— Ну, как вы устроились в своем кабинете? — Тат Исканди улыбалась. — Сюда бы еще шторы. Я спрошу у Малин.

Малин — это была местная хозяйственная власть. Коренастая, с короткими ножками, она важно несла на голове огромную башню прически. Так, наверное, носили корону взятые из дворни царицы. Опухшие глазки смотрели зло и пусто. Она была хозяйственной властью и осуществляла ее с какой-то радостной скаредностью. Столы, стулья, писчую бумагу можно было выжать из нее, наверное, только силой. Жиль уже знал по опыту.

— Алло. Будьте добры госпожу Малин. Малли, это я. Зайди, будь добра, к господину Сильвейра. Да, да, я подожду.

Жиль удивленно слушал эту тираду, произнесенную воркующим, каким-то даже интимным тоном. Он помнил ухмылку Малин, ее речь, звучащую как сплошная грамматическая ошибка.

— У вас странные друзья, Тат.

— Мои друзья — ваши друзья! — Глаза Тат голубели.

Эта женщина — правая рука администрации, здешней администрации, кто-то из которой зачем-то пригласил его, Жиля, в институт, назначил к ди Эвору… Зачем и кто пригласил его? Главное — зачем?.. А Тат Исканди была, конечно, в курсе дела. Впрочем, кое-что слышал уже и он сам. Но это кое-что было так страшно и так в то же время нелепо, что просто нельзя было поверить.

Все началось в тот вечер, когда он впервые пригласил коллег на "дружеский кофе". Странные намеки Тат на какого-то Советника, на его секретаря Рибейру, о котором ему следовало почему-то знать, что он будет гулять в саду. Затем ужасающее объяснение Глории… В ту ночь, лежа без сна, прослеживая события в памяти, Жиль понял, что неизвестно как ухитрился с самого начала попасть в гущу интриг столицы. PI при этом он был слеп как новорожденный котенок. В таких ситуациях от сомнительных тайных свиданий следовало воздержаться… Но это оказалось непросто. В пышном особняке директора Дорта к Жклю сразу же бросился сам хозяин.

— Господин секретарь Советника в саду, первая скамейка направо, — шепнул он Жнлю, знакомя его с женой.

Жиль раздраженно взглянул на брызнувший слюной директорский рот: "Ну что они привязались со своим Советником? В конце концов я не обязан. Сейчас я им скажу…"

— Простите… — Но тут слова застряли у него в горле: он разглядел Исабель. Исабель Дорт в черных старинных кружевах с темным застывшим взглядом. Это были неправдоподобно огромные глаза. Больше всего она напоминала мадонну. Не благопристойногрустную мадонну, а такую, какой она была, наверное на самом деле… Жиль стоял пораженный, не смея пожать ей руку.

— Рада видеть вас у себя. — Она заглянула в самую глубину его зрачков. — Выход через веранду. Господин Рибейра… — Она говорила, двигался ее детский, будто припухший от слез рот. — Вы уже и так опоздали. Секретарь ждет. Господин секретарь Рибейра не должен ждать…

"Господи, снова этот Рибейра…"

— Господин Жиль, пожалуйста, подите к нему… Да не стойте здесь! Вы слышите? Муж рассердится… Я прошу вас…

Жиль повернулся и пошел к веранде.

Вот так вышло, что они с секретарем все же встретились.

Они сидели в директорском саду на садовой скамейке.

— Очень рад видеть, — говорил Рибейра. — Вы уже познакомились с работой лаборатории?

Весь прошедший месяц Жиль как раз знакомился с архивом. Архивом ди Эвора, охватывающим те, видимо, давние времена, когда он оставался еще собою… Пестрые, беспорядочные мысли, захватывающие самые разнообразные области, неожиданные сопоставления фактов, как будто совсем не связанных… Жиль просто не был подготовлен к их восприятию… Но и сам ди Эвор не освоил их до конца. Из записей в лабораторных журналах вставала странная фигура этого, тогда еще незнакомого Жилю человека. Казалось, в него вселилась сотня духов, занятых чем-то средним между современной наукой и черной магией. У каждого из духов имеется в этом своя область, и они тянут профессора каждый в свою сторону, нашептывают па ухо, водят его рукой по бумаге… А он, раздираемый соблазнами, кидается сразу ко всем… Словом, кто-то спокойный, обстоятельный, возможно слегка занудный, должен был еще изучить все тут высказанное и попробовать классифицировать или хотя бы связно изложить доступным среднему биологу языком…

В этот первый месяц Жиль не видел шефа ни разу: профессор даже не стал знакомиться, ограничился короткой запиской. "Странно, — думал Жиль в первые дни, — зачем было приглашать человека, который так тебе безразличен?" Но потом архив, казалось, разъяснил дело: Эвору требовался систематолог…

— Я спросил, ознакомились ли вы… — чуть громче повторил секретарь.

