– Дмитрий Викторович?! – вновь повторил Макс.

Во рту пересохло. Голова раскалывалась от обилия мыслей.

«Ведь это тот самый подонок, что засадил моего отца в тюрягу! Это тот самый палач!»

– Да, – подтвердили на том конце линии. – Это я. Максим, ответь, где мой…

– Как вы дозвонились сюда?

– Это сейчас не так важно. Ожогин мой сослуживец, я хотел через него поиски начать, вот и позвонил. А тут… ты. Макс…

– Какие поиски? – не понял парень. В голову будто натолкали мокрой ваты – соображать она явно не хотела. Крутилась только одна мысль – это тот самый гад, что убил его отца. И он с ним сейчас ведет разговоры.

– Вы пропали. Лева не выходит на связь вот уже третий день. Вас найти не можем! Где Лева?

– Грустно без близкого человека оказаться? – злорадно процедил сквозь зубы Макс.

– Послушай, Максим, я понимаю, что ты сейчас обижаешься на меня из-за…

– Обижаюсь?! – почти закричал в трубку парень. – Обижаюсь?! Да я вас убить хотел! Да только вы так засели в своем кабинете, что никакими путями к вам не доберешься. Боитесь?

– Максим, не надо так говорить.

– Что, уже статью примеряете для меня, за угрозы убийства? Или еще какую? Может, наркотики подбросите? Вы это умеете.

– Я не хочу ругаться. Мне надо просто…

– А вот я поругался бы. Еще в глаза бы ваши хотел бы сейчас посмотреть.

– Послушай, парень, возьми себя в руки.

– Я спокоен, Дмитрий Викторович. И знаю четко одно – разговаривать с вами у меня нет никакого желания.

– Макс, родненький! – едва не плача пробормотал прокурор. – Ты ведь был с ним, с моим сыном? На тебя одна надежда! Скажи, с ним все в порядке? Что случилось? Почему вы пропали?

– Вот вы как, значит, запели? – язвительно произнес парень. – «Родненький», «на тебя надежда». А помните, как я на колени перед вами в зале суда падал, просил, чтобы вы отца моего за решетку не сажали? Помните?

– Он был преступником.

– Он повесился в зоне. Вы знали об этом?

– Знал. Но я в этом не виноват.

– Виноваты! Еще как виноваты!

– Максим, послушай, это сейчас не имеет…

– Скажите, у вас есть отец?

– Есть, но это…

– Он жив?

– Да. Со здоровьем плоховато, но жив.

– А у меня его уже нет, отца-то. И никто вернуть его уже мне не сможет. Вы даже не знаете, каково это – расти без отца. Каково это – бросить школу и идти на стройку, потому что больше никуда такого молодого, которому еще восемнадцати нет, не берут, и вместо того, чтобы делать уроки, выполнять там самую грязную работу, таскать кирпичи, варить гудрон. Вы варили хоть раз гудрон?

– Послушай, Макс, это…

– Варить гудрон – это как работать кочегаром в аду. Там такая штука, печка с котлом. Грузишь туда куски гудрона и разжигаешь под ним огонь. От него вонь идет и жар дикий. Если в холодную погоду еще хоть как-то терпимо, то летом просто ад. Дышать тяжело становится уже через десять минут. К моменту, когда гудрон расплавится, меня уже выворачивало наизнанку два-три раза. А еще этот гребаный гудрон мог загореться. Например, если крышка неплотно закрыта. Тогда такое начиналось – словами не описать. И за каждый косяк – вычет из зарплаты. И мы с матерью умудрялись на те копейки, что я приносил, выживать. А Лева, я помню, я все прекрасно помню, тогда на новой «тойоте» уже катался. Вы ему на день рождения подарили. А он ее через два дня разбил. Я о такой машине даже мечтать не мог. А он ее разбил. И ничего. Через месяц опять на новой катался. Здорово, правда?

