Они залегли в высокой траве, опираясь на лошадей, которые лежали рядом. Умные и еще более послушные, чем люди, те наблюдали за упырями, проходившими по тракту в сторону границы. Рядом шли волкодлаки, мары и души мучеников, у которых после пробуждения были гнилые трупные тела, а порой просто скелеты. Всех их завербовала Вечная Революция и послала на тот последний независимый кусок Украины, как будто мало было крови пролито за время многовековых войн.

– С пять сотен будет, – оценил уже немолодой лысеющий мужчина крепкого телосложения.

Он не был похож на обычного солдата, да и весь их отряд напоминал скорее сборище партизан, чем регулярную армию. Когда-то, десятки лет тому назад, когда они только появились и с саблями в руках мчали на обескураженного врага, все было иначе. Они атаковали, хорошо подготовленные, на сильных конях и с новеньким оружием, как будто только что изготовленным специально для них. Сейчас же они пользовались трофейными карабинами, изготовленными во времена, которых они уже не понимали, в мире, охваченном пожаром худших из их кошмаров. Единственное, что не изменилось, это непрекращающаяся война на Диких Полях: такая же, как всегда, она правила там сегодня так же, как и столетия назад.

– Мы могли бы их настичь, – добавил он.

– Вам, сударь, вижу, кровь пришлась по вкусу, – пробормотал полковник, наблюдая за врагом в бинокль, отобранный у революционеров, которые, в свою очередь, отобрали его у немецкого офицера. – А это только разведка. Если бы мы напали, о нас узнал бы главный отряд. Пойдемте за ними по-тихому, может, узнаем, что они задумали. Последнее время оживилось движение на трактах в направлении польской границы. Может, готовятся к войне?

– А мне кажется, это что-то другое. Если бы готовились к войне, то уже тянули бы к нам свои лапы. Может, и перевелись на Речи Посполитой гетманы, которых, как говорят, король нынче из городских выбирает, хоть сам и шляхтич. Однако какие бы они ни были, а славные военные обычаи знают и чтут, и помнят, чего мы стоим. Нет, никакой большой войны не будет. Это личные разборки.

– Серьезные у них разборки, если такие силы подтягивают.

– А то мы не знаем, как сейчас Речь Посполитая выглядит? Какие там паны нынче заправляют? У нас всегда богатые содержали свои армии и вели свои войнушки. Даже если нам на голову свалились дьяволы, а мир превратился в преддверие ада, это святое правило не изменялось.

– Эх, если бы вы, сударь, хотя бы на этот раз ошиблись… Хорошее сейчас время для войны, когда красные между собой дерутся. Так или иначе, мы поедем за этим отрядом. Личные там войска или королевские, им может понадобиться наша помощь.

– Это безусловно. – Толстый солдат подкрутил ус. – Не было и не будет такой войны, в которой солдаты нашего уровня не повлияли бы на ее исход. Обрати внимание – я не только о себе, я обо всех нас говорю. Мы столько лет воевали, что нет на свете такого военного, который мог бы с нами сравниться. Ну разве что один такой…

– Не произносите его имени, сударь! Еще черти услышат и прилезут!

– Неизвестно, на чью сторону он бы встал. Не любит красных.

– Кого бы он ни поддержал, черт есть черт.

– Он, может, и черт… но чем мы лучше?

– Ах, вы как скажете что-нибудь… – полковник ужаснулся. – Мы другие, мы же от Бога, а не от черта. Не гневайтесь, сударь, что мы не бросились на них с саблями. Еще позабавимся с ними. Они даже не поймут, кто на них напал.

Нападающие атаковали, как только они покинули земли Ростова. Атаковали неподалеку от места, выглядевшего как приятный глазу лесок, а на самом деле оказавшегося смертельной ловушкой.

– Чувствую магию! – вдруг прокричала Сара. Крушигор успел снять с предохранителя позаимствованный бортовой карабин, а мара в Кутшебе начала петь, чтобы защитить их обоих. Толку от этого было немного – земля вокруг разверзлась, как от взрыва, и вдруг все закишело чертями и духами. Кто-то выстрелил. Пуля пролетела в миллиметре от Кутшебы, отведенная силой Шулера.

– В линию! Держать строй! – кричал своим подчиненным майор Таланин, командир высланных им в помощь солдат Кутузова. Он принадлежал к тем воскресшим, которые всё еще были убеждены в правильности военных доктрин великого генерала наполеоновских времен.