— Боюсь, что не совсем…

Рибейра быстро взглянул на Жиля:

— Вот как? А мне сказали, что вы сидите в лаборатории по десять часов.

Жиль пожал плечами:

— Разнообразная тематика…

— Ну тематику придется сокращать. — Рибейра сказал это раздраженно, отрывисто, как сержант, брезгливо подававший команды новобранцам в тот мрачный год, когда Жиль проходил обязательную военную подготовку.

"Да это же переодетый военный, — догадался Жиль. — Конечно. Так и должно быть, раз он секретарь Советника".

— Сократите тематику! Ну прежде, разумеется, следует ее расклассифицировать. Нам сказали, что вы как раз сильны в классификации. — Он говорил, брезгливо оттопырив губы.

Жиль смотрел в его водянистые с красными прожилками глаза. В голове мелькнула дурацкая мысль: "Интересно, в каком он чине?" Наверное, следовало встать и уйти. Или хотя бы поинтересоваться, на каком основании этот вояка распоряжается Королевским научным институтом… За спиной в доме играла музыка: директор Дорт встречал гостей. Если бросить тут этого военного господина, останется только хватать такси и мчаться брать билет до Ирпаша.

— Что вы считаете нужным классифицировать? — как можно спокойнее осведомился Жиль.

— Ах, черт возьми! Ну, конечно, темы работ. Вы же сами сказали, что там их чертовски много. Надо просто взять и рассортировать их: вот эта, мол, нам подходит, а эти не нужны — эти в корзинку!

Жиль смотрел на его лицо. У него было кирпичнокрасное лицо, на правой стороне лба торчала большая белая шишка…

— Я хотел бы знать, кому это "нам"?

Лицо секретаря сразу вспотело, из кирпичного сделалось темно-красным. Шишка возвышалась как снежная вершина.

— То есть как?.. То есть…

Но тут он взял себя в руки. Было видно, как он берет себя в руки: он вытянул их вниз и сжал кулаки. На пальцах взъерошились противные неожиданно рыжие шерстинки.

— Вы очень осторожный человек, господин ассистент. Хорошо. С вами будет говорить его превосходительство Советник…

Под конец он даже почувствовал к Жилю что-то вроде почтения.

— Скажите, Тат, кто такой этот Советник?

— Вы шутите? Советник — высшая военная должность в государстве.

— А король?

— Что король? Боже мой, господин Жиль, в вашей провинции все такие дремучие? Король опирается теперь на конду… вот уже скоро пять лет; надеюсь, вы слышали? Единая, неделимая конда, и у нее две главы: Советник и министр ди Визеу…

"Мы, кажется, подходим к делу", — подумал Жиль.

В самом деле, просвещая провинциала, Тат как будто действительно увлеклась этой ролью. А она знала, безусловно знала, кто и зачем вытащил его из тихого Ирпаша.

— Ди Визеу… министр внутренних дел? Или нет, кажется…

— Господи, откуда же вы свалились?

Она смеялась.

— А Советник… Он что, ведает институтом?

Но тут он переиграл. Глаза Тат сузились насмешкой.

— Какой вы глупыш… — Белая рука протянулась, чуть погладила по плечу. — И вообще вы несносны, господин ассистент, ну о чем вы говорите с женщиной?!

Глаза Тат голубели. Длинная нога раскачивала на пальце туфельку.

— Вы совсем не танцевали там, у директора. А я так рассчитывала… Но не оправдывайтесь. Признайтесь… Признайтесь лучше, как вам понравился Кассий Дорт.

— Не очень, — со вздохом признался Жиль.

…Еще в пятницу, роясь в архивном шкафу. Жиль слышал, как Кассий Дорт убеждает кого-то свистящим противным шепотом:

"Профессору ди Эвору пора на заслуженный отдых. Поверьте, ему будет обеспечена истинно королевская пенсия. Да и сам он, поверьте, не беден. Родовой дом. Его отец граф ди Эвор, поверьте, оставил ему… Между прочим, некоторые считают, что он выжил из ума. Да-да. Он просто стал опасен…"

Дальше Жиль слушать не стал. Понятно, конечно, что этот полумертвый старик стал просто памятником самому себе. И это было горько всем, тем более его ассистентам… И, конечно, профессору Эвору лучше было бы не появляться теперь в институте. Сидел бы он в своем замке, раз он у него есть, и принимал бы визитные карточки от почитателей. И ни в коем, случае не принимал бы никого лично. Только карточки. Тогда слава осталась бы с ним до конца дней. Но число оставшихся ему дней сократилось бы. Не пришлось бы вставать через силу, втискиваться в тесный пиджак… Как биолог. Жиль понимал, что жизнь держится на усилии. Сейчас отправлять ди Эвора на пенсию значило просто убить его. Быть просто убийцей… На пенсию надо уходить, когда еще есть силы начать что-то снова.