– Максим, я понимаю, что ты злишься на меня за отца. Но твой отец нарушил закон. Он сам виноват во всем, что с тобой случилось. Он знал, на что шел, чем это могло закончиться. Это он, не я, выбрал тебе такую судьбу. Я тут ни при чем.

– Во как! – Макс аж подпрыгнул на месте. – Значит, отец мой виноват?

– Давай не будем сейчас вести эти пустые разговоры. Скажи, где Лева? Что случилось?

– А вот хрен вам, Дмитрий Викторович. Хрен вам! Следуя вашей логике, что каждый в ответе за все, что творится вокруг него, я не буду вам ничего говорить. Вы сами разбаловали вашего сына, и он попал туда, куда попал. Пусть даже это будет стоить мне того, что я не смогу отсюда поскорее выбраться. Я не сдался тогда, когда вы оставили меня без отца, не сдамся и сейчас. Выберусь из этой передряги как-нибудь сам, без вашей помощи.

И не дождавшись ответа от отца Левы, Макс бросил трубку.

– Вот ведь… – ничего кроме ругательств, в голову не лезло.

Немного успокоившись, парень поднял трубку телефона, поднес к уху.

«Надо дозвониться в полицию».

Из динамика раздалось несколько коротких гудков и все зашипело.

– Что за…

Макс тыкнул на кнопки. Ничего. Шипение переросло в какой-то странный гул, а потом и вовсе все затихло.

– Твою мать! – не выдержал парень и швырнул трубку в сторону.

Его всего трясло. Парень сел на стул, но сразу же встал – не мог успокоиться. Начал ходить из стороны в сторону.

– «Отец виноват». Вот скотина, придумал, как ловко извернуться. Вроде сам ни при чем. Урод!

Слезы сами собой навернулись на глазах. Драммер схватился за голову и, не сдерживая себя, расплакался, а потом и вовсе закричал.

Без отца было сложно. И если бы не друзья, то неизвестно, как бы повернулась его жизнь. Группа помогла ему не сломиться окончательно. Дала силы идти вперед, несмотря ни на что. Молотя в барабаны, он вымещал всю злость и ненависть ко всему белому свету. Недаром они рубили металл – мрачную жесткую музыку, от которой обычные люди шарахались в стороны. Им было не понять. И эта музыка отзывалась только в душе таких же, как и они, раненых, покрытых душевными шрамами подростков.

Только так можно было выразить все, что накипело в душе, и избавиться от этого. Самоочищение от скверных мыслей – вот основная тема всех репетиций. По крайней мере, для Макса. Когда чадящим удушливым дымом горел гудрон и падали на ноги кирпичи, он шел на базу и нещадно молотил по хэтам, бочкам и тарелкам. Когда не оставалось денег ни копейки, а до зарплаты еще полмесяца, он злобно отбивал тридцать вторыми тактами по бас-бочке. Когда горели нервы и не было сил жить дальше – рубил палочками так, что лопался пластик и летела деревянная стружка. Когда все вокруг было плохо настолько, что казалось, что проще всего влезть в петлю или наглотаться таблеток – он спасал себя, играя в группе, вместе со своими друзьями. И это помогало. Помогало идти вперед и не сорваться в пропасть.

А ведь его друзья были частью всего этого. И Лева в том числе. Теперь же…

Макс обхватил голову руками. Да, он видел, как Леву утащили те незнакомцы. Друг в опасности. А он, макака такая, бросил их, позорно сбежал.

И теперь, когда ситуация хуже некуда, он сидит тут, без своей группы, и ревет как баба? Нет, так дело не пойдет. Надо делать то, что он привык – бить в барабаны. И пусть вместо них у него будут головы врагов. Надо спасать ребят. Надо спасать Леву. Как когда-то спасали они его.

Драммер встал. Отер лицо. Крикнул в потолок:

– Соберись, тряпка!

И вышел из бункера наружу, громко хлопнув дверью.