Его люди, прежде всего пехота, завербованная из числа воскресших и подданных Ростова, пока что не являли собой слаженный боевой отряд. Возвращенные из мертвых солдаты сохраняли давнишнее послушание, ровно держа затверженный за годы службы строй. Новые рекруты реагировали на всё так же быстро и так же инстинктивно. Только вместо того, чтобы становиться в строй, они хватались за амулеты и бросались охранными заклинаниями, защищались четками и сбивались в кучу, которая ощеривалась штыками и громко молилась. Таланин кричал и бесился, но в царящем хаосе рекруты его почти не слышали.

Свора больших собак выбежала из-за мнимых деревьев и атаковала Шулера. Первых трех он отбросил без труда. Но за ними появлялись другие, они атаковали его со всех сторон. Бросались Шулеру на горло, хватали его за руки, запрыгивали на спину, чтобы свалить на землю и придавить его.

Бог зарычал, и вдруг вокруг него воцарилась тишина. Хоть собаки продолжали рычать и лаять, из их пастей не доносилось ни звука. Как будто прозрачный мыльный пузырь вырос вокруг клубка собачьих тел, и в следующий миг могущественная сила разбросала их. Шулер тотчас же встал, но этих нескольких секунд хватило, чтобы нападающие достигли своей цели.

Большие птицы, которые не напоминали ни один из известных Кутшебе видов, кружили над полем битвы. Когда собаки отвлекли внимание Шулера, птицы разноцветной тучей окружили Ванду. Секунду спустя в их гуще можно было различить карлика в смешной огромной шапке, который сидел верхом на большом летающем волке. Он схватил девушку за руку и затянул ее в стаю птиц.

Люди Якубовского под командованием Евгения оказались в эпицентре поля боя. Они не решились стрелять, поэтому на собак и чертей они шли с саблями и палками. Те быстро теряли азарт битвы и убегали. Крушигор преследовал их карабинными выстрелами, Грабинский палил из револьверов в улетающих птиц и, как всегда, попадал при каждом выстреле. Стая, однако, была слишком большой, чтобы такие потери ей помешали.

– Ванда! – закричал Шулер, быстро сообразив, что произошло. – Они украли Ванду!

Кутшеба добил большую собаку, которая пыталась уползти, и осмотрелся, оценивая потери. Иллюзия леса уже развеялась, хотя еще были видны полупрозрачные стволы деревьев, слышалось магическое пение птиц и эхо лесных звуков. Яшек плакал над двумя мертвыми собаками, которые сцепились в братоубийственной борьбе, когда их настигло проклятие Сары.

Не погиб ни один из солдат Таланина, люди Якубовского тоже вышли без потерь. Лишь второму офицеру «Батория» кто-то перерезал горло, возможно пытаясь добраться до марсианина. Новаковский сидел на коне, в своем специальном седле, держа по сабле в каждой из четырех рук, с лезвий стекала кровь. Чус пытался осмотреть собственное плечо, его левая рука неестественно свисала.

– Мочка, – бросил марсианин в ответ на вопросительный взгляд Кутшебы. – На этот раз я видел его.

Стало понятно, почему никто их не атаковал в последние дни, когда они отдыхали у Ростовых. Одержимый не поехал за Кутшебой и не притаился возле Пристани Царьград, он ушел искать союзников. На Диких Полях он мог рассчитывать на встречу со многими потерянными душами или беглецами из более цивилизованных стран или даже из Революции.

– Он и это умеет? – Кутшеба указал на иллюзию, которая уже почти развеялась.

– Возможно, – марсианин на мгновение задумался. – Но устроить такую ловушку, усыпить бдительность мага Якубовского… это выше его способностей. Он связался с кем-то очень могущественным.

Сенаторский маг, который просил называть его Яном и не раскрыл свою личность не только временным союзникам, но и Евгению, подошел убедиться, что с марсианином ничего не случилось. Они с Якубовским ехали верхом, как и все остальные. Сенатор нехотя согласился отослать дирижабль, признавая, что он привлекает слишком много внимания и может предупредить тех, за кем они гонятся. Он приказал капитану «Храброго» летать над Дикими Полями, как будто они всё еще искали дорогу.

– Сильная магия, – чародей подтвердил предположения Новаковского. – Не природная энергия и чары упырей, а великие старые заклинания.

