Третий месяц

ИМПЕРСКИЙ ИЗОЛЯТОР И ТРУДОВОЙ ЛАГЕРЬ LEG-817

МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: Вобани

ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Леана Халлик, № 6295A

ПРЕСТУПЛЕНИЯ: Подделка имперских документов, сопротивление аресту, незаконное хранение оружия, насилие при отягчающих обстоятельствах

Съесть пищевой кубик.

Рухнуть в постель.

Проснуться по сигналу.

Съесть пищевой кубик.

Быстро одеться и встать возле двери.

Протянуть руки для тяжелых наручников.

Потащиться на распределение повинностей.

Залезть в турботанк.

Протрястись по каменистой поверхности планеты к месту отбывания трудовых повинностей.

Работать.

Работать.

Работать.

Работать.

Съесть пищевой кубик.

Работать.

Протрястись по каменистой поверхности планеты обратно в тюрьму.

Съесть пищевой кубик.

Рухнуть в постель.

Один день перетекал в другой, отличаясь разве что назначенной трудовой повинностью. Да еще изредка в толпе заключенных появлялись новые лица. Некоторые из них были ей знакомы. Работая с Со, она встречала членов различных партизанских ячеек, разбросанных по всей Галактике. И совершенно неудивительно, что любой бунтарь в конечном итоге попадал сюда.

Девушка никогда не пыталась заговорить с теми, кого узнавала. Какой в этом смысл? Она видела их в строю, иногда они вместе отрабатывали трудовую повинность, но имперская практика чередования состава рабочих команд эффективно пресекала появление и развитие каких-либо связей или привязанностей. Джин могла за целый день не проронить ни слова. Зорада тоже начала замыкаться в себе и не отвечала даже в тех редких случаях, когда ее сокамерница пыталась завязать беседу.

— Еще один день, — произнесла Джин как-то раз, стоя рядом с ланниксом перед дверью камеры в ожидании наручников.

Зорада лишь хмыкнула в ответ.

В эту смену Зораду распределили на ферму, а Джин — на погрузку транспортов. Труд рутинный, но далеко не самый худший. За основным процессом погрузки присматривали дроиды, а Джин и остальные заключенные лишь оперировали репульсорными погрузчиками, которые передвигали контейнеры с сырьем на нужные места. Дроиды легко справились бы со всеми этапами процесса, так что эта работа служила лишь очередным унижением узников, вынужденных выполнять примитивные обязанности.

Джин как раз ставила очередной контейнер с добытой на шахтах рудой на погрузочный конвейер, когда рядом с ангаром открылась дверь. Девушка мельком заметила надзирателя и, быстро отвернувшись, обменялась опасливыми взглядами с еще одним заключенным — родианцем. Появление надзирателя никогда не сулило ничего хорошего.

— Как видите, — произнес тюремщик, и его голос разнесся по всему помещению, — у нас отличный производственный цикл.

Джин подняла новый контейнер и осмелилась взглянуть наверх. Погрузочную линию осматривал длинноносый мужчина в форме имперского адмирала. Гладко выбритый, темнокожий, глаза скорее черные, чем карие. Имперский солдат до мозга костей, но не тот, что убил Лиру Эрсо, поэтому девушка попросту его проигнорировала.

Начальник тюрьмы и его гость обошли зал по подвешенным вдоль стен мосткам, а затем спустились на основной уровень. Адмирал был явно не рад оказаться посреди пыльного зала в компании заключенных, зато надзирателя буквально распирало от гордости. Он хвастался производственными показателями и дешевизной рабочей силы. «Да он на взводе», — сообразила Джин. Присутствие имперского офицера действовало тюремщику на нервы.

— Эффективность могла бы быть и повыше, — заметил адмирал, прервав несмолкающего начальника.

Поток речей надсмотрщика мигом иссяк.

— Конечно, мы экспериментировали с удлинением смен. Мы пришли к выводу, что пятнадцатичасовой рабочий день наиболее оптимален для эффективной, безошибочной работы и не оставляет заключенным времени на мятежные мысли.

Адмирал поднял палец:

— Дроиды могут работать дольше пятнадцати часов. И они требуют меньше... обслуживания. — Офицер перевел взгляд на однорукого мужчину, который пы-тался одновременно управиться и с рулем, и с подъемником.

— Любой рабочий, отстающий от нормы больше чем на три метки, мигом отправляется на верхний уровень, — незамедлительно произнес тюремщик.

