"Мышеловка — это устройство, в которое попадаешь невзначай, а выбраться бывает сложно" — такими словами я открыл свой дневник, а точнее: "Записки В. Моторина, сделанные во время его необычайного путешествия в другое измерение". Люди, которые путешествовали всего лишь в своем измерении, и те привозили тома записок. Но кроме первой фразы о мышеловке, я ничего пока придумать не смог.

Уже почти две недели я торчал в чужом мире в полном одиночестве, и это как раз тогда, когда начались долгожданные летние каникулы! А ведь мы собирались летом в Дагестан, в аул Сагратль через синие горы.

Вьется, вьется над пропастью тропа, по тропе голове в хвост идут три ишака, на ишаках папа, Герка и я. А тропка все уже и уже, а пропасть все глубже и глубже, и камешки из-под скользящих копыт падают глуше и глуше.

Сагратль — самый высокогорный аул. Облака и орлы парят ниже аула, в прежние времена по ним стреляли из нагана — сверху вниз. Так мужчины аула тренировались в меткости… Теперь все уже поняли, что орлов жалко. Мы будем их только наблюдать. А Герка будет наблюдать еще и звезды: в горах наблюдать звезды всего удобнее. Потому-то папа и обещал, что возьмет с собой не одного меня, а и Герку. Мама тоже приедет к нам, но чуть позже. У папы в Сагратле старинный друг его отца.

Только когда все это будет? И будет ли вообще?.. В этом другом измерении никто никуда не собирался. Мама задерживалась у больных. Герка торчал в гараже. Папа пропадал где-то чуть не круглые сутки.

Вообще другие родители были молчаливее моих, как-то даже слишком молчаливы. И должно быть, поэтому почти не высказывали мне презрения. А если и высказывали, получалось почему-то не так обидно. Может, потому, что это выходило у них не так согласованно? Что и говорить, мои мама с папой были куда дружнее. И дружно нападали на меня, и выходило — двое на одного. Но, насмотревшись на жизнь чужих Моториных, я знал теперь точно, что когда родители дружнее, все-таки лучше.

И Катерина в другом мире была совсем-совсем другая, я понял это в первый же день как сюда перенесся. Дом, где она жила, был угловой и окно — угловое, не окно, а две поставленные углом стеклянные стенки. На такой городской веранде жили Катерина и ее бабушка. Бабушка как раз поливала цветы в висячих горшочках. И тут из дома вышла Катерина.

Катерина, как всегда, плыла, чуть касаясь мостовой босоножками. И люди, и лужи, и машины расступались перед ней, как всегда. Но все же это была другая Катерина, И потому рядом, ковыляя на толстых подошвах, как страус на ходулях, и выставив свои джинсы, будто флаг, отсвечивал Коля-студент… Ну, нет, наша Катерина не пошла бы с таким и по одной стороне улицы!

И если до этого я еще чуть-чуть сомневался, у себя я или же нет, то тут уверился до конца: люди здесь другие и мир другой…

До чего же мне было тоскливо! Голубоватый лучик, который перенес меня сюда и мог бы тем же порядком вернуть обратно, до моих крыш упорно не доползал. Надо было что-то придумать. Но что?

Самое простое — связаться с теми, кто работает на базе. Если, конечно, Герка был прав и это в самом деле научная база… Ведь должен же там кто-то быть!

Правду сказать, в первые дни я надеялся, что в моем мире меня хватились и что, может быть, кто-то на базе даже видел, как я попал в луч и исчез. Ведь для них-то я исчез?.. И поднялась тревога, шум, суетня. И организовали работы по моему спасению…

Но теперь уже было ясно, что ничего такого нет. Возможно, на базе и не подозревают о коварных свойствах лучика, а может быть, напротив, знают очень хорошо, оттого и испытывают в глухом дворе ночью…

Мне во всех случаях оставалось одно: сообщить на базу, что приключилось, и попросить, чтобы скорее вернули меня назад. Ничего нет проще. Если бы, конечно, удалось понять, где на эту чертову базу входят… Странное дело, я ясно видел базу сверху. Но нигде не мог найти туда вход. Оставалось подкараулить кого-то из людей с базы, когда они будут туда проходить.

Наши дворы отделены от остального мира двумя улицами и двумя переулками. Я только и делал, что обходил дозором этот четырехугольник. Задачка не из легких: сто подворотен и двести сорок семь парадных! Уходит десять минут, пока их разок обежишь… А сколько народу вытекает и втекает в наши дома за один только день! Кто из них с базы? Попробуй угадай!