– А все для того, чтобы выкрасть Ванду, – пробормотал Кутшеба, глядя на Шулера, который как раз подходил к ним. Бог уже не напоминал седобородого старца, который спокойно жил под Курганом Ванды. Его взгляд потемнел, а силы – приумножились. Из-под прикрытых век лился кровавый свет. Он выглядел почти так же, как во время их первой встречи, пока Кутшеба еще не пленил бога заклятием и новым именем. Сейчас Шулер был воплощением гнева.

Чародей приподнял кустистую бровь.

– Зачем им…

– Вон отсюда все! – прорычал Шулер. – Не мешать нам!

Он схватил Кутшебу за плечо и оттащил от остальных на такое расстояние, чтобы никто не услышал, о чем они говорят. Понизив голос до едва различимого бормотания, он сказал, что они должны вернуть девочку. Не спрашивал, не просил, а впервые с момента их знакомства приказывал. Он по-прежнему держал Кутшебу за плечо. Веки у него дрожали, как будто он судорожно сжимал их, лишь бы не открыть глаз.

– Мы идем за Вандой!

«У меня своя миссия», – хотел было ответить Кутшеба и напомнить, что у него нет такой силы, которая разрушила бы узы, наложенные на бога. Но он не сказал ничего – его сдержала мара. И самого Кутшебу это так удивило, что на миг он забыл и о Шулере, и о Ванде.

«Что ты сказала?»

– Я знаю, что ты скажешь. – Шулер старался взять себя в руки. – Что у тебя своя миссия, а я должен быть верным тебе. Но если ты мне не поможешь… то я… я…

– Заткнись, Шулер, – Кутшеба говорил тихо и спокойно – как всегда, когда сталкивался с чем-то неизвестным и потенциально опасным. Когда он испытывал по-настоящему серьезную тревогу, почти что страх, и когда одновременно лихорадочно искал решения, как использовать эту ситуацию в свою пользу. – Заткнись, я думаю.

«Как ты можешь просить, чтобы я бросил миссию?! Даже на минуту!»

– Мирек, мать твою, каждая минута…

– Заткнись, Шулер!

«Мне не нравится то, что с тобой происходит. Ты меняешься».

«Если ты права, надо найти способ это остановить».

– Послушай, все…

– Шулер, подожди меня здесь. Мы спасем твою дочь. Ничего не говори. Подожди.

– Ты понятия не имеешь…

– Не благодари меня, Шулер. Никогда меня не благодари.

Новаковский, Якубовский и Таланин, которые как раз обсуждали, что делать дальше, замолчали при виде Кутшебы.

– Господин Кутшеба всё-таки специалист по этим землям, – объяснял в очередной раз марсианин.

Его впервые представили Якубовскому, когда все согласились, что в этот раз – единственный раз – они объединят усилия, так как никакие корпоративные раздоры не могут сравниться с враждебным отношением к Революции. Якубовский подал Кутшебе руку, и тот без колебаний ее пожал, хотя мара кричала, чтобы он использовал свой шанс и немедленно убил его. Обещала, что придаст ему сил и поможет убежать, что с помощью Шулера он справится даже с магом. Однако позже она извинилась за этот приступ безумия. Но Кутшебу эти извинения обеспокоили даже больше, чем ее минутная ярость. Злость была свойственна ей от природы. Она должна быть безжалостной, она существовала для того, чтобы не позволить его гневу погаснуть. В ней не должна рождаться даже мысль об извинении, иначе они оба слишком близко могли подойти к решению простить. И все-таки.

Слушая аргументы марсианина, Таланин снова сложил губы в трубочку, выражая пренебрежение. По его мнению, он разбирался в Диких Полях лучше, чем польский наемник, подчеркивая это при каждой возможности. Несмотря на смерть, он не излечился от ненависти к «польским предателям и бунтовщикам», родившейся во времена давно минувших войн.

– Как вы считаете, это был отряд Революции?

– Я не знаю, кто это был. Знаю только, что им нужна была Ванда. Как только ее выкрали, нападающие убежали.

Таланин хмыкнул. Он открыл было рот, вероятно, для того, чтобы высмеять настолько абсурдную идею, но Якубовский не позволял ему этого.

– Почему вы так считаете? – спросил он. – Кто эта девушка?

