– Ты слышал?

– Насчет зомби? – Лева посмотрел на меня. – Да, я тоже это слышал. Мне бы это показалось бредом сумасшедшего, но за последние сутки столько всего повидал, что вот ни разу не удивлюсь, что тут еще и чужие с хищниками где-нибудь ползают.

– По той же фабрике, – улыбнулся я.

Было ни фига не смешно, но нервы надо как-то успокаивать.

– Типа того, – Лев взял гитару и уселся на стул.

– И что мы будем делать?

– Это я у тебя хотел спросить. Ты же у нас типа… лидер банды, – он провел по струнам акустики пальцами, но тут, как будто карта у заправского фокусника, в них появился медиатор. Он начал наигрывать мелодию.

Что-то знакомое.

– Что это?

– «Ария», чо… Не узнаешь разве?!

– Я ее сто лет не слушал.

– Я тоже, – отозвался Лева, продолжая играть. – Но сейчас в тему, мне кажется.

Попытался вспомнить строчки текста, но в памяти всплыл только припев. И то кусок. Попробовал прочистить горло. Вышло так себе, корявенько:

– Зомби! Твой убийца крепко спит…

– Точно! – подхватил Лева и тоже заголосил во всю глотку: – Зомби-и-и-и!

– Тише ты!

– А то что? Они нас найдут?! Да они нас и так найдут. Ты этого Ожогина видел? Тоже мне Рэмбо нашелся. Ушел один со своей взрывчаткой и автоматом. Ты и правда думаешь, что он справится?

Я не ответил. Сомневался.

– Тогда они придут за нами, – попытался представить себе эту ситуацию. И почему-то в голове сразу возникли ассоциации с лагерями террористов. Бородатые люди в тюрбанах выводят пленных на задний двор, а потом по отмашке самого бородатого палят им в головы. Сзади. Из пистолетов. Всаживают патрон за патроном.

«Твой убийца крепко спи-и-и-т», – выводил гитарист, но у него это получалось скверно. В обычное время за такую лажу я бы в него уже давно чем-нибудь запустил. Например, пустой бутылкой из-под минералки, как обычно это делал на репах. Не запустил, но петь расхотелось.

– А что, если они нас…

Лева тормознул на очередной квинте.

– Что нас? Грохнут, ты это хотел сказать? Да сам подумай: на кой мы им? Разве что выкуп требовать, но – с кого? У тебя папа – миллионер? Может, мама? Или вообще в родне есть богатеи?

– У меня – нет.

– Вот и у меня тоже. Поэтому не представляю, зачем мы им. Скорее всего, они на этого твоего Ожогина и охотятся. А говорит он так только для того, чтобы мы были послушными. Не лезли, куда не надо, даже оставил нас тут.

– Во-первых, он не мой, а, во-вторых, мы не бойцы.

Лева повернулся ко мне, на лице играла улыбка.

– Мы круче, – сказал он. – Мы – музыканты. Мы кого хошь заиграем до смерти.

– Ты-то можешь! Слышал бы ты себя со стороны…

И мы засмеялись. И ржали во весь голос, пока эхо не донесло снаружи первый выстрел.