Дорт, конечно, понимал это тоже…

— Ну-ну, начальство надо любить. — Тат бросила на Жиля голубой взгляд, повернулась, чтоб видно стало ухо, тронула его пальцем. В маленькой белой мочке качалась бирюзовая сережка.

— Вам не кажется, Тат, что ваш Дорт исповедует закон волчьей стаи: съесть раненого вожака?

Он старался говорить спокойно. Внутри что-то тупо ныло. Обрюзгший тупой старик — и это профессор Норман ди Эвор, по книгам которого учились все психобиологи мира? Норманди Эвор — победитель рака. Особенно мерзко было, что это случилось именно с ним — с ученым, пытавшимся доказать сверхъестественную силу человеческой психики. Природа будто смеялась над ним. А тут еще Дорты, мелкие подлецы…

— Вы имеете в виду шефа? — Голос Тат стал жестче. — Этот вожак пока не съеден. Кстати, он к вам еще не заглядывал?

— Что? — Жиль представил себе грузную фигуру Эвора, ковыляющего зачем-то по коридору, постукивающего палкой, повисшего на руке слуги.

И зачем понадобилось бы этой немой фигуре к нему заглядывать? А главное, зачем нужно было госпоже Тат Исканди говорить ему подобную нелепость? В какую игру все они с ним играют?

— Не шутите так странно, Тат…

Дверь распахнулась. На пороге стояла Малин:

— Вот и я. Госпожа Тат, господина Сильвейра просят к профессору.

Жиль шел по коридорам: один длинный коридор впадал в другой, этот другой — в третий. По обеим сторонам белели двери с табличками: "Лаборатория биотоков растений", "Лаборатория индикации эмоции", "Лаборатория социальной логики".

"Как все эти лаборатории существуют теперь?" — спрашивал себя Жиль.

Норман ди Эвор создал их все и был когда-то их мозгом. Теперь Эвор был просто "мертвым волком".

— Да-да, прошу, — сказал сочный мужской бас.

Нормана ди Эвора в кабинете не было… Это был огромный кабинет, именно такой, какой должен быгь у ученого с мировым именем, директора крупнейшего института.

В дальнем конце у письменного стола стоял человек — высокий, даже очень высокий, чуть начавший полнеть. Его мощная гривастая голова возвышалась над могучими плечами, и весь он создавал впечатление матерой силы. Он стоял, опершись о стол, издали всматриваясь в Жиля и как будто призывая его взглядом. Сзади отодвинутое, скорее даже отброшенное сильным толчком, кресло, показывало, что он только что сидел в нем… А между тем это был кабинет Нормана ди Эвора и кресло — это было его рабочее кресло…

Жиль остановился.

— Очень рад, — говорил человек, оторвавшись от стола, двигаясь навстречу. — Рад познакомиться наконец ближе.

Он шел навстречу Жилю по бесконечному бесшумному ковру и улыбался. Свободная походка спортсмена, сильное рукопожатие.

— Прошу вас, сядьте. Пожалуйста.

Жиль опустился на длинный, вдоль всей стены, диван. Мужчина пододвинул ногой что-то вроде пуфика. На старинном пуфе с выгнутыми ножками этот атлет выглядел нелепо. Собственно, он был не такой уж атлет: вблизи видно стало полноватое лицо, лицо стареющего усталого льва. Только жесткий, раздвоенный подбородок подтверждал первоначальное впечатление.

Незнакомец, восседая на колченогой софе, в упор с любопытством рассматривал Жиля. И Жиль сидел и молча позволял рассматривать себя, как будто даже поворачивался под властным взглядом то прямо, то чуть боком. Конечно, сидеть так было глупо. И кто был этот самозванец, занявший кабинет профессора ди Эвора, кабинет, на котором было обозначено, что он принадлежит Эвору, и указаны все его регалии? Почему он даже не представился? И зачем понадобился ему Жиль? Может быть, это наконец тот, кто вызвал его в столицу? Возможно, сам Советник? Но нет, этот больше всего похож на путешественника, вернувшегося откуда-нибудь из Африки… Но кто бы он ни был, ему, во всяком случае, следовало представиться. А если он сам этого не понял, Жиль вынужден будет осведомиться об имени:

— Простите…

Глаза незнакомца усмехнулись. Это были большие чуть навыкате глаза, усмешка сидела в них где-то внутри.

— Нет, это я должен просить прощения. В последний раз мы виделись с вами в четверг. Я не ответил тогда на ваш поклон. Прошу извинить: по четвергам я бываю не в форме…

Жиль вздрогнул: ну как он мог не узнать? Это лицо с резким раздвоенным подбородком, он помнил его по портретам в школьных учебниках. Это был Норман ди Эвор.