«Вот именно, кто?» – задумался Кутшеба. Реакция Шулера была понятной – у него украли дочь. Но почему ее украли? Почему Мочка подбил кого-то напасть и выкрасть девушку – может, и не самую обычную в мире, но всё-таки не настолько важную? Может, он собирается шантажировать Шулера? Либо отстранить Кутшебу от похода? Если так, то он, скорее всего, добился своей цели. Могло ли это означать, что за всем этим стоит тот поляк, служивший Революции, про которого говорил Ростов? Или этим человеком мог быть следующий в его списке? Это показалось Кутшебе вполне правдоподобным. Революция представлялась не самым плохим, хоть и паскудным убежищем. В таком случае, продолжая погоню, он, как ни странно, не отвлекался бы от своей миссии.

– В данный момент это не имеет значения, – сообщил он. – Шулер и я отправляемся за девушкой.

– Вы не можете! – запротестовал марсианин. – У нас договор!

– И я его не нарушаю. Точнее, это вам решать, является ли это нарушением. Посмотрите: я не оставляю вас одного. Более того, клянусь, что снова присоединюсь к вам, если только выживу. И вы будете в безопасности, если я ликвидирую тех, кто на нас сегодня напал. Я возьму с собой Яшека. Мы вернемся к вам, как только найдем девушку. Это предательство?

Марсианин долго думал над ответом. Наконец вздохнул – по мнению Кутшебы, немного театрально – и протянул Кутшебе одну из своих правых рук.

– Тогда удачи вам. Я вижу, что мне не отговорить вас от принятого и, надеюсь, несамоубийственного решения. Если вам придется сразиться с Мочкой… – он замялся.

– Я убью его. Он слишком опасен.

– Так, пожалуй, будет лучше. Даже для него. Знаете, мне кажется, он очень страдает после того, как покинул «Баторий». Потому и обезумел.

Уходя, Кутшеба еще услышал, как Таланин высказал свое мнение по поводу наемников, недостойных доверия. Майор будто мимоходом вспомнил о некоем князе Чарторыйском, который злоупотребил доверием великого царя Александра, хотя тот предложил ему должность министра. Не в первый раз кто-то из воскрешенных офицеров Кутузова, всё еще живущих воспоминаниями о войне с Наполеоном, старался убедить Новаковского, что марсианам лучше всего иметь дело с «настоящей Россией», чтобы вместе выжечь красную заразу, а потом отстроить прекрасный царский рай.

Конечно, Сара и Крушигор уперлись, мол, где Яшек, там и они. Довольный, что его ожидания относительно этой парочки оправдались, Кутшеба только велел им, чтобы они получили разрешение Новаковского, и вынудил их поклясться, что на время поисков Ванды они будут слушаться его. Великан только с третьего раза произнес клятву четко и без запинок.

Они взяли с собой кое-какие припасы и двинулись вслед за птицами, уносящими Мочку, неизвестного карлика и Ванду. Когда их нагнал Грабинский, отъехали они недалеко.

– С марсианином тебе было бы удобнее, – съязвил Кутшеба.

– Я, наверное, протрезвел, если еду с вами! – Грабинский криво усмехнулся. – Но я как-то полюбил эту девочку. И еще подумал, что вам не помешает присутствие кого-нибудь рассудительного.

От Кутшебы не укрылись многозначительные взгляды, которыми обменялись Сара и Крушигор, когда Грабинский говорил о своей симпатии к Ванде. По странному стечению обстоятельств, все ее любили. Она, разумеется, была милой, веселой девчонкой, но почему Сара и Крушигор так охотно согласились пойти с Кутшебой, а не стали уговаривать Яшека ослушаться приказа, как делали это раньше? Создавалось впечатление, что они готовы были пойти добровольно, даже если бы Кутшеба не брал с собой Яшека. Да и не только они. Мирослав заметил какое-то оживление среди обращенных волкодлаков, служивших Ростову. Даже маг Якубовского предложил своему господину принять участие в погоне.

Кутшеба подъехал к Шулеру, который опережал их всех. Бог загнал бы коня насмерть, если бы ему только позволили.

– Ну ладно, Шулер. А теперь выкладывай, кто на самом деле эта девушка.

– Я не знаю, кто ты, и, разумеется, не пытался докопаться до этого. Но хочу тебе кое-что рассказать.