Адмирал одобрительно хмыкнул, и плечи надзирателя слегка расслабились. Джин не поднимала головы. В камерах шептались о верхнем уровне. Несколько недель назад девушка видела, как забирали самого младшего из семейства оциоков. Джин тогда понятия не имела, что такое верхний уровень, однако, когда штур-мовики потянулись за маленькой девочкой, которая зарыдала, размазывая слезы и сопли по пушистым перьям на своем лице, остальные оциоки, сидевшие на том же этаже, запрокинули свои широко распахнутые клювы прямо вверх и пронзительно закричали от горя и тревоги. А затем они кинулись на штурмовиков и принялись рьяно царапать их броню своими длинными когтистыми пальцами. Джин затянуло в воцарившийся в коридоре хаос, и она попыталась помочь маленькой девочке в последний раз обнять свою мать.

Эти усилия вылились в обвинение в нападении при отягчающих обстоятельствах и пометку верхнего уровня. Вторую она получила за свой импровизированный нож, но во время избиения штурмовики не удосужились сообщить ей об этом.

Больше Джин не видела девочку-оциоку. Остальным членам ее семьи быстренько обстригли когти и отправили работать обратно в шахты.

— И все же, — добавил адмирал, проходя мимо ленты конвейера, на котором работала Джин, — мне кажется, что за пятнадцатичасовую смену можно было бы добиться большего.

Джин все так же не поднимала головы. Нажать красную кнопку, потянуть рукоятку, передвинуть контейнер. Нажать красную кнопку, потянуть рукоятку, передвинуть контейнер. Не поднимать головы. Девушке был знаком тон этого офицера. Она понимала, что он имеет в виду. Не поднимать головы. Нажать красную кнопку. Потянуть рукоятку. Передвинуть...

— Эй, ты! — Голос адмирала заглушил даже звук работающего подъемника.

— Я?

Джин подняла глаза. Ответивший был ей знаком. Они встречались еще до лагеря. Впервые это произошло на Инусаги, но тогда она еще не знала его имени. Потом они пересеклись на Скуле, и она хорошенько врезала ему прямо по лицу.

Берк.

Джин и не подозревала, что его арестовали и отправили на Вобани. Он держался словно один из заключенных-старожилов, которые уже немало повидали в лагере. У него появились новые шрамы, а выражение лица стало настолько мрачным, что Берк казался древним старцем.

— Ты, — улыбнулся адмирал, и по спине Джин пробежал холодок.

Берк был широк в плечах, а его мышцы напоминали вздувшиеся канаты. Но рядом с куда более низким офицером заключенный все равно казался забитым и испуганным ребенком.

— Как ты думаешь, можно заставить твоих товарищей работать усерднее? — ласково спросил адмирал.

— Я... — Узник запнулся, переводя взгляд с адмирала на надзирателя и обратно. Если он ответит отрицательно, прав будет начальник тюрьмы, если согласится — офицер. — Да, — наконец решился он.

— И как же, по-твоему, мы можем заставить это отребье прилагать еще больше их драгоценных усилий во славу Империи? — полюбопытствовал адмирал.

На этот вопрос Берк ответить не мог. Он не мог попросить дополнительной еды или дополнительных перерывов, иначе рисковал бы потерять то немногое, что у них было. Жестокая шутка судьбы.

— Я... я не...

— Ты не знаешь, — фыркнул адмирал.

Берк широко распахнул глаза и отрицательно замотал головой.

— К счастью, я знаю.

Гость отвернулся от арестанта и обратился к остальным заключенным, работавшим в погрузочной зоне. Не прилагая никаких усилий, он приковал к себе внимание всех и каждого. Контейнеры остановились. Все наблюдали. И ждали.

— Предложи я вам какую-нибудь награду за более усердный труд, — продолжил имперец, обращаясь ко всей толпе, — это было бы нечестно, не так ли? Вы нарушили законы Империи. Вы отбываете здесь наказание. Вы не заслуживаете награды. К тому же, — добавил он, — вовсе не награды заставляют трудиться усерднее, это все наивные мысли. Страх, вот что действительно повышает эффективность.

Одним плавным, текучим движением адмирал достал бластер и выстрелил Берку в голову. Тело несчастного еще не успело упасть на пол, а все до единого заключенные уже вернулись к своим обязанностям.

Джин Эрсо еще никогда в жизни не трудилась усерднее, чем в тот день.