди, все одинаковые. Всегда только и ищете возможность кого-то использовать.

– У нас, людей, просто нет магических покровителей, которые могли бы заменить нам нашу такую удобную подлость, – ответил Корыцкий, на всякий случай попрощался и ушел.

Чародею было приказано присутствовать на встрече, поэтому он послушался и пришел в наскоро вырытую землянку, окруженную примитивными укреплениями и кругами магических заклятий, созданных намного более профессионально.

– Послушный, как всегда! – презрительно прыснул одноглазый гном, которому казалось, что ненависть предоставляла ему немного свободы. – И всегда с этой своей птицей!

Чародей проигнорировал его. Он поставил клетку с Хитрецом на стол, чтобы птица хорошо видела человеческую мелочность и вероломство. А сам сел рядом.

Якубовский уже приветствовал старшего комиссара – человека в черном плаще, из которого буквально рвалась наружу мрачная сила. Маг не захотел становиться напротив него. Но думал о том, придется ли. Пока что он должен был только поклониться ему. Подгоняемый резким жестом Якубовского, он встал и коротко поклонился.

– А, это тот, – старший комиссар рассматривал его, будто скотину на ярмарке. Чародею было интересно, прикажет ли он ему показать зубы, и он в сердцах рассмеялся. Черт возьми, он не имел ничего против, чтобы мститель убил этих двоих. К сожалению, по крайней мере Якубовского он будет вынужден защищать.

Пять красноармейцев провели марсианина внутрь землянки. Сопровождающему его Чусу они не уделили никакого внимания. Это должно было что-то значить? Зная его досье, чародей полагал, что не стоит так им пренебрегать.

– Дорогой господин Новаковский! – старший комиссар почти подбежал к марсианину, чтобы обнять его как старого друга. Новаковский отступил на шаг и поднял четыре руки, демонстрируя тяжелые цепи, на которых было выгравировано охранное заклинание.

– Что за варварство! – закричал старший комиссар. – Прошу сейчас же это снять! Генрих, – обратился он к Якубовскому, – я не верю, что ты мог так повести себя с нашим гостем!

– Пока он находился под моей защитой, ему было удобнее. Это твой сержант…

– Расстрелять негодяя! – прорычал старший комиссар, и красноармейцы побежали выполнять приказ. Не прошло и трех минут, как до ушей собравшихся в землянке донеслась ровная автоматная очередь. Кунтц захохотал, Чус побледнел, а Якубовский скривился – почти незаметно, осторожно. Выражение лица марсианина не изменилось.

Новаковский сел за стол, налил себе воды из кувшина, на котором можно было прочитать инициалы Ростовых. И с видимым облегчением выпил, не отрывая глаз от бутылки.

– Я думал, что Пристань Царьград только обстреляли с воздуха…

Казалось, что он не обращался ни к кому конкретно, но старший комиссар посчитал нужным ответить:

– Ах, там было слишком много хороших вещей, чтобы их уничтожить.

– Картины?

– Вас интересует искусство? Уцелевшие мы сохранили. У нас ничего не пропадает.

– Господин Новаковский. – Якубовскому сегодня явно не хватало терпения, что заинтриговало мага. Такое поведение было нехарактерно для его господина. Обычно, когда он побеждал, он праздновал триумф. Интересно, он боялся этого Кутшебу или своего союзника? – Поговорим о нас, а не об иллюзиях белых. Сейчас я всё вам объясню. Однако прежде, товарищ Кунтц, не пора ли вам? Не заставляйте нашего союзника ждать.

Кунтц отсалютовал как солдафон, однако возле двери задержался, как будто ему пришла новая идея.

– Я могу использовать дирижабль? Так будет быстрее. И безопаснее.

– Берите, товарищ, – решил Якубовский и кивнул магу: – Будешь вести корабль. Кунтца слушайся во всех остальных вопросах.