На этот раз Корыцкий показался Кутшебе похудевшим, и его озадачили такие перемены, хотя причиной могло стать и улучшение физического состояния. Что могло так мобилизовать бывшего шпиона?

От него ушла жена? Кутшеба не заметил Малгоськи за барной стойкой.

– Ребенок, – объяснил Корыцкий, наблюдая за своим гостем взглядом профессионального разведчика, способного выведывать у людей их секреты, просто глядя им в глаза. – Не высматривай так. Ребенок у меня родился. Девочка. Без хвоста. Но я все равно не позволил назвать ее Басей. Будет Магдаленой, в честь моей матери. Теперь я могу перейти к делу?

– Сперва прими мои поздравления, папочка.

– Искренне благодарен. Красавица она у меня. Обе они у меня красавицы, – лицо Корыцкого на какой-то миг просияло от гордости, но на него тут же набежала всегдашняя тень. – Смерть ходит за тобой по пятам, Мирек. Ты кормишь её досыта. Из тебя плохой шпион. Ведь шпионы должны быть тихими, невидимыми, ты в курсе?

– Ты, кажется, хотел мне что-то рассказать?

– Вот ты никогда не позволишь человеку насладиться его собственной мудростью, да?! Ну ладно. Слушай. Жили себе когда-то шестеро студентов. Приехали они в Краков из разных уголков страны, чтобы не только получить знания, но и завести знакомства. Для начала они познакомились друг с другом, по правде говоря, они были еще теми голодранцами. Со всеми разговаривали, обо всём расспрашивали. Местные, наследники древних краковских родов, относились к ним как к париям. Дети из богатых семей тоже пренебрегали их обществом. Но они знай делали своё и нашли друг друга, так как их взаимно притягивали огромные амбиции. Догадываешься, о ком я?

– Не знаю, хочу ли.

– Хочешь. Так вот, сидели они однажды, вероятно попивая самое дешевое пиво в забегаловке, похуже, чем эта. И один из них сказал что-то вроде: «У меня ничего нет, у тебя ничего нет, вместе мы обретем могущество». Остальные согласились, потому что они уже немного знали друг друга и понимали, что их основным акционерным капиталом была самоуверенность. Совести у них не было. Они были готовы подкупать, красть и шантажировать. Пока однажды не дошло до убийства. Может, убили случайно, а может, специально. Может, защищались, потому что в тот день за ними гнались бандиты, нанятые каким-то ростовщиком. В любом случае, они перешли Рубикон. Знаешь, что такое Рубикон, Мирек?

– Такая себе Висла, только более древняя.

– Все реки одного возраста, Мирек, не мели чепухи.

– Но не все легенды.

– А вот этого я не знаю. Рубикон – это такое заклятие из крылатой фразы о переходе границ, а никакая не река. В любом случае они его перешли, и тогда им стало всё равно, какими методами пользоваться. А когда они убили еще больше людей, уже преднамеренно, запланированно, и увидели, что никакого наказания им за это нет, то поверили в то, что они лучше, чем весь остальной мир. И выкинули финт мирового масштаба. Пустили под откос поезд и убили одним махом больше четырехсот человек. Мерзавцы, не правда ли, Мирек?

Ответа не последовало.

– Я раньше думал… но теперь не думаю. Потому что теперь я узнал о существовании круга радиусом в три километра, нарисованного кровью вокруг места катастрофы. Знаешь, сколько нужно крови, чтобы нарисовать нечто подобное? Много, скажу тебе. Так много, что даже если в ход пошла и свиная кровь, это нельзя было сделать незаметно, потому что даже свиную кровь надо как-то достать. А такую покупку, пусть и в кредит, пусть и через подставных лиц во всех на свете деревнях, невозможно скрыть. Шестеро засранцев убили больше четырехсот человек, чтобы принести жертву какому-то божеству, лакомому до смертей. Знаешь, как это называется? Они называют это планированием. А я называю это преступлением. В каком-то смысле преступлением безупречным, потому что их снова никто не поймал. Кроме одного парня.

– Тебя?

– Я был лишь вторым чемпионом по дедукции. Шестьдесят два человека выжили в катастрофе, и только один из них узнал правду.

– В этой истории есть какая-то мораль?