Правда, оказалось: база работает не весь день, а минут всего по десять — в три часа дня и в одиннадцать ночи. Но перед этими часами во все парадные и дворы входили люди, вкатывались машины, а один раз прискакал даже всадник на коричневой, блестящей лошади. После выяснилось — это цирковой наездник примчался в гости к своей тетушке из девятой мансарды.

Впрочем, я и сам сразу понял, что ученые с базы не прискачут на лошадях. Машины приезжали тоже по своим делам забрать мусор, доставить кому-то шкаф… Пешеходы по большей части все тут у нас и жили…

В общем, людей с базы я пока не обнаружил. Но открыл случайно другие дворовые тайны. Узнал, например, что взрослые парни, те, что отнимали у нас с Геркой маг, в этом измерении все хотят жениться на продавщице из магазина «Вина-воды». Но продавщица Шура и не думает за них выходить, смеется только: "Да на что вы мне сдалися, такая пьянь?"

А Коля-студент, тот что за трешку дает ребятам переписать диск (то есть хорошую пластинку), захаживал, оказывается, к нашей Нике. Я как увидел — просто поразился: студент, а ходит к такой малявке! Он шел с холщовым мешочком, где всегда носил диски, и сворачивал не к себе и даже не к Вите, а в Никин подъезд… То есть и Коля, и Ника были здесь, конечно, другие. И я подумал: "Может быть, он ходит к ней потому, что она сестра другой Катерины?"

Я бегал вокруг дворов, как спутник, запущенный на постоянную орбиту. Но узнать про всех, кто куда спешит, все равно не мог. Если б здесь был со мной мой настоящий Герка!.. Вдвоем мы нашли бы кого угодно. Но однажды я и сам натолкнулся на очень странного типа…

— Скажите, который теперь час?

Я спросил это быстро, задыхаясь от бега, а тип вздрогнул в ответ.

— Без пяти… — буркнул, а сам тревожно глянул и, будто невзначай изменив направление, начал подниматься по лестнице вверх.

"Вот оно! — возликовал я. — Наконец-то нашел одного!" В самом деле, только что этот человек бежал и влетел в парадную на таких скоростях, что я чуть было от него не отстал. Он явно собирался проскочить через запасной ход в скверик. Но, заслышав меня, стал не спеша подниматься вверх… Кто это мог быть, как не человек с базы? Кто бы еще стал скрывать куда идет? Скрываться должны люди с базы, чтобы сохранить тайну…"

Силуэт его вырисовывался на фоне лестничного окна: юркий и в то же время расхлябанный. Эта странная смесь удивила меня еще утром — он шел тогда по двору. Через час я заметил его снова, он крался к подворотне, где жили близнецы…

"Юркий" поднялся на первую площадку и, завернув, пошел дальше, так что я уже не видел его, но слышал, как его ноги перебирают ступеньки, как шуршит его плащ, а дыхание учащается по мере подъема. Всего здесь шесть этажей. Он приостановился, кажется, не доходя четвертого. "Кто живет на четвертом? — быстро прикинул я. — Саша. Нильсов дед… А что, если Юркий просто идет в гости? Только зачем бы тогда он бродил здесь с утра?"

Юркий вздохнул, двинулся опять. Заглянув снизу в пролет, я различил его движущуюся тень. И вдруг все исчезло: тень, шуршание, шаги. Он притаился! Действительно, в квартиры он не заходил — а то бы я услышал. И стоит там, и не дышит. Но только зря: ему теперь деться некуда…

Подпрыгнув от радости, я затопал к нему, говоря на ходу:

— Я нарочно нашел вас, товарищ! Здравствуйте! Я знаю, вы с испытательной базы. У меня к вам важное личное дело…

Мой голос странно звучал в лестничных извивах. Вверху рождалось эхо. Ответа не было.

— Вы слышите? Да не беспокойтесь, про базу я знаю давно, а никому не сказал и не скажу: тайна есть тайна! Только, пожалуйста, я очень прошу… так нужна ваша помощь…

Он не отвечал. Может быть, еще не совсем доверял мне?

— Я буду нем как рыба. Только не бросайте меня, помогите вернуться отсюда…

С этими словами я взлетел на четвертый этаж, взбежал на пятый, взобрался на шестой, запрыгнул на чердачную площадку. Что такое? Никого! Юркого нигде не было.

И куда он мог подеваться?.. Нет, в самом деле? Я подергал запертую чердачную дверь, заглянул в шахту сломанного лифта… И начал простукивать стены, чтобы понять, где тут потайной ход. Ход, конечно, был. Но стен тут много, а из дверей квартир повысовывались раздраженные жильцы…

Тогда, чуть не плача с досады, я уселся на подоконник.