– Я хочу предложить вам союз, – уведомил его старший комиссар, когда они остались втроем.

– Союз? Против кого? – марсианин обратился к Якубовскому. – Вы – часть Галицийских железных дорог, представляете Республику Наций. А ваш друг, которого мне всё еще не представили, – офицер высокого ранга, служащий Революции, которая сражается против ГЖД, равно как и против Республики. Какой же союз вы хотите мне предложить? С кем и против кого? А то я уже растерялся. И как я вообще могу доверять таким союзникам, если вы только что убили семью нашего общего союзника, а его голову пристроили на своем корабле?!

– У нас есть аргументы, – ответил старший комиссар. – Пожалуйста, позвольте представиться. Меня зовут Тадеуш Брык, я генерал Революции, один из самых верных ей людей. Я вхожу в очень немногочисленную группу элиты, которая руководит комиссарами. И я смог добыть со дна озера то, зачем вы поехали в Сибирь. Остатки вашего корабля. Я отдам вам большую часть добычи, в знак доброй воли, если мы сможем договориться.

– Отдадим, – вмешался Якубовский.

– Разумеется. Мы отдадим.

– Хотите этим меня купить?

– Вас купить не получится. Этим мы хотим показать, что нам можно и стоит доверять. Вы переживаете из-за смерти Ростова? А кто был этот граф Ростов? Мечтатель, воспоминание об исчезнувшем навсегда мире. Убить его – это как протереть глаза после пробуждения. Вы же Мелиззатх’л Новаковский, марсианин, гарант будущего. Убить вас было бы преступлением, а что хуже – расточительностью. А вот заполучить вас… Вот это уже почти гарантия триумфа. А отвечая на второй ваш вопрос – против кого, я так скажу, дорогой наш будущий союзник… против всех.

– Мочка будет охотиться за нами. Революция будет охотиться за нами. И все чудища Диких Полей тоже будут нас доставать, – перечислял Грабинский, становясь всё более надоедливым по мере того, как у него заканчивались запасы алкоголя в последней бутылке. – Все, весь этот гребаный мир будет охотиться за нами. Мы могли бы посидеть еще день-два в станице. Но нет! Мы плетемся на лошадях, в существовании которых я даже не уверен, потому что их нам дали литературные герои, которые растворяются в тумане. А почему? Не знаю!

Кутшеба никак не комментировал его нытье, довольный тем, что Грабинский решил не оставаться в станице.

– В таких местах не нужно оставаться дольше, чем надо, – пробурчал недовольный Шулер, который не знал о ночных раздумьях инспектора, а потому не видел причин быть с ним помягче.

– А может, надо было? Ты, бог, не мог нам этого наворожить?

– Я не ясновидящий, – буркнул Шулер, и без того злой, потому что Ванда теперь всё чаще ехала рядом с Яшеком, а не рядом с отцом. – Я вижу линии судеб близких людей. Твоя начинает сворачивать на опасные дорожки.

Грабинский выругался и подъехал к Саре, чтобы уговорить ее погадать ему на картах. Он добился от нее только заявления о том, что у нее есть заклятие импотенции, которое она всегда хотела испытать, но пока что никто ее настолько не разозлил.

Яшек разговаривал с каждой птицей в округе, но не для того, чтобы выведать у них информацию, а чтобы покрасоваться перед Вандой. С того момента, как он помог спасти ее, он стал увереннее в себе. Ванда, может, и не засматривалась на него, но позволяла воздействовать на себя магией предназначения.

– Загубит мне дочурку, – бормотал Шулер. – И убить его не могу, потому что она никогда бы мне не простила. Но клянусь тебе, Мирек, я бы с удовольствием свернул ему шею.

– Боишься, что он соблазнит твоего ребенка или богиню?

– Сволочь ты, Мирек.

– Я твой друг. Поэтому говорю искренне.