– Знание – наше богатство. Я, видишь ли, долго пытался понять, почему один мой знакомый – рассудительный, способный, ушлый и довольно безжалостный парень – до сих пор не стал господином, миллионером, которому на все плевать… а всё еще подрабатывает у таких, как я. Регулярно зарабатывает хорошие деньги, и мне ничего неизвестно о том, что он тратит их на девок, карты или водку, но деньги у него не держатся. Зато он вечно попадает в какие-то передряги. Это имело бы какой-то смысл, будь он полным безумцем, но снова нет. Парень уверенно идет по жизни, порой напролом. Им движет что-то, о чем мне неизвестно. Поэтому я стал задавать себе вопросы: что двигало бы мной? Женщина – это первое, что пришло мне в голову. И вдруг я подумал: что бы я сделал, если бы кто-то обидел мою душеньку? Ручаюсь тебе, Мирек, у меня аж в груди похолодело. Как будто меня в прорубь бросили. И тогда я понял, что в сказках сильнее всего не власть и не деньги, а любовь. А в историях о тех, у кого отняли любовь, сильнее всего месть. Оказалось, что этот мой знакомый – мститель.

– Я всё еще жду мораль.

– Ты всё время оглядываешься, как будто ждешь, что в любую минуту те жулики, которых ты впервые тут видишь, окажутся убийцами, а кто-то, притаившийся за дверью, с грохотом ворвется сюда, пройдется по всей комнате очередью из автомата и только потом начнет задавать вопросы. Знаешь, Мирек, почему я ушел со службы?

– Не ушел.

– ?

– Не уходят с такой службы, товарищ полковник. Разве что насовсем.

– Ты меня обидеть пытаешься, или как? Я ушел со службы, потому что мне надоело бить поклоны всяким гнидам. А эти гниды, как правило, наделены интересным талантом – умением взбираться по служебной лестнице быстрее и ловчее остальных, так что они всегда оказываются над тобой. А у меня есть странная слабость, Мирек. Я начинал как следователь, и этот рьяный следак всё еще сидит во мне. Преступление есть преступление. Это правда, порой им можно воспользоваться, – он пожал плечами. – Я тоже не святой. В конце концов, наша работа никого святым не делает. Но одно я знаю точно. Если позволить червяку только жрать и расти, то окажется, что не существует больше ничего, кроме этого червяка и его законов.

– Ты пьян, что ли?

– А ты сдурел, что ли? Совсем не слушаешь. Откуда я знаю историю тех шестерых? Думаешь, я выдумал ее? Я знаю настоящие фамилии всей шестерки.

Вдруг мир перестал существовать для Кутшебы. Остался только один столик в одном пабе на улице Кошачьей и один мужчина за столиком напротив.

– Как ты их нашел?

– По следам свиной крови, – засмеялся Корыцкий. – Я говорил, а ты не слушал. Либо слушал, но не слышал самого главного. Такое количество крови невозможно спрятать. Но они об этом и не думали. Им и в голову не пришло, что кто-то может спросить про свиней, которых тогда массово скупали в близлежащих деревнях. Великие игроки, которые сейчас делают ставки на судьбы едва ли не целых народов, поскользнулись на свиной крови. Только это не доказательство для закона, Мирек.

– Закон может себе…

– Вот и я так подумал. Что тот мой знакомый тоже бы подумал, что закон может засунуть себе куда подальше свои доказательства. – Корыцкий подсунул Кутшебе сложенный листок бумаги. – У меня для тебя работа, Мирек. Тут данные парня из Гданьска. Было бы хорошо, чтобы о нем больше никто никогда не услышал.

– Ты повысил меня до палача?

– Парень, о котором я тебе говорил, тот мститель, знаешь, кончил жизнь в петле за убийство одного из вычисленной мной шестерки. Тебе идет косынка, кстати говоря. Ты в ней напоминаешь тех парней, которые не заглядывают дамам под юбки, но оно, может, и к лучшему. Тот парень в любом случае знал, что гниду нужно давить сразу, чтобы она не слишком выросла. И этот засранец из Гданьска именно такая гнида. И тоже не заглядывает дамам под юбки. Предпочитает маленьких девочек. Но знаешь, это большая шишка в Ганзе, ему всё сойдет с рук. Хотя… может и не все.

– А такое знание нельзя как-то получше использовать? Знаешь, шантаж, например… простые, старые, проверенные методы?

– Я уже говорил, что во мне сидит старый тупой мент?

– Так ты решил остаться святым.

– Скажу иначе: не только я. Сделай полезное и ты, Мирек, и знание снизойдет на тебя.