– Искренне ты мне лучше скажи, что ты всю ночь делал с демоном мести, который должен вгрызаться в твое сердце и душу, чтобы ты не свернул с пути мести. Потому что мне, например, показалось, что вы танцевали. Это что, такой новый ритуал?

Мара молчала. Молчал и Кутшеба.

Они ехали, оживленно переговариваясь, пока Яшек не сообщил, что рассказали ему птицы, эти полезные приятели: много волков бежит по их следу и даже окружают их – медленно, но неумолимо.

– Если мы пришпорим коней, то, может, убежим от них, – предложил он.

– Хороший совет, но глупый, – отмахнулся от него Кутшеба. – А о волках я давно в курсе. Поспрашивай, Яшек, не видели ли птицы где-нибудь летающего волка. Или наших людей. Сделай что-то полезное, в конце концов!

– Вы меня не уважаете! Я ведь уже не тот, что в начале пути! Я уже…

– Зато я всё тот же! – перебил его Кутшеба. Он послал парню взгляд, под которым тот чуть не заскулил. – Сделай что-то полезное, говорю тебе!

Волки шли по их следу, как только они вышли из станицы, – это знал каждый, кроме разве что влюбленного парня и его девушки. Шулер не мог увидеть линии судьбы, связанные с десятками волчьих стай, которые стягивались сюда со всех Диких Полей, но предупредил Кутшебу, что над хищниками была чья-то могущественная защита.

– Разумеется, – не удивился Кутшеба. – Он их ведет.

– Знаешь что-то, чем хотел бы поделиться?

– Ближе к вечеру вы все узнаете.

Первыми им навстречу выехали казаки, которые до сих пор скрывались среди трав лишь одним им известным способом. Прибыли с опущенным оружием в знак мирных намерений. Они не напоминали ни тех – из сотни чёрных, проданных смерти, ни других – из сотни красных, которые воевали в сшитых революционными портными бурых мундирах. Группу Кутшебы окружила разноцветная компания, в которой каждый одевался следуя собственной фантазии, стараясь тем не менее превзойти товарищей смелыми идеями и дороговизной украшений. Цветные куртки были обвешаны золотом и драгоценными камнями, которые также сверкали в перстнях на пальцах. Даже вполне современные автоматы были инкрустированы золотом и заклинаниями.

– Теперь мы вас поведем, – сообщил, поздоровавшись, командир отряда. Девушкам он низко поклонился в седле. Даже у Сары заблестели глаза при виде этого молодого человека, а Ванда так покраснела, когда он на нее посмотрел, что Яшек на всякий случай решил откашляться и закрыть ее собой. – Не бойтесь, вы среди друзей.

Они погнали лошадей, потому что не в обычаях казаков было ездить медленно. Мчали в лучах заходящего солнца, а потом в темноте, а рядом с ними, уже не скрываясь, мчали волки. Кони беспокойно фыркали, однако хищники ничего не предпринимали. Кутшеба не мог понять, как долго они так ехали. Их вела чья-то магия, потому что он даже не смог запомнить дорогу, которую им никто не преградил – даже демоны держались от них подальше, как будто они ехали не по Диким Полям, а по какой-то пригородной дороге.

Наконец они заметили поляну, окруженную огнями и бледным магическим светом. Бессчисленные волчьи стаи ждали их там в неестественной для зверей тишине. Они окружали седого бородатого мужчину, сидящего возле самого большого костра. Казаки, едва сойдя с лошадей, пали перед ним на колени. Их командир тоже поклонился, поцеловал епископский перстень на протянутой руке и доложил, что он привел тех, кого отец хотел видеть.

– Спасибо, Юрек, – седой благословил его, положив ладонь на иссиня-чёрные волосы солдата. – Спасибо вам всем! А вы, дорогие гости, не бойтесь, подходите ближе. Мы рады видеть вас среди нас!

Они сошли с лошадей. А когда приблизились к седому епископу, то увидели, что в его могущественной тени сидели Волк Ветролап и